Божественная комедия - Данте Алигьери 5 стр.


37 Меня мой вождь продвинул безопасно
Среди огней, лизавших нам пяты,
И так промолвил: "Говори с ним ясно".

40 Когда я стал у поднятой плиты,
В ногах могилы, мертвый, глянув строго,
Спросил надменно: "Чей потомок ты?"

43 Я, повинуясь, не укрыл ни слога,
Но в точности поведал обо всем;
Тогда он брови изогнул немного,

46 Потом сказал: "То был враждебный дом
Мне, всем моим сокровным и клевретам;
Он от меня два раза нес разгром".

49 "Хоть изгнаны, – не медлил я ответом, -
Они вернулись вновь со всех сторон;
А вашим счастья нет в искусстве этом".

52 Тут новый призрак, в яме, где и он,
Приподнял подбородок выше края;
Казалось, он коленопреклонен.

55 Он посмотрел окрест, как бы желая
Увидеть, нет ли спутника со мной;
Но умерла надежда, и, рыдая,

58 Он молвил: "Если в этот склеп слепой
Тебя привел твой величавый гений,
Где сын мой? Почему он не с тобой?"

61 "Я не своею волей в царстве теней, -
Ответил я, – и здесь мой вождь стоит;
А Гвидо ваш не чтил его творений".

64 Его слова и казни самый вид
Мне явственно прочли, кого я встретил;
И отзыв мой был ясен и открыт.

67 Вдруг он вскочил, крича: "Как ты ответил?
Он их не чтил? Его уж нет средь вас?
Отрадный свет его очам не светел?"

70 И так как мой ответ на этот раз
Недолгое молчанье предваряло,
Он рухнул навзничь и исчез из глаз.

73 А тот гордец, чья речь меня призвала
Стать около, недвижен был и тих
И облик свой не изменил нимало.

76 "То, – продолжал он снова, – что для них
Искусство это трудным остается,
Больнее мне, чем ложе мук моих.

79 Но раньше, чем в полсотый раз зажжется
Лик госпожи, чью волю здесь творят,
Ты сам поймешь, легко ль оно дается.

82 Но в милый мир да обретешь возврат! -
Поведай мне: зачем без снисхожденья
Законы ваши всех моих клеймят?"

85 И я на это: "В память истребленья,
Окрасившего Арбию в багрец,
У нас во храме так творят моленья".

88 Вздохнув в сердцах, он молвил наконец:
"Там был не только я, и в бой едва ли
Шел беспричинно хоть один боец.

91 Зато я был один, когда решали
Флоренцию стереть с лица земли;
Я спас ее, при поднятом забрале".

94 "О, если б ваши внуки мир нашли! -
Ответил я. – Но разрешите путы,
Которые мой ум обволокли.

97 Как я сужу, пред вами разомкнуты
Сокрытые в грядущем времена,
А в настоящем взор ваш полон смуты".

100 "Нам только даль отчетливо видна, -
Он отвечал, – как дальнозорким людям;
Лишь эта ясность нам Вождем дана.

103 Что близится, что есть, мы этим трудим
Наш ум напрасно; по чужим вестям
О вашем смертном бытии мы судим.

106 Поэтому, – как ты поймешь и сам, -
Едва замкнется дверь времен грядущих,
Умрет все знанье, свойственное нам".

109 И я, в скорбях, меня укором жгущих:
"Поведайте упавшему тому,
Что сын его еще среди живущих;

112 Я лишь затем не отвечал ему,
Что размышлял, сомнением объятый,
Над тем, что ныне явственно уму".

115 Уже меня окликнул мой вожатый;
Я молвил духу, что я речь прерву,
Но знать хочу, кто с ним в земле проклятой.

118 И он: "Здесь больше тысячи во рву;
И Федерик Второй лег в яму эту,
И кардинал; лишь этих назову".

121 Тут он исчез; и к древнему поэту
Я двинул шаг, в тревоге от угроз,
Ища разгадку темному ответу.

124 Мы вдаль пошли; учитель произнес:
"Чем ты смущен? Я это сердцем чую".
И я ему ответил на вопрос.

127 "Храни, как слышал, правду роковую
Твоей судьбы", – мне повелел поэт.
Потом он поднял перст: "Но знай другую:

130 Когда ты вступишь в благодатный свет
Прекрасных глаз, все видящих правдиво,
Постигнешь путь твоих грядущих лет".

133 Затем левей он взял неторопливо,
И нас от стен повел пологий скат
К средине круга, в сторону обрыва,

136 Откуда тяжкий доносился смрад.

ПЕСНЬ ОДИННАДЦАТАЯ

1 Мы подошли к окраине обвала,
Где груда скал под нашею пятой
Еще страшней пучину открывала.

