Центурия IX
Все письма - призыв к коренным переменам,
Бурэ, переводчик, их взял со стола, -
И здесь демагог с краснобаем тому набьют цену,
Кто множество благ всем своим обещал.
Скорее, скорее, скорей уходите!
Из Монт-Авентайна разносится зов,
Колонья с семьей! С Аримини и с Прато бегите!
Здесь жизнь насыщают страданья и кровь.
Ведь из ничего вспыхнут бури в Равенне,
Бунт сильных пятнадцати душит Форнез,
А в Риме пожары и кровь благоденствия сменят.
Ведь два двухголовых уродца окрест.
Могущество двум дано выборной властью,
Изгнанник отброшен в позорную тень.
Разграблен весь дом и повсюду несчастья,
И в нови колыхнется пасмурный день.
Из третьих рядов он продвинется в первый,
Опорой ему станет сброд, а не знать.
Тиран оккупирует Пизу и Люкку, наверно,
Громила с низов мог людей усмирять.
Полки англичан наводняют Кайену,
И здесь аквитанцы присвоили власть,
Ну как, Лангедок, хороши перемены?
Вот барбокситанцев намерены звать.
Злой дух обитает в старинной гробнице.
Открывший - захлопни ж, захлопни скорей!
Но поздно, и бедствию дали разлиться,
И лучших оно не щадит королей.
Никто не уйдет от возмездия свыше,
Сам Бог покарает волчат и волков.
Отца принц убил, и потомки об этом услышат,
Цени ж Тайнописцев минувших веков!
Мистический свет виден в храме Весталок,
Останки колонн точно мачты затопших судов.
Тень девочки с лампой в руках пробежала.
Низмесцы! Разлив сокрушает ваш кров.
Монах и монашка у трупа ребенка,
Чье тельце стекольщик случайно нашел…
К военному лагерю с Фойкса проложены тропки,
Готовься, Тулуза, принять эту боль.
На смерть осужден был совсем невиновный,
И зрелище казни пьянило людей.
Потом здесь чума разжигала жаровни,
И судьи бежали отсюда скорей.
Кому серебро этих статуй вернули?
Диана с Меркурием видят озерное дно,
Рыбешки под старым сосудом блеснули,
И золото в нем никому не сдано.
Бежали они из темницы салонской,
Свирепый болоньец, моденские два,
Костер с Буранкоза открыл их тряпье и обноски,
И ночью всех видно у скользкого рва.
Готов для преступников чан над Равенной,
Чан с медом, с оливковым маслом, с вином.
Живьем в нем кипеть будет всякий повинный:
Семерка предстанет в Бордо пред судом.
Парпан не сумеет помочь кардиналу.
Куда же, куда непокорным бежать?
Три мирных и немощных пять устояли.
Бургонский прелат может их поддержать.
Блеск молний одобрят лихие созвездья,
Тот блеск омрачит центр Майенских лесов.
Кровь с листьев стекает на зверя из бездны,
Великие люди похожи на псов.
Страна не сорвется в глубокую бездну.
Решительный Франко друзей созовет.
Пускай неприязнь дипломатов исчезнет:
Испания силой традиций живет.
Что ж! Новый король любит кровопролитье,
И умер для Франции век золотой.
Вы третьего сына Нероном Креста назовите,
И он воссоздаст Форнерон дорогой.
О славе империи знают фламандцы,
Дофин сделал лилии частью Нанси.
Уйдя с лучших мест, трудно с болью расстаться,
Под гнетом препятствий сам Монморанси.
Он ночью идет сквозь леса возле Рейна,
А камень белеет в Волторте-Херне,
Весь в сером монах вызвал бурю в Варенах,
Где вольные люди и храмы в огне.
С собора Блуа виден мост чрез Луару,
Король и прелат встретят зло на мосту.
У Лонских болот воевали недаром,
Раз все духовенство отсюда сметут.
Придворным здесь надобен вкрадчивый шепот:
Король был в соборе вблизи от дворца,
А Альба с Мантором, ступив на садовые тропы,
Кинжалом и словом пронзают сердца.
Недаром обрушилась кровля у дома.
С продавленным черепом сын короля.
Молитва отцу не приходит на помощь,
И праздничный блеск не полюбит земля.
Их двое, детей королевского дома.
Карета бежит от дворца над скалой,
Поездку сады монастырские помнят,
Где плод недозрелый качался с листвой.
Известье летит из Испании птицей,
Крылом задевая куст роз у моста…
Быстрее, чем мысль, эта весть разлетится:
Безирс для погони еще не устал.
Уход его глуп: нет серьезной причины.
