Гэсэр - Бурятский эпос 17 стр.


Дорогой длинною утомленный,
Сказал Буйдан Саргалу-Ноену:
- Если Абай Гэсэр
Гал-Нурману руки ремнем не свяжет,
Гал-Нурману ноги ремнем не свяжет,
К седлу его не привьючит,
Уму-разуму не научит,
Вниз лицом на землю его не свалит,
Вниз затылком на камни его не свалит,
Гору на него не взгромоздит,
Кости его черные не раздробит,
Сами будем сражаться с дьяволом,
Сами будем сражаться с хитрым,
Или мы такие уж слабые,
Или мы такие уж хилые?
Богатырский род не ославим,
Бедный люд в беде не оставим.
Если ж дьяволу поддадимся,
Никуда, значит, мы не годимся.

Саргал-Ноен не промедлил ни дня,
Слоново-солового оседлал коня.
Он коня на бело-облачную дорогу выводит,
Конь копытами бьет, несется,
Море белое ходуном ходит,
Реки плещутся, земля трясется,
Скачет Саргал-Ноен по важному делу,
К золотому дворцу Абая Гэсэра.
В золотые, сверкающие ворота он въезжает,
Со слоново-солового коня он слезает.
Привязывает он коня к серебряно-бисерной коновязи,
Делает он все достойно и без боязни.
Абай Гэсэр
Посещением дяди чрезвычайно польщен,
Ради такого почтеннейшего лица
Десять золотых свечей зажигает он,
Десять серебряных свечей зажигает,
Дядю своего гостеприимно встречает.
Он навстречу Саргал-Ноену идет,
Руку для приветствия подает.
Друг на друга любовно глядя,
Обнялись они, племянник и дядя.
Абай Гэсэр угощенья гостю подносит,
В белый дом зайти его просит.
Белую овцу для гостя закалывает.
Абай Гэсэр напитки гостю подносит,
В черный дом зайти его просит.
Черную овцу для гостя закалывает.
Золотой стол накрывают,
Вкусную пищу на него ставят.

- Гей вы, - крикнул Гэсэр, - э, гей!
Для похода готовь коней!
С Гал-Нурманом мы биться будем,
Чтобы счастье вернулось к людям.
Все оборванное пришейте,
Все рассохшееся прибейте,
Все развязанное свяжите,
Все раскрученное скрутите,
Все ослабшее укрепите,
Затупившееся заострите.
Припасите все, что понадобится.-
Тридцать три богатыря,
Триста военачальников,
Три тысячи оруженосцев
Слушают, радуются.
Стоящие о том, что стоят, забыли.
Сидящие о том, что сидят, забыли.
Так сражаться они любили.
Приказанье Гэсэр словно выстрелил:
"Через трое суток чтобы выступить!"
Отложил он всю заботу домашнюю,
Стал готовиться он на битву страшную.

Приказал Гэсэр первым делом
С гладкой шерстью и крепким телом,
С ногами тонкими, с костями звонкими,
С сухожилиями упругими, с копытами круглыми,
Привести гнедого, под цвет огня,
Бэльгэнэ - любимейшего коня.
Потник шелковый по спине коня Гэсэр расстилает,
Седлом из якутского серебра коня седлает.
Складчато-серебряный надхвостник,
Чтобы седло вперед не сползало,
Через круп перебрасывает,
Пластинчато-серебряный надгрудник,
Чтобы седло назад не сползало,
Через грудь перетягивает,
Десятиремешковую подпругу застегивает,
Двадцатипряжковую подпругу прилаживает,
По крупу коня похлопывает,
По крутой шее коня поглаживает.
Красный повод к луке седла привязывает,
Красное кнутовище за подушку седла затыкает,
Так коня он в путь собирает.
Мнется красный конь, серебром рябя…
Теперь остается приготовить себя.

