– Ну ничего, скромная девушка, боязно ей. Ничего, обвыкнется, все само и получиться.
Так и потянулись дни и ночи их семейной жизни. Днем Настя ни от какой работы не отказывалась, все так и спорилось в ее руках, Марфу с Тимофеем мамой да тятей звала, а они ее дочкой. А как ночь – Егор на лавку, а Настя в угол на тулуп, ни на какие уговоры не шла. И нож всегда при ней был. Егор похудел, с лица спал, Марфа с Тимофеем запечалились. Марфа уж к бабке-знахарке сходила, десяток яиц ей отнесла. Та ей заговоренной золы дала, велела молодым в еду подмешивать. Но Настя, догадавшись, что за зола в узелке за кувшином припрятана, развеяла ее по ветру и тряпицу выкинула. Марфа долго потом недоумевала, куда узелок тот засунула.
Как-то осенним вечером послали Настю в баню огурчиков соленых из кадки принести. А баня на отшибе от дома стояла, у самого плетня, за которым лес начинался. Показалось ей, что в кустах за плетнем кто-то есть. Уж не волк ли? Испуганная девушка затаилась у стены, готовая юркнуть назад в баню.
– Настя, не бойся, это я, – услышала знакомый голос.
Миг – и Георгий, перемахнув через плетень, оказался рядом.
– Ну, здравствуй, птаха моя. Вот, решил узнать, как живешь с молодым мужем. Забыла друга сердешного?
Настя рассказала, как ей живется, показала припрятанный нож.
– Настенька, милая моя, мне ж без тебя жизни нет! Извелся весь. За тобой я, украсть тебя хочу, раз добром не отдают. Давай сбежим, уедем куда-нито, где нас никто не знает. Двое молодых, здоровых, работящих – не пропадем. А врозь нам не жить. Бежим прямо сейчас!
– Нет, что ты! Не могу я так с хорошими людьми, они ж мне ничего плохого не сделали. А я их ославлю на всё село! Нет, любимый, ты ступай сейчас, я сама от Егора уйду, в родительский дом вернусь. А там, как Егор со мной разведется, приходи за мной, уеду за тобой хоть куда. Но чужой женой, невенчанная, к тебе не пойду.
В избе хлопнула дверь.
– Настя, ты куда запропастилась? – раздался обеспокоенный голос Марфы.
Георгий вжался в спасительную тень стены.
– Иду, мама. Темно в бане, ногу зашибла маленько.
Настя заторопилась в дом.
– Ты скорей уходи от Егора, не могу я без тебя, – раздался шепот ей вслед.
Глава 4. Побег
Прошла неделя. Терпение у Егора кончилось, и он решил действовать силой. Ему ничего не стоило вырвать у хрупкой Насти нож из рук, но девушка так отчаянно царапалась, изворачивалась, что он растерялся, ослабил хватку. Настя тут же вывернулась, выбежала из пристроя, убежала со двора на улицу. Спустя несколько минут Егор вышел за ней, набросил на плечи озябшей жены теплый платок.
– Идем в дом, неча людям глаза мозолить… Да не трону я тебя!
Понурые, молча вернулись в пристрой.
– И долго ты будешь надо мною так-то измываться? Всю душу ты мне вымотала!
Егор сел на лавку, обхватив голову руками.
– Егорушка, миленький, ну разведись ты со мной, я ведь сразу сказала, что не люб ты мне! Ведь знал ты, что силой меня за тебя выдали!
– Развестись? Ишь, чего удумала! Ничего, стерпится – слюбится. Я добьюсь, что люб стану.
– Сбегу я от тебя… – с тоской сказала Настя.
– Я те сбегу! – вскинулся муж, – Я те так сбегу! Догоню, убить – не убью, но покалечу! Сбежит она… Ишь какая… И думать забудь!
Он вышел, хлопнув дверью так, что глина посыпалась. Ночевать Егор не пришел.
Спустя пару дней повез он Марфу в Суну, за покупками да и родню навестить. Тимофей по настоянию сына остался за домом и за Настей приглядеть. Под вечер, прознав, что Марфы нет в избе, заглянул к свекру сосед, дед Степан. Мужики отправили Настю в баню за припрятанной там четветушкой самогона. Настя по пути заглянула в пристрой, быстро собрала узелок, сунула его в кусты возле бани. Принесла бутыль мужикам, собрала кое-какую закуску на стол.
