- этот клапан. Тяжёлая работа, задыхаешься - нажимай на него и получай добавочную порцию кислорода. Усвоила? А теперь представь себе такую сцену… Это уже было после "Несмеяны", когда мы пытались прорваться к киностудии. Там, если помнишь, Сергей Хорев устроил в одной комнатушке фильмотеку, навалил туда сотни две коробок с фильмами; пороешься в архиве - найдёшь рапорт инспектора пожарного надзора об этом безобразии, написанный буквально за день до пожара. На редкость гнусная штука - нитроцоллюлозпая плёнка, она не только горит как порох, но и выделяет при горении сильно токсичное вещество - синильную кислоту с содержанием циана. К счастью, от этой плёнки уже отказались, нынче используют триацетатную, которая не выделяет ядовитых веществ. Так вот, с фильмотекой произошло то, что обязательно должно было произойти: когда до неё добрался огонь, металлические коробки раскалились, и плёнка загорелась. И но просто загорелась, а со взрывом - каждая коробка взрывалась, все больше отравляя и так уже отравленную атмосферу. Я эту плёнку гнусной назвал ещё и потому, что выгорала она до конца, ни вода, ни пена её не брали. Хлопок за хлопком - коробки взрываются, не подойдёшь! На Большом Пожаре, .Ольга, более, мягко говоря, неприятного участка не было - из-за паров синильной кислоты, которая при повышенных концентрациях в воздухе может отравить тебя даже через кожу, никакой КИП не помогает: сильнейшая головная боль, тошнота, сердцебиение… А тут ещё и температура создалась невыносимая… Словом, хлебнули мы с этой фильмотекой, пока не удалось открыть окна и сквозняком прогнать ядовитый дым. Кстати говоря, Деда уже со мной не было, после "Несмеяны" я сразу же отправил его в выставочный зал… Значит, такая была обстановка - не из лёгких, но работали ребята с полной самоотдачей, никаких претензий. И всетаки пресловутое шестое чувство нашёптывало мне, что лейтенант Н.. назовём его так, проявляет инициативу только для того, чтобы выйти из зоны задымления. Его Рагозин мне прислал с отделением на замену Деду… Что-то, думаю, странно как-то работают вновь прибывшие газодымозащитники, слишком уж самостоятельно, оглядываются, с моим Ваней советуются… Ну, конечно, нет лейтенанта! Улучил момент, пошёл его искать, а при нормальном задымлении, Ольга, видны лишь контуры человека, трудно отличить одного от другого, но вот я высветил Н. фонарём и заметил, что руку он держит за спиной.
Он нажимал на аварийный клапан - выпускал из КИПа кислород! В полной тишине этот фокус бы ему не удался, так как кислород выходит с характерным шипеньем, и Н. рассчитывал, что в дыму и грохоте никто ничего не заметит и ни услышит. А выпустив кислород, он мог жестом показать мне на свой манометр, уйти на законном основании вниз, на перезарядку, а там, глядишь, можно и в медпункте на сердце пожаловаться, отлежаться до конца пожара…
А я только минутой назад отправил в медпункт двух настоящих ребят, одного обожжённого, другого отравленного… Сдержался, приказал немедленно спуститься вниз и доложить полковнику Кожухову, что Чепурин отстраняет от работы - за трусость.
Теперь о том, почему я не назвал тебе его фамилии.
Честно и откровенно: в его падении во многом виноват и сам. Н. несколько раз приходил ко мне на приём, просил о переводе с боевой работы на профилактическую - по той причине, что в опасных ситуациях он теряется и чувствует себя очень скованно. А парень ростом чуть ли не с Лёшу Рудакова, мощный как трактор, я и слушать его не хотел, в голову не приходило, что в этом геркулесовом теле прячется душа зайца… И свою вину я осознал. Конечно, Н. был наказан, но из пожарной охраны мы решили его не увольнять. Перевели, как он просил, в пожарный надзор и нисколько об этом не жалеем, там он оказался на месте - деловой, инициативный и растущий офицер… Ну, разрушил твою концепцию или только слегка расшатал? Ладно, давай займёмся десятым этажом,
Ещё о месте действия.
