И приде Святополкъ с Давыдомь Кыеву, и ради быша людье вси: но токмо дьяволъ печаленъ бяше о любви сей. И влѣзе сотона в сердце нѣкоторым мужем, и почаша глаголати к Давыдови Игоревичю, рекуще сице, яко "Володимеръ сложился есть с Василком на Святополка и на тя". Давыдъ же, емъ вѣру лживым словесомъ, нача молвити на Василка, глаголя: "Кто есть убилъ брата твоего Ярополка, а нынѣ мыслить на мя и на тя, и сложился есть с Володимером? Да промышляй о своей головѣ". Святополкъ же смятеся умом, река: "Еда се право будеть, или лжа, не вѣдѣ". И рече Святополкъ к Давыдови: "Да еще право глаголеши, богъ ти буди послух; да аще ли завистью молвишь, богъ будеть затѣмъ". Святополкъ же сжалиси по братѣ своем, и о собѣ нача помышляти, еда се право будеть? И я вѣру Давыдови, и прелсти Давыдъ Святополка, и начаста думати о Василькѣ; а Василко сего не вѣдяше ни Володимеръ. И нача Давыдъ глаголати: "Аще не имевѣ Василка, то ни тобѣ княженья Кыевѣ, ни мнѣ в Володимери". И послуша его Святополкъ. И приде Василко въ 4 ноямьбря, и перевезеся на Выдобычь, и иде поклонится къ святому Михаилу в манастырь, и ужина ту, а товары своя постави на Рудици; вечеру же бывшю приде в товаръ свой. И наутрия же бывшю, присла Святополкъ, река: "Не ходи от именинъ моихъ". Василко же отпрѣся, река: "Не могу ждати; еда будеть рать дома". И приела к нему Давыдъ: "Не ходи, брате, не ослушайся брата старѣйшаго". И не всхотѣ Василко послушати. И рече Давыдъ Свягополку: "Видиши ли, не помнить тебе, ходя в твоею руку. Аще ти отъидеть в свою волость, самъ узриши, аще ти не займеть град твоихъ Турова, и Пиньска, и прочих град твоих. Да помянешь мене. Но призвавъ нынѣ и́, емъ и дажь мнѣ". И послуша его Святополкъ, и посла по Василка, глаголя: "Да аще не хощешь остати до именинъ моихъ, да приди нынѣ, цѣлуеши мя, и посѣдим вси с Давыдомъ". Василко же обѣщася прити, не вѣдый лсти, юже имяше на нь Давыдъ. Василко же всѣдъ на конь поѣха, и устрѣте и́ дѣтьскый его, и повѣда ему, глаголя: "Не ходи, княже, хотять тя яти". И не послуша его, помышляя: "Како мя хотять яти? Оногды целовали кресть, рекуще: аще кто на кого будеть, то на того будеть крестъ и мы вси". И помысливъ си прекрестися, рекъ: "Воля господня да будеть". И приѣха въ малѣ дружинѣ на княжь дворъ, и вылѣзе противу его Святополкъ, и идоша в-ыстобку, и приде Давыдъ, и сѣдоша. И нача глаголати Святополкъ: "Останися на святокъ". И рече Василко: "Не могу остати, брате; уже есмъ повелѣлъ товаромъ поити переди". Давыдъ же сѣдяше акы нѣмъ. И рече Святополкъ: "Да заутрокай, брате!" И обѣщася Василко заутрокати. И рече Святополкъ: "Посѣдита вы сдѣ, а язъ лѣзу, наряжю". И лѣзе вонъ, а Давыдъ с Василком сѣдоста. И нача Василко глаголати к Давыдови, и не бѣ в Давыде гласа, ни послушанья: бѣ бо ужаслъся, и лесть имея въ сердци. И посѣдѣвъ Давыдъ мало, рече: "Кде есть брат?" Они же рѣша ему: "Стоить на сѣнех". И вставъ Давыдъ, рече: "Азъ иду по нь; а ты, брате, посѣди". И, вставъ, иде вонъ. И яко выступи Давыдъ, и запроша Василка, въ 5-й ноямьбря; и оковаша и́ в двои оковы, и приставиша к нему сторожѣ на ночь. Наутрия же Святополкъ созва боляръ и кыянъ, и повода имъ, еже бѣ ему повѣдалъ Давыдъ, яко "Брата ти убилъ, а на тя свѣчался с Володимеромъ, и хощеть тя убити и грады твоя заяти". И рѣша боляре и людье: "Тобе, княже, достоить блюсти головы своее. Да аще есть право молвилъ Давыдъ, да прииметь Василко казнь; аще ли неправо глагола Давыдъ, да прииметь месть от бога и отвѣчаеть пред богомь". И увѣдѣша игумени, и начата молитися