– Ой, а капустку-то съели, – сказала, убирая миску с квашеной капустой подальше на печку, – сейчас сбегаю за ней.
И пока мужики наливали да выпивали, Настя натянула шерстяные чулки, новые калоши, накинула платок, теплый кафтан и побежала к бане. В сумерках нашла свой узелок, перелезла через плетень – и только ее и видели!
Бежать в родные Пустынники решила по лесной тропке, так короче, чем по тракту. А пуще всего боялась, что Егор, вернувшись из райцентра, кинется вдогонку. Разве ей убежать от коня? А ну как, в самом деле, покалечит сгоряча?
Летом парни и девчата из соседних деревень часто хаживали по этой тропинке за рыжиками, Настя дорогу хорошо знала, но осенними сумерками лес выглядел совсем иначе, чем летним днем. Девушка шла быстро, почти бежала, внимательно вглядываясь в тропку. Она боялась сбиться с дороги, заблудиться и оказаться на болоте, в трясине которого не раз гибли отбившиеся от стада коровы.
В лесу быстро темнело. Низкие тучи заволокли осеннее небо, не пропуская свет луны. Где-то над головой заухал филин. От неожиданности и испуга Настя присела. Вспомнила рассказы односельчан о встречах с волками, водившимися в этих лесах. Как большинство молодежи в те годы, она не очень-то верила в Бога, в церковь не ходила, но сейчас слова молитвы "Отче наш" всплыли в памяти, и она непрестанно снова и снова повторяла их.
Тропинка казалась бесконечной, темные ели все плотнее обступали ее, голые ветки кустарников цеплялись за одежду. Ветер донес откуда-то издалека волчий вой. Перепуганная Настя бросилась бежать. Ветки деревьев хлестали по лицу. Она спотыкалась о корни деревьев, падала, в кровь расцарапывая руки, вскакивала и снова бежала. Тропинки под ногами больше не было. И снова раздался волчий вой, теперь с другой стороны и гораздо ближе.
– Пресвятая Богородица, спаси меня! – взмолилась Настя. И тут в просвет между тучами вынырнула полная луна, осветив лес. Настя увидела, что опушка совсем близко, справа, а там, за лугом, родное село. И Настя полетела к избам, словно крылья за спиной выросли. У крайних огородов оглянулась. За ней по лугу неслись темные тени. Единым махом перескочила она через забор, понеслась по грядкам. Еще один плетень, и еще один. Сзади подняли лай собаки. Вот и знакомое крыльцо. Настя, что есть силы, забарабанила кулачками в дверь:
– Отворите, отворите скорей, волки!
Ей показалось, что прошла целая вечность, пока в сенях раздались шаги, лязгнул засов, и дверь, наконец, отворилась. На пороге стоял отец с керосиновой лампой в руках. Настя пронеслась мимо него и влетела в горницу. Татьяна убирала со стола посуду. Увидев растрепанную, исцарапанную в кровь падчерицу, выронила тарелку из рук, ахнула:
– Никак от мужа сбежала?
С печки свесились любопытные головки сводных сестер Маши и Ули. Из-за занавески выглянул младший брат Сергей. Настя обвела всех глазами, потом лица родных закружились вокруг нее, сливаясь в светлый хоровод, в ушах зазвенело, и она медленно осела на пол, теряя сознание.
Очнулась Настя от холодной воды. Увидела над собой перепуганные лица отца, мачехи и… Егора.
– Ну вот, кажись, приходит в себя.
Она села, превозмогая тошноту и головокружение.
– Как ты тут оказался, Егор?
– За тобой приехал. Не дури, Настёна, поехали домой, пока никто ничего не знает. Обещаю, пальцем тебя не трону, только вернись, а?
– Егорушка, миленький, ну не выйдет у нас с тобой ничего путного. Разведись ты со мной и женись на Акулине Шапошниковой. Сохнет по тебе девка. Да и тебе она по нраву, я же видела, как вы с ней на посиделках хороводились. Ну и что ж, что бесприданница, а женой тебе будет ласковой да послушной, не то, что я.