Любительской киностудии по замыслу тоже предназначались хоромы - целое крыло десятого этажа, а в конце концов, как и народному театру, достались три комнаты, считая лабораторию и небольшой просмотровый зал на два десятка кресел. Казалось бы, и за это спасибо, но киношники были оскорблены в лучших чувствах и вечно жаловались, что их недостаточно ценят и понимают. Вообще говоря, киношники - народ своеобразный, каждый мнит себя индивидуальностью, творческой личностью с только ей присущим взглядом на окружающую действительность: "Я эту сцену вижу так… Я, по большому человеческому счёту, подсознательно чувствую… Я… я… я…" Я заметила, что никто столько не говорит о своём философском восприятии мира, сколько киношники, послушать их - сплошные Гегели; на мой взгляд, однако, философия их поверхностна и недорого стоит. Может, я и субъективна, но больше всего эгоцентристов встречала среди них; они мнят себя мыслителями глобального масштаба, хотя мысли у них довольно блеклые и банальные: Эйзенштейны, Пудовкины и Довженко рождаются так же редко, как Пушкины и Булгаковы. Во всяком случае, фильмов, которые потрясают зрителя и побуждают его всерьёз задуматься, у нас до обидного мало.
Между тем любительская киностудия пользовалась в городе доброй славой, желающих заниматься в ней было столько, что Сергей мог дозволить себе производить строгий конкурсный отбор; художественных фильмов любители не снимали - павильонов у них не было, хорошей плёнки и искусственного освещения тоже, и занимались они главным образом кинохроникой на улицах и в солнечные дни. Потом отснятый материал в студии просматривался, Сергей на месте решал, гениально отснято или просто талантливо, и все расходились, довольные друг другом. Настоящими профессионалами были сам Сергей и его ассистент Валерий, у них было несколько фильмов, которые прошли не только по местному, но и по Центральному телевидению. Как вы уже знаете, в тот дедь Сергей подбирал типажи для короткометражки о забавных проделках детей (кстати говоря, через полгода она была закончена и имела успех).
Да, чтобы не забыть: в помещениях правого крыла, которые у киностудии отобрали, разместилось городское управление культуры. Но служащие, как известно, народ дисциплинированный, к окончанию рабочего дня всех вымело, как метлой. Так что, кроме одиннадцати человек в киностудии, в правам крыле десятого этажа никого не было. Со мной их стало двенадцать, но это уже было потом.
О Бублике и себе я вам рассказала, о том, как спасся Валерий, - тоже; ещё, если вы помните, двух человек подняли наверх, на крышу.
Чтобы у вас не создалось впечатления, что я слишком пристрастна к Валерию и Сергею, - несколько слов в их защиту.
После рассказа Даши я думала, что Валерий просто бежал, бросив товарищей на произвол судьбы, но опрос свидетелей внёс в эту версию существенные коррективы. Оказалось, что Валерий долго и настойчиво уговаривал товарищей спуститься на связанных им шторах, и лишь после того, как они решительно отказались - страшно! - спустился сам. Так что на совести у него только история с Дашей. Тоже немало, но согласитесь, что нужно иметь незаурядное мужество, чтобы избрать для спасения такой рискованный путь. Как и Костя, Валерий потом прибегал к моему посредничеству, уверял, что в самом деле не видел Дашу и не слышал её, но в это я не поверила.
Теперь о Сергее. Ещё в больнице, придя в себя, я написала заявление о разводе; Сергей, к его чести, передо мною не оправдывался, вину свою признал безоговорочно, однако просил учесть одно обстоятельство: Бублика он потерял в дыму, долго искал его и убежал в просмотровый зал только тогда, когда понял, что вот-вот потеряет сознание. Скажу сразу, что это объяснение нисколько меня не убедило, но речь о другом: оказавшись в просмотровом зале, Сергей от начала до конца вёл себя безупречно. На меня произвело впечатление, что он, отказался от шанса спастись - в пользу двух женщин, которых Вася и Лёша подняли на крышу. Сергей уговаривал их не бояться, помогал обвязывать верёвкой. В обстановке, когда в зал уже врывался огонь, этот поступок снимает с Сергея половину грехов.