о Василкѣ Святополку; и рече имъ Святополкъ: "Ото Давыдъ". Увѣдѣв же се Давыдъ, нача поущати на ослепленье: "Аще ли сего не створишь, а пустишь и́, то ни тобе княжити, ни мнѣ". Святополкъ же хотяше пустити и́, но Давыдъ не хотяше, блюдася его. И на ту ночь ведоша и́ Бѣлугороду, иже град малъ у Киева яко 10 верстъ в дале, и привезоша и́ на колѣх, окована суща, ссадиша и́ с колѣ, и ведоша и́ в-ыстобку малу. И сѣдящю ему, узрѣ Василко торчина остряща ножь, и разуме, яко хотят и́ слепити, възпи к богу плачем великим и стенаньем. И се влѣзоша послании Святополком и Давыдомь, Сновидъ Изечевичь, конюх Святополчь, и Дьмитръ, конюх Давыдовъ, и почаста простирати коверъ, и простерта яста Василка, и хотяща и́ поврещи; и боряшется с нима крѣпко, и не можаста его поврещи. И се влѣзше друзии повергоша и́, и связаша и́, и снемше доску с печи, и възложиша на перси его. И сѣдоста обаполы Сновидъ Изечевичь и Дмитръ, и не можаста удержати. И приступиста ина два, и сняста другую дску с печи, и сѣдоста, и удавиша и́ рамяно, яко персем троскотати. И приступи торчинъ, именем Беренди, овчюхъ Святополчь, держа ножь и хотя ударити в око, и грѣшися ока и перерѣза ему лице, и есть рана та на Василкѣ и нынѣ. И посем удари и́ в око, и изя зѣницю, и посем в другое око, и изя другую зѣницю. И томъ часѣ бысть яко и мертвъ. И вземше и́ на коврѣ взложиша на кола яко мертва, повезоша и́ Володимерю. И бысть везому ему, сташа с ним, перешедше мостъ Звиженьскый, на торговищи, и сволокоша с него сорочку, кроваву сущю, и вдаша попадьи опрати. Попадья же оправши взложи на нь, онѣм обѣдующим, и плакатися нача попадья, яко мертву сущю оному. И очюти плачь, и рече: "Кдѣ се есмъ?" Они же рекоша ему: "Въ Звиждени городѣ". И впроси воды, они же даша ему, и испи воды, и вступи во нь душа, и упомянуся, и пощюпа сорочкы и рече: "Чему есте сняли с мене? Да бых в той сорочкѣ кровавѣ смерть приялъ и сталъ пред богомь". Онѣм же обѣдавшим, поидоша с ним вскорѣ на колѣхъ, а по грудну пути, бѣ бо тогда мѣсяць груденъ, рекше ноябрь. И придоша с ним Володимерю въ 6 день. Приде же и Давыдъ с ним, акы нѣкакъ уловъ уловивъ. И посадиша и́ въ дворѣ Вакѣевѣ, и приставиша 30 мужь стеречи и 2 отрока княжа, Уланъ и Колчко.
И пришли Святополк с Давыдом в Киев, и рады все люди, по только дьявол огорчен был их согласием. И влез сатана в сердце некоторым мужам, и стали они говорить Давыду Игоревичу, что "Владимир соединился с Васильком на Святополка и на тебя". Давыд же, поверив лживым словам, начал наговаривать ему на Василька: "Кто убил брата твоего Ярополка, а теперь злоумышляет против меня и тебя и соединился с Владимиром? Позаботься же о своей голове". Святополк же сильно смутился и сказал: "Правда это или ложь, не знаю". И сказал Святополк Давыду: "Коли правду говоришь, бог тебе свидетель; если же от зависти говоришь, бог тебе судья". Святополк же пожалел о брате своем и про себя стал думать, не правда ли это? И поверил Давыду, и обманул Давыд Святополка, и начали они умышлять на Василька. А Василько этого не знал, и Владимир тоже. И стал Давыд говорить: "Если не схватим Василька, то ни тебе не княжить в Киеве, ни мне во Владимире". И послушался его Святополк. И пришел Василько 4 ноября, и перевезся на Выдобечь, и пошел поклониться к святому Михаилу в монастырь, и ужинал тут, а обоз свой поставил на Рудице; когда же наступил вечер, вернулся к обозу своему. И на другое же утро прислал к нему Святополк, говоря: "Не ходи от именин моих". Василько же отказался, сказав: "Не могу