Карпа просит, чтоб простил им и приказал остановиться.
- Пусть ещё погуляют, - отвечает Парамон. - Будет им наука, дабы впредь уважали и почитали людей, что умнее их.
Долго мучились дударь с Акимом от этой одури. Уже и полночь минула, и во второй раз пропел петух. Наконец, Грышку оставляют силы, выпускает он из рук дуду и, сомлевши, падает на землю. Аким качается, весь почернел, будто перед смертью. Натешившись местью, Парамон что-то прошептал, дал им воды, а когда они угомонились, взял шапку, поклонился хозяевам и пошёл домой.
Это происшествие нарушило всё веселье. Гости один за другим благодарили хозяев за радушие, желали богатства да счастливых дней и выходили за двери.
* * *
Тут пан Завáльня перебил:
- Говорят, что встарь, когда люди больше заботились о славе Божьей, таких колдунов сжигали на огне, либо топили в воде. Слышишь, Янкó, что делают люди, когда побратаются с дьяволом? На свете надо быть осторожным, я в своей жизни слыхал о множестве таких зловредных чаровников, каким был Парамон.
- Может, дядюшка, делал он это с помощью каких-то ядовитых трав, может, подлил дударю и Акиму в водку белены или другого ядовитого зелья, что доводит человека до безумия?
- Не травы сотворяют такое, а сила бесовская. И плохо, что учёные люди порой не очень в это верят. Я сам знавал одного панича, который судил обо всём так, будто никогда не учил ни Катехизиса, ни десяти заповедей Божьих. Но что ж дальше?
* * *
- После свадьбы Карпа зажил не по-нашему: в скором времени построил новый дом с большими окнами, завёл сад, где цвели вишни и яблони, и жильё его больше походило на шляхецкую усадьбу, чем на простую избу. Чванства ради посадил под окнами такие же цветы, как растут в панском саду, и с которых нет никакой корысти. Агапке запретил носить шнуровку и платок на голове, а наказал одеваться в ситцевые платья, что носят шляхтянки. Не хотела она менять свой наряд, знала, что все, увидя её в дворовой одежде, будут называть ленивой, но пришлось ей смириться с волей мужа и в таком уборе заниматься цветами, ведь батраков у Карпы хватало, было, кому идти с серпом на жатву. Имел Карпа деньги, имел и уважение, сам пан бывал у него в гостях, но разве ж в этом счастье? Всегда он был неспокоен в мыслях своих, ни одному батраку никогда не сказал ласкового слова, и Агапка не могла ему угодить. Её редкая улыбка казалась ему издёвкой, её кротость он называл глупостью, её скромность и молитвы, которым научила мать, были для него несносны. То прикажет, чтоб ни с одним батраком не разговаривала, то гневается, что она нерачительная. Бог знает, чего хотел. Порой ругал свою жену, что она ленивая, а сам сразу после захода солнца шёл спать и не хотел, чтобы она занималась до позднего часу какой-нибудь работой или молилась. Иногда ополночь вскакивал с постели и у дверей либо через окно говорил неведомо с кем, или выбегал за двери и незнамо где пропадал, аж покуда петух не запоёт.
Были у него приятели, которым он давал деньги и с которыми заливал свой непокой водкою; бывало, что по нескольку дней не видали его дома.
Однажды, когда челядь после дневной работы пошла спать, Агапка сидела в комнате одна и поджидала мужа. Вдруг, будто молния осветила стены, и снова стало темно. На неё нападает какая-то тревога. Будто боясь чего-то, осматривает она тёмные углы. Кот, фыркая, отскочил от дверей и, ощетинившись, застыл посреди хаты, беспокойно поблёскивая глазами. И тут заходит молодой мужчина, красиво одетый, на руке золотые перстни, подпоясан широким красным поясом. Агапка вглядывается в незнакомое лицо. Казалось оно довольно приятным - только взгляд гостя был таким пронизывающим, что становилось страшно.
- Поклон молодой госпоже, - говорит незнакомец. - Что ж ты сидишь одна, будто сирота какая? Гляжу, не припоминаешь меня, но я тебя часто видел и хорошо знаю. А где же Карпа, муженёк твой?
- Не ведаю: третий день, как его не вижу. Где-то у знакомых, а может, в город поехал. Слышала, что-то говорил об этом.