Неверно, что Папа ему угрожал.
Люблю освежающий ветр в Пиомбино
И стены в Вультрее в зеленых плащах.
Достигший высот изменяет дофину.
Мост сломан, и ветер повалит забор.
Но старый Текон в тех делах неповинен
И герцогу стелет в знак дружбы ковер.
Встречай Геную и Сицилию пушечным громом!
Летит над Иллирией рой парусов.
Не видишь: с Венеции и Масильона
Противник с венгерцем схватиться готов.
Да! Он Сен-Квентин никому не уступит,
И он же с упорством захватит Каллас,
Дома, корабли у Шарье испугаются крови и трупов,
Так новый порядок встречают у нас.
Пуолская гавань и Сент-Николас видны с борта,
Корабль норманнов качал фанатичный залив.
"Алла!" - слышен крик с Византийского порта,
Кадиз и испанцы крестов не сдали.
Земля на куски раскололась от взрывов,
В развалинах будут Кассич и Сент-Джордж,
Есть бреши в соборе у края обрыва,
И Пасха идет сквозь жестокость и ложь.
Порфирий! Сквозь время плывут манускрипты,
Подобно словесным большим кораблям.
Твой череп истлел, но твои паруса не забыты,
И мысль не догнать даже будущим дням.
Он будет сильней европейских монархов,
Его называют французской грозой,
Италия сбита великой нападкой,
И Рим Геркулесовой схвачен рукой.
Свершилось - один пятистам его предал.
Нарбонн! И ты, Солк! Чем зажечь фонари?
Ведь явь станет хуже кровавого бреда,
Монархия в зареве штурмов горит.
Теперь победителям роз не кидают,
К бесславию шел белокурый отряд,
В полях Македонских успех Фердинанда бросает,
И он с мирмидонцем сцепиться не рад.
Юнцы короля оттеснили от трона.
Он гибнет - топор занесен с высоты.
Сигнал светит с мачт: берегись беззаконий,
Три брата друг другу - враги и скоты.
"Кругом! Шагом марш!" - всем мостам с ветряками,
Теченью реки и дворцам на Тулузском пути
Декабрь дал приказ и взмахнул ветровыми руками.
Бассейн всей Гаронны крутящимся диском летит.
Французов, поди, будут ждать у Ажана,
Подсобник с Нарбонна беспечностью пьян,
Теперь англичане, рашельцы с Бордо выступают по плану.
Енатьян! И ты пострадаешь от ран!
Гляди: в Арбизеле, в Гревари так лихо.
Саванна взята штурмовою волной.
За старой стеной над дворцом - бой и дикие крики.
Их слышат Гвиара, Шарье и Гасконь.
Летит в Сен-Квентин шум листвы Баурлиса.
Фламандцы в Абее идут под удар.
Путь к миру гвардейскою шпагой пронизан,
Двух юных сынов ждет нежданный угар.
Да! Герцог теперь уже занял Карпентрез,
И черный берет его с красным пером,
Вот Генрих Великий царит в Авиньоне под ветром,
И в римском посланье оплакан был шторм.
К Тунису откатится варвар разбитый.
Мы вместе: Монако, Сицилия, вся Генуя,
С Венецией флот снарядим знаменитый:
Не быть полумесяцу в наших краях.
В бою - измаэлиты и крузодеры,
В огне паруса десяти кораблей.
Неверные и христиане - в неистовом споре,
Но в небе теперь над мечетью светлей.
Скорее беги из проклятой Женевы,
Где золото станет железной звездой,
Оттуда на землю лучи устремятся из гнева,
И небо подаст нам свой знак пред враждой.
К чему ему истина в важных вопросах?
Он ложью свои поправляет дела.
Законы и совесть он вовсе отбросил.
В Париж и Пьемонт злая скорбь забрела.
Он в мантии красной идет по Тулузе:
Не грешников - жертвы ища средь людей.
Тень тыкв в огородах над камерой пыток не сузят,
И новые казни предвидят везде.
Проекты реформ составлялись напрасно,
Раз голову слову снес переворот.
Смещенный монарх пред судьбою опасной,
Ворота дворца бурей крутит и рвет.
Шатается город у вод океана,
Дома валит с ног сумасшедшей волной,
Разбиты суда и мосты ураганом,
И ветер смеется над ранней весной.
Война и мятеж множат груды развалин,
К Антверпену движутся Кент и Брюссель,
Английский король к эшафоту отправлен.
От соли с вином будет Лондон хмелеть.
Большим демагогом был хитрый Мендозус,
Став демоном многих горячих юнцов,
Здесь варварство мечет напрасные грозы, -
Норларис - теперь - не отрада отцов.
