Следующим утром на рассвете, когда сын Науярсуака вышел из дому, ему вдруг подумалось, что отец его был убит точно в такой же день. Точно так же было тепло и ясно, и легкие облачка появлялись и проносились над головой. В этот момент прежний гнев разгорелся в нем с новой силой; но в дом он вернулся с прежним простодушным видом. При отъезде Кукаяк тоже получил в подарок китовый ус. Но он все же предчувствовал недоброе и все время оглядывался, чтобы убедиться, что его не преследуют. Пришло, однако, время сыну Науярсуака воспользоваться новым оружием. Он взял костяной наконечник, сделанный дедом, поставил на место и закрепил с громким щелчком. Кукаяк услышал этот звук и догадался о его значении (имеется в виду – при помощи колдовства). Он увидел, что враг догоняет его на полной скорости, и тоже поспешил вперед изо всех сил; но почувствовал, что силы быстро оставляют его. Сын Науярсуака заметил это и тоже немного замедлился; и Кукаяк начал думать, что, может быть, еще доберется до дому невредимым. В это мгновение, однако, его враг снова бросился вперед; у самого дома он прицелился и страшным броском пронзил насквозь копьем тело Кукаяка. После этого сын Науярсуака повернулся к случайным свидетелям и сказал: "Я видел, как он поступил точно так же с моим отцом; я всего лишь отплатил ему за это; если вам небезразличен его труп, можете забрать его". Закончив свою речь, он вернулся домой; и с этого дня мысли об отце не мучили его каждый день, хотя он и не забыл его.
65. Два друга, которых спасли добрые ингнерсуит
Жила когда-то вдова с сыном совершенно одна в зимнем стойбище; а немного южнее жила другая вдова, у которой тоже был единственный сын. Молодые люди были близкими друзьями; обычно они и в море на каяках выходили вместе, и другие дела делали. Но однажды утром тот из них, кто жил севернее, посмотрел на ясное чистое небо, на легкий ветерок с востока и решил отправиться на охоту один, не дожидаясь появления друга. Он уже провел в охотничьих угодьях некоторое время, как вдруг услышал шум с солнечной стороны бухты. Он оглянулся и увидел своего друга; тот глядел мрачно и, держа гарпун в поднятой руке, явно собирался метнуть в него. У него не было выбора; он мог только оставаться на месте и, не сводя глаз, внимательно следить за рукой и глазами друга. В тот момент, когда гарпун полетел в его сторону, он резко перевернул каяк вверх дном, так что оружие только скользнуло по краешку и с громким всплеском ушло в воду рядом; после этого он при помощи весла снова поднялся из воды. Его друг уже сматывал гарпунный линь; не сказав ни слова о том, что произошло, друзья, как обычно, весь день оставались вместе и успешно охотились на тюленей, а по пути домой дружески беседовали. Первый все же следил за приятелем, но не заметил ничего подозрительного. В другой раз он снова вышел из дому, не дожидаясь появления друга, и снова произошло то же самое. Однако после третьей попытки он решил отомстить. Сделал он это следующим образом: поднявшись из воды после переворота, как прежде, он тоже прицелился и метнул гарпун в друга, но тот тоже сумел ускользнуть от опасности переворотом; однако, прежде чем тот успел снова поставить каяк правильно, он подплыл к нему и поставил свой каяк носом поперек его перевернутого – таким образом он не дал второму охотнику подняться из воды. Убив друга, он направился к берегу; но еще до первых островов заметил, что его каяк быстро наполняется водой. Он греб изо всех сил, но напрасно; вскоре на поверхности воды его удерживал только охотничий пузырь. К счастью, в этот момент он вспомнил, что сам является ангакоком и имеет несколько торнаков (духов-хранителей) среди ингнерсуит (подземного народа). Стоило ему вызвать этих духов, как он тут же увидел, что к нему направляются трое каякеров. Двое из них вставили свои весла с двух сторон в тонущий каяк, чтобы удержать его на плаву, а третий в это же время починил, как мог, каяк, замазав течь жиром; кроме того, он поспешил дать тонущему свои сухие штаны. После этого пострадавший снова сел в свой каяк; к нему длинной цепочкой привязали на буксир всех добытых тюленей на длинном ремне и велели ему тащить их всех, чтобы согреться. Он греб вперед изо всех сил, а другие каякеры спешили за ним. Так они добрались до высокого острова, на котором стоял всего один дом; там они высадились и сразу же направились в дом. Когда все расселись, он увидел хозяина дома – такого глубокого старика, что морщинистая кожа мешком висела на его лице и почти скрывала глаза. Но старик немного сдвинул ее в сторону и взглянул на гостей. Вскоре кто-то крикнул, что приближаются два каякера с добытыми тюленями на буксире. Те, кто должен был втащить добычу наверх, к дому, вскоре вернулись с буксирными ремнями, украшенными бляшками из яркой моржовой