- Что ему делать в городе? Всё гуляет себе, не умеет пользоваться счастьем. Золота и серебра скопил много, да что проку? Мог бы творить чудеса, мог бы построить дом лучше, чем этот, такой, про какие старики в сказках бают, чтоб весь светился золотом и серебром, да чистым золотом крыт был. Мог бы разбить сад, где спели бы золотые да серебряные яблоки и пели райские птицы; под окном росли бы у него цветы - ярче, чем звёзды на небе. Вот этот кот, мурлыча, сказывал бы дивные старинные предания. Съехалось бы много панов поглядеть на такое диво, и зажил бы он лучше короля. Ты молодая, красивая и куда умней его, начинай же хозяйствовать сама, а я буду тебе помогать, и мы удивим весь свет.
Говоря это, он сел на лавку подле неё.
Агапка, глядя ему в глаза, спросила:
- Давно ли ты знаком с моим мужем?
- С самого детства знаю его. Я странствую по свету и служу удачливым людям. Нынче удача с тобой, тебе хочу усердно послужить.
- Кто ж ты такой, и как тебя звать?
- На что тебе знать моё имя? Я друг тебе. Согласись только на мои желанья, прими лишь услуги мои, а после и узнаешь про всё. - И, рассыпая по полу золото, глянул на Агапку и добавил: - Видишь, что могу?
- Денег мне не надо, я хочу лишь покоя душе своей, да хранит меня Пречистая Мать Сиротинская.
Едва вымолвила она имя Матери Божией, как незнакомец вспыхнул огнём и пропал во мгновение ока. Агапка с пронзительным криком выбегает за двери и падает без чувств. От её крика просыпаются домашние и спешат ей на помощь. Находят в сенях - лежит как неживая, едва смогли вернуть ей дыхание. Всю ту ночь не спала Агапка, и при ней сидели домашние, тревожась за её здоровье.
Рано поутру вернулся домой Карпа. Когда ему рассказали про случившееся, он переменился в лице и долго ходил туда-сюда, встревоженный и задумчивый. Наконец, подошёл к жене и говорит:
- Что же ты натворила? Коли посеяно, так надо и жать, а иначе - людской смех и несчастье.
- Не сеяла я того злосчастного семени, - отвечает она, плача. - И лучше помереть, чем убирать такой урожай.
Он кинулся на неё с кулаками, но Агапка выскочила за дверь и спряталась, покуда не прошла его злость.
Карпа совсем забросил хозяйство и редко посылал на панщину своих батраков. Эконом смотрел на это сквозь пальцы и всё ему прощал, ибо тот заявил пану, что хочет быть вольным, и обещал большие деньги, чтобы выкупить себя и землю, на которой жил.
Однажды вечером Карпа по своему обыкновению вскочил, подошёл к окну и в задумчивости сел возле него. Слышно было, что он разговаривает сам с собою. Жена просит его, чтобы успокоился, а он лишь бросил в ответ:
- Вернусь утром, - хлопнул дверью и ушёл неведомо куда.
Агапка позвала к себе женщину, ибо боялась ночевать одна. Лишь только задремала, чует, что кто-то коснулся её руки горячей ладонью. Открыла глаза и видит: стоит перед ней тот мужчина, что недавно напугал её. Одет странно, глядит на неё, а очи его горят, как две свечи, шапочка на голове и пояс, которым он подпоясан, красные как уголь или раскалённое железо. Агапка оцепенела от страха, едва смогла поднять руку, чтоб перекреститься. И он тут же исчез. Разбудила Агапка свою товарку и рассказала ей про это страшное видение. Поговорили некоторое время, а когда успокоились, снова явился перед ними этот призрак и вновь пропал, как только помянули имя Иисуса и Марии. Тогда встали они с кровати, зажгли огонь и молились, покуда петух не запел.
Ещё до восхода солнца посылает Агапка женщину к своим родителям, чтоб рассказала им об этих ужасах и попросила их навестить дочку и посоветовать, что ей делать в такой беде.
По всей волости разнёсся слух о том, что змей несколько раз пугал Агапку, являясь к ней в разных обличьях. Карпа же божился, что все эти вести лживые, что будто жена его тронулась умом, а может, дьявол и впрямь приходит к ней за какие-то её грехи.
Когда солнце уже клонилось к закату и в поле окончили работу, Гарасим со своей женой пошли проведать дочку. Агапка, как увидала их в окно, радостно выбежала навстречу, привела их в дом и со слезами рассказала о своих страданиях, о переменах в жизни мужа и о том, как змей, который ему служит, являлся ей в обличии человеческом.
