Помимо того, у нас есть легкий намек на истинный источник "Тимея": "Тимон Пирронист (ок. 279 г. до н. э.) является самым первым свидетелем того, что Платон нашел Тимея в книге, которую купил. Поздние авторы развили эту историю: один утверждает, что Платон сам был членом Пифагорийского братства; второй свидетельствует, что книгу написал Оцеллий Лукан; третий приписывает ее Тимею Локрию; четвертый доходит до того, что даже указывает выплаченный за нее гонорар. Окончательную версию выдает Гермеппий из Смирны: книга принадлежит перу Филолая и была получена через его родственника. Гермеппий не говорит, что она существовала в его время. Если бы это было так, книга, очевидно, хранилась бы в Александрийской библиотеке и мы знали бы о ней больше".
Э.К. Шамбер, чьи слова приведены выше, продолжает свою мысль: книга, задуманная как трактат Филолая, ставшего лидером пифагорейцев после смерти Пифагора, цитируется по произведениям более поздних авторов. Шамбер полагает, что она является подделкой, изготовленной позднее. Как бы там ни было, хотя мы и не обязаны принимать за чистую монету уточнения Гермеппия и его коллег, скептически настроенный Тимон писал менее чем через столетие после смерти Платона и мог знать наверняка, о чем рассказывает. В те дни книги были редки и весьма дороги, поэтому местонахождение одной из них не могло не заинтересовать просвещенных людей.
То, что Тимон упоминает о "Тимее" и молчит о "Критий", наводит на мысль о том, что обсуждаемая книга не описывала Атлантиду, а была длинным философским трактатом Тимея на тему пифагорейской философии. Тем не менее нет сомнений в том, что Платон располагал и другими книгами.
Если учитывать эти факты, между историей Атлантиды и поэмой "Кубла Хан" С.Т. Колриджа можно провести небезынтересное сравнение.
В стране Ксанад благословенной
Дворец построил Кубла Хан,
Где Альф бежит, поток священный,
Сквозь мглу пещер гигантских, пенный,
Впадает в сонный океан.На десять миль оградой стен и башен
Оазис плодородный окружен…
Этот яркий отрывок, описывающий роскошные пейзажи, несет в себе тему Судьбы. Как показал Лоус в своей работе "Дорога на Ксанаду", Колридж заимствовал все свои красочные образы из старых путеводителей, таких как "Пилигримы и странствия" Перчеса и "Путешествия" Вильяма Бэртрама. Платон мог получить информацию из подобных источников. Сравнивая Колриджа с Платоном, Брэмвел предположил, что, сохранись больше книг Александрийской библиотеки после опустошительных войн и религиозной нетерпимости, нам сегодня, возможно, удалось бы подробно изучить настоящие источники Платона.
Предположим, Платон извлек понятие "Атлантида" не из утраченного трактата по пифагореизму, который обеспечил материал для остальных частей "Тимея", тогда откуда же он его взял? Здесь нам, по-видимому, стоит задать вопрос: каковы были идеи, занимавшие образованных современников Платона, о мире, в котором они живут? Очевидно, что Платон не мог использовать слухи об Америке в качестве источника информации об Атлантиде, ведь ни один грек никогда о ней не слышал.
Впрочем, нельзя бесцеремонно заявить: если древний автор не упоминал о чем-то в работах, которые до нас дошли, значит, он об этом ничего не знал. Тем не менее по трактатам лже-Скилакса (Сцилакса), Страбона и иных античных географов, а также географическим ссылкам других античных авторов, можно увидеть ясную картину знаний эллинов о мире за пределами их скалистого полуострова.
Если писатель точно изображает некоторую область, можно заключить, что он либо бывал там, либо получил информацию из надежного источника. Если же автор допускает грубые ошибки в рассказе о местности, например, говоря, что это водоем, когда на самом деле это суша, тогда мы делаем вывод, что она лежит за пределами того региона, о котором он располагает полными знаниями. Он может знать, а может и не знать о тех местах, которые не упоминает. Но уж если место ему известно, он, скорее всего, должен представлять, что находится между ним и его родным домом. Получается, если он не знаком с некоторым местом, велика вероятность того, что ему неизвестны и области, лежащие за ним, в стороне от его родного дома. Под "родным домом" мы в этом случае подразумеваем Афины и пригороды или еще шире – всю Грецию и Эгейское море.
Более того, период между временем Гомера и временем Страбона был в античном мире периодом более-менее непрерывного прогресса в географических знаниях. (Впрочем, мог случиться и небольшой шаг назад после смерти Гомера из-за возвеличивания Карфагена.)
