"Лучше, чем жеребец!"
Однако после установки на Аничковом мосту первой бронзовой пары "Укротителей" Клодт очень долго не мог поставить в Петербурге вторую. Повторные бронзовые отливы отправили в Берлин в качестве подарка прусскому королю Фридриху Вильгельму, который был от них без ума. Николай I подарил их королю прямо "с моста". Клодту пришлось потом самому сопровождать щедрый подарок в Берлин, где его коней установили на самом почетном месте у королевского дворца.
Однако потомку вестфальских рыцарей и немцу по крови Берлин совершенно не понравился. "Здешние яства и вина променял бы на черный хлеб да квас только бы поскорее вернуться в Россию!" – с грустью писал он в письме художнику Брюллову. Однако недостаток русского кваса король Фридрих Вильгельм щедро ему компенсировал, наградив скульптора орденом Красного орла и бриллиантовой табакеркой.
Третья пара приглянулась еще и другому монарху – королю Обеих Сицилий Фердинанду, пожелавшему незамедлительно видеть их в Неаполе. Там они и стоят до сих пор у входа в дворцовый сад. А три другие пары коней, также отлитые Клодтом, отправили в Стрельну, Петергоф и усадьбу князя Голицына в Кузьминках под Москвой. Таким образом, громадный труд скульптора с "Укротителями" на Аничковом мосту длился в общей сложности 20 лет, и только в 1851 году все гипсовые кони были, наконец, заменены бронзовыми. А в народе запомнилась грубоватая фраза, которую в восторге от его мастерства произнес Николай I: "Ну, Клодт, ты делаешь лошадей лучше, чем жеребец!"
"На обозренье всей Европы…"
Однако, как и всякий преуспевший и осыпанный милостями и наградами деятель искусств, барон приобрел не только множество почитателей своего таланта, но и недоброжелателей. Так, уже на следующий день после торжественного открытия "Укротителей" на пьедестале памятника, как свидетельствуют некоторые историки, будто бы появилась оскорбительная надпись:
Барон фон Клодт представлен ко Кресту
За то, что на Аничковом мосту
На обозренье всей Европы
Выставил четыре голых жопы!
Городовые быстро стерли хулиганские вирши, и о случившемся незамедлительно донесли императору. Николай, как говорили в городе, отреагировал на это с юмором и якобы изрек:
Доставить пятую мне жопу!
И расписать на ней Европу!
Однако о том, удалось ли найти автора памфлета и исполнить распоряжение государя, история, увы, умалчивает. После этого Петр Карлович создал еще немало других замечательных скульптур: оригинальный памятник Крылову в Летнем саду, уникальную конную статую Николая I на Исаакиевской площади, рельеф "Лошадь на службе у человека" и т. д.
"Скотский" скульптор
Мастерство Клодта в изображении лошадей было так велико, а пристрастие именно к их изображению так заметно, что в Петербурге его называли "скотским скульптором". Он передавал с необычной точностью и мастерством все складки кожи, все мускулы, каждую жилку, каждое движение. Лошади у него как живые, каждая со своим норовом, со своим особым характером. По мнению специалистов, в этом деле он больше всех приблизился к античному канону красоты в изображении животных и по праву считается лучшим анималистом российской скульптуры.
Однако барон, несмотря на громкую славу, славился демократичным нравом и бескорыстием. Он много помогал нищим художникам, щедро давал им в долг, никогда не спрашивая, когда они его вернут. Как любой скульптор, любил физический труд, дружил с мастеровыми Литейного двора, нередко проводил с ними досуг.
"Мои вины, о родина! прости!"