Ну а дальше как в случае с "Несмеяной", когда счёт шёл на секунды: Чепурин прорвался через зону огня и чрезвычайно высокой температуры, созданной горением фильмотеки, и с двумя ствольщиками проник в просмотровый зал. Из семи оставшихся здесь мужчин шестерых удалось сласти: седьмой, лаборант, погиб из-за того, что не догадался вовремя сбросить халат, пропитанный химикалиями, а когда халат загорелся, было поздно… Остальные шестеро после длительного и удачного лечения в Ожоговом центре нынче живы-здоровы и - фанатики все-таки! - продолжают отдаваться любимому делу. А почему бы и нет? Ведь остались на боевой работе, несмотря на ожоги лёгких и сетчатки глаз, и Чепурин, и Кожухов, и Вася, и очень многие другие.
Вновь прочитала я все, что написала, и поразилась одному обстоятельству: ведь от начала пожара до спасения шестерых из киностудии прошёл какой-то час! Сколько труда и мужества, сколько трагедий вместилось в эти три с половиной тысячи секунд, из которых иные стоили неизмеримо дорого
- быстротечные секунды нашего бытия.
Даже в голове не укладывается: в те минуты, когда я стояла у окна с Бубликом на руках, погибли Вета Юрочкина и Зубов, отчаянно боролись за жизнь в "Несмеяне", Суходольский спасал шахматистов, Говорухин - музыкальный ансамбль… А сколько всего было до этого и после!
В эти минуты была задумана и завершающая операция: штурм высотной части Дворца.
Но сначала о событиях в шахматном клубе.
ШАХМАТНЫЙ КЛУБ. (Рассказывает Нестеров-младший)
Ольга на глазах становится крупнейшим знатоком пожарного дела! Сам Кожухов, прочитав расшифрованные и перепечатанные стенограммы, заявил, что отныне будет привлекать её на разборы в качестве эксперта; Правда, полковник тут же уточнил: "эксперта по вопросам художественной литературы", но все равно это был комплимент, от которого Ольга ещё больше задрала свой короткий нос. А Дед - тот вообще пылинки с неё сдувает, готовит завтраки, освободил от магазинов и дубиной загоняет на опросы необходимых его Леле свидетелей. Сегодня с утра он занялся пельменями: в гости приходит не кто-нибудь, а старый друг-однополчанин Сергей Антоныч Попрядухин, или просто дядя Сергей (я до сих пор так его называю - он знает меня с колыбели).
Убегая на работу, Ольга дала мне ЦУ - вместо предисловия к рассказу дяди Сергея покритиковать Гулина, "сам Кожухов потребовал ему всыпать, считай, что приказ!".
Всыпать Гулину мне не очень-то хотелось, приятель все-таки, а приятельские отношения в нашей жизни бывают куда важнее деловых. В данном случае, однако, всыпать нужно - в интересах дела.
Когда Гулин, наш первый РТП, прибыл к Дворцу, он с помощью милиционеров тут же разогнал зевак. Наверное, многие на его месте поступили бы точно так же! своими выкриками и подсказками зеваки раздражают, сбивают с толку, да и времени нет с ними беседовать - нужно действовать, тушить, спасать! Все это верно, но только наполовину: будь Гулин неопытней и порасторопней, он непременно изыскал бы время людей опросить, отсеять пустых трепачей и получить ценную информацию от тех немногих, кто сохранил присутствие духа. И тогда в ходе спасательных операций вам, быть может, не пришлось бы импровизировать, мы бы имели лучшее представление, где, в каких помещениях находится больше всего дюдей. А в результате мы часто узнавали об этом случайно, особенно после того, как телефонная связь с Дворцом прервалась и Нина Ивановна перестала получать заявки. Так, лишь со слов Никулина мы узнали о заседании в литобъединеиии, ощупью набрели на студию народного творчества, от Кости получили сведения о "Несмеяне" и прочее.