кости; за ними пришли и сами охотники. Войдя в дом, они с упреком обратились к своим братьям: "Почему вы раньше не оказали ему помощь, почему дали так сильно замерзнуть?" – на что те ответили: "До этого он не просил нас о помощи". Тогда они велели женщинам принести немного сушеного мяса. После трапезы старик снова сдвинул с глаз морщинистую кожу, выглянул в окно и сказал: "Пойдите позовите остальных наших родичей"; после этого младший из присутствовавших в доме сразу же вышел, а через некоторое время вернулся весь в поту. Увидев его, гость заметил: "Где мог он побывать, ведь поблизости не видно других домов?" – и вскоре в дом вошли еще пять братьев, очень похожих на его спасителей, и тоже в сопровождении старика. Там был и еще один человек; он оказался его бывшим другом и спутником, которого сам он убил в каяке. Он сел напротив и едва осмеливался поднять взгляд. После трапезы старший из братьев принес шкуру и расстелил ее на полу; сначала он боролся с собственными братьями, затем с гостями; но никто не мог устоять перед ним. После этого хозяин дома вызвал на состязание второго старика, но тот вынужден был уступить ему. Гости, побежденные и пристыженные, собрались восвояси; хозяева резко выговорили обоим за прежнее поведение и велели с этого момента оставить всякие ссоры и снова быть друзьями. Остальные уехали, а тот из гостей, которого спасали в море, остался еще на пять дней, а уехал только на шестой. Проходя на каяке мимо охотничьих угодий, он встретил своего друга – того вернули к жизни точно так же, как его самого. Охотники заговорили друг с другом. Оказалось, что оба они были ангакоками и у каждого были торнаки среди ингнерсуит. С того времени они совершенно помирились.
66. Силач на острове Керка
Немного севернее Памиута (Фредериксхоб) есть остров, называемый Керка. В старые времена жил на этом острове человек, не имевший себе равных в искусстве управлять каяком. Его весло было таким огромным, что ему пришлось подрезать рукоять в тех местах, где нужно было держать его. Он жил один.
Однажды зимой, когда он находился далеко в открытом море, с севера внезапно обрушилась яростная буря. Он попытался добраться до берега, но и берег пропал за стеной непогоды. В конце концов, однако, по большим бурунам ему удалось понять, что он находится совсем недалеко от Тулугарталика (возле большого ледника); он миновал эти островки, и вскоре впереди показалась земля – и свет в окне дома на берегу. Он вытащил на берег свой каяк и стал подниматься к дому, но остановился, так как услышал, что внутри его кто-то поет. Он послушал немного и понял, что высадился, сам того не зная, на острове Укевик, возле жилища своего соперника – а тот как раз сочинял нид (сатирическую песню), которым намеревался встретить его весной. Он послушал немного и постарался запомнить точно слова песни, а затем вернулся потихоньку к своему каяку и отплыл в темноте от берега. После этого ему вновь пришлось пересечь полосу сильного прибоя у Тулугарталика, но он сумел сделать это и добрался до дому.
Следующей весной его соперник приехал с Укевика, чтобы помериться с ним силой в певческом состязании; но поскольку он запомнил все слова и знал заранее все насмешки и обидные вещи, которые собирался обратить против него противник, ему несложно было одержать победу. Кроме этого, у одинокого обитателя острова Керка были враги среди людей юга.
Однажды летом в ясный спокойный день, выйдя в море на каяке, он заметил, что с юга приближаются несколько каякеров; по их количеству он догадался, что это его враги и что они собираются неожиданно напасть на него. Догадавшись об опасности, он понесся к берегу – все остальные кинулись его преследовать. Но, добравшись до большого айсберга, он случайно заметил большую пещеру в его противоположном конце и заплыл в нее прямо на каяке. Внутри он развернулся носом к выходу, приготовил гарпун и стал ждать врагов. Когда первый из них появился напротив устья пещеры, он проткнул его гарпуном и сразу же втянул оружие обратно; второго врага ждала такая же участь; и всех остальных тоже – кроме двоих, которых он оставил в живых, чтобы они могли рассказать о случившемся своим соотечественникам. Все эти южане приплыли туда с единственной целью – убить своего врага, но получилось так, что вместо этого сами они оказались убитыми.
67. Някунгуак
Несколько братьев обыкновенно зимовали в одном определенном месте, причем несколько старших из них были женаты. Някунгуак, один из младших братьев, пока еще не имел жены. Характером он тоже сильно отличался от остальных – те все были шумными и неистовыми. Он никогда не участвовал в их шумных развлечениях и сомнительных выходках, хотя они нередко пытались его уговорить. В конце концов он так устал от их общества, что не захотел больше жить вместе с ними.
