Любопытный парадокс: японцы сами запустили и активно культивируют миф о своей уникальности, будучи абсолютно уверенными в том, что ни один иностранец не способен понять Японию просто потому, что гайдзинам не положено понимать Японию.
Даже в двадцать первом веке Страна восходящего солнца для большинства людей остается неразгаданной загадкой. У японцев есть чему поучиться, но многое в их поведении заставляет нас недоуменно пожимать плечами, возмущенно качать головой или даже сокрушенно вздыхать. В любом случае, эта нация и эта страна стоят того, чтобы узнать о них как можно больше.
Ранее книга выходила под названием "Наблюдая за японцами. Скрытые правила поведения".
Содержание:
Введение 1
Глава 1 - О том, как все начиналось 1
Глава 2 - Мифы о Японии, которой нет 2
Глава 3 - Городская жизнь 6
Глава 4 - Трудно ли быть японцем? 10
Глава 5 - Потребительское общество 13
Глава 6 - Японцы и мир 16
Глава 7 - В моем квартале 18
Глава 8 - Маленькие несуразности, имевшие место быть 21
Глава 9 - Когда наступают холода 23
Глава 10 - Путешествуя по Японии 24
Глава 11 - Гейши 28
Глава 12 - Во что верят японцы? 29
Заключение 32
Словарь 32
Юлия Ковальчук
Япония и японцы. О чем молчат путеводители
Посвящается моему самому дорогому человеку, моей маме, Ковальчук Наталье Васильевне
Введение
Каждый из нас в душе немного Афанасий Никитин. Многим моим знакомым хочется бросить все и уехать за три моря в поисках чудных открытий и приключений. Лучше всего - на Восток, загадочный, манящий, сказочный. У меня есть своя история о Востоке, и это сказка о моей Японии. Насколько смогла, я простым языком рассказала о чарах этой замечательной страны. О том, как она первой встречает восходящее солнце, покрывается осыпающимися под утренним ветерком белыми лепестками сакуры и цветущими цикламенами. О том, как миллионы японцев спешат по утрам в свои офисы, как механично танцуют в ночных клубах, как глубоко убеждены они в своей исключительности.
Сотни тысяч иностранцев ежегодно слетаются, подобно мотылькам, на красное солнце ее белого флага. И я была одним из этих мотыльков.
Однако весной 2011 года цветение сакуры стало далеко не самым заметным событием для Страны восходящего солнца. Великое Восточно-Японское землетрясение! Именно под таким названием узнают из своих учебников о бедствиях этого года будущие поколения японских школьников. Эхом отозвалась трагедия Фукусимы во всем мире, и вещие сны о радиоактивном заражении, столько лет мучившие пожилых японцев, теперь перешли по наследству к японской молодежи.
"Ядерные самураи" Фукусимы, ликвидируя последствия катастрофы, пожертвовали своими жизнями ради спасения людей. В горниле страшных испытаний японцы, как никакая другая нация мира, сумели сохранить лицо и чувство собственного достоинства. Они не только помогали попавшим в беду людям и спасали друг друга, но и проявили величие духа: не было ни мародерства, ни массовой паники! Об этом не могло быть и речи, ведь это - Я-по-ни-я! И почему все произошло именно так, а не иначе, вы тоже узнаете из моего рассказа.
Жизнь продолжается. Японцы помянули в буддистских храмах души тех, кто ушел в иной мир, но жизнь берет свое. "Надо смотреть в будущее, а не оглядываться назад" - так считает большинство жителей Японии, и я думаю, что они правы.
Глава 1
О том, как все начиналось
Однако на той земле было много богов,
светящихся, как огоньки светляков,
и много дурных богов, жужжащих, как мухи.
И всякая трава, и все деревья были наделены речью."Нихон-Сёки", свиток II. Эпоха богов
Воспоминания детства
Всегда непростыми были, есть и, наверное, будут отношения между Россией и Японией. Я родилась на Сахалине и поэтому с самого детства чувствовала присутствие этой нашей непонятной соседки. Находила выброшенные на берег после тайфунов яркие детские туфельки - привет с японского побережья. Слышала радиостанции, вещавшие на непонятном языке. Видела несколько оставшихся в городе японских зданий и знала о запрете наших властей на запуск новогодних салютов и петард.
А ведь по обе стороны границы жили и живут обыкновенные люди, россияне и японцы, которые волей судьбы родились на соседних островах, любят эти острова и океан…
Из воспоминаний моих дедушки и бабушки о Сахалине 1946 года мне особенно запомнились два рассказа. По словам бабушки, всех японцев к этому времени уже депортировали, но из разоренных японских храмов ветер уносил и гнал по улицам вместе с пылью разноцветные шелковые мешочки, предназначенные для пепла, оставшегося после кремации.