- Ну вот, - отвечал Гарасим, - когда я ещё перед свадьбой сказал эконому и другим дворовым людям, что Карпа вырастил себе змея, который носит ему богатство, так те насмехались и издевались надо мной, говорили: "Глупый, дурной мужик, плетёшь невесть что". А когда дошло это до пана, так он разгневался и сказал: "Слушай, хам, коли будешь повторять эти бредни, получишь сотен пять розг, и полголовы обрею, как сумасшедшему". Что ж они теперь на это скажут?
Мать, плача, говорит ей:
- Скоро с поля уберём, тогда сразу пойдём к Пречистой Богоматери Сиротинской. Уговори и мужа, чтобы шёл с нами и исповедался бы. Бог смилуется. А это вот у меня освящённые травы и церковное кадило, будешь каждый вечер окуривать покой, и, может, Пан Бог даст, всё будет хорошо.
Так сидели они, беседуя о том, о сём, а Карпы в то время в доме не было. Вот уже и сумерки, и в комнате потемнело. Ночь была тёплая, небо чистое, а воздух такой тихий, что сдаётся, волос не колыхнётся на голове. После ужина одни работники, пользуясь хорошей погодой, пошли ночевать в поле, при конях, другие же - в одрину, на свежее сено. Только Агапка с родителями остались в доме и всё никак не могли закончить разговор. Было тихо, лишь то и дело потрескивал фитиль догоравшей свечи. Через некоторое время Агапка раздула огонь и бросила на яркие уголья освящённые травы. И тут вдруг сразу же за стеной раздался шум, будто поднялся яростный ветер, и яркий блеск пробежал по хате. Задрожали все.
- Это он, - испуганно вскрикнула Агапка.
Притихли и, шепча молитвы, ждали, что будет дальше. Вдруг один из стоявших у печи горшков подпрыгивает вверх, падает на пол и рассыпается на мелкие черепки. Жбан с квасом, что стоял на лавке, вскакивает на стол, со стола падает на землю и разлетается на осколки. Кот перепугался, глаза заискрились, и он, фыркая, спрятался под скамейку. Разная домашняя утварь стала летать из угла в угол.
Гарасимова жена быстро сняла с себя медный крестик, освящённый когда-то при отпущении грехов в Юховичах во время Юбилея, и надела на шею дочке.
- Пусть он будет тебе защитой, - сказала она. И только набожная женщина вымолвила эти слова, как мелкие, словно град, камешки стали вылетать из тёмных углов и отскакивать от стен, а из-за печи полетели камни по нескольку фунтов, но родители с дочкой, призывая на помощь Пречистую Мать, невредимыми выбежали за двери.
Во дворе собралась вся челядь, все со страхом и изумлением смотрели на дом. Из окон и от стен летели разной величины камни, никто туда и приблизиться не смел. Все стояли, глядели на это диво и не ведали, что делать.
Минула полночь, запел петух, пальба вроде стихла. Однако никто так и не отважился войти в дом. Челядь ждала восхода солнца под открытым небом, а Агапка пошла с родителями к их хате.
Когда солнце было уже высоко и скотину выгнали в поле, а батраки, одни с косами, другие с сохами, вышли на работу, приезжает Карпа. Дом стоит пустой, встретил одну только женщину, которая пришла с поля, завидев, что возвращается хозяин. Спрашивает у неё, что тут творится и где жена? Та поведала ему всё, как было. Карпа перепугался, изменился в лице.
- Она сгубила меня, - закричал он и сразу же пошёл к чаровнику Парамону.
Весть о происшествии в тот же день разлетелась по всей округе. В панском имении одни поверили, что всё это сотворила сила сатанинская, другие ж смеялись и говорили, что это просто чьи-то проказы. Гарасим рассказал обо всём приходскому священнику, просил, чтобы он в тот же день приехал в усадьбу Карпы и освятил дом, в котором чёрт свил себе гнездо.
К вечеру со всей волости собрался любопытный люд, чтоб посмотреть на это диво. Пришёл эконом и с ним много молодых удальцов из имения, которые, не веря в бесовскую силу, надеялись словить какого-нибудь озорника. Несколько из них, самые смелые, отворили двери и хотели войти в хату, но едва переступили порог, как с криками кинулись назад, ибо вылетевший камень так зашиб одного из них, что тот едва очнулся. Народ, глядя на эти чудеса, стоял вдалеке от дома, а камни оттуда сыпали всё гуще.
