Вскоре приблизилось к Ард Куиллен войско ирландцев, и люди устремили взор на лежащую перед ними незнакомую землю уладов. Так повелось, что в каждом походе первыми шли двое из людей Медб к каждому лагерю, броду, реке и ущелью, дабы не попала грязь на королевское платье в толчее и давке войска. То были два сына Нера, сына Уатайра, сына Такайна, управителя из Круаху. Эрр и Инел звали их, а Фраэх и Фохнам были имена возниц.
Приблизились ирландские воины к камню и принялись в изумлении разглядывать следы конского пастбища и диковинное кольцо. Снял тогда Айлиль кольцо, передал Фергусу, а тот прочитал надпись и возвестил ирландцам ее смысл. Обратился он к ним и спел такую песнь;
Что значит это кольцо для нас?
Что за тайна в нем скрыта от глаз?
Кто сюда его положил?
Много ль их было? Один ли он был?Если вы ночью отправитесь в путь,
Не устроив стоянки, чтоб здесь отдохнуть,
Нападет на вас Пес, сокрушитель тел.
Опозорится тот, кто смеяться посмел!На погибель войско обречено,
Если отсюда уйдет оно.
Скорей, о, друиды, поведайте всем,
Кем сделано кольцо и зачем.Срезал меч, что быстр и суров,
Это кольцо – ловушку для врагов.
Муж, что в битвах знал торжество,
Одной рукою срезал его.Ибо пылает гневом на вас
Пес Кузнеца из Крэбруада сейчас.
Слова, начертанные внутри кольца,-
Не бред безумца, но вызов бойца!Он обещает ужас и месть
Четырем ирландским пятинам принесть.
Об этом кольце и значеньи его
Мне больше неведомо ничего.
После той песни сказал им Фергус: – Клянусь, что еще до рассвета смертью поплатитесь вы за насмешки над этим кольцом и героем, что сделал его, коль здесь вы не встанете лагерем на ночь и не найдется средь вас никого, кто, стоя на одной ноге и закрыв один глаз, сделал бы одной рукой, как и он, такое кольцо. Под землей и за любыми запорами настигнет вас рука героя.
– Вот уже, воистину, – молвила Медб, – не желали бы мы проливать свою кровь и мучиться от ран на границе чужого нам края уладов. Куда лучше самим поражать врагов и проливать их кровь.
– Бросим же насмешки над кольцом и героем, который его нам оставил и до утра укроемся в лесу, что лежит от нас к югу – сказал Айлиль.
Направились к тому лесу воины и мечами прорубили дорогу для своих колесниц. С тех пор и называется это место Слехта близ Партрайге Бека, к юго-западу от Кенаннас на Риг, недалеко от Куйл Сибрилли.
Невиданно много снега выпало в Ирландии той ночью. По плечи погрузились в него люди, лошади утопали по самые бока и лишь едва виднелись над ним оглобли колесниц. Сплошным ровным полем казалась тогда вся Ирландия от края до края. Меж тем, ни шатров, ни палаток, ни шалашей не успели поставить ирландцы и никто не запасся едой да питьем, так что не из чего было приготовить ужин. До утренних светлых часов не ведал никто из ирландцев друг или враг рядом с ним. Не выпадало еще на их долю столь тяжкой и многотрудной ночи, как та, что провели они у Куйл Сибрилли. Дождавшись восхода солнца, направились воины четырех великих королевств Ирландии прочь от этого места через сверкающие снежные равнины.
Не в такую раннюю пору поднялся в то утро Кухулин и перво-наперво отведал еды и кушания, искупался и помылся. Затем повелел он вознице взнуздать лошадей и запрячь колесницу. Когда же лошади были взнузданы и колесница запряжена, поднялся в нее Кухулин и поехал по следу войска. Не малый путь прошли они так из одного края в другой и, наконец, сказал Кухулин:
– Увы, друг Лаэг, лучше бы нам не ходить на свидание с женщиной. Ведь каждый, кто стражу несет у границы, может хоть криком, сигналом иль шумом оповестить о вторжении врага. Мы ж опоздали, и вот, обойдя нас, тайно проникли к уладам ирландцы.
– Не я ль говорил, о, Кухулин, – молвил Лаэг, – что навлечет на тебя бесчестье свидание с женщиной.