Таким образом, если кто-то из предшественников Платона знал о некотором месте, могло случиться так, что Платон либо тоже знал о нем, либо мог узнать, если бы захотел. И наоборот, если ни Платон, ни Аристотель о нем не подозревали, маловероятно, что их предшественники, такие как Солон и Геродот, имели о нем информацию. Не стоит забывать о том, что нет отчетливых границ географических знаний человека, а также о том, что у образованных людей представления о географии могли отличаться. Однако в Афинах между современниками существовал полный консенсус в географических мнениях.
Итак, вооружившись этими принципами, давайте посмотрим, как знания о мире переходили от Гомера к Платону. Кто бы ни обсуждал греческую историю, науку или искусство, он, само собой, всегда начинает с Гомера.
Но кто такой Гомер?
Ответ отнюдь не прост. В античные времена люди не сомневались в том, что "Илиаду" и "Одиссею" сочинил слепой поэт-иониец по имени Гомер, который странствовал по берегам Эгейского моря и пел баллады, аккомпанируя себе на лире. В качестве места рождения ему приписывали более десятка различных мест, в качестве даты рождения годы с 1159 по 685 до н. э. В древнегреческий и древнеримский периоды существовало несколько биографий Гомера, которые были написаны, вероятно, во времена Аристотеля или позднее для восполнения несуществующей информации. Они основывались преимущественно на гипотезах из самих эпопей и на чистой выдумке.
Действительно, существовала небольшая школа "хори-зонтов" или "сепаратистов", таких как Ксенон и Гелланник, которые утверждали, что эти два произведения принадлежат двум разным авторам. Но они почти не имели влияния и оставались в забвении до недавнего времени.
Затем в 1795 г. Фридрих Август Вольф из Берлина потряс научный мир, объявив, что Гомер – это не один и не два человека, а множество людей. Гомер, по его словам, – это коллективный псевдоним, взятый группой поэтов (или приписанный ей), которая сочинила ряд героических баллад, объединенных в "Илиаду" и "Одиссею" только во времена Писистрата, афинского диктатора, жившего в VI в. до н. э.
Столь радикальное мнение привело к началу ужасной казуистической войны среди греческих ученых, которая продолжается и поныне без каких-либо дискуссий. Кто-то придерживается точки зрения, что "Гомер – один человек", другие – точки зрения "сепаратистов", что "Гомер – это двое", хотя по-разному распределяют эпопеи между этими двумя, – так некоторые приписывают "Перечень кораблей" во второй песни "Илиады" одному автору, а все остальное – другому. Среди приверженцев Вольфа, то есть идеи "Гомер – группа людей", наблюдается полный разброд мнений о том, как и когда отдельные части эпопей были объединены и обрели известную нам форму. Споры между разными группами исследователей творчества Гомера отравлены таким уровнем субъективизма, что сторонний наблюдатель вряд ли извлечет из них хоть какую-нибудь пользу.
Гильберт Мюррей, самый выдающийся из последователей Вольфа, утверждает, что оба произведения были созданы большим количеством поэтов, а одного из самых талантливых среди них могли звать Гомер. Это традиционные книги, относящиеся к тем дням, когда круг читателей был крайне узок, а сочинением занимались только несколько поэтов, у каждого из которых была своя книга: длинный свиток папируса, на котором нацарапывались поэмы без оглавления, названий глав, пунктуации и даже без пробелов между словами. По мере возможности каждый поэт вносил свою лепту. Например, он мог позволить коллеге переписать свою балладу в обмен на аналогичное одолжение с его стороны. В противном случае он держал свою рукопись в тайне. Тогда посреди декламации он объявлял, что ему нужно посоветоваться с музами, убегал в рощу и быстро сверялся со своим произведением, чтобы восстановить в памяти забытый отрывок. Хотя такие длинные поэмы, как "Илиада" и "Одиссея", могут выучить наизусть лишь исключительно одаренные люди, письменный вариант все же является большим подспорьем.
Более того, "Илиада" и "Одиссея" не стоят особняком в ранней греческой литературе. Они входят в троянский цикл эпических поэм, который включает в себя полдюжины других произведений, таких как "Мешок Илиона" или "Возвращение домой". Были и другие полные циклы, например "Аргонавтика" и "Гераклия". Ни одна из поэм, кроме "Илиады" и "Одиссеи", не сохранилась полностью. А эти две пережили превратности веков лишь потому, что их избрали для публичной декламации на фестивале в Панатенае в V в. до н. э. Многие фрагменты прочих эпопей, приписываемых Гомеру и другим более или менее легендарным поэтам, вроде Стасина, дошли до нас в цитатах. А сюжеты известны нам из более поздних греческих пьес, поэм и мифологических трактатов, на них основанных.