Прежде всего
Своим тридцати трем баторам
Для своих богатырских рук
Приказал приготовить боевой свой лук.
- Мой лук, - говорит, - возьмите,
Семидесятью быками, на семидесяти пнях согните,
Тетиву на него натяните.-
Семьдесят быков богатыри запрягли,
На семидесяти пнях лук согнуть.
На семидесяти пнях тетиву натянуть
Не смогли.
Семьдесят пней,
На которых они лук сгибали,
С корнями из земли повылетали.
Трудились богатыри отчаянно,
Несут они лук хозяину.
Гэсэр на колени лук положил,
Двумя пальцами тетиву защемил,
Легко свой несгибаемый лук согнул,
Легко ненатягиваемую тетиву натянул.
Второй конец тетивы как следует привязал.
После этого так, - говорят, - сказал:
- Если летом им пользоваться,
Очень хороший лук.
Если зимой им пользоваться,
Незаменимый лук.
В любое время им пользоваться,
Мой верный лук.
После этого
Сшитые из восьмидесяти лосиных кож
Плотно-черные штаны
Он натягивает.
Сшитые из восьмидесяти оленьих кож
Облегающие унты
Ступнями растягивает,
Ярко-шелковую накидку
На плечи накидывает.
Семьдесят медных пуговиц и крючков
Силой пальцев своих застегивает,
Серебряно-золотой, витой кушак
Вокруг себя опоясывает.
Его оставшиеся концы
Аккуратно с боков запихивает,
И оделся Гэсэр и обулся,
Перед зеркалом так и сяк повернулся.
Повернулся так и сяк, огляделся,
Хорошо ли он обулся-оделся.

После этого
Под семидневным непрерывным дождем
Ни разу еще не промокшие,
В семидесяти разных битвах-боях
Ни разу еще не пробитые,
Величиной с квадратное поле,
Угольно-черные доспехи
На спине у себя закрепляет,
Семидесятью стрелами
не пробитые,
Величиной с округлое поле,
Железно-черные доспехи
На груди у себя укрепляет.
После этого
Серебряный, длинный,
Величиной с речную долину,
Боевой колчан на левый бок прицепил.
После этого
Девяносто пять стрел
За плечами у себя веером укрепил,
Так что в холод от них теплее будет,
А в жару от них тенистее будет.
В руки взял он кремнево-сапфировый щит,
Словно солнце сверкает, как гора стоит,
Как гора стоит, как дуб шелестит.
Похожую на копну травы,
Соболиную шапочку на себя надевает,
Похожую на пучок травы,
Кисточку на шапочке поправляет.
После этого,
Чтобы голода не чувствовать десять лет,
Рот себе паучьим жиром намазал.
После этого,
Чтобы голода не чувствовать двадцать лет,
Губы себе червячьим жиром смазал.
После этого
Величественным движеньем,
Открывая перламутровую хангайскую дверь,
На улицу он выходит теперь,
Неторопливыми движениями,
Не уронив ни пылинки с ног,
Переступает мраморный хангайский порог.
Медленными движениями, без суеты,
По ступенькам серебряным с высоты,
Ни разу на лестнице не оступясь,
Идет он туда,
Где с восьмидесятивосьмью украшениями,
С восьмидесятивосьмью драгоценными вкраплениями
Стоит серебряно-золотая коновязь.
К коновязи он идет с серебряного крыльца,
Красный повод отвязывает от серебряного кольца.
Ноги свои в серебряные стремена он вдел,
В седло из якутского серебра он плотно сел.
Тридцать три богатыря вслед за ним идут,
Все своих коней боевых берут.

После этого,
От золотой коновязи по кругу,
Цепочкой следуя друг за другом,
Слева направо как солнце плавает,
Поехали богатыри за победой, за славою.
Земля вокруг не истоптана, не изрыта,
Идут их кони копыто в копыто,
Идут их кони следок в следок,
Постепенно поворачивая на восток.
Три дня они едут
По своей земле, по ханской дороге,
Четыре дня они едут
По лесной земле, по общей дороге.
Дальше едут, дорог не зная,
Дальше лежит земля чужая.