– Пойди же по следу ирландцев, о, Лаэг, – сказал Кухулин, – выведай и расскажи, велико ли их войско.
Пустился Лаэг по следу войска, отошел в сторону и, наконец, воротился.
– Словно хмель затуманил твой разум, о, Лаэг, – молвил Кухулин.
– Твоя правда, – ответил Лаэг.
– Поднимись же на колесницу, я сам разузнаю о войске, – сказал Кухулин.
Поднялся на колесницу Лаэг, а Кухулин меж тем двинулся по следам войска, пригляделся к ним, отошел в сторону и, наконец, воротился обратно.
– И твой затуманился разум, о Ку! – молвил Лаэг.
– Неправда, – отвечал Кухулин, – ибо знаю, что было здесь войско числом в восемнадцать отрядов, а восемнадцатый порознь шел средь ирландцев.
Воистину многим был славен Кухулин: красотою, сложением и видом, даром пловца и наездника, даром игры в фидхелл и брандуб, даром борьбы, поединка, сраженья, даром чудесного зрения и речи, даром совета, даром охотника, даром опустошителя и разорителя чужих земель.
– Хорошо, друг мой Лаэг, – сказал Кухулин, – запрягай лошадей в колесницу и быстрей погоняй их бичом. Запряги колесницу и поворотись к врагам левым боком, дабы я знал, где вернее – спереди, сзади иль в центре сможем мы поразить их, ибо не жить мне, коль не смогу я сразить до заката врага или друга в их войске.
Ударил возница кнутом лошадей, повернулся к врагам левым боком и пустил колесницу к Таурлох Кайлле Море, к северу от Кногба на Риг, что зовется Ат Габла. Там вошел Кухулин в лес, ступил с колесницы на землю и с одного удара по стволу и ветвям срубил шест с четырьмя сучьями. Заострил он его и обжег и, написав сбоку письмена на огаме, метнул рукой с колесницы, да так, что две трети его ушли в землю и лишь треть оставалась наружи. Вскоре заметил Кухулин двух юношей, двух сыновей Нера, сына Уатайра, сына Такайна, что спорили промеж собой, кому первому пристало ранить Кухулина и отрубить ему голову. Бросился на них Кухулин и, срубив всем четверым головы, насадил каждую на сук. Коней же с распущенными удилами пустил он по той же дороге навстречу ирландцам, а в колесницы положил обезглавленные тела врагов, покрытые спекшейся кровью, что сочилась из ран на остовы колесниц. Ибо не в обычаях Кухулина и не по праву ему было отбирать у мертвых коней, одежду или оружие.
Вскоре увидели ирландцы коней, что влекли обезглавленные тела ушедших вперед воинов, тела, источавшие кровь на остовы колесниц. Те, кто шел впереди, дождались идущих за ними, и всех ирландцев охватил ужас. Меж тем, приблизились к ним Фергус, Медб, семеро Мане и сыновья Мага. Так повелось, что куда бы ни отправлялась Медб, брала она с собой девять колесниц. Две из них ехали впереди, две сзади, да две по бокам, а в середине колесница Медб, так что ни комья земли от копыт лошадей, ни пена с их удил, ни пыль, что вздымало могучее войско, не могли донестись до нее и запятнать золотую корону.
– Что это? – спросила Медб.
– Не трудно ответить, – воскликнули все, – это кони ушедших вперед воинов и их обезглавленные тела в колесницах.
Стали держать меж собою ирландцы совет и решили, что шло на них войско уладов, ибо приняли случившееся за дело рук многих и знак приближения великой армии. И решили ирландцы послать вперед к броду Кормака Конд Лонгас, ибо случись ему встретить уладов, не стали б они убивать сына своего короля. Пустился в путь Кормак Конд Лонгас, сын Конхобара, с тридцатью сотнями воинов, чтобы узнать, кто был у того брода, но когда подошел к нему, увидел лишь сучковатый ствол с четырьмя головами, стоящий в потоке, стекающую по нему кровь, следы колесниц да одинокого воина, уходившего к востоку.
Меж тем приблизились к броду лучшие мужи Ирландии и принялись разглядывать ствол и гадать, кто учинил здесь побоище.
– Как зовется нынче этот брод, о Фергус? – спросил Айлиль.