Музей-квартира Николая Некрасова расположена в доме № 36 на Литейном проспекте, который недалеко от Фонтанки тоже упирается в Невский проспект. Она была открыта в 1946 году к 125-летию со дня рождения великого поэта. В квартире, где прежде находилась редакция журналов "Современник" и "Отечественные записки", в экспозиции представлены личные вещи Некрасова, рукописи его произведений, первые издания его сочинений, фотографии, портреты. В том числе копия знаменитой картины Ивана Крамского, написанной в спальне поэта накануне его смерти. Достоевский считал, что есть две загадочные фигуры в русской литературе: Пушкин и Некрасов. Мережковский называл еще Тютчева и все того же Некрасова. Но почему же именно Некрасова? Что же загадочного было в этом поэте, которого мы все вроде бы отлично знаем еще со школьной скамьи? Однако мы только думаем, что знаем…
Бедная молодость
Если верить Фрейду, то многие странности Некрасова находят ответ в его бедной молодости. Он родился в дворянской семье, но его прежде богатые предки обеднели. У отца, отставного офицера, был тяжелый характер. В своем селе Грешнево он частенько таскал крестьян за волосы. Был деспотом и дома, но сыну сумел дать хорошую физическую закалку и воспитать в нем стойкость к невзгодам, что немало помогло тому в будущем. Совсем другим человеком была мать: она сама учила детей, была доброй и сердечной. В ярославской гимназии будущий великий поэт учился скверно, по многим предметам вообще не был аттестован. Однако отправился в Петербург с мечтой об университете и литературном поприще. В 16 лет он напечатал первое стихотворение, а вскоре сумел выпустить сборник "Мечты и звуки". Но это была неудача, критики сборник обругали. Самолюбивый автор скупил на последние деньги тираж и сжег его.
В университет он тоже не смог поступить. По литературе будущий гений русской поэзии получил тройку, по остальным предметам единицы. Отец, мечтавший о военной карьере для сына, узнав про эти планы, оставил его в незнакомом городе без гроша. Началась унизительная нищета. Он подрабатывал репетиторством, перепиской писем, жил впроголодь и вспоминал: "Это было самое горькое время. Ровно три года я чувствовал себя постоянно, каждый день голодным. Доводилось есть не только плохо, но и не каждый день…"
Страсть к картам
Тогда-то, наверное, и возникла навязчивая мечта Некрасова "о миллионе". Он решил писать "ради денег". Носился по Петербургу, торопливо строчил хронику, тискал фельетоны, сочинял тексты для лубков, словом, занимался тем, что сегодня называют "литературной халтурой". Но перо у него было бойкое. Скоро Некрасов начал печатать повести, рассказы и даже написал (под псевдонимом) водевиль, который поставили на сцене Александринского театра. И уже тогда у журналиста и начинающего писателя появился новый вид дохода: карты.
Точнее, это была родовая страсть. Именно в карты, как рассказывал ему отец, проиграли почти все прежде огромное состояние его прадед и дед. Тогда в Петербурге многие увлекались игрой. Играли везде: в гостиных знати, на квартирах чиновников, в трактирах, в ресторанах, на постоялых дворах. Ведь ни лотерей, ни казино тогда в России еще не было. Страстным игроком в карты был Пушкин, азартным игроком был Достоевский. Но они обычно проигрывали, делали долги, а вот Некрасов почти всегда выигрывал. У него имелись особый талант, холодный расчетливый ум, деловая хватка, точное понимание психологии противников. Но злые языки поговаривали, будто бы он был карточным шулером, что, впрочем, всегда говорят, если не могут иначе объяснить успехи слишком удачливых игроков. Никаких доказательств тому история не оставила.
Дела Некрасова постепенно поправились. Появилось время для того, чтобы пополнить образование: он часами просиживал в Публичной библиотеке. В конце концов попал в литературный салон Панаевых, где его попросили прочитать "Петербургские углы", рассказ о реальной жизни, который понравился Белинскому. После чтения сели за преферанс, и Некрасов всех обыграл. Белинский тогда сказал: "С вами играть опасно, без сапог оставите…"
Начало успеха
Между тем литературная известность Некрасова крепла. Вышел его сборник "Физиология Петербурга". А когда он напечатал стихотворение "Еду ли ночью по улице темной", Чернышевский воскликнул: "Россия приобрела великого поэта. Великого!" Слава открыла бедному провинциалу двери в великосветские салоны, в лучшие дома Петербурга. Но там он не только читал стихи, а продолжал упорно играть в карты. Ставки там были куда выше, чем в трактирах, Некрасов стал выигрывать большие деньги. Он умело "раздевал" богачей, но когда надо, проигрывал "нужным людям" (например, заядлому картежнику, графу Адлербергу, сыну тогдашнего министра двора, человеку близкому к императору). Его литературные друзья предупреждали, что карты затягивают, но Некрасов на это ответил: "За картами я притупляю свои нервы, а иначе они бы довели меня до нервного удара. Чувствуешь потребность писать стихи, но знаешь, что никогда не дозволят их напечатать. Это такое состояние, как если бы у человека отрезали язык и он лишился возможности говорить".