Доезжают они
До серебристо-серебряной горной гряды,
Где человеческая нога никогда не ступала,
Останавливаются они
У черно-черной родниковой воды,
Из которой скотина никогда не пивала.
Рассаживаются они в кружок на отдых,
Вдыхают они чужеземельный воздух,
Трубки раскуривают, дымят,
О предстоящих подвигах говорят.
Когда они
Так неторопливо сидели и трубки курили,
Когда они
Так неторопливо о предстоящих подвигах говорили,
Коза Гуран и маленькие косули
Перед ними вдалеке промелькнули.
Абай Гэсэр хан встрепенулся вдруг,
В мгновенье ока схватил свой лук,
А козу и косулю стрела поразила,
И ту и другую насквозь пронзила.
- Если бы, - сказал баторам Гэсэр,-
Я их мимо глаз пропустил,
Если бы, - объяснил баторам Гэсэр,-
Я своевременно стрелу не пустил,
Пришлось бы нам возвращаться домой назад,-
Так Абай Гэсэр сказал, говорят.

Баторы кожу с животных сняли,
Как полагается, туши освежевали,
На костре изжарили и сварили,
Нежного мяса они поели,
Еще немного поговорили
И вскоре дружно все захрапели,
Чтобы утром, проснувшись как можно раньше,
В предназначенный путь отправиться дальше.

* * *

В это самое время,
Живущий в долине Сагаанты,
Имеющий слоново-солового коня,
Имеющий бело-облачные дороги,
Имеющий бело-светлые мысли,
Имеющий белую книгу законов,
Имеющий бело-ясные желанья,
Всем доволен, удовлетворен,
Дядя Гэсэра Саргал-Ноен
Забеспокоился под своей безопасной крышей,
Встревожился среди полночи, задумался среди дня,
Что-то дыханья внука Гэсэра нигде не слышно,
Что-то ржанья его гнедого коня,
Его Бэльгэна нигде не слышно.
Как бы худого чего не вышло.
Забеспокоился Саргал-Ноен и без лишнего слова
Садится на своего слоново-солового.
Дорогу к Гэсэру он доподлинно знает,
В мгновение ока во дворец прибывает.
Встречает его Алма - Гэсэра жена,
С почтеньем выслушивает Саргала она.

- Забеспокоился, - говорит Саргал,-
Я под своей домашней крышей,
Встревожился я в полночь и средь белого дня,
Что-то дыханья Гэсэра нигде не слышно,
Что-то не слышно ржанья его коня.
Приехал узнать я из первых рук,
Где сейчас Гэсэр, мой племянник и внук.

Алма-Мэргэн подняла на Саргала глаза:
- Уехал Гэсэр, а куда, не сказал,
Может быть, поехал он на охоту,
Или куда душа его захотела.
Не женская это забота,
Не женское это дело.-
Садится Саргал-Ноен на слоново-солового коня,
Круг объезжает протяженностью в два дня.
То заря восток разукрашивает,
То приходит тьма, как положено.
Всех расспрашивает Саргал, переспрашивает,
След Гэсэра найти не может.
Во второй раз садится Саргал на коня,
Круг объезжает протяженностью в четыре дня.
Небеса то звездами разукрашены,
То рассвет настает, как положено.
Всех расспрашивает Саргал, переспрашивает,
След Гэсэра найти не может.
По степной земле, по ханской дороге
Три дня он едет,
По лесной земле, по общей дороге
Шесть дней он едет.
Останавливается, дороги не зная,
Дальше лежит земля чужая.

Тут увидел он след копыта,
Вся земля глубоко изрыта.
Там, где были холмы и горы,
Оказались ямы и долы,
Где бугор был, там, смотришь, впадина,
Возгорелось тут сердце дядино.
За правую сторону повода он потянул,
По правому боку плеткой коня он стегнул,
Взвился конь на дыбы, полетел как птица,
Красная пыль за конем клубится.
Мчится конь, над землей расстилается,
Желтая пыль за конем поднимается.
От красной пыли на земле темно стало,
Желтая пыль небо запеленала.