Однажды утром он не отправился вместе с братьями на охоту; вместо этого, как только они достаточно отдалились от стойбища, он сел в каяк, отплыл и направился вдоль берега на юг. Много дней он плыл все дальше и дальше, не встречая людей; он почти отчаялся встретить кого-нибудь, как вдруг его окликнули с берега. Одновременно он заметил маленькую бухточку, вокруг которой тесно выстроились шатры; люди кричали ему, предлагая высадиться. Он так и сделал. На берегу его встречала целая толпа мужчин; они очень вежливо его приветствовали, хотя он никого из них не знал. Затем один старик пригласил его в свой шатер. В шатре никого не было, кроме двух дочерей старика, но очень скоро в него набилось множество гостей; все они вели себя очень вежливо и дружелюбно. Когда гости ушли, старик сказал: "Если хочешь взять одну из моих дочерей, можешь выбрать любую". Он выбрал себе в жены младшую дочь и с этого момента стал для старика опорой и кормильцем. Люди стойбища очень привязались к нему и полюбили его за скромность; он тоже чувствовал себя среди них очень счастливым. Если эти люди собирались для общения, хвастовства не было слышно, да и буйным поведением никто не отличался. Когда дни стали длиннее, а тюлени почти исчезли, Някунгуак выбрал себе охотничьи угодья подальше от стойбища. Тем временем жена родила ему сына; когда мальчик был еще ребенком, в стойбище приплыло на лодке и поселилось целое семейство южан. Вскоре выяснилось, что один из приезжих нахален и любит прихвастнуть, хотя Някунгуаку, как человеку скромному, совершенно не хотелось с ним спорить.
Однажды утром после зимнего солнцестояния, когда стояли очень сильные холода, во всем стойбище один только Някунгуак решился выйти в море. Приезжий хвастун, увидев это, предложил пойти с ним; и они вдвоем отправились в открытое море в поисках тюленей. Тем временем ветер усилился, но Някунгуак нисколько не испугался; он загарпунил тюленя и надеялся, что спутник подплывет поближе и поможет ему прикончить зверя. Однако тот вовсе не собирался этого делать; он уже повернул к дому, устрашенный яростью бури. Някунгуак прочно привязал тушу тюленя к буксирному линю, но не стал возвращаться, пока не добыл еще одного. А тем временем спутник его добрался до берега, где ждал отца маленький сын Някунгуака; он стоял на берегу и пристально всматривался в морскую даль. Мальчик сразу же спросил про отца, так как видел, что охотники уходили в море вместе; но тот ответил: "Ты можешь с тем же успехом идти домой; твой глупый отец никогда не вернется. В такую погоду в море на каяках делать нечего". Мальчик ушел в дом и сел там молча и тихо – он был уже в таком возрасте, что понимал, как полагается оплакивать потерю, – но остальные продолжали стоять на берегу, смотреть в море и ждать оттуда каяк Някунгуака. Вход в бухту, возле которой находилось стойбище, был очень узким, и потому там всегда стоял сильный и пенистый прибой. Ближе к вечеру ждавшие разглядели на белой пене две крошечные черные точки – это были туши добытых им тюленей с торчащими гарпунами; подпрыгивая на волнах, они медленно проплыли к берегу. Затем на фоне белой пены появилась третья точка – он сам; он быстро преодолел буруны. Когда Някунгуак вышел на берег и поднялся в дом, сын рассказал ему о том, что сказал второй охотник – что ни один каяк не сможет уцелеть в море в такую погоду; на что отец ответил: "С таким волнением и в такую погоду можно выходить в море даже на очень плохом каяке". Когда грудная часть тюленя сварилась, они пригласили всех участвовать в трапезе; блюдо подали, и Някунгуак заметил во время паузы в разговоре: "Загарпунив второго тюленя, я напрасно оглядывался вокруг в поисках другого каякера, который помог был мне прикончить и закрепить его". Позже гости разговорились, и вечер прошел приятно для всех, кроме его утреннего спутника; тот не произнес ни слова.
Когда дни стали гораздо длиннее, а тюлени пропали, мужчины принялись развлекать себя игрой в мяч. Однажды и Някунгуака позвали присоединиться к тем, кто был занят игрой. Ему вовсе не хотелось этого делать; тем не менее он сразу же подошел на зов, но остановился в сторонке со зрителями. Пока он стоял там, наблюдая за игрой и вынув из скромности одну руку из рукава куртки, обиженный на него каякер подошел и опрокинул его на землю. Он встал и отряхнул снег с одежды; тем временем вокруг него собрались люди, они говорили: "Неужели Някунгуак спокойно стерпит такое?" Услышав это, противник снова схватил Някунгуака; тот не искал ссоры и старался только удержаться на ногах. Обнаружив, однако, что противник не собирается отпускать его, он вынужден был защищаться; борьба закончилась в пользу Някунгуака, который быстро взял верх над своим обидчиком и с такой силой швырнул его на землю, что у него разорвались кишки, а изо рта хлынула кровь. Его братья тут же прекратили игру и отнесли его в дом, где он вскоре испустил дух. Так Някунгуак, вопреки собственному желанию, приобрел врагов; он сказал своему маленькому сыну, что тот должен всегда помнить об этом и учиться преодолевать трудности – так, чтобы приобрести силу и ловкость. Для тренировки ему теперь нужно не поднимать и бросать камни, а вырывать с корнями кусты и другие растения.