Бизнесмен в литературе
Однако Некрасов не только писал стихи и играл в карты, он стал первым в русской литературе удачливым бизнесменом, хотя такого слова в России еще не было. Причем таким же удачливым, как и игроком. Он стал издателем. Ему удалось перекупить у Плетнева пушкинский "Современник", влачивший после смерти поэта жалкое существование. И тут деловой гений Некрасова развернулся в полную силу. Он организовал одну из самых успешных рекламных кампаний в России. Повсюду появились огромные афиши, объявления печатались во всех изданиях. Он сумел собрать самых талантливых тогда в России авторов: Толстого, Герцена, Огарева, Тургенева, Белинского. Печатал лучших зарубежных писателей: Диккенса, Теккерея, Байрона, Гете, Жорж Санд. Уже через год подписка возросла в десять раз! "Современник" стал прибыльным и двадцать лет был ведущим журналом России. Некрасов был смелым редактором, печатал то, что могло вызвать гнев властей, и знал, как обойти цензуру. Он не гнушался взяток, умел завязывать отношения с нужными людьми. Ему удалось напечатать даже "Что делать?" Чернышевского, которая потом стала "настольной книгой" русских революционеров. Как он сумел обойти свирепую в те времена цензуру, остается тайной.
Меткий стрелок
Другой страстью Некрасова после карт была охота. О его меткости ходили легенды. Он мог на спор, с лету продырявить подброшенную вверх пятикопеечную монету. Никто из русских литераторов, даже герой Севастополя Лев Толстой, не осмеливался ходить на медведя в одиночку. А Некрасов ходил. В его квартире-музее на Литейном до сих пор сохранились шкуры убитых им на охоте "мишек", а также чучела подстреленных птиц. Охоте посвящены некоторые его стихи:
Кто же охоты собачьей не любит,
Тот в себе душу заспит и погубит.
"Современник" Некрасов основал вместе с популярным тогда писателем Иваном Панаевым. У того была красавица-жена. Но вскоре весь журнал и даже жена Панаева стали принадлежать только Некрасову. Некрасов написал замечательные стихи о русских женщинах, всегда восхищался ими: "Коня на скаку остановит, в горящую избу войдет!.." Однако сам отбил жену у друга, а когда в деревне умерла мать, то даже не приехал на ее похороны. Так же он поступил потом и с постаревшей и преданной ему Авдотьей Панаевой. Когда та стала нуждаться, то он никак ей не помог. "Вы когда-то лиру посвящали ей, дайте на квартиру несколько рублей", – зло писал современник. Другая некрасивая история, о которой судачили в петербургских салонах, связана с наследством жены Огарева. Огарева поручила получить капитал своей подруге Панаевой, с которой тогда жил Некрасов. Но деньги ей так и не передали. Возникло подозрение, будто деньги присвоила Панаева, получить доверенность которой посоветовал Некрасов. Но был ли поэт сам виноват в этой неприятной истории? Или его несправедливо обвиняли те, кто завидовал его успехам и богатству?
Кем же он был?
Итак, так кем же был Некрасов? Русским помещиком, обожавшим роскошь, карты и охоту? Новым капиталистом, жестким и порой циничным дельцом, сумевшим превратить литературный журнал в доходный бизнес? Или же все-таки тонким певцом "музы и печали", создателем изумительных стихов, которые стали народными песнями: "Ой, полна, полна моя коробушка…", "Меж высоких хлебов…" и т. д. А может, поэтом-трибуном? "Поэтом можешь ты не быть, но гражданином быть обязан!" – страстным революционным агитатором, гневно бичевавшим пороки, издавшим несмотря на свирепую цензуру катехизис тогдашних революционеров-нигилистов "Что делать?" Чернышевского. Когда на его похоронах Достоевский, произнося речь о поэте, поставил имя Некрасова рядом с именами Пушкина и Лермонтова, то молодые голоса из зала прервали его криками: "Некрасов выше! Выше!" И зал ответил бурными аплодисментами…
Загадка остается
Сейчас спора на эту тему уже нет. История всех расставила по своим местам. Однако загадка Некрасова остается. Были ли в его жизни грехи, в которых он так и не раскаялся? Говорят, как человек жил, такую ему смерть Бог и посылает. Несмотря на ужасную рану с тихой улыбкой на устах умер Пушкин, солнце русской поэзии. А вот Некрасов умирал страшно, медленно, мучительно, от рака. "Боже! Как он страдал, вспоминала через много лет его последняя жена Зинаида Николаевна, какие ни с чем не сравнимые муки испытывал…"
За что же все-таки Господь послал ему такую ужасную смерть? Это и остается последней загадкой Некрасова. Не случайно же он написал:
За каплю крови, общую с народом,
Мои вины, о родина! прости!
