Сама склонность к суевериям, столь ярко проявляющаяся в характере ирландцев, возникает из инстинктивного неприятия узких ограничений здравого смысла. Для нее характерно страстное стремление к туманному, мистическому, невидимому и безграничной бесконечности царства воображения. Поэтому Daine-Sidhe, обитатели волшебных чертогов, имеют неодолимую привлекательность для сердца ирландца. Как и они, ирландцы любят молодость, красоту, блеск, расточительную щедрость, музыку и песни, праздники и танец. Радость и бесшабашное веселье национального характера ирландцев находят свое истинное выражение в безумных проказах пака и лепрекона, веселых духов, которые бродят в долах и лощинах и высматривают сверкающими глазками путников из-под листика щавеля. Вдохновение, которое под влиянием возбуждения поднимается до уровня поэзии, выражено в вере в Leanan-Sidhe, которая дает силу песне, в то время как глубокий пафос ирландской природы находит свое наиболее полное воплощение в нежной, жалобной, духовной музыке плача и жалоб Ban-Sidhe.
Легенды о животных
В ирландских легендах нет следов поклонения животным, но есть много данных о влиянии животных на жизнь людей и о том, какое участие они принимают в человеческих делах.
Крестьяне верят, что домашние животные – особенно собаки и кошки – знают о нас все. Они слушают все, что говорят люди, они следят за выражением лица и могут даже читать мысли. Ирландцы говорят, что задавать вопросы собаке небезопасно – ведь она может ответить, а если уж она ответит, то тот, кто задал вопрос, непременно умрет.
Положение животного племени в системе жизни, безусловно, полно таинственности. Животные одарены необыкновенным умом, но в то же время их души немы и тщетно пытаются произнести хоть слово; они кажутся пленными, связанными душами, несущими какое-то наказание, может быть, за грех в какой-то прежней, человеческой жизни, и ныне ожидающими завершения цикла искупления, который позволит им подняться до состояния человека.
Говорят, что три древнейших слова в ирландском языке: tor – "башня", cu – "собака" и bo – "корова" . Последнее слово – то же самое, что и в греческом названии "Босфор" и во многих других названиях мест по всей Европе.
О собаках
В Ирландии существуют весьма странные суеверия, касающиеся собачьего воя. Если слышат, что собака воет у дома больного, то всю надежду на выздоровление следует оставить; и сам пациент впадает в отчаяние, зная, что судьба его свершилась. Однако ирландцы не одиноки в этом суеверии. Египтяне, евреи, греки, римляне – все считали собачий вой зловещим. Само слово "вой" (howling) можно проследить в латинском ululu, греческом holuluzo, еврейском hululue и ирландском ulluloo. В Ирландии крик, что поднимали на погребальной церемонии, именовался caoin или keen: возможно, это происходит от kynos – "собака". И такие скорбные жалобы были также общими для других народов древности. У евреев, греков и римлян были свои наемные плакальщицы, которые с растрепанными волосами и скорбными ритмичными гимнами шли во главе печального шествия смерти. Так троянские жены рыдали над Гектором, и предводительницей хора была сама прекрасная Елена.
Все эти народы считали вой собаки первой нотой надгробной песни и знаком того, что приход смерти близок.
Однако происхождение этого суеверия можно проследить к египтянам, где собаки и боги с лицами собак были предметом поклонения – возможно, потому, что Сириус, собачья звезда, появлялся в точности перед подъемом Нила, таким образом давая людям мистическое и сверхъестественное предупреждение, дабы они подготовились к наводнению.
Римляне полагали, что вой собаки – роковое предзнаменование зла, и он отмечен среди страшных знамений, что предвещали гибель Цезаря. Гораций также говорит, что Канидия своими заклинаниями и чародейством могла привести призраки собак из ада, а Вергилий заставляет пса выть при приближении Гекаты.
Замечательно, что, когда собаки видят духов (а они весьма чувствительны к влиянию духов), они никогда не лают, а только воют. Раввины говорят, что "когда ангел смерти входит в город, то собаки воют. Но когда является Илия, собаки ликуют и веселятся". А рабби Иехуда Справедливый утверждает, что некогда, когда ангел смерти вступил в дом, собака завыла и убежала, однако, когда ее привели обратно, она в ужасе легла, и затрепетала, и так и умерла.