4 И тут от вони едкой и густой,
Навстречу нам из пропасти валившей,
Мой вождь и я укрылись за плитой

7 Большой гробницы, с надписью, гласившей:
"Здесь папа Анастасий заточен,
Вослед Фотину правый путь забывший".

10 "Не торопись ступать на этот склон,
Чтоб к запаху привыкло обонянье;
Потом мешать уже не будет он".

13 Так спутник мой. "Заполни ожиданье,
Чтоб не пропало время", – я сказал.
И он в ответ: "То и мое желанье".

16 "Мой сын, посередине этих скал, -
Так начал он, – лежат, как три ступени,
Три круга, меньше тех, что ты видал.

19 Во всех толпятся проклятые тени;
Чтобы потом лишь посмотреть на них,
Узнай их грех и образ их мучений.

22 В неправде, вредоносной для других,
Цель всякой злобы, небу неугодной;
Обман и сила – вот орудья злых.

25 Обман, порок, лишь человеку сродный,
Гнусней Творцу; он заполняет дно
И пыткою казнится безысходной.

28 Насилье в первый круг заключено,
Который на три пояса дробится,
Затем что видом тройственно оно,

31 Творцу, себе и ближнему чинится
Насилье, им самим и их вещам,
Как ты, внимая, можешь убедиться.

34 Насилье ближний терпит или сам,
Чрез смерть и раны, или подвергаясь
Пожарам, притесненьям, грабежам.

37 Убийцы, те, кто ранит, озлобляясь,
Громилы и разбойники идут
Во внешний пояс, в нем распределяясь.

40 Иные сами смерть себе несут
И своему добру; зато так больно
Себя же в среднем поясе клянут

43 Те, кто ваш мир отринул своевольно,
Кто возлюбил игру и мотовство
И плакал там, где мог бы жить привольно.

46 Насильем оскорбляют божество,
Хуля его и сердцем отрицая,
Презрев любовь Творца и естество.

49 За это пояс, вьющийся вдоль края,
Клеймит огнем Каорсу и Содом
И тех, кто ропщет, бога отвергая.

52 Обман, который всем сердцам знаком,
Приносит вред и тем, кто доверяет,
И тем, кто не доверился ни в чем.

55 Последний способ связь любви ломает,
Но только лишь естественную связь;
И казнь второго круга тех терзает,

58 Кто лицемерит, льстит, берет таясь,
Волшбу, подлог, торг должностью церковной,
Мздоимцев, сведен и другую грязь.

61 А первый способ, разрушая кровный
Союз любви, вдобавок не щадит
Союз доверья, высший и духовный.

64 И самый малый круг, в котором Дит
Воздвиг престол и где ядро вселенной,
Предавшего навеки поглотит".

67 И я: "Учитель, в речи совершенной
Ты образ бездны предо мной явил
И рассказал, кто в ней томится пленный.

70 Но молви: те, кого объемлет ил,
И хлещет дождь, и мечет вихрь ненастный,
И те, что спорят из последних сил,

73 Зачем они не в этот город красный
Заключены, когда их проклял бог?
А если нет, зачем они несчастны?"

76 И он сказал на это: "Как ты мог
Так отступить от здравого сужденья?
И где твой ум блуждает без дорог?

79 Ужели ты не помнишь изреченья
Из Этики, что пагубней всего
Три ненавистных небесам влеченья:

82 Несдержность, злоба, буйное скотство?
И что несдержность – меньший грех пред богом
И он не так карает за него?

85 Обдумав это в размышленьи строгом
И вспомнив тех, чье место вне стены
И кто наказан за ее порогом,

88 Поймешь, зачем они отделены
От этих злых и почему их муки
Божественным судом облегчены".

91 "О свет, которым зорок близорукий,
Ты учишь так, что я готов любить
Неведенье не менее науки.

94 Вернись, – сказал я, – чтобы разъяснить,
В чем ростовщик чернит своим пороком
Любовь Творца; распутай эту нить".

97 И он: "Для тех, кто дорожит уроком,
Не раз философ повторил слова,
Что естеству являются истоком

100 Премудрость и искусство божества.
И в Физике прочтешь, и не в исходе,
А только лишь перелистав едва:

103 Искусство смертных следует природе,
Как ученик ее, за пядью пядь;
Оно есть божий внук, в известном роде.

106 Им и природой, как ты должен знать
Из книги Бытия, господне слово
Велело людям жить и процветать.

109 А ростовщик, сойдя с пути благого,
И самою природой пренебрег,
И спутником ее, ища другого.

112 Но нам пора; прошел немалый срок;
Блеснули Рыбы над чертой востока,
И Воз уже совсем над Кавром лег,

115 А к спуску нам идти еще далеко".