Глаза Егора стали колючими.
– Эх, всю душу ты мне наизнанку вывернула. Да пошла ты к лешему!
Хлопнул в сердцах дверью, загремел ведрами в темных сенях, выбежал во двор. Еле уговорил его Павел Яковлевич, не ехать на ночь глядя, а переночевать на сеновале.
– Неровён час, волки задерут тебя вместе с конем. Да и утро вечера мудренее. Глядишь, к утру успокоится Настя, одумается.
Всю ночь прокрутился Егор на сене, под теплым тулупом, без сна, а на рассвете уехал, не заходя в избу и ни с кем не попрощавшись.
Глава 5. Георгий
В середине осени, накануне Покрова, случаются холодные, но удивительно ясные дни. Солнце светит совсем неярко, а воздух так прозрачен, так по-особому чист, что видно далеко вокруг. Рощи с поредевшей листвой не скрывают больше дали. Тихо. Улетели птицы. В этой тишине любой звук становится звонче, разносится дальше. Во всем чувствуется приближение зимы, вот-вот ударят заморозки, ветки, пожухлая трава покроются к утру инеем, и закружит первая пороша. Крестьяне торопятся управиться до снега с работой в поле, на огороде, на подворье, чтобы долгая, холодная северная зима не застала врасплох.
Георгий, как только рассвело, взялся с дядькой Еремеем за починку сарая. Давно надо подлатать крышу, заменить прогнившие доски, но летом все недосуг было. Тётка Пелагея рубила последние кочаны капусты на огороде. Они с Саней, младшей сестрой Георгия, с утра затеяли квасить капусту.
Геша (так звали его домашние) с сестрой рано остались круглыми сиротами. Ему было лет шесть, а Сане и вовсе два или три годочка, когда родители их отправились по первому снегу в саму Вятку на ярмарку, да так и не вернулись. Были они молодые, работящие, жили дружно, справно. Без дела не сидели. Осип пимы катал, Прасковья, управившись с хозяйством, ему помогала. Старались на совесть, потому и покупателей хватало. А тут корову решили купить, вот и подались в город на ярмарку, хорошие деньги надеялись выручить за свой товар. Детишек оставили на сестру Осипа, Пелагею. Она тогда только-только замуж вышла. Да, видно, не в добрый час поехали. Неделю их не было. Потом прискакал в Халевинцы урядник, увез Пелагею в город, на опознание. Там узнала она, что нашли в лесу под Вяткой рядом с трактом распряженные сани, закиданные еловым лапником, а в них двух убиенных. Ни денег, ни товара, ни тулупов при них не было, лошадь тоже пропала. Среди полицейских оказался один, накануне купивший у Осипа на ярмарке пимы, он и опознал трупы. Убийц так и не нашли. Может, выследили удачливых торговцев лихие люди, а может случайные разбойники подкараулили путников – ищи волков в лесу! А только лишились малыши обоих родителей в один день.
Ну, родственники понаехали из соседних деревень, попричитали, как водится, похоронили Осипа с Прасковьей. После поминок пошумели, деля добро, потом сговорились, дом продали, деньги, скотину поделили да и уехали восвояси. А детишки так и остались у Пелагеи с Еремеем.
Жили трудно, не везло им, как ни старались. То корова в болоте утонет, то козу волки порвут, то лиса в курятник повадится. Двор их крайним от леса был. Своих детей Бог не дал, вырастили племянников как родных. Ну и те их почитали как отца с матерью.
Геша смышленым ребенком рос, пел хорошо, на гармошке сам играть выучился, да так, что его сызмальства на все застолья, посиделки, гулянки приглашали. Платили кто чем мог: то десяток яиц дадут, то крынку молока, то кусок пирога, то каравай – он все в дом нес.