медлить, как бы не случилось дома войны" И прислал к нему Давыд: "Не уходи, брат, не ослушайся брата старшего". И не захотел Василько послушаться. И сказал Давыд Святополку: "Видишь ли - не помнит о тебе даже здесь, под твоей рукой. Когда же уйдет в свою волость, сам увидишь, что займет города твои - Туров, и Пинск, и все прочие города твои. Тогда помянешь меня. Но призови его теперь, схвати и отдай мне". И послушался его Святополк и послал за Васильком, говоря: "Если не хочешь остаться до именин моих, то приди сейчас, поприветствуешь меня и посидим все с Давыдом". Василько же обещал прийти, не зная об обмане, который замыслил на него Давыд. Василько же, сев на коня, поехал, и встретил отрок его и предупредил: "Не езди, княже, хотят тебя схватить". И не послушал его, помышляя: "Как им меня схватить? Только что целовали крест, говоря: если кто на кого пойдет, то на того будет крест и все мы". И, подумав так, перекрестился и сказал: "Воля господня да будет". И приехал с малою дружиной на княжеский двор. И вышел к нему Святополк, и пошли в избу, и пришел Давыд, и сели. И стал говорить Святополк: "Останься на праздник". И сказал Василько: "Не могу остаться, брат: я уже и обозу велел идти вперед". Давыд же сидел, как немой. И сказал Святополк: "Позавтракай хоть, брат". И обещал Василько позавтракать. И сказал Святополк: "Посидите вы здесь, а я пойду распоряжусь". И вышел вон, а Давыд с Васильком сидели. И стал Василько говорить с Давыдом, и не было у Давыда ни голоса, ни слуха, ибо был объят ужасом и обман держал в сердце. И, посидевши немного, спросил Давыд: "Где брат?" Они же сказали ему: "Стоит на сенях". И, встав, сказал Давыд: "Я пойду за ним, а ты, брат, посиди". И, встав, вышел вон. И как скоро вышел Давыд, заперли Василька, - 5 ноября, - и оковали его двойными оковами, и приставили к нему стражу на ночь. На другое же утро Святополк созвал бояр и киевлян и поведал им, что сказал ему Давыд, что "брата твоего убил, а против тебя соединился с Владимиром и хочет тебя убить и города твои захватить". И сказали бояре и люди: "Тебе, князь, следует беречь голову свою. Если правду сказал Давыд, пусть понесет Василько наказание; если же неправду сказал Давыд, то пусть сам примет месть от бога и отвечает перед богом". И узнали игумены и стали просить за Василька Святополка; и отвечал им Святополк: "Это все Давыд". Узнав же об этом, Давыд начал подговаривать на ослепление: "Если не сделаешь этого, а отпустишь его, то ни тебе не княжить, ни мне". Святополк хотел отпустить его, но Давыд не хотел, остерегаясь его. И в ту же ночь повезли Василька в Белгород - небольшой город около Киева, верстах в десяти; и привезли его в телеге закованным, высадили из телеги и повели в избу малую. И, сидя там, увидел Василько торчина, точившего нож, и понял, что хотят его ослепить, и возопил к богу с плачем великим и со стенаньями. И вот вошли посланные Святополком и Давыдом Сновид Изечевич, конюх Святополков, и Дмитр, конюх Давыдов, и начали расстилать ковер, и, разостлав, схватили Василька, и хотели его повалить; и боролись с ним крепко и не смогли его повалить. Тут вошли другие, и повалили его, и связали его, и, сняв доску с печи, положили на грудь ему. И сели по обе стороны Сновид Изечевич и Дмитр и не могли удержать его. И подошли двое других, и сняли другую доску с печи, и сели, и придавили так сильно, что грудь затрещала. И приступил торчин, по имени Берендий, овчарь Святополков, подняв нож, и намеривался ударить в глаз, но промахнулся и порезал