Опасен для красных рост сект и религий:
Ударами плети не выстроишь мир!
Никто не спасется от дьявольской лиги,
Лишь демон земной приглашен был на пир.
Жизнь делит всю землю на две половины,
Одна будет с миром, другая - с войной,
В крови захлебнется и зверь и невинный,
Кому же вся Франция ближе душой?
Горели живьем три пажа в трех каминах,
Их юный король приказал умертвить.
Будь счастлив, живущий вдали неповинный,
Свои же безумцу спешат отомстить.
Они в Корсибон прибывают с почетом.
Равенна! Ликует ограбивший даму в порту.
Посол Лиссабона! Морские пучины разверсты.
Засевшие в скалах душ семьдесят с места сметут.
Весь Запад шатает войной небывалой:
Никто не спасется, ни старый, ни юный, ни зверь.
Пожары за кровью горячей бежали,
Меркурий, Юпитер и Марс не считают потерь.
Их лагерь раскинулся под Наудамом.
Оставлен в Майотах их выцветший флаг.
Ведь более тысячи на два разделятся стана,
Но только стан первый второму не враг.
Король прибыл в Друкс, чтобы вместо покоя
Оставить незыблемым прежний закон.
Ворота срывались с петель, трон был смят и расколот,
И кровь короля станет шелком знамен.
Три красных давно поджидали француза,
Заметив брег левый напротив Витри,
Жив черный, но красным распорото пузо,
И бритт был обрадован светом зари.
Да, красный Ник связан с нелегкою жизнью
И знал, что в Ферне будет схвачен Видам,
Великий Люк счет предъявляет отчизне,
И зависть Бургундию бриттам отдаст.
Далмация в страхе, почуяв пролитие крови,
И варвар сражается в черном углу.
Раз дрогнул туман, Измаил наготове.
Спасет ль Португалия преданных слуг?
Грабитель морских побережных владений
И в новых народах теряет друзей,
Мессинско-мальтийский союз не ржавеет.
Не терпит обид от чужих якорей.
Октябрь к день третий - под знаком великих событий,
Возвышены будут Ругон, Мандрагора, Оппи, Пертинанс.
Теперь Черногорец весь мир сотрясает открытьем,
И многое грозным предстанет для нас.
Опять потрясения вызовут войны,
И бедствия выветрят дух перемен,
Не зря же Нарбонн и Байон беспокойны,
Им больно от горя, страданий, измен.
Вторженцы пройдут Пиренейские горы,
Противиться в марте не сможет Нарбонн.
Здесь жизни сгорают, как дождь метеоров,
Над морем и сушей разносится стон.
Зеленые мысли вредны для реформы,
Раз плод недозрел - не срывайте его,
Потомков никчемные сдвиги не кормят,
И ложное благо не даст ничего.
Предвижу реформы и честную дружбу,
Меч, вложенный в ножны, - не самообман.
Поместья, поля и сады делу мира послужат,
Закон станет другом залеченных ран.
У врат у скалы их до сотни сойдется,
И видны ворота с Дизерских вершин,
В Шато с мест других удалец к удальцу подберется,
Друг Рима с крестом: ты крепись и держись!
Когда заговорщики шли из Аймара,
Солдаты таились в Ликийском лесу,
Савону и Рону знобило недаром,
От крови, от страха наш трон не спасут.
Две трети их стран изувечены градом,
Италия с Веной поникли разбитой главой,
Над Брессом и выше Байли - кладовые кровавого ада,
Град создан гренобльцем и введен был в бой.
Какое оружье сокрыто в ракете,
Которую мчит крыловидный огонь?
Латинское небо рвет северный ветер,
И взорван грозою был венский покой.
Святыни им видимы будут у Трикса,
Но их осквернить не осмелятся днем.
Каркассон! Будь рад, что немилость продлится,
С вторжением справятся долгим путем.
Все церкви и все синагоги зачахнут:
Исчезнут обряды в две тысячи сто пятьдесятом году.
И Крест и Давидовы звезды истлевшею славой запахнут,
Но милость небес люди в новом найдут.
Тюрбан голубой завладеет всем Фойксом
Пред тем, как Сатурн совершит оборот,
А белый тюрбан спорит с Турцией громко,
И звезды на мачты судов созовет.
Убийца тайком покидает град Ферстод,
Чернеет на пашне заколотый бык.
Здесь плащ Артемиды взметается облаком дерзким,
И пепел вулканов к погибшим приник.