Относительно содержания "Илиады" и "Одиссеи" в древние времена мнения варьировались от крайнего скептицизма до глубокого почитания мудрости и правдивости Гомера. Страбон закипал от возмущения, если какой-нибудь скептик, вроде Эратосфена из Кирине, выражал сомнение в точности Гомера, говоря, что, в конце концов, поэтам платят за то, чтобы они услаждали слух, а не сеяли знания. Однако, как бы некоторые современные исследователи творчества Гомера ни старались понимать его настолько буквально, насколько возможно, современная критика в основном поддерживает Эратосфена. В поэмах содержится немало выдуманных деталей, например вмешательство богов в дела людей, и частных бесед, которые не могли быть записаны.
Что же касается "правдивого базиса", который, по мнению преданных исследователей творчества Гомера, лежит под всеми выдумками этих поэм, можно допустить, что в них присутствуют и исторические вкрапления. Тем не менее, если судить по аналогичным произведениям, описывающим те периоды времени, история которых нам известна, например цикл романов о Карле Великом, чисто историческое содержание поэм Гомера настолько мало и смешано с вымыслом, что теперь нам уже ни за что не отфильтровать его.
Некоторые из персонажей Гомера, без сомнения, имели реальных прототипов. Так, Атрей, царь ахейцев, отец Менелая и Агамемнона, вероятно, списан с Атариссия, царя ахиявцев, упомянутых в хеттских царских архивах, найденных при раскопках Богазкоя в Турции. Другие же могут оказаться чистым мифом. Например, Елене, если она действительно пережила все те похищения, которые ей приписывают, должно было быть под девяносто, когда Парис отвез ее в Трою. Просвещенный Мюррей полагал, что быстроногий Ахилл мог быть богом или олицетворением какого-то племени.
Если бы нам были известны все факты о героях Гомера, мы могли бы обнаружить, что большинство из перечисленных в поэмах персонажах соединяют в себе: 1) имя реального человека; 2) деяния реальных людей и персонажей народных сказаний; 3) свойства реальных людей, вымышленных героев и богов, перемешанные в разных пропорциях. Вопрос о том, кем же в действительности были Одиссей и другие действующие лица, настолько туманен и спорен, что нам просто повезло, что мы не обязаны дать на него окончательный ответ в этой книге.
Теперь рассмотрим географию Гомера. Антигомеровские античные авторы, такие как Каллимах из Кирине, были склонны ограничивать знания Гомера Восточным Средиземноморьем, а прогомеровская группа, в которую входили Страбон и Плутарх, утверждала, что поэт знал о землях и морях от Атлантики до Черного моря, и, подобно нашим современникам, например Виктору Берару и другим, искала соответствия между всеми землями, которые посетил Одиссей в своих странствиях, и реальным миром. Так, гомеровская Тринакия стала Тринакрией, названием Сицилии, а пролив Сциллы и Харибды соотнесли и с Мессинским проливом между Италией и Сицилией, и с Гибралтарским проливом. Самюэль Батлер даже написал книгу, в которой после жестких нападок на сторонников Вольфа взялся доказать, что "Одиссею" написала женщина: юная дама из Дрепания (современный Трапани), которая ввела себя в повествование под именем Навсикаи, а все места в поэме связаны с Сицилией. Весьма субъективные аргументы Батлера тем не менее убедили нескольких людей, кроме покойного ныне Джорджа Бернарда Шоу.
Разумеется, если бы мы знали, что Гомеру (независимо от того, сколько людей скрывалось под этим именем) была известна география Западного Средиземноморья, нам бы, наверное, пришлось найти связь между фактами и выдумкой разве что для собственного душевного спокойствия. Но на самом деле мы ничего такого не знаем.
Безотносительно авторства, поэмы (описывающие события, которые предположительно произошли в XII или XI в. до н. э.), вероятно, приняли теперешнюю форму между 900 и 600 гг. до н. э. Хотя они окончательно выкристаллизовались только после смерти Платона, их автор (ы) и редакторы, видимо, приложили немало сил, чтобы не впустить в них "современные" изобретения и понятия, которые испортили бы архаичный дух. Поэтому их герои всегда используют оружие из бронзы, хотя в фигурах речи у Гомера проскакивает железо.