Веселый, бесшабашный парнишка нравился многим девушкам, и он не прочь был поозорничать с ними, пока не углядел Настю. Гибкая голубоглазая девушка с тонкими запястьями и пушистым завитком над нежным ушком запала в душу. Она выглядела совсем девочкой, хотя оказалась старше Георгия на два года. Встречаться толком не встречались, больше переглядывались да перешучивались на посиделках. Провожал Настю с гулянок, но не одну, с подружкой. Сговориться не успели, не думал Георгий, что ее так неожиданно замуж отдадут. И только потеряв девушку, понял, что ему лишь она одна нужна. Ему не елось, не спалось, не пелось, работой старался заглушить тоску.
Сидя на крыше сарая Геша пилил доску, звук пилы разносился далеко в стылом воздухе. Березовая роща, отгораживающая Халевинцы от Пустынников, почти облетела, и ему с крыши была хорошо видна тропинка между селом и родной деревней. По тропинке в его сторону бежала девочка в ладном кафтанчике и теплом платке. Там, где тропинка раздваивалась, девочка свернула в сторону их двора. Геша вгляделся из-под руки, чья такая? Никак Уля, сводная сестренка Насти! Он спрыгнул с крыши и поспешил ей навстречу.
– Что стряслося, Уля?
– Вот хорошо, что я вас встретила, дядя Георгий. Меня Настя к вам послала сказать, что она домой вернулась, сбежала от Егора. Ой, чё было! За ней волки гнались! А следом Егор приехал. Только она вернуться отказалась. А маменька всю Настину одежду отобрала и в сундук заперла. И не выпущает ее никуда! А Настя плачет. А давеча в обморок упала, я думала – померла няня! Но ничего, очухалась. Вот. Я обратно побежала, пока маменька не хватилась.
– Погоди, погоди, я с тобой пойду.
– Куда? К нам? Тятенька вас кнутом встретит!
– Я за банькой спрячусь, там Настю подожду.
– Так ей не в чем выйти, в одной рубахе дома сидит, маменька с нее глаз не спускает.
– Как же быть…? Ты скажи ей, как свечереет, буду ждать ее за банькой. Каждый вечер ждать буду, пока совсем не стемнеет. Авось найдет способ выбежать хоть на минуту.
– Ладно, передам, – уже на бегу ответила девочка и как козочка перепрыгивая через корни, понеслась домой.
Георгий вернулся в свой двор в полном смятении чувств. Радость, тревога, волнение захватили его душу. Мысли, планы метались в голове, как растревоженные кони.
– Что случилось? На тебе лица нет, – ахнула Саня, когда он вошел в избу.
Брат с сестрой с детства были очень дружны, и секретов друг от друга у них почти не было.
– Ульяна Шиляева прибегала, говорит, Настя от мужа сбежала, домой вернулась.
– Батюшки, – всплеснула руками Саня, – что же теперь будет?
– Что-что, жениться хочу, как только бумажку о разводе получит.
– Павел Яковлевич своего согласия не даст. Он мужик с характером, не любит, когда супротив его воли идут.
– То-то и оно! Не даст согласия, так сбежим с Настёной.
– Кто это куда бежать собрался? – в избу вошел дядька Еремей.
– Вы чего тут лясы точите, от работы отлыниваете? Осенний день короток.
Узнав в чем дело, Еремей кликнул на совет жену. Пелагея схватилась за сердце, запричитала:
– Ой, Геша, ну на что тебе эта Настя сдалася? Мало тебе девок в округе? Или вон Наталья-вдова. Дом, хозяйство справное. И сама как пава, не то, что худышка эта. Ей хозяин в дом ох как нужен, привередничать не будет. А Шиляева девка с норовом, как и отец ее. Это ж надо, от мужа сбежала! Слыханное ли дело! Намучаешься с такой. Послушай нас с Еремеем, мы плохого не посоветуем. Присмотрись к Наталье. А то повремени с женитьбой, молод еще. Погуляй, пока молодой, успеешь хомут на шею надеть.
Она оглянулась на мужа, ища поддержки.
– Права тётушка, Геша, права! Правильно тебе советует. Жениться – это тебе не игрушки, какова жена, такова и судьба. Тут десять раз подумать надо! – погрозил пальцем Еремей.
– Ой, а то вы больно думали, когда женились! Мне вон тётя рассказывала, как вы сговорились, – вступилась за брата Саня.