Между тем,
Абай Гэсэр на гнедом коне
Остановился и баторам своим говорит:
- Это слышится мне или чудится мне,
За спиной у нас - стук копыт.
Вы не слышите разве сзади -
Шумно дышит Саргал - мой дядя?
Все назад вы оборотитесь
И в туманную даль вглядитесь.
Все что видно в дали туманной,
Доложите мне без обмана.-
Поглядели баторы назад
И Гэсэру так говорят:
- Конь слоново-соловый мчится,
Красно-желтая пыль клубится,
Небеса она застилает,
Нас Саргал-Ноен настигает.
Абай Гэсэр тотчас спешился,
У Гэсэра на сердце весело.
Из-под широкой ладони глядя,
С нетерпением ждет он дядю.
Вот догнал Саргал-Ноен внука,
Подает ему свою руку,
Его ласково обнимает,
На словах же горько пеняет:
- Вот что значит молодо-зелено,
Разве так заветами велено?
Уходя в пределы чужой земли,
Почему вы меня, старика, обошли?
Почему вы мне ничего не сказали,
Почему вы меня с собой не взяли?
Отвечает Гэсэр:
- Не ругай ты нас,
Мы идем выполнять твой же наказ.
В начале Хонин-Хото - восточной страны,
Мы источник бедствий найти должны.
В стране,
Где деревья с корнями выдернуты,
В стране,
Где все наизнанку вывернуто,
В стране холодной, в стране бесплодной,
В стране бестравной, в стране бесславной,
Где река под тремя преградами
Проскальзывает тремя водопадами,
В стране, где ветер, в стране, где тьма
Появился дьявол Гал-Нурман.
На спине у дьявола десять тысяч глаз,
На темени у дьявола - особенный глаз.
Этот глаз округл, этот глаз велик,
Изо рта торчит особенный клык.
Жар напускает он иссушающий,
Пожар напускает он пожирающий,
Болезни людей и скот косят,
Люди плачут и голосят.
Северные народы
Десятками тысяч гибнут.
Южные народы
Сотнями тысяч гибнут.
Должны мы людей защитить-спасти,
Чтоб могли они мирно свой скот пасти,
Чтоб могли они опять веселиться,
Чтоб смогли они опять расплодиться,
Корней дьявольских не бояться,
Красотой земли наслаждаться.
- Это правильно вы все делаете,-
Говорит Гэсэру Саргал-Ноен,-
Но почему же дядя с думами белыми
Оказался тобой стороной обойден?
- А затем я тебя не взял с собой,
А затем ты сейчас же вернись домой,
Что должен кто-то и дома жить,
Что должен дома порядок быть.
Вдруг болезни на людей или скот нападут,
Вдруг другие напасти нас найдут,
Вдруг враги подойдут, войной грозя,
На Хара-Зотана положиться нельзя.
Нет, должен кто-то за домом смотреть,
Должен огонь в очагах гореть,
К тому я веду всю эту речь,
Что должен ты вернуться, чтоб дом беречь.
А чтоб знал ты, где я и что я делаю,
Отдаю я тебе рубашку нательную,
Рубашку шелковую, рубашку белую,
Не снимай ее и в постели ты.
Если буду я стрелой поражен,
Если буду я врагом побежден,
Рубашка белая эта тотчас
Почернеет вся, превратится в клочья.
Если же буду я врага побеждать,
То не надо ее ни мыть, ни стирать.
Если я врага в бою одолею,
Станет она еще белее.

Саргал-Ноен
Рубашку надел через голову,
Саргал-Ноен
Напутственное слово промолвил:
- Всех врагов побеждай,
Дьявола сокруши,
Задуманное осуществляй,
Начатое заверши.-
Такие слова на прощанье сказал,
Возвращаясь домой Ноен-Саргал.
После этого
Абай Гэсэр с тридцатью тремя баторами
Дальше поехал во враждебную сторону.
В бездорожных местах дорогу торя,
Холмы превращая в низины, а горы в ямы.
Едут с Гэсэром тридцать три богатыря,
Никуда не сворачивая, едут прямо.
И хотя просторы земли широки,
И нисколько они не сужаются,
И хотя дороги-пути далеки,
Все же к цели воины приближаются.
Когда пестрая сорока над лесом стрекочет,
Зимние месяцы обозначает,
Абай Гэсэр остановиться не хочет,
Лисью шапку на голову надевает.
Когда золотой соловей над озером заливается,
Летние месяцы обозначает,
Абай Гэсэр по-летнему одевается,
Халат расстегивает, грудь открывает.