В то жуткое время, гонимые голодом, на рыбный остров приезжали русские с материка. Наши женщины, которым нечего было носить, собирали эти тонкие полупрозрачные паутинки и шили из них себе нарядные блузки.
Дедушка воевал на Сахалине и остался там после войны. Среди его рассказов о японцах один особенно поразил мое воображение.
Оказывается, в японском городе Тоёхара, сейчас это Южно-Сахалинск, всегда существовала высокая вероятность пожара, поскольку дома строились из дерева и соломы.
Каждая японская семья в ночное время обязана была назначать дежурного, следившего за печкой-буржуйкой в своем доме, чтобы случайно выпавший уголек не перекинулся красным петухом на другие дома и кварталы. Так вот, в том случае, если кто-то из семьи все же не уследил за огнем, семья виновника пожара уничтожалась целиком и полностью!
Из-за подобных воспоминаний о войне и тяжелом послевоенном времени на острове выработались обостренное чувство границы и более настороженное отношение к ближайшим соседям, чем у россиян на материке, для которых Япония так и осталась очень, очень далекой и в большой степени закрытой страной.
Непонятные знаки на камне
Ходили слухи, что когда-то на сопке в восточной части города находился большой храмовый комплекс. Именно сюда чуть ли не со всей Азии были привезены для посадки ценные сорта деревьев. Говорили, что рядом с храмом было японское кладбище, и высокие каменные ступени вели вверх, на сопку, к синтоистскому святилищу, а в крошечном домике, служившем в советское время складом угля для бани, когда-то давным-давно хранились какие-то синтоистские регалии. Зимой, когда дети, накатавшись с горы на санках, расходились по домам, смех и звон детских голосов сменялись пасмурной тревожной тишиной, раздираемой криками огромных черных ворон, рассевшихся на ветвях лиственниц и сосен.
В те дни я была ребенком и жила в доме напротив этой самой сопки. Когда я смотрела из своего окна на крутую каменную лестницу, которая вела в гору к "даче Леонова", белоснежному двухэтажному особняку секретаря областного комитета партии, мне было совершенно непонятно, зачем нужна эта лестница, если вход на эту дачу всем простым смертным был запрещен, а начальство возили туда на черных "Волгах" по объездной дороге?
Позже выяснилось, что так называемая дача Леонова стоит на том самом месте, где ранее возвышалась главная святыня японского губернаторства - храм Карафуто. Его строительство началось в восточной части Тоёхара, на склонах горы Асахигаока, то есть Холма восходящего солнца, еще в 1910 году. Вот оказываются, куда вели каменные ступени, которые я видела из окна своего дома!
В августе 1911 года префектурный храм Карафуто дзиндзя был открыт. Храм считался покровителем севера японской империи, и главным храмовым праздником значилось двадцать пятое августа - дата образования японского губернаторства на Южном Сахалине. В августе 1925 года Карафуто дзиндзя посетил принц Хирохито. Вместе со свитой он посадил саженцы сосны, лиственниц и пихт около храма. Позже, в 1931 году, Карафуто дзиндзя получил уже от императора Хирохито в дар священные синтоистские реликвии: бронзовый колокол, золотой меч, лук, шелковое полотно и скульптуру черной лошади.
Для хранения реликвий и было построено маленькое бетонное здание хоммоцугураден , то самое, которое после войны было переоборудовано под угольный склад. Здесь же в 1911 году была установлена пушка, захваченная в Порт-Артуре и подаренная храму министром военно-морских сил Японии бароном Минору Сайто. Сейчас пушка находится на территории краеведческого музея, и на нее залезают любопытные дети…
Размещение военных трофеев на территории синтоистских храмов в знак уважения перед героями - защитниками страны - это еще одна японская традиция. В 1943 году правительство Страны восходящего солнца выделило значительную сумму, и храм Карафуто дзиндзя был реконструирован. Сейчас я смотрю на фотографию святилища. Лиственницы на Асахигаока заметно выросли… Наверное, тогда, после пожара, они были совсем еще молодыми деревцами. В прошлом на юге Сахалина часто случались пожары, когда выгорали целиком сопки и поселки.