– Ат Грена, – отвечал тот, – а с этого дня и вовеки – Ат Габла в память о сучковатом стволе. И пропел Фергус:
Брод, что Песчаным раньше звался,
Переименован деяньем Пса,
Вонзившего ствол о четырех суках,
Чтоб нагнать на мужей Ирландии страх.Оставили на первой паре суков
Фохнам и Фраэх пару голов.
А на двух других суках торчат
Головы Инела и Эрра в ряд.О, друиды! Всеведущи ваши сердца.
Что там за надпись внутри кольца?
Кто все это тут написал?
В одиночку ли ствол он в землю вогнал?
О, Фергус! Тут доблестный воин был.
Ствол этот он в одиночку срубил
Одним молодецким ударом меча!
Приветствую бойца-силача!Заострил он ствол и поднял высоко –
А ведь это само по себе .нелегко! –
А вниз метнул и в землю всадил:
Пусть выдернет враг, коль достанет сил!Назывался раньше Песчаным брод.
Память об этом досель живет.
Но отныне и до скончанья времен
Да будет Ствол называться он!
После той песни промолвил Айлиль:
– Дивлюсь я и разум не в силах понять, о, Фергус, кто б мог срубить этот ствол и погубить четырех, что шли впереди нас.
– Лучше уж ты подивись и размысли о том, – отвечал Фергус, – кто с одного удара срубил этот сучковатый ствол, обточил и заострил его, да одной рукой метнул с колесницы так, что на две трети вогнал его в землю и лишь одна треть осталась снаружи. Не вырубали для него ямы мечом и прямо в каменистую землю вошел он. Лежит теперь заклятье на ирландцах, ибо не ступить им на дно брода, доколе один из них не вырвет рукой этот ствол так же, как был он поставлен.
– Вырви из брода ты сам этот ствол, о, Фергус, – молвила Медб, – разве не с нашим войском ты в походе?
– Подведите ко мне колесницу, – сказал на это Фергус.
Взошел Фергус на колесницу и принялся тащить шест, но на мелкие куски и щепки развалилась под ним колесница.
– Подведите ко мне колесницу, – снова сказал Фергус.
Подвели к нему колесницу, но и она развалилась на мелкие кусочки и щепки, лишь только стал воин выдергивать ствол.
– Подведите ко мне колесницу, – в третий раз молвил Фергус, но снова остались от колесницы одни обломки и щепки, когда изо всех сил пытался он выдернуть ствол.
Так развалились под ним на мелкие куски семнадцать колесниц коннахтцев, и все ж не сумел Фергус вырвать из брода тог ствол.
– Оставь это, о, Фергус, – молвила наконец Медб, – довольно крушить колесницы моих людей, ведь коли б не ты, давно б мы настигли уладов и поживились скотом да иною добычей. Знаю, что замыслил ты задержать и остановить наше войско до той поры, пока не оправятся улады от немощи и не дадут нам бой, бой Похищения.
– Немедля ведите ко мне колесницу, – вновь приказал Фергус.
Тогда подвели к Фергусу его колесницу и, когда ухватился он за ствол, не дрогнуло и не заскрипело в ней ни колесо, ни обод, ни оглобля. И равна была отвага и могущество воткнувшего шест силе и храбрости выдернувшего его воина – того, кто сотнями рубит врагов, всесокрушающего молота, разящего врагов камня, вождя в защите, грозы полчищ, сокрушителя войск, пылающего факела, предводителя в битве великой. Одной рукой вытянул Фергус ствол до высоты плеча и затем вложил в руку Айлиля. Взглянул на него Айлиль и не мог надивиться на то, что сверху донизу был он обтесан одним ударом.
– И вправду чудесен тот ствол, – молвил Фергус и, начав песнь, принялся восхвалять его:
Этот ствол, чей вид леденит сердца,
Деяние грозного Пса Кузнеца.
На его суках, чтоб страшились вы,
Чужеземцев четыре торчат головы.Никогда не отступит отсюда он,
Как бы ни был противник жесток и силен.
Хоть ныне Пса великолепного нет,
На коре багровеет кровавый след.Горе тому, кто и дальше пойдет
За жестоким Донном Куальнге в поход!Готов Кухулина гибельный меч
Снести врагам головы с плеч!Могучего быка нелегко добыть!
Битве кровопролитной – быть!
