– Король, хотя этот случай выглядит странным, я рассчитываю, что ты веришь мне. Мы с братьями давно служим тебе и много раз оказывали тебе услуги. Мое слово, конечно, стоит дороже, чем слово этого чужеземца, который к тому же может оказаться грабителем.
– Да, странная история, – сказал король, – но я слышал вещи и более удивительные. Рой, что ты ответишь на это?
– Ничего не могу ответить, – сказал Рой, – кроме того, что он совершенно верно говорит. Его слово весит гораздо больше, чем мое, и под присягой мне негоже обвинять его во лжи. Но я сделаю ему предложение, и оно откроет правду.
– Какое? – спросил король.
– Пусть люди выколют мой глаз и глаз Торира, положат их на весы. Если выяснится, что их вес равен, то глаз принадлежит Ториру. Если же нет, то, значит, он мой.
– Я не согласен! – крикнул Торир и в ужасе представил, что может лишиться единственного глаза.
– Значит, ты лжешь, – сказал Судья, поднимаясь. – Итак, к чему мы пришли? Вы, братья, сговорились разорить Роя и выставить его всем на посмешище. Вы лгали и обманывали слишком часто, и теперь король не может доверять вам. Мое мнение такое: приговор вам вынесет Рой.
Король молча кивнул.
Тогда Рой сказал:
– Я приговариваю Торгильса и Торира к смерти, потому что они хотели этого для меня. Хельги я приговариваю к изгнанию со смертельной болью в душе. Его товары я забираю себе за те раны, которые он мне нанес.
– Да будет так, – произнес король и покинул трон, чтобы не видеть, как арестовывают его бывших любимцев. А Рой поскакал домой вместе с Судьей и по дороге попросил руки его дочери.
– Я вижу, что ты должен жениться на ней, – согласился тот, – или я никогда не узнаю, как ты воспользовался советом, который я дал ей вчера утром.
История кровной вражды
Гуннар с Речного Склона
Халльгерда
На десятой неделе лета в Исландии на площади собраний царило радостное оживление. Землевладельцы прибыли из своих местностей, одевшись в парадные одежды, в сопровождении многочисленных родственников. Узкая дорога к площади была запружена людьми. По ней ехал Гуннар с Речного Склона. Он направлялся к своему родственнику Рангриверу, который остановился лагерем у озера. Слуги, лениво мывшие лошадей или чистившие упряжь, стали дергать друг друга за рукава, указывая на высокую фигуру в ярко-красных одеждах.
– Видите его? Это Гуннар с Речного Склона, самый красивый мужчина на севере.
Женщины выглядывали из шалашей или сплетничали, сидя на покрытом травой берегу. Многие мужчины везли с собой жен и даже дочерей, поскольку на собрании можно было сладить хорошие свадьбы. Девушки радостно улыбались Гуннару, восхищаясь его свежей кожей и светлыми волосами. "Он лучший стрелок из лука в Исландии, – говорили они друг другу. – Он может прыгнуть выше своей головы в доспехах, и никто не может сравниться с ним в состязаниях. У него самая милая улыбка и самое благородное сердце".
Девушки печально вздыхали, когда Гуннар проезжал мимо них, поскольку он их совсем не замечал.
Гуннар медленно ехал, здороваясь с многочисленными знакомыми, наслаждаясь солнечной погодой и радуясь возвращению домой. Когда он проезжал мимо хижин людей из Мосфелля, с ним заговорила женщина:
– Добрый день, Гуннар с Речного Склона.
– Я вижу, ты знаешь мое имя, – ответил Гуннар, остановившись.
Женщина была очень красива. Густые локоны потоком ниспадали на ее красное платье и вились золотыми кольцами у талии.
– Я спрашивала про тебя, потому что искала новостей из Норвегии. А ты приехал издалека.
– Новости из Норвегии? – поразился Гуннар.
– Расскажи мне о новом короле Хаконе. Кто теперь его любимцы и что стало с людьми Харальда? Действительно ли король несправедлив, как про него говорят, или просто жесток с врагами, как и подобает великому властителю? Как живут в Норвегии землевладельцы, подчиняются ли королю?
– Почему тебя так интересуют короли? – удивленно спросил Гуннар. – Ни одна женщина не задумывается о таких вещах.
– Гуннхильда, последняя королева-мать, правила Норвегией за своего сына. Если она могла думать о таких вещах, почему я не могу о них подумать?
– Из тебя бы тоже получилась великая королева, – в восхищении сказал Гуннар, пораженный статью женщины и яркой красотой ее лица.
– Получилась бы, – согласилась она, – если бы злая судьба не сделала меня дочерью землевладельца в Исландии, где люди предпочитают беспорядок королям. Я уже дважды вдова, но так и не встретила подходящего человека. Могу удовлетворять свое любопытство только разговорами с путешественниками, как сейчас.
– Давай посидим у реки. Там мы сможем поговорить подольше, – продолжил Гуннар, восхищаясь незнакомкой все больше и больше.
В течение дня их беседа перекинулась от Норвегии к Дании и вернулась к домашним делам в Исландии. Гуннар был восхищен знаниями женщины, точности ее замечаний. Больше всего его потрясла ее ошеломляющая красота. Непомерная гордость женщины была украшением к пышному платью и смягчалась в глазах Гуннара ее обхождением.
– Как тебя зовут? – спросил он наконец, когда в разговоре наступила пауза.
– Халльгерда, дочь Хёскульда, – ответила женщина.
– Я не король, – произнес Гуннар, – но богат и не уступлю ни одному мужчине в Исландии в беге, стрельбе и плавании, а если понадобится, и в бою. Если я попрошу твоей руки, согласишься ли ты? Ведь Хёскульд, твой отец, может отказать мне, потому что я долгое время был в ссоре с твоим дядей Хрутом.
– Хрут не друг мне, – со злобой ответила Халльгерда. – Когда ты услышишь, что он говорит обо мне, возможно, и ты изменишь свое мнение.
– Нет, если я получу твое согласие.
– Ты его уже имеешь, – ответила женщина.
Хижина Хёскульда оказалась длинным низким строением с земляными стенами и с крышей, покрытой свежей сосновой корой. В ней стояли грубо сколоченные скамьи вдоль стен. Хёскульд и Хрут были худыми людьми с заостренными чертами лица, очень похожие друг на друга, несмотря на двадцатилетнюю разницу в возрасте. У седовласого и светлоглазого Хёскульда движения были неуверенными, как у человека со слабым зрением. Младший брат Хрут был энергичнее, он мог бы казаться красивым, если бы не темная кожа.
Братья вежливо, но без особого удовольствия поздоровались с Гуннаром. Пока Хёскульд говорил о погоде и делах в собрании