ему лицо, и видна рана та у Василька поныне. И затем ударил его в глаз и исторг глаз, и потом - в другой глаз и вынул другой глаз. И был он в то время как мертвый. И, взяв его на ковре, взвалили его на телегу, как мертвого, повезли во Владимир. И когда везли его, остановились с ним, перейдя Воздвиженский мост, на торговище и стащили с него рубашку, всю окровавленную, и дали попадье постирать. Попадья же, постирав, надела на него, когда те обедали; и стала оплакивать его попадья, как мертвого. И услышал он плач и спросил: "Где я?" И ответили ему: "В Воздвиженске городе". И попросил воды, они же дали ему. И испил воды, и вернулась к нему душа его, и опомнился, и пощупал рубашку, и сказал: "Зачем сняли ее с меня? Лучше бы в той рубашке кровавой смерть принял и предстал перед богом". Те же, дообедав, поехали с ним быстро на телеге по неровному пути, ибо был тогда месяц "неровный" - грудень, то есть ноябрь. И пришли с ним во Владимир на шестой день. Прибыл же и Давыд с ним, точно некий улов уловив. И посадили его во дворе Вакееве, и приставили стеречь его тридцать человек и двух отроков княжих, Улана и Колчка.
Володимеръ же слышавъ, яко ятъ бысть Василко и слѣпленъ, ужасеся, и всплакавъ и рече: "Сего не бывало есть в Русьскѣй земьли ни при Дѣдѣх наших, ни при отцихъ наших, сякого зла". И ту абье посла к Давыду и к Олгови Святославичема, глаголя: "Поидѣта к Городцю, да поправим сего зла, еже ся створи се в Русьскѣй земьли и в насъ, в братьи, оже вверженъ в ны ножь. Да еще сего не правимъ, то болшее зло встанеть в нас, и начнеть брат брата закалати, и погыбнеть земля Руская, и врази наши, половци, пришедше возмуть земьлю Русьскую". Се слышавъ Давыдъ и Олегъ, печална быста велми и плакастася, рекуще, яко "Сего не было в родѣ, нашемь". И ту абье собравша воѣ, придоста к Володимеру. Володимеру же с вои стоящю в бору, Володимеръ же и Давыдъ и Олегъ послаша мужѣ свои, глаголюще к Святополку: "Что се зло створилъ еси в Русьстѣй земли, и вверглъ еси ножь в ны? Чему еси слѣпилъ брат свой? Аще ти бы вина кая была на нь, обличилъ бы и́ пред нами, и упрѣвъ бы и́, створилъ ему. А нонѣ яви вину его, оже ему се створилъ еси". И рече Святополкъ, яко "Повѣда ми Давыдъ Игоревичь: яко Василко брата ти убилъ, Ярополка, и тебе хочетъ убити и заяти волость твою, Туровъ, и Пинескъ, и Берестие, и Погорину, а заходилъ ротѣ с Володимером, яко сѣсти Володимеру Кыевѣ, а Василкови Володимери. А неволя ми своее головы блюсти. И не язъ его слѣпилъ, но Давыдъ, и велъ и́ к собѣ". И рѣша мужи Володимери, и Давыдови, и Олгови: "Извѣта о семь не имѣй, яко Давыдъ есть слѣпилъ и́. Не в Давыдовѣ городѣ ятъ, не слѣпленъ, но в твоемь градѣ ять и слѣпленъ". И се имъ глаголющимъ разидошася разно. Наутрия же хотящим чресъ Днѣпръ на Святополка, Святополкъ же хотѣ побѣгнути ис Киева, и не дата ему кыяне побѣгнути, но послаша Всеволожюю и митрополита Николу к Володимеру, глаголюще: "Молимся, княже, тобѣз и братома твоима, не мозѣте погубити Русьскыѣ земли. Аще бо възмете рать межю собою, погании имуть радоватися, и возмуть землю нашю, иже бѣша стяжали отци ваши и дѣди ваши трудом великим и храбрьствомь, побарающе по Русьскыѣй земли, ины земли приискываху, а вы хочете погубити землю Русьскую". Всеволожая же и митрополитъ придоста к Володимеру и молистася ему, и повѣдаста молбу кыянъ, яко творити миръ, и блюсти землѣ Русьскиѣ; и брань имѣти с погаными. Се слышавъ Володимеръ, расплакавъся и рече: "Поистинѣ отци наши и дѣди наши зблюли землю Русьскую, а мы хочем погубити"…