С прибрежной волной будут ладить французы,
Амбрасия с Трасией хлынут в Прованс,
Законы и нравы их здесь они сгрузят,
Чтоб след свой надолго оставить у нас.
Беда, коли мир куплен страхом и кровью.
Два русла зажаты в железной руке,
Жестокость и злобу Нерон сделал новью,
Но был Кальвероном убит на реке.
Правитель чужой восседает на троне,
И к смерти идут королева и сын,
Зато Конкубину злой рок не затронет,
Раз сам победитель красой ее сыт.
Гречанка казалась античной богиней,
Успех ее цвел средь дуэлей и ссор,
Однако в Испании власть ее сгинет,
В темнице ждет казни пленительный взор.
Коварный галерным командовал флотом,
Стремясь подавить и протест и мятеж,
Уловки слабее взбесившихся глоток:
"Хватай командира… Души его… Режь!"
Пожалуй, во вред себе действовал герцог,
Сильнейшего друга куда-то сослав,
Деспотии в Пизе и Люкке с ним бились совместно,
А трезвый дикарь виноград собирал.
Спасайся уловкой, раз чуешь засаду,
Король пред врагами на трех сторонах,
Измена в Лонгине была хуже ада,
И слезы повисли росой на стеблях.
Обрушатся воды на град осажденный,
И новые бедствия с ними придут,
И все же доволен был страж удивленный:
Внезапной атакой людей не убьют.
Мир - в язвах и трещинах землетрясений.
Созвездья ломают хребты городам,
Дворцы и мечети стоят на коленях,
Безбожник идет по Христовым следам.
Полюбит мятеж белый мрамор гробницы.
Мысль главы медуз на толпу наведет.
Дух мести в бесправие нищих вселится
И злобою трон на куски разнесет.
Гасконь, Лангедок быстро пройдены ими,
Ажанцы держали Арманд и Реаль,
Фоценцы дерутся и новой короны не примут,
И бой под Сент-Полом уже грохотал.
К Шартрезу прорвутся Бурже и Ла-Рейнцы,
Антониев мост будет видеть привал,
Семерка за мир, ибо схватка бесцельна,
И скорби Париж осажденный встречал.
Да, храм от Туфонского леса отрезан,
И был в Монтлехери унижен прелат.
"Мой герб на монете! Держи, не побрезгуй,
Чеканю их сам", - ему герцог сказал.
Калас и Аррас пособят Терроане,
Когда же придут и порядок и мир,
Отряд с Аллоброкса спустился к Роане,
Но марш убежденных был все-таки сир.
Семь лет улыбалась Филиппу фортуна,
Но варвары счастье пронзили стрелой.
Расцвет уничтожен смятением бурным.
Что ждет Огмиона с ослабшей душой?
Вождь сызнова бредит немецким величьем:
Решетки тюрьмы не задержат идей.
У Венгрии будет иное обличье,
Но мощь не построишь на крови людей.
Страдают от мора Коринф и Никополь,
Зараза идет в Македонию, в Крым,
Мрачат Амфиполис и плачи и ропот,
Яд трупный на улицах трудно отмыть.
И вот к Новеграду правитель стремится,
В бараний хозяева скручены рог,
Из тюрем вернут палача и убийцу,
Чтоб кровь просочилась в державный чертог.
Флот делят на три боеносные части,
Вторая найдет пораженья и скорбь,
С Полей Елисейских доносятся плачи,
Часть первая мстит за безмачтовый гроб.
Враг правильный путь выбирает из форта,
И вот к бастиону повозки спешат,
Буржесские стены нашествием стерты,
Побитый злодей Геркулесу не рад.
Один пропадет беззащитный корабль,
Но слабость утратит союз кораблей.
Штурм слаб. Братислава! Здесь враг не пограбит,
И к варварам Любек притянут сильней.
В мундирах солдат побережья Арама,
И армию новый ведет человек,
Потухнет в Милане военное пламя,
Вождь в клетке железной окончит свой век.
Не верьте, что враг не войдет в этот город,
И герцог напрасно не ведал тревог,
Уловкой врата отпираются скоро,
И кровь на мечах так порадует рок.
Отступник к чужим поневоле подался,
И вынужден сдаться наш вождь в Молите,
Но есть смельчаки, что намерены драться,
К суду тех, кто с ними идти не хотел.
Сёк всех осаждающих северный ветер,
Им трудно пробиться сквозь бури и мрак,
Дождь хлещет их плечи струящейся плетью,
И исповедь хуже сражений и драк.
Пожар корабли претворяет в руины,
И пламя в ночи спорит с светом дневным,
В военных уловках два флота повинны,
Победа сокрыта туманом густым.