Оплачут жены Ирландии всей
Гибель доблестнейших мужей!Вся правда поведана здесь до конца
О сьне Дейхтре, о Псе Кузнеца,
Чтоб слух прошел по ирландской земле
О зловещем броде и ужасном стволе!
После той песни повелел Айлиль ставить шатры и палатки, готовить питье да кушанья и всем приниматься за трапезу, а музыкантам играть, ибо еще ни в одном лагере не случалось ирландцам стерпеть столь тяжкую и многотрудную ночь, как та, что выпала накануне. Расположились они лагерем и поставили шатры, приготовили напитки и кушанья и все отведали их под благозвучные напевы. Меж тем обратился Айлиль к Фергусу:
– Диву даюсь и не в силах помыслить, кто подступил к нам у этой границы и вмиг поразил четырех, что ушли вперед всех. Уж не был ли то сам Конхобар, сын Фахтна Фатаха, правитель уладов?
– Нет уж, сдается мне, – молвил Фергус, – да и не дело хулить его издали. Не сыскать такого, чем не поручился бы он за свою честь. Будь это он, явилось бы с ним его войско и лучшие мужи Улада, и, если бы даже ирландцы, шотландцы, бритты и саксы против него бы всем множеством разом сошлись в одном месте, в одном лагере, на одном холме, в битве бы всех одолел он, не познав поражения.
– Ответь же, кто встретился нам, – спросил тут Айлиль, – не был ли это Кускрайд Менд Маха, сын Конхобара из Инис Кускрайд?
– Сдается мне, что нет, – отвечал Фергус, сын короля королей. Не сыскать такого, чем не поручится он за свою честь и случись ему здесь оказаться, явились бы следом все королевские сыновья и вожди королевской крови, что у него на службе, и, если бы даже ирландцы, шотландцы, бритты и саксы против него бы всем множеством разом сошлись в одном месте, в одном лагере, на одном холме, всех одолел бы он в битве, не познав поражения.
– Ответь же, – спросил тут Айлиль, – не мог ли то быть Эоган, сын Дуртахта, правитель Фернмага?
– Сдается мне, что нет, – отвечал Фергус, – ибо случись ему оказаться тут, пришли бы с ним храбрые мужи из Фернмага, и дал бы он битву и пр..
– Ответь же, не мог ли то быть Келтхайр, сын Утехайра?
– Сдается мне, что нет. Недостойно издалека поносить его. Он камень, разящий врагов, вождь в защите, ворота, сквозь которые в битву стремятся улады. Если бы даже пред ним в одном месте и пр. вместе со всеми ирландцами с юга до севера и с востока до запада, сразился бы он с ними и всех одолел, не познав поражения.
– Ответь мне, кто ж мог подступить к нам? – спросил Айлиль.
– Кто же еще, – ответил Фергус, – как не мальчик Кухулин на Кердда, что доводится Конхобару и мне самому приемным сыном.
– И вправду, – сказал Айлиль, – помнится мне, что уж как-то в Круаху поведал о нем ты. Сколько ж сейчас ему минуло лет?
– Не возрастом меряй опасность, ибо задолго доныне в делах был подобен он зрелому мужу.
– Что же, – сказала тут Медб, – неужто не сыщется средь одногодков уладов геройством его превзошедший?
– Средь волков не найти там более кровожадного, – ответил Фергус, – ни среди героев дерзейшего, ни средь его одногодков того, кто хоть на треть или четверть сравнялся б с Кухулином в ратных деяньях. Нет там героя ему под стать, всесокрушающего молота, проклятья врагов, соперника в храбрости, что превзошел бы Кухулина. Никого не сыскать, кто бы померился возрастом с ним или ростом, сложеньем и видом, красноречьем и обликом грозным, свирепостью, ратным искусством и храбростью, стойкостью, даром набега и приступа, натиска силой, кознями злыми, буйством, резвостью, быстротой и жестокостью, сравнился бы с ним в скорой победе приемом девяти человек на каждом острие перед ним.
– Не велика напасть, – отвечала на это Медб, – ибо в теле едином все это. Раны боится избегнувший плена. Годами не старше девицы, не устоит безбородый юнец против славных мужей.
– Не говори так, – сказал ей Фергус, – ведь задолго до этой поры делами был равен он зрелому мужу.
Начинается повесть о юношеских деяниях Кухулина.