Папка Виссарионова
В доме № 4 по Литейному проспекту до 1917 года помещался Окружной суд. В нем проходили самые громкие судебные процессы того времени, в том числе над Верой Засулич, участниками покушения на Александра II и другими террористами. Когда в Петрограде грянула Февральская революция 1917 года, разбушевавшаяся толпа подожгла Окружной суд, и скоро он был полностью уничтожен огнем. Был разгромлен также департамент полиции. Охваченный восторгом "свободы" народ и не подозревал, что некоторым надо было во что бы то ни стало уничтожить архивы царской охранки и судебных ведомств, где хранились материалы о провокаторах и ее тайных сотрудниках в организациях революционеров.
В числе этих взрывоопасных документов была и так называемая папка Виссарионова, вице-директора департамента полиции, вокруг которой ожесточенно спорят историки. Именно в ней, как считают некоторые, хранились материалы на тайного осведомителя охранки Кобу Джугашвили, ставшего потом известным под именем Иосифа Сталина. Впервые в печати упоминание об этой папке появилось в мировой печати в 1956 году (ранее об этом писали только небольшие русские эмигрантские издания). Американский журнал "Лайф" напечатал статью Александра Орлова под заголовком "Сенсационная тайна проклятия Сталина". В нем содержалась совершенно невероятная версия причины уничтожения им армейской элиты СССР в 1937 году, чем многие объясняли потом катастрофическое для нашей страны начало войны.
Опасные признания
Орлов (его настоящее имя Лев Фельдбин) был видным руководителем НКВД, участвовал в войне в Испании, но потом, опасаясь ареста и расстрела, остался на Западе. Он утверждал, что заговор военных – Тучахевского, Якира и других – в Красной Армии действительно был, и они на самом деле собирались свергнуть диктатора, опираясь на документы царской охранки о том, что Сталин был ее осведомителем. В феврале 1937 года Орлов лежал в Париже на больничной койке, когда к нему приехал его двоюродный брат Зиновий Канцельсон, заместитель начальника НКВД Украины. Зиновий признался, что он замешан в заговоре военных и держал в руках документы, свидетельствовавшие о провокаторской работе тогдашнего вождя СССР.
"Я содрогнулся от ужаса, вспоминал Орлов, когда услышал историю, которую Зиновий осмелился рассказать мне". Оказалось, что в свое время начальник НКВД Ягода, готовя нашумевшие московские процессы, приказал помощнику начальника отдела своего ведомства Штейну проверить архив охранки. Там Штейн и нашел папку, в которой заместитель директора департамента полиции Сергей Виссарионов хранил особо важные документы. В папке имелась анкета с приколотой к ней фотографией Сталина, а также его собственноручные донесения в охранку на революционеров.
Хотели арестовать Сталина?
Штейн забрал взрывоопасную папку и немедленно вылетел в Киев, где вручил ее своему другу – главе НКВД Украины Балицкому. Балицкий посвятил в тайну своего зама Канцельсона. Тщательно проверив содержание документов, они передали папку генсеку ЦК Украины Косиору и командующему Красной Армией на Украине Якиру. Якир вылетел с документами в Москву к Тухачевскому. Посовещавшись с другими близкими им военачальниками, они решили арестовать Сталина.
Однако круг посвященных в заговор оказался довольно широк, и "красные маршалы" не в полной мере знали об иезуитской системе доносов и прослушивания, которая уже тогда пронизывала все сферы жизни в СССР, и о заговоре узнал Сталин. Все замешанные в нем лица тут же были схвачены и расстреляны еще до суда над ними. Позднее был расстрелян и Косиор, а потом и Ягода, и Ежов, руководившие расстрелами. Расстрелян был и Зиновий Канцельсон, а Штейн покончил жизнь самоубийством. Охваченный паникой Сталин приказал уничтожить не только самих заговорщиков, но и практически все руководство Красной Армии.
До сих пор многие гадают, по какой причине Сталин уничтожил элиту Красной Армии, когда мировая война была уже на носу, и он не мог не понимать, что эти репрессии сильно подрывают ее боеспособность. Однако перед лицом позорного разоблачения как предателя и провокатора и потери власти вообще у диктатора не оставалось другого выбора.