ПЕСНЬ ДВЕНАДЦАТАЯ

1 Был грозен срыв, откуда надо было
Спускаться вниз, и зрелище являл,
Которое любого бы смутило.

4 Как ниже Тренто видится обвал,
Обрушенный на Адиче когда-то
Землетрясеньем иль паденьем скал,

7 И каменная круча так щербата,
Что для идущих сверху поселян
Как бы тропинкой служат глыбы ската,

10 Таков был облик этих мрачных стран;
А на краю, над сходом к бездне новой,
Раскинувшись, лежал позор критян,

13 Зачатый древле мнимою коровой.
Завидев нас, он сам себя терзать
Зубами начал в злобе бестолковой.

16 Мудрец ему: "Ты бесишься опять?
Ты думаешь, я здесь с Афинским дуком,
Который приходил тебя заклать?

19 Посторонись, скот! Хитростным наукам
Твоей сестрой мой спутник не учен;
Он только соглядатай вашим мукам".

22 Как бык, секирой насмерть поражен,
Рвет свой аркан, но к бегу неспособен
И только скачет, болью оглушен,

25 Так Минотавр метался, дик и злобен;
И зоркий вождь мне крикнул: "Вниз беги!
Пока он в гневе, миг как раз удобен".

28 Мы под уклон направили шаги,
И часто камень угрожал обвалом
Под новой тяжестью моей ноги.

31 Я шел в раздумье. "Ты дивишься скалам,
Где этот лютый зверь не тронул нас? -
Промолвил вождь по размышленье малом. -

34 Так знай же, что, когда я прошлый раз
Шел нижним Адом в сумрак сокровенный,
Здесь не лежали глыбы, как сейчас.

37 Но перед тем, как в первый круг геенны
Явился тот, кто стольких в небо взял,
Которые у Дита были пленны,

40 Так мощно дрогнул пасмурный провал,
Что я подумал – мир любовь объяла,
Которая, как некто полагал,

43 Его и прежде в хаос обращала;
Тогда и этот рушился утес,
И не одна кой-где скала упала.

46 Но посмотри: вот, окаймив откос,
Течет поток кровавый, сожигая
Тех, кто насилье ближнему нанес".

49 О гнев безумный, о корысть слепая,
Вы мучите наш краткий век земной
И в вечности томите, истязая!

52 Я видел ров, изогнутый дугой
И всю равнину обходящий кругом,
Как это мне поведал спутник мой;

55 Меж ним и кручей мчались друг за другом
Кентавры, как, бывало, на земле,
Гоняя зверя, мчались вольным лугом.

58 Все стали, нас приметив на скале,
А трое подскакали ближе к краю,
Готовя лук и выбрав по стреле.

61 Один из них, опередивший стаю,
Кричал: "Кто вас послал на этот след?
Скажите с места, или я стреляю".

64 Учитель мой промолвил: "Мы ответ
Дадим Хирону, под его защитой.
Ты был всегда горяч, себе во вред".

67 И, тронув плащ мой: "Это Несс, убитый
За Деяниру, гнев предсмертный свой
Запечатлевший местью знаменитой.

70 Тот, средний, со склоненной головой, -
Хирон, Ахиллов пестун величавый;
А третий – Фол, с душою грозовой.

73 Их толпы вдоль реки снуют облавой,
Стреляя в тех, кто, по своим грехам,
Всплывет не в меру из волны кровавой".

76 Мы подошли к проворным скакунам;
Хирон, браздой стрелы раздвинув клубы
Густых усов, пригладил их к щекам

79 И, опростав свои большие губы,
Сказал другим: "Вон тот, второй, пришлец,
Когда идет, шевелит камень грубый;

82 Так не ступает ни один мертвец".
Мой добрый вождь, к его приблизясь груди,
Где две природы сочетал стрелец,

85 Сказал: "Он жив, как все живые люди;
Я – вождь его сквозь сумрачный простор;
Он следует нужде, а не причуде.

88 А та, чей я свершаю приговор,
Сходя ко мне, прервала аллилуйя;
Я сам не грешный дух, и он не вор.

91 Верховной волей в страшный путь иду я.
Так пусть же с нами двинется в поход
Один из вас, дорогу указуя,

94 И этого на круп к себе возьмет
И переправит в месте неглубоком;
Ведь он не тень, что в воздухе плывет".

97 Хирон направо обратился боком
И молвил Нессу: "Будь проводником;
Других гони, коль встретишь ненароком".

100 Вдоль берега, над алым кипятком,
Вожатый нас повел без прекословии.
Был страшен крик варившихся живьем.