После этого он научил сына всему, что должен знать каякер. Вскоре тот во всем сравнялся с отцом; даже в самую суровую погоду он выходил преследовать тюленей далеко в открытое море. Однажды прибыла еще одна группа южан, и среди них двое сыновей того человека, которого убил прежде Някунгуак. Они тоже были воспитаны на подобающих мужчине упражнениях, призванных развивать силу. Приезжие вели себя достаточно вежливо и дружелюбно и решили обосноваться в стойбище на зиму. Равноденственные бури в тот год были сильными и принесли с собой очень плохую погоду; выйти в море на каяке зачастую было совершенно невозможно. В один из таких дней Някунгуак с сыном и другими охотниками своего дома были приглашены в гости к иноземцам. Их хорошо приняли, а после угостили множеством лакомых блюд; за трапезой не было недостатка и в оживленной беседе. В конце концов все замолчали; во время этой паузы один из братьев шагнул вперед и, взяв кусок сушеной печенки (а она чрезвычайно твердая), заявил громким голосом: "Мне сказали, что Някунгуак – мой враг". При этом он попытался раздавить кусок сушеной печенки в кулаке, но не сумел и снова отложил его в сторону. Все продолжали молчать, и тогда вышел сын Някунгуака и, взяв тот самый кусок, растер его пальцами – так, что мельчайшие частицы пылью осыпались на пол. Все были поражены, но никто не произнес ни слова. Някунгуак и его родичи по-прежнему с опаской смотрели на врагов своих; но те с наступлением весны мирно уехали; и после этого ни самого Някунгуака, ни его семью никто не беспокоил до самой их смерти.
68. Аугпилагток
Аугпилагток, живший в южной части страны, услышал однажды случайно, что Кангек (в заливе Готхоб) – прекрасное место для охоты на тюленей. Соответственно, он решил откочевать туда; но наступила осень, и земля затвердела от мороза еще прежде, чем он сумел добраться до места. Поэтому, наткнувшись неподалеку от Кангека, в Икарисате, на старый заброшенный дом, он решил остановиться в нем и начал готовить жилище к зиме. Поначалу охота его была удачна; по тому, сколько он смог запасти за короткое время, можно было подумать, что тюлени сами приходили к нему в дом. Дули сильные северные ветры, а снега навалило столько, что ему пришлось перенести свои запасы в дом и питаться исключительно ими.
В конце концов, однако, запасы кончились. Погода стала поспокойнее, но море по-прежнему было покрыто льдом. В этих обстоятельствах он сделал себе маленький гарпун для охоты на льду, но сперва отправился осмотреться и поискать во льду тюленьи отдушины. В первый день он обошел все окрестности бухты Амералик, но не нашел ни одного отверстия во льду. На следующий день он осмотрел Каписилик, но тоже безуспешно. На третий день ему столь же мало повезло в Кангерсунеке; есть было нечего, и вечером он уселся точить нож. У него был пес с висячими ушами, и нож предназначался для этого бедного животного. Аугпилагток убил его и, вырезав кусок филейной части, съел его сырым, вместе с кожей, с которой только соскреб волосы; а когда сварилось остальное мясо, он съел и его с большим аппетитом. Назавтра он остался дома. Весь следующий день он взбирался на самые высокие горы и осматривал окрестности; ему удалось обнаружить недалеко от стойбища открытую воду, но идти к ней в тот день было уже поздно. На следующее утро он пустился в путь; каяк ему пришлось нести на голове до самой воды. Он поплыл в каяке вдоль кромки льда и через некоторое время неожиданно увидел у воды множество хижин; низкий берег возле них был залит кровью убитых морских зверей. Он поплыл туда и был дружески встречен обитателями стойбища; его пригласили в хижину. Селение оказалось тем самым Кангеком, до которого, не зная местности, он не сумел добраться осенью, прежде чем его захватила зима. Он поднялся на берег и увидел на мусорной куче замерзшие внутренности гагарок; пока он не проглотил несколько кусков, его не могли уговорить даже войти в хижину, хотя там было полно еды и его вскоре досыта накормили. Кроме того, перед отъездом его каяк наполнили припасами.