И только тогда, когда мы эвакуировали литераторов, кто-то из них вспомнил, что за час до пожара в шахматном клубе начался полуфинальный турнир на первенство области!
- Лично я доволен, что узнал об этом не сразу, - честно признался Суходольский, - а те уж очень цифра гипнотизирующая, почти сорок человек… Ребята у меня отчаянные, рванули бы туда, не протушив как следует коридора, а хорошо получилось бы или плохо - большой вопрос.
К счастью, если можно употребить здесь это слово, получилось почти что хорошо, но не только потому, что Суходольский действовал по всем правилам, но и потому, что среди шахматистов тоже нашёлся свой лидер. Ирония судьбы! Лидером стал человек, которого председатель шахматного клуба Капустин велел близко к клубу не подпускать и который оказался там по чистой случайности.
Дядя Сергей два года, начиная с Курской дуги и кончая Эльбой, провоевал с Дедом в одном батальоне, после войны они остались большими друзьями и, хотя пути их сильно разошлись, сохранили друг к другу братские чувства: все праздники 9 Мая проводят вместе, рыбачат, воспитывают Бублика и даже вместе реставрируют мебель (для Деда - заработок, для дяди Сергея - хобби).
Колоритнейшая фигура! Доктор технических наук, профессор и автор многих изобретений, другими словами, очень даже солидный человек, Попрядухин прославился в городе эксцентрическими выходками, которые бы вряд ли сошли с рук кому-либо другому. Жарким летом он ходит на работу в свой НИИ водного транспорта в шортах и безрукавке - это в его-то шестьдесят дет, а если ему делают замечавие, может достать из портфеля и нацепить на шею до невозможности мятый и засаленный галстук; однажды, когда в НИИ приехал заместитель министра, директор потребовал, чтобы Попрядухин надел свой лучший костюм - и профессор явился на службу в многократно стиранной и штопанной солдатской форме. Он играл во дворе в городки с мальчишками, гонял с ними голубей, лихо освистывал мазил на футболе - и в то же время почитался как непререкаемый научный авторитет, руководитель и консультант многих проектов.
Что же касается шахмат, то к ним Сергей Антоныч относился со свойственной ему оригинальностью. Играл он очень даже прилично, лучше, пожалуй, самого Капустина, однако никогда не принимал участия в турнирах, считая их пустой тратой времени и сил; шахматы он признавал как развлечение, играл только лёгкие партии и высмеивал тех, кто относился к сему развлечению слишком серьёзно. Капустин и другие наши корифеи, ставшие объектом насмешек, терпеть его не могли и никогда не приглашали на турниры даже в качестве зрителя, а после одной выходки на чествовании приехавшего в город с лекцией знаменитого гроссмейстера вообще исключили из членов шахматного клуба. Этот скандал стоит того, чтобы о нем рассказать. Поздравив гостя с блестящими, феерическими успехами в турнирах, Сергей Антоныч своим известным всему городу громовым голосом вдруг выразил глубочайшее сожаление по поводу того, что ради шахмат гроссмейстер забросил куда более нужную людям специальность инженера, и ласково, по-отечески, как учитель несмышлёнышу, посоветовал кончать с этим пустым занятием, ибо, как сказал Монтень: "…недостойно порядочного человека иметь редкие, выдающиеся над средним уровнем способности в таком ничтожном деле". Избалованный прессой и болельщиками гроссмейстер был совершенно шокирован и до того растерялся, что в последовавшем сеансе одновременной игры позорно проиграл половину партий и поклялся никогда не приезжать в город, где из него сделали мартышку.
Но Попрядухина проклинали не только шахматисты. Несколько месяцев назад на городском активе он выступил со сногсшибательным предложением: запретить какие бы то ни было собрания - не деловые совещания, а именно собрания - в рабочее время; обком инициативу поддержал, она была записана в решение, и количество собраний быстро и резко сократилось: одно дело - переливать из пустого в порожнее в рабочее время, и совсем иное - оставаться для этого после работы. И неистребимое племя бездельников, привыкшее по нескольку часов в день изображать кипучую деятельность на разного рода собраниях, вынуждено было осесть на рабочих местах.