Карпа от горя изменился весь, будто обезумел и, проклиная жену, соседей и домашних, хотел ворваться в дом, но ему не дали. Парамон, стоявший рядом, что-то шептал, но уже не мог помочь своими чарами. Пан К. Г., охваченный любопытством, тоже приехал, но, не смея приблизиться к хате, приказал окружить её и ждал, чем закончатся эти страсти.
А вот приехал и поп, облачённый в ризу, свершил святой обряд, но едва хотел подойти к стенам со святой водой, как во мгновение ока весь дом охватило пламя, и постройка быстро рухнула.
Изумлённые люди, глядя на такую месть злого духа, пожимали плечами, и все, кто сохранил ясность мысли, с тревогой покидали пепелище, где остались лишь угли и дымящиеся головешки. Поп возвращался домой опечаленный, сожалея о неразумности своей паствы. Парамон, уходя, тряс головою и ругал несчастного Карпу: "Добро дурню: як паслаў, так i выспаўся ". По всей околице, в каждой хате и в панской усадьбе, ещё долго говорили об этом происшествии.
Карпа после того страшного пожара подевался неведомо куда, пропал и уж больше не навещал ни своих приятелей, ни тестя, ни жену. Разное про него думали. Одни говорили, что он связался с лиходеями, которые перегоняли краденых коней из Беларуси под Псков или в Великие Луки. Пан даже посылал за известиями арендаря, жида Хаима. Другие селяне рассказывали, что встречали Карпу безумным, и он убегал от их голоса в лес, как дикий зверь.
Прошло несколько недель. Один охотник, выслеживая уток, шёл с выжлецом мимо озера. День был пасмурный, волны шумели у берега. Издали увидел он на песке у самой воды чёрную стаю воронов. Выстрелил. Вороны взлетели и скрылись в бору. Подошёл ближе и видит выброшенный водою труп, который волна еще покрывала пеною. Он сразу же сообщил в имение. Дали знать в суд. Трудно было понять, чьё это тело, но одежда и перстень на руке помогли опознать Карпу. Так он, несчастный, окончил свою жизнь. Там же на берегу, без молитвы и без попа труп зарыли в землю.
* * *
Тут путник умолк.
- Поведай же, - сказал пан Завáльня, - что стало с Агапкой?
- Агапка несколько лет жила при родителях, от тоски и пережитых ужасов здоровье её ослабло. После смерти родителей и она угасла, как свеча. Царствие ей небесное. Её добродетельная и целомудренная жизнь была примером для всех женщин нашей околицы. Хоть было это давно, но и теперь ещё там, где она со слезами поливала цветы, зеленеют вишни и яблони, и цветы те распускаются каждую весну, девчата в праздничные дни плетут из них венки и украшают ими образ Пречистой Богоматери.
- Почему ж ты не женился на ней, когда она была уже вдовою? - спросил пан Завáльня. - Ты же ещё раньше любил её, была б у тебя прекрасная жена. А хорошая жена - самое дорогое сокровище, ибо где в доме любовь и согласие, там и благословение Божие. Вот и я живу потихоньку, слава Богу, а ведь порядок в хозяйстве наводили мы вместе с моей покойницей.
- После той невесёлой свадьбы я просил пана, чтоб позволил мне пойти в чужие края, где легче добыть денег для поддержания хозяйства и для оплаты податей. Думал, что коли буду далеко, скорей забуду всё то, что долго стояло пред моими очами и наводило тоску. Несколько лет я бродил по России, около Новгорода и Старой Руссы, был даже под самым Петербургом. Трудился на самых тяжёлых работах - там, где через болота и дикие леса прокладывали дороги, копал глубокие канавы, порой весь день стоя в воде. Всё это, слава Богу, перенёс, не надорвал здоровья и вернулся домой с деньгами. Тут-то мне и рассказали об ужасной судьбе Карпы и о смерти несчастной Агапки.
- А жив ли ещё Парамон?
- Помер без исповеди, и могила его в поле без креста.
- Ну что, Янкó, как тебе понравились наши нехитрые повествования? Они правдивые, и их легче понять, чем истории про древних языческих богинь и божков, что ты мне рассказывал. Такой байки никто не запомнит, разве лишь человек учёный.
- Я люблю такие рассказы, в народной фантазии немало истинной правды.
Пока пан Завáльня говорил со мною, челядь переговаривалась меж собой: " Вот добры, дак добры, усю ночы бы ни спаў да слухаў ".
- Ну, теперь будем слушать, что нам поведает твой товарищ, - сказал Завáльня, - Да чтоб случаи из твоей жизни, и чтоб были страшными и занимательными.