Странное суеверие, касающееся лая собак, что, как предполагается, они чувствуют приближение духа смерти и видят его, хотя он скрыт под саваном и невидим для глаз людей, можно найти в легендах всех народов с древнейшего периода вплоть до настоящего времени, ибо оно все еще существует среди всех классов людей, как образованных, так и невежественного крестьянства; и до сего дня вой собаки там, где лежит больной, во всех слоях общества в Ирландии встречают, бледнея и ужасаясь, как верный знак близости смерти.
Ирландцы могли получить это суеверие через Египет, Финикию или Грецию, ибо некоторые образованные авторы считают, что ирландский волкодав (Canis gracius Hibernicus) происходит от собак Греции.
Весьма странно и замечательно, что, хотя собака верна человеку, в Библии она тем не менее никогда не упоминается без выражения презрения; и Моисей в своем кодексе законов выводит собаку как животное нечистое – возможно, для того, чтобы отвратить израильтян от распространенного в Египте почитания этого животного. Самым худшим оскорблением было "Что такое раб твой, пес?" . Лжеучители, преследователи христианства, язычники, нечестивые люди и другие, те, кто погряз в грехах и мерзости, именовались "собаками", но в то же самое время странная пророческая сила этих животных признавалась и ценилась.
Римляне на праздник Луперкалий в феврале приносили собаку в жертву. А встретить суку со щенками считалось в высшей степени несчастливым. Из всех живых существ имя "собака" в приложении к кому бы то ни было выражало высшую степень оскорбления, презрения и упрека. Однако из всех зверей собака одарена благороднейшими качествами, высочайшим умом и самой стойкой привязанностью к человеку.
У ирландских волкодавов было изящное тело, тонкая голова, и были они быстры, как ветер. Очертания этого животного постоянно воспроизводятся в ирландских орнаментах, но тело всегда заканчивается бесконечными перекрученными завитками. У великого Финна Мак-Кумала был знаменитый пес по имени Бран, которого в бардических легендах описывают так: "Свирепый, с маленькой головой, с белой грудью, с тонкими бедрами, с глазами дракона, с когтями волка, с силой льва, с ядом змеи".
В той же поэме в чрезвычайно изысканном языке бардов описывается и сам Финн, который ведет собаку на серебряной цепочке, привязанной к золотому ошейнику: "Благородный, прекрасный, с красивыми чертами князь фениев; молодой, любезный, мужественный, мощный; могучий в деле, самый высокий из воинов; сильнейший из героев, самый красивый в роде человеческом".
Бран, как и его хозяин, был в замечательной степени одарен способностью предвидеть зло и, таким образом, мог множество раз предостеречь своего юного хозяина и спасти его от опасности.
Однажды, когда войску фениев не удалось одержать победу, Бран выказал глубочайшую скорбь.
"Он пришел к Финну, мокрый и усталый, и воистину, – сообщает хронист, – вид его внушал жалость. Он лег перед вождем и кричал скорбно и завывал.
– Наверное, все так и есть, пес мой, – рек Финн, – ибо головы наши в великой опасности в этот день".
В другой раз, когда войско фениев убило огромного кабана, Оссиан, бард и пророк, приказал сжечь его, как принадлежавшего к племени демонов. Услышав, это, Бран отправился с готовностью и пониманием и принес у себя в лапах три дерева, и никто не знал откуда, но эти деревья положили в пламя, и огромный кабан был сожжен, и пепел от твари бросили в море.
Князья-фении чаще всего отправлялись на охоту в сопровождении в общей сложности около трех тысяч собак; их вел Бран, умнейший и быстрейший из них. Вожди образовывали целую армию, всего тысяча или более воинов; каждый был одет в шелковую рубаху и chotan из прекрасного шелка, в зеленую мантию и прекрасный пурпурный плащ на ней, чтобы поберечь ее; на голове были шлемы с золотыми венцами, и в руке у каждого было копье.
Однажды некий вождь, ревнуя к блеску князей-фениев, стал их заклятым врагом и сам решил проклясть Брана прежде всех собак в Ирландии.
Однако Финн ответил ему:
– Если должно тебе проклясть Брана, мою мудрую, умную собаку, то не останется комнаты ни на востоке, ни на западе твоего огромного жилища, которую я не сжег бы огнем.
Так Бран остался на горе с Финном, своим повелителем и хозяином, и спасся от зла.
Однако судьба решила так, что Бран в конце концов встретил смерть от рук женщины. Однажды на холме заметили снежно-белую лань, копыта которой сверкали, как золото, и все собаки бросились преследовать ее, вел их Бран.