– Так молодые были, глупые, кровь взыграла, – начал было дядя.
– Чего?! – тётя уперла руки в бока, – а сейчас поумнел что ли?!
– Чего вы на него напали? Какая еще Наталья? Она стара для Геши. Настя из-за Гешки от Егора сбежала, любовь у них, понимаете?
Георгий, выслушав всех, хлопнул ладонью по столу.
– Тётушка, дядюшка, вы нам как отец и мать. Спасибо за советы, но это моя жизнь, значит, мне и решать. Поможете нам – всю жизнь благодарны вам будем. Откажете – уедем, куда глаза глядят. Но я Настёну ни за что не брошу. Вот вам мое слово.
А на противоположном конце села Пустынники еще один человек не находил себе места от волнения в этот беспокойный день. Как не старались Шиляевы скрыть от соседей возвращение Насти в надежде, что все как-нибудь утрясется, молва о её побеге со скоростью пожара облетела село. Долетела она и до двора Акулины. Бросив стирку, помчалась она к подруге, невольно ставшей соперницей.
Татьяна встретила ее неласково:
– А ты чего пришла? Чего надо?
– Так я того, за солью. Одолжите маленько? – нашлась Акулина, зыркая глазами по избе.
– Самим покупать надо, нам она тоже не с неба падает, – недовольно ответила Татьяна, но соли в узелок отсыпала.
– Так я пошла за солью, а лавка закрыта чтой-то, а у меня картошка в печке. А вы чего не в настроении? Случилось чего?
– Любопытной Варваре на базаре нос оторвали. Ступай уже.
– Я слыхала, Настя вернулась? – спросила Акулина "в лоб".
– Нет. Ты за солью пришла? Вот тебе соль, вот Бог, а вот порог. Иди-иди, а то картошка твоя сгорит.
Но Акулина успела заметить, как дрогнула занавеска на полатях, и мелькнуло за ней заплаканное лицо подруги.
Домой она летела, как на крыльях. Надежда вновь ожила в ее сердце.
Глава 6. Сладкая ягода
Ночью выпал снег и выбелил всю округу. Даже небо посветлело, стало жемчужно-серым. Георгий, посвистывая, быстро шел по тропке через лес, и снежок весело поскрипывал под сапогами. Он пошел дальней дорожкой, чтобы выйти к огороду Шиляевых незамеченным. В кармане кафтана была припрятана краюшка хлеба, натертая кусочком сала для рыжего пса Гусара, охраняющего Настин двор. Геша по очереди согревал дыханием замерзшие руки и думал о том, что пора уж доставать тулуп и пимы, а пимы бы ещё надобно подшить.
Черные ветви деревьев, опушенные нежно-белым инеем, сплетались в причудливое кружево на фоне серых, словно размытых, облаков. Стайка снегирей вспорхнула с ближней рябины. Вокруг ствола на белом снегу, словно капельки крови, были разбрызганы склёванные ягоды. А на ветвях краснели тяжёлые гроздья, посеребренные инеем. Георгий невольно залюбовался такой красотой, потом осторожно, стараясь не стряхнуть изморозь, сломил несколько веточек. Получился нарядный букет для птахи. Только бы она пришла сегодня за баньку!
Начинало смеркаться, когда он дошел до условленного места. Быстро привыкший к ежевечернему угощению Гусар уже ждал Гешу, дружелюбно виляя пушистым хвостом. Уже несколько вечеров до темноты коротали они время вместе, а Насти все не было. Но вот хлопнула тихонько дверь, заскрипел снежок под быстрыми ножками. Настенька в наброшенном на плечи детском тулупчике сестренки и в чунях на босу ногу бросилась на шею милому.
– Насилу убежала! Тятенька в город уехал да, видать, заночует там. Татьяна прихворнула, в баньке попарилась и на печке заснула. Маша на посиделки пошла, Ульяне поручила за мной приглядывать. Ну а с Улей мы заединщицы. Вот, тулупчик мне свой дала.
– А я тут который вечер тебя поджидаю. Смотри-ко, что я тебе принес, – и Георгий протянул Насте рябиновый букет.
– Ой, красота какая, Геша!