103 Я видел погрузившихся по брови.
Кентавр сказал: "Здесь не один тиран,
Который жаждал золота и крови:

106 Все, кто насильем осквернил свой сан.
Здесь Александр и Дионисий лютый,
Сицилии нанесший много ран;

109 Вот этот, с черной шерстью, – пресловутый
Граф Адзолино; светлый, рядом с ним, -
Обиццо д'Эсте, тот, что в мире смуты

112 Родимым сыном истреблен своим".
Поняв мой взгляд, вождь молвил, благосклонный:
"Здесь он да будет первым, я – вторым".

115 Потом мы подошли к неотдаленной
Толпе людей, где каждый был покрыт
По горло этой влагой раскаленной.

118 Мы видели – один вдали стоит.
Несс молвил: "Он пронзил под божьей сенью
То сердце, что над Темзой кровь точит".

121 Потом я видел, ниже по теченью,
Других, являвших плечи, грудь, живот;
Иной из них мне был знакомой тенью.

124 За пядью пядь, спадал волноворот,
И под конец он обжигал лишь ноги;
И здесь мы реку пересекли вброд.

127 "Как до сих пор, всю эту часть дороги, -
Сказал кентавр, – мелеет кипяток,
Так, дальше, снова под уклон отлогий

130 Уходит дно, и пучится поток,
И, полный круг смыкая там, где стонет
Толпа тиранов, он опять глубок.

133 Там под небесным гневом выю клонит
И Аттила, когда-то бич земли,
И Пирр, и Секст; там мука слезы гонит,

136 И вечным плачем лица обожгли
Риньер де'Пацци и Риньер Корнето,
Которые такой разбой вели".

139 Тут он помчался вспять и скрылся где-то.

ПЕСНЬ ТРИНАДЦАТАЯ

1 Еще кентавр не пересек потока,
Как мы вступили в одичалый лес,
Где ни тропы не находило око.

4 Там бурых листьев сумрачен навес,
Там вьется в узел каждый сук ползущий,
Там нет плодов, и яд в шипах древес.

7 Такой унылой и дремучей пущи
От Чечины и до Корнето нет,
Приют зверью пустынному дающей.

10 Там гнезда гарпий, их поганый след,
Тех, что троян, закинутых кочевьем,
Прогнали со Строфад предвестьем бед.

13 С широкими крылами, с ликом девьим,
Когтистые, с пернатым животом,
Они тоскливо кличут по деревьям.

16 "Пред тем, как дальше мы с тобой пойдем, -
Так начал мой учитель, наставляя, -
Знай, что сейчас мы в поясе втором,

19 А там, за ним, пустыня огневая.
Здесь ты увидишь то, – добавил он, -
Чему бы не поверил, мне внимая".

22 Я отовсюду слышал громкий стон,
Но никого окрест не появлялось;
И я остановился, изумлен.

25 Учителю, мне кажется, казалось,
Что мне казалось, будто это крик
Толпы какой-то, что в кустах скрывалась.

28 И мне сказал мой мудрый проводник:
"Тебе любую ветвь сломать довольно,
Чтоб домысел твой рухнул в тот же миг".

31 Тогда я руку протянул невольно
К терновнику и отломил сучок;
И ствол воскликнул: "Не ломай, мне больно!"

34 В надломе кровью потемнел росток
И снова крикнул: "Прекрати мученья!
Ужели дух твой до того жесток?

37 Мы были люди, а теперь растенья.
И к душам гадов было бы грешно
Выказывать так мало сожаленья".

40 И как с конца палимое бревно
От тока ветра и его накала
В другом конце трещит и слез полно,

43 Так раненое древо источало
Слова и кровь; я в ужасе затих,
И наземь ветвь из рук моих упала.

46 "Когда б он знал, что на путях своих, -
Ответил вождь мой жалобному звуку, -
Он встретит то, о чем вещал мой стих,

49 О бедный дух, он не простер бы руку.
Но чтоб он мог чудесное познать,
Тебя со скорбью я обрек на муку.

52 Скажи ему, кто ты; дабы воздать
Тебе добром, он о тебе вспомянет
В земном краю, куда взойдет опять".

55 И древо: "Твой призыв меня так манит,
Что не могу внимать ему, молча;
И пусть не в тягость вам рассказ мой станет.

58 Я тот, кто оба сберегал ключа
От сердца Федерика и вращал их
К затвору и к отвору, не звуча,

61 Хранитель тайн его, больших и малых.
Неся мой долг, который мне был свят,
Я не щадил ни сна, ни сил усталых.

64 Развратница, от кесарских палат
Не отводящая очей тлетворных,
Чума народов и дворцовый яд,

67 Так воспалила на меня придворных,
Что Август, их пыланьем воспылав,
Низверг мой блеск в пучину бедствий черных

Назад Дальше