Час проходил за часом, а лань все бежала, и собаки преследовали ее, пока одна за одной не упали от усталости, и не осталось ни одной, кроме Брана. Тогда лань направилась в озеро, и, добежав до высокой скалы, бросилась с нее прямо в воду; благородный пес прыгнул за ней немедленно и схватил лань, когда она поднялась на поверхность; в тот же миг она превратилась в прекрасную даму и, положив руку на голову Брана, затянула его под воду; прекрасная дама и великолепная собака Финна исчезли вместе, и больше их не видели. Но в память об этом событии скала, с которой он прыгнул, именуется Коэгг-и-Бран, а само озеро и замок рядом с ним именуются Тирнах-Бран (Княжество Брана) и до сего дня. Так что имя и память о собаке Финна, о ее мудрости и подвигах не были забыты в народе; и многих охотничьих собак все еще называют в его честь, ибо считается, что имя это приносит удачу охотникам и спортсменам. Однако Кайлех Бирор (ведьму воды) страшно боятся, ибо считается, что она все еще живет в пещере на холме и готова напустить злые чары, как только представится такая возможность, и под каирном показывают ее дом и истоптанную тропинку, по которой она переходит к озеру. Предпринималось множество усилий, чтобы осушить озеро, однако жрица-друидесса, ведьма воды, всегда вмешивается и совершает какое-нибудь заклинание, чтобы работа не была завершена. Говорят, что вода в озере имеет особое свойство: волосы от нее становятся снежно-белыми; и сам великий Финн, помывшись здесь однажды, вышел из озера иссохшим стариком, и юность ему удалось вернуть только мощными заклинаниями и чарами.
В "Словаре Кормака" есть интересный рассказ о том, как в Ирландии появилась первая комнатная собачка, ибо жители Британии получили строгий приказ не передавать гэлам комнатных собачек – по просьбе ли, по доброй воле, из благодарности или по дружбе.
Случилось так, что Кайрбре Муск был в Британии в гостях у своего друга; тот тепло приветствовал его и предложил ему все, чем только владел, кроме только своей собачки, ибо это было запрещено законом. Однако эта прекрасная собачка была единственным, чего страстно желал Кайрбре, и он придумал хитрый план, чтобы получить ее. В то время в Британии имелся такой закон: "Каждый преступник должен быть выдан головой за свое преступление человеку, которого обидел".
А у Кайрбре был чудесный кинжал с рукояткой, украшенной серебром и золотом. Это была настоящая драгоценность; и он взял жирное мясо и обтер им всю рукоятку, так что осталось много жира. Затем он положил кинжал перед собачкой, которая начала его грызть и так и продолжала грызть весь вечер до самого утра, так что рукоятка оказалась испорчена и уже не была так красива.
Итак, наутро Кайрбре пожаловался, что его прекрасный кинжал погублен, и потребовал справедливого возмещения.
– Действительно, так будет честно, – сказал его друг, – я выплачу цену за посягательство.
– Мне не надо другой платы, – сказал Кайрбре, – кроме той, что предлагает мне британский закон, а именно выдача преступника за преступление.
Так собачка была передана Кайрбре, и после этого ее навсегда прозвали Муг Эйме – "раб рукоятки", и это имя так и закрепилось за ней, потому что она попала в "рабство", будучи выдана за свое преступление.
И когда Кайрбре привез ее обратно с собой в Ирландию, все короли Ирландии начали пререкаться и соревноваться за то, чтобы завладеть собачкой, и наконец спор кончился таким образом: решили, что собачка некоторое время проживет в доме у каждого из королей. После этого собака принесла потомство, и каждый получил по щенку из помета, и от этого рода произошли все домашние собачки Ирландии с того времени и до сего дня.
Прошло много времени, собачка умерла, и ее голый череп принесли слепому поэту Маэру, чтобы он попробовал на нем свою способность к предсказанию; и однажды поэт воскликнул:
– О Муг Эйме! Воистину это голова Муг Эйме, раба рукоятки: ее привезли в Ирландию, и ее постигла рабская судьба, ибо ее выдали головой в рабство за то преступление.
Слово, обозначающее собаку, входит в многие составные слова, как имя различных животных. Так, кролика называли "собака чащи", зайца – "бурая собака", моль – "собака меха" из-за прожорливости, с которой моль пожирает одеяния. А выдру ирландцы и до сих пор именуют Madradh-Uisge ("собака воды").