- Первое время, - весело рассказывал дядя Сергей, выступальщики из нашего НИИ просто не знали, куда себя деть: работать отвыкли, сотрясать воздух вроде бы запрещено, пришлось мучительно перестраиваться. Зато директор, который вечно клянчил у министерства дополнительные ставки, пришёл к ошеломляющему выводу: при полной загрузке научного персонала штатное расписание можно смело сократить на одну четверть, что и требовалось доказать!
- Действительно, ирония судьбы, - согласился Сергей Антоныч, - положенную мне порцию ожогов я должен был получить не в клубе, а в ресторане на двадцать первом этаже. Хорошо ещё, что без Татьяны Платоновны пошёл, она, к величайшему своему счастью, охрипла и не пожелала на банкете шипеть. Банкет на полтораста персон был назначен на шесть часов. Родионычу, нашему тогдашнему директору, стукнуло шестьдесят пять, а старика мы любили и сбросились по десятке. Моя агентура донесла, что несколько подхалимов готовят сахарно-медовые тосты насчёт старого коня, который борозды не портит, и я даже придумал по дорого экспромт - экспромты, ребята, всегда придумывают заранее, - что шестьдесят пять только тогда превосходный возраст, когда до него остаётся ещё лет двадцать. Эй, ферзя на место, юный жулик!
После пельменей, в изобилии приготовленных Дедом и Ольгой, Сергей Антоныч был настроен благодушно: возлежал, как римлянин в трапезу, на диване, переговаривался с нами и посмеивался над Бубликом, который следующим ходом неизбежно терял ферзя и весь извёлся.
- Сдаюсь, - со вздохом сказал Бублик. - Но это не по правилам, вы, дядя Сергей, все время разговариваете и путаете, в ресторане было не сто пятьдесят персонов, а сто сорок три.
- Пусть я ошибся на семь персонов, но зато ты продул! - торжествовал Сергей Антоныч.
- Не по правилам, - напомнил Бублик. - А сказать, сколько было в шахматном клубе? А то вы снова напутаете.
- Ну, сколько персонов?
- Персоны бывают в ресторане, - важно поправил Бублик, - а в клубе было тридцать восемь человек.
- Можно не проверять? - озабоченно спросил Сергей Антоныч.
- Что я, брехун какой-нибудь? - обиделся Бублик. - Ладно, я молчу, а то папа на ремень показывает.
- Ну, раз ты отказываешься сыграть ещё одну партию… - под бурные протесты Бублика сказал Сергей Антоныч, - уговаривать тебя не стану. Расставляй, расставляй… Уже во Дворце, у лифта, я спохватился, что до начала банкета ещё минут двадцать, и решил нанести визит своему другу Капустину, да заодно сгонять парочку партий в блиц. Бублик несокрушимо прав: вместе со мной и… ещё с кем, Бублик? - там оказалось тридцать восемь человек… нет, мне все-таки больше нравится "персонов".
- Тоже мне вопрос, - Бублик пожал плечами. - Каждый знает, что там ещё буфетчица была, Ираида Ивановна. Когда мама Оля про некоторых не забывает, она у неё домой пепси-колу берет.
- А если некоторые хватают двойки? - упрекнула Ольга.
- Не двойки, а двойку, - уточняя Бублик. - И то не за ошибку, а за драку с Витькой.
- За дело или для разминки? - поинтересовался Сергей Антоныч.
- За дело, - проворчал Бублик. - Он дразнится, веснушки мои всегда считает.
- Ну и сколько у него получилось?
- Куда ему, он только до ста считать умеет, - пренебрежительно махнул рукой Бублик.
У Сергея Антоиыча нет внуков, и Бублик - один из любимых его собеседников. Поэтому пришлось терпеливо дожидаться окончания партии, и только тогда посулами и угрозами удалось эагнать Бублика в спальню.