С другой стороны, греки начали отправлять людей для основания колоний за пределами Эгейского региона только в VIII в. до н. э., в Западное Средиземноморье проникли точно не раньше VII в. до н. э., а закрепились там только в VI столетии. Финикийцы и критяне до них бороздили западные воды, но из этого не следует, что они пытались поделиться знаниями с греками. Скорее, они держали их в секрете. Даже если греческий поэт выудил какие-то намеки о западных землях из речи напившегося финикийского матроса, ему все равно не удалось бы составить ясную картину этой области, тем более что серьезная греческая картография берет начало только от Анаксимандрия из Милета, который попытался создать первую карту мира в VI в. до н. э.
На самом деле Гомер вообще не задумывался о картах. Он даже поместил восточных киммерийцев или циммерианов на запад. До него могли также дойти слухи о Тартессе, которые он использовал при построении своего волшебного царства Схерия. Он мог сделать из Мадейры Огигию, остров Калипсо. И возможно, рассказы об извержениях Этны и Везувия превратились в обстрел кораблей Одиссея лестригонами, бросавшими камни. Также выдвигалось довольно разумное предположение о том, что череп ископаемого слона (который, если смотреть на него спереди, похож на череп одноглазого великана) стал циклопом Полифемом (которого тоже соотносят с вулканом), а крупный кальмар или осьминог трансформировался в монстра Сциллу, пожирающую людей.
Тем не менее, найдя за прошедшие века плавучий остров Эола среди Липарских островов к западу от Южной Италии, исследователи творчества Гомера игнорировали тот факт, что Одиссей, покинув сей остров, уплыл в мешке точно на восток с ветрами почти по направлению к своей родной Итаке, а чтобы проделать этот путь, ему пришлось бы пройти через Южную Италию со всеми ее горами и т. п.
Если судить по тому, как использованы названия и описания мест, Гомер знал Эгейское море, его побережье и острова не понаслышке. Он располагал надежными, полученными от кого-то сведениями о западном побережье Греции, где, однако, путался в островах. И это не удивительно. В конце концов, Аполлоний Родосский в своей "Аргонавтике" напортачил с географией не меньше, хотя жил намного позже Платона и ему было доступно гораздо больше информации.
Гомеру также были известны кочевники скифы и фракийцы с севера Греции, которым он дал говорящее название "гиппемолгои", доящие кобыл. Его знания о восточных землях, хотя он и слышал о мисианцах из Анатолии, видимо, не достигали Хеттской и Ассирийской империй. Разве что кетейцы, упомянутые в "Одиссее" (песнь XI, строка 520), на самом деле хатты или хетты. Гомер слышал, что на юге есть финикийский Сидон, Египет и чернокожие айфиопы или эфиопы ("обожженные лица") за Египтом. Его киконы из Фракии и пожиратели лотосов с ливийского берега, возможно, существовали в действительности. А обольщающий плод, которым питаются последние, вероятно, есть та самая ююба, которая до сих пор растет в тех краях.
С западом он был знаком весьма туманно, знал о племенах юга Италии и Сицилии, сикелах и сиканиях, но названиями его знания и ограничивались. Поэтому Одиссей, покинув землю лотофагов, отплывает в сказочную страну, натыкается на такие острова, как Ээя и Огигия, и монстров, вроде Полифема, там, где рассказчику удобнее их разместить. И наконец, Гомер не имел стройного представления об Атлантическом океане, ведь для него мир был окружен огромной рекой, "текущей рекой Океаном". Позднее узнав об Атлантике, греки назвали ее "Океаном", поскольку она находилась там, где они ранее представляли себе эту мифическую реку. Никто так и не объяснил, отчего такой кольцевой поток, зажавший свой хвост зубами, словно змий Уробор, течет по кругу.
Гесиод, еще один полулегендарный поэт VIII в. до н. э., слышал о тирренцах или этрусках из Италии, но в остальном знал еще меньше об удаленных странах, чем Гомер. Однако он описывал более воображаемые регионы, такие как Эритея и земли Гесперид на западе, Гиперборею на севере, земли людей с песьими головами и грифонов, сторожащих золото, в Азии. Все они на протяжении еще двух тысячелетий теснили на карте реальные страны и народы.
К VI в. до н. э., эпохе политика Солона и первого греческого историка Гекатия, были известны Черное и Каспийское моря, хотя бытовало мнение, что Каспий на самом деле всего лишь бухта круговой реки Океан. Было известно более-менее точное местоположение крупных западных островов – Сицилии, Сардинии и Корсики, однако Балеарские острова, народ которых использовал жир вместо одежды и нанимался такелажниками на суда, оставались еще некоторое время неизвестными. Греки располагали сведениями о Гибралтарском проливе и Тартессе за ним, но дальше их знания не заходили.