Названия большинства созданий в царстве животных были примитивными и, очевидно, основывались на наблюдениях. Так, ежа именовали "уродливая маленькая тварь" , муравья – "тоненький", форель – Breac – "пестрая" – из-за чешуи. А крапивника прозвали "птицей друидов", поскольку если бы кто понял щебет этой птички, то обрел бы знание грядущих событий, которые она предсказывала.
О кошках
Кошки имелись в человеческом хозяйстве во всем Древнем мире, но, видимо, впервые они были приручены в Египте, где еще две тысячи лет назад богине кошек – Бубастис Пашт – был посвящен храм; богиню изображали с кошачьей головой. Греки получили домашнюю любимицу-кошку из Египта, а уже из Греции кошачье племя, такое, каким мы знаем его сейчас, расселилось по всей Европе. Кошки были обычным явлением в домашней жизни греков, и, согласно Аристофану, если что-то ломалось, то говорили точно так же, как сейчас, – "это кошка виновата". Однако кошки никогда не пользовались в Греции религиозным почтением, как в Египте – единственной стране, где им воздавали божественные почести и где если умирала кошка, то вся семья выбривала себе брови в знак скорби.
Ирландцы всегда считали кошек злом и думали, что они таинственным образом связаны с какими-то демоническими влияниями. При входе в дом обычным приветствием служит: "Спаси, Господи, тут всех, кроме кошки". Ведь можно благословить даже оладью на сковородке, но никто не говорит "Господи, благослови кошку".
Считается, что дьявол часто принимает облик этих животных. Животное – слуга ведьмы – это всегда черный кот; полагают, что черные коты обладают властью и возможностями, которые сильно отличаются от всего, что свойственно всем остальным представителям кошачьего племени. Они одарены рассудком, могут понимать разговор и вполне могут и заговорить, если сочтут, что присоединиться к разговору будет благоразумно и целесообразно. Характер у них исключительно нелюбезный: они хитры, недоброжелательны и умелые обманщики; люди должны быть очень осторожны, лаская их, ибо сердце у них ядовитое, а глаз дурной, и они всегда готовы нанести ущерб. Однако печень черного кота (если принять ее так, как надо) имеет особое свойство возбуждать любовь. Если ее перетереть в порошок и всыпать в питье, то тот, кто выпьет его, обязательно должен страстно влюбиться в человека, который дал это питье и произнес заговор.
Рассказывают об одном примере этого, случившемся не так давно. Одна хорошенькая и кокетливая дочь фермера привлекла к себе внимание местного молодого помещика. Но хотя он и не прочь был пофлиртовать, у юного джентльмена и в мыслях не было опозорить свой гордый род такой женитьбой. Но девица желала именно брака и была исполнена решимости этого добиться. Так что она и ее подружка-сообщница обыскали всю деревню, пока не нашли черного кота – черного как ночь, только с тремя белыми волосками на груди. Схватили они его, сунули в сумку, завязали ее и стали бросать от одной к другой через низкую стену, пока бедный зверь не умер. Тогда в полночь они взялись за свое нечестивое дело. Печень и сердце кота вынули во имя нечистого и затем выварили так, что они стали настолько сухими, что их легко можно было перемолоть в порошок, который и оставили до поры до времени, чтобы использовать, когда представится случай. Возможность вскоре появилась: однажды вечером в гости к красотке Норе прибыл юный помещик и начал ухаживать за девушкой со своей обычной наглостью и лицемерием. Но у Норы было свое мнение на этот счет, так что она приготовила у своего маленького очага чай в черномчайнике (поскольку без этого нельзя было обойтись) и склонила своего возлюбленного к тому, чтоб он остался и попил с ней чаю со свежими оладьями. Затем она ловко всыпала порошок ему в чашку и с лихорадочным беспокойством следила за тем, как он пьет свой чай. Результат превзошел все ее ожидания. Яростная, бурная страсть словно бы внезапно охватила юношу, и он не только серьезно заговорил с прекрасной Норой о своей любви, но и предложил ей руку и сердце, поклявшись, что покончит с собой, если она откажется стать его законной женой. Чтобы избежать такой трагедии, Нора ласково согласилась на его просьбу, и с того вечера они были помолвлены. Затем последовали ежедневные визиты молодого помещика, и каждый раз, когда он приходил, Нора старалась повторить обряд с любовным порошком, так что любовь все еще владела им, как сенная лихорадка, и наконец назначили уже и день свадьбы.