Рыся - рысит,
Несясь - несется,
Грозя - грозит,
Смеясь - смеется.

Так достигли они страны,
Где деревья все с корнями выдернуты,
Достигли они стороны,
Где все наизнанку вывернуто,
Хонин-Хото там страна была.
Пустынна и безводна лежала она,
Постоянно там было ветрено,
А травы никакой там не было.
Проскальзывая под тремя преградами,
Текла там река с тремя водопадами,
В той стране, где холод, в стране, где тьма,
Обитает дьявол Гал-Нурман.

Достигнув этой страны печальной,
Земли окраинной, изначальной,
Абай Гэсэр и его баторы
Поднялись на большую двуглавую гору.
Поглядели они оттуда во все концы
И видят Гала-Нурмана зданья-дворцы.
Горы издали кажутся кочками,
Зданья издали кажутся точками.
Поглядели они с горы вперед и назад,
Владенья дьявола лежат как на блюдце.
Стада внизу муравьями кишат,
Люди внизу комарами толкутся.
Стада и люди - тайги черней.
Спрашивает Гэсэр у своих богатырей:
- Друзья, баторы, смотрите, вот
Пришли мы в землю, где дьявол живет.
Никому еще он не позволил через эту землю пройти,
Никому не позволил и ползком проползти,
Никому не позволил на коне перескакнуть,
Никому не позволил мышью прошмыгнуть.
Как же теперь нам, баторы, быть,
Как же нам дверь войны открыть?
Что нам в начале войны сказать,
Как нам начало с концом связать? -

Стоят баторы, переминаются,
Посоветовать ничего не решаются.
Тогда
Абай Гэсэр слово берет
И такой приказ отдает:
- Начнем с начала, а не с конца.
Пускай отправятся два бойца.
Чтобы они табун лошадей отбили,
Двум табунщикам головы прострелили,
Простреленных табунщиков к лошадям привьючили
И отправили к Гал-Нурману могучему.
А сам табун пусть пригонят сюда,
Хорошая будет для нас еда.

Посланные баторы -
Буйдан-Улаан батор да
Эржэн-Шумаан батор -
Словно камни брошенные прошуршали,
В одно мгновенье из глаз пропали,
Табун лошадей они отбили,
Двум табунщикам головы прострелили.
Приторочили их к лошадям, подняв с земли,
Но оставили им голос, чтобы говорить могли,
С притороченными к седлам ножами
Побежали к ханскому дому лошади.
А табун лошадей угнали в горы,
Где остались в ожиданье другие баторы,
Вокруг костра все баторы сели,
Очень славно они поели.

Между тем,
С простреленными табунщиками
Лошади, на свободу отпущенные,
Прибежали к ханскому дворцу без боязни
И остановились около коновязи.

Гал-Нурман, из дворца роскошного выйдя,
Простреленных табунщиков тотчас увидел,
Задыхаясь от обиды и гнева,
Закричал он направо, закричал он налево:
- Кто прострелил их, имя мое черня?
Кто осмелился выйти против меня?-
Прибежали к нему два батора-сторожа.
Спросил он у них еще строже:

- Кто осмелился имя мое чернить,
Моим табунщикам головы прострелить? -
Сторожа ему все рассказали,
Как узлы на веревке развязали:

- Два батора табун лошадей отбили,
Двум табунщикам головы прострелили.
Гикнув:
- Пусть попробуют нас догнать! -
Крикнув:
- Пусть попробуют лошадей отнять! -
Угнали табун на двуглавую гору,
Но не знаем, откуда взялись баторы.

Назад Дальше