Сколько же было всего синтоистских храмов на Сахалине? Карта Карафуто 1935 года - по японской хронологии, это десятый год Сёва - содержит условные обозначения храмовых ворот тори, которых к этому году на Южном Сахалине было отмечено двести тринадцать. На Сахалине было много храмов ямамия, то есть расположенных на горе, а также придорожных храмов и храмов на скалах над морем. Ведь люди, которые выполняли свои профессиональные обязанности, скажем рыбаки, нуждались в оплотах веры и покровителях, которые помогут и принесут удачу в трудную минуту. А удача в этих северных широтах - необходимое условие выживания.
Самое большое количество храмов, тридцать восемь, было посвящено Аматерасу о-миками, великому хозяину земли Окунинуси - восемнадцать, и богу войны Хатиман - пятнадцать храмов. Во имя бога удачи Дайкоку было освящено тринадцать храмов, как и богини земледелия Инари. Божеству обильной пищи и воды Тоёукэ посвящалось восемь храмов и покровителю мореплавателей Конпира - четыре храма. Были также храмы, посвященные императору Мэйдзи и погибшим японским военачальникам.
Эта ценная информация стала доступна нам благодаря работам сахалинского исследователя Игоря Анатольевича Самарина, автора множества статей и книг по истории японского присутствия на Сахалине и островах Курильской гряды. Конечно, данный географический расклад определялся прежде всего тогдашней политической ситуацией и условиями жизни на Карафуто.
В тридцатые и сороковые годы XX столетия японское правительство широко использовало государственные рычаги для утверждения и пропаганды синтоизма.
Синто переводится как путь богов, в основе этой религии лежат традиционные японские верования в души предков. Возведенный в ранг национально-государственной идеологии, синтоизм призван был служить укреплению и сплочению японского общества с опорой на традиции, историю и мифологию Японии. По сути, это было переосмысление и приспособление старой религии к новым задачам, стоявшим перед японским правительством.
Будучи уже школьницей, я ходила во Дворец пионеров, где сохранился пригорок, обсаженный по кругу японским тисом, с пустым пьедесталом посередине.
- А почему здесь нет памятника? - спрашивала я взрослых.
- А кому памятник-то ставить? Вроде как Сталину раньше был здесь постамент, времена-то сменились…
- А до Сталина? - снова спрашивала я.
- Ну а до Сталина вроде как здесь давно Будда был, - почесывая затылки, словно ища ответ в своей памяти, отвечали мне старожилы.
Очень быстро я обнаружила еще одно такое же место, где высаженный меж огромных, аккуратно уложенных камней японский тис обрамлял, словно оберегая, пустой пьедестал в городском парке им. Гагарина. Это место находилось вдалеке от города, меж двух рек, стекающих в одно озеро, и потому оно казалось мне особенно загадочным. В самом дальнем уголке моей детской памяти осталось воспоминание, как по этому озеру плавали белые лебеди. Тогда же на одном из больших камней, приподняв ветку тиса с яркими красными ягодами, я нашла иероглифы.
Позже я слышала такую историю об этом камне. Вроде бы надпись посвящалась японскому принцу. В советское время камень было приказано выкорчевать и аккуратно перенести в краеведческий музей для сохранения исторической памяти края. Во второй половине дня рабочие на полуметровом расстоянии обнесли камень с четырех сторон дощатой опалубкой и залили в форму бетон, чтобы аккуратно, не расколов камня, вынуть его и отвезти в музей. То ли рабочим в сумерках померещилось, то ли и правда это случилось, но они увидели, как взметнулась перед ними тень самурая с мечом, убежали и вернулись только к утру. Залитый накануне бетон, словно вода, ушел в землю, а камень как стоял, так и стоит на том месте до сих пор.
В моем детском сознании запечатлелись эти следы чуждой, изгнанной культуры, она притягивала, будила интерес и к самой Японии, и к ее религиозным верованиям. Это были сказочные образы, совершенно непонятные, манящие, со своей тайной и историей.
То, что я чувствовала и видела в детстве на Сахалине, то, что воспринимала на уровне сказочных архетипов, по мере взросления перерастало в устойчивый интерес к Японии и истории, а главное, подкреплялось огромным желанием посетить саму колыбель японской культуры с ее центрами в Киото, Нара, Камакуре и Токио, чтобы насладиться этой сказкой в ее наиболее чистом и совершенном виде.
Однажды мне посчастливилось непосредственно соприкоснуться с традицией синто во время Праздника переноса трех святилищ о-микоси, который традиционно отмечается в Асакусе весной. Конечно, я не участвовала в переносе о-микоси в центральном храме, когда в Асакусе собирается до миллиона участников, причем иногда ритуал этот сопровождается несчастными случаями из-за толкотни и давки. Кроме этого ежегодно транслируемого по телевидению центрального события, каждый район в Асакусе также проводит свои празднования и переносит свой маленький переносной храмик, покровительствующий данному кварталу города.
Меня пригласила на праздник переноса о-микоси японская семья. Отец семейства был состоятельным человеком, многие поколения его предков жили в Асакусе и были купцами, он этим гордился. Было очевидно, что в этот день ему и его жене было приятно принимать у себя дома гостей. Стол был уставлен дорогими угощениями и полон молодежи. Приглашение также было на руку членам семьи, которые не прочь были попрактиковаться в английском. У состоятельных японцев в последние два десятилетия ХХ века, да и сейчас тоже, было принято посылать своих детей на курсы английского языка в Оксфорд. Вот оттуда-то и вернулась их младшая дочь Мисато, хрупкая, миловидная девушка. Она с удовольствием общалась с иностранцами и была уже одета к нашему приходу в специальный костюм цвета индиго с белыми волнами. Сын хозяина активно участвовал в общественной жизни района и в этот праздничный день принес несколько костюмов для гостей, чтобы и они смогли понести на своих плечах храм, поскольку участвовать в церемонии могли только те, у кого было соответствующее одеяние.
На развешанных повсюду фонариках значились три иероглифа эн-дзяку-чё - район молодых обезьян, первые два иероглифа "обезьяна" и "молодой" также были написаны на костюмах всех участвующих. О-микоси, храмик черного цвета, был богато украшен: на крыше о-микоси сидели золотые птицы фениксы, обращенные на четыре стороны света, на шелковых жгутах висели бубенцы, а самое главное, по этому великолепному храму "лазали" золотые обезьянки. На вид о-микоси вовсе не казался тяжелым, он стоял на толстых деревянных жердях под лиловым навесом и ждал своего часа, когда десятки крепких рук подхватят его, положат жерди на плечи и под бой барабанов и крики "хэй-хэй!" понесут по улицам района.
У меня мелькнула мысль, что накануне, когда я регистрировалась в университете, мне купили именную печать ханко по первому слогу моей фамилии ко, выбрав из нескольких десятков сочетание комия - маленький храм. Странное совпадение: ханко комия и мое участие в переносе такого же маленького храма в Асакусе неделей позже…
Храм на плечах несли по очереди. Поскольку ноша была тяжела, то люди, его несшие, постоянно подменяли друг друга. Процессия двигалась в едином ритме шагов в такт издаваемым носильщиками звукам. Впереди процессии шли барабанщики и предупреждали свидетелей процессии о приближении о-микоси. Люди верили, что божество, переселившееся в этот священный предмет, исполнит желания и чаяния всех, кто его нес, наполнит их благодатью. Люди верили, и их лица были прекрасны…
Храмик поднесли к главному храму квартала и на какое-то время выставили на всеобщее обозрение, затем убрали до следующего года.
Глава 2
Мифы о Японии, которой нет
Миф о гомогенной нации
Япония вовсе не так однородна и монолитна, как это изображают власть имущие этой страны. Точнее, официальный Токио. Руководство стремится унифицировать языковое и культурное пространство, но это еще не означает, что Япония на самом деле везде одна и та же.
Кроме четырех крупных островных территорий Япония занимает также семь тысяч маленьких, едва заметных из космоса островков. Эти клочки суши с их рыбацкой культурой, малонаселенный и раздольный остров Хоккайдо, совершенно не японский остров Окинава, регион Канто (Токио, Йокогама), с его самурайской культурой, и западный торговый регион Кинки (Осака, Киото, Кобэ) в сумме дают нам то, что принято называть Японией. Однако в качественном отношении это далеко не одно и то же. На деле следует говорить о наличии множества вариантов образа жизни, психологических особенностей, языковых диалектов и культурных ориентиров жителей этих территорий. Даже их антропологические типы разнятся в разных префектурах.
Противопоставление запада и востока, видимо, явление глобальное, не миновало оно и Японию. В феодальную эпоху Эдо Токио был средоточием власти военных правителей - сёгунов, в то время как Осака уже тогда считался известным центром торговли. И до сих пор для Токио характерен самурайский стиль мышления, который выражается в нормализации всех сторон жизни, строгой иерархии, культе субординации и соблюдении принципа сохранения лица. В свою очередь, для жителей Осаки характерны более свободный образ жизни, меньший формализм и свойственные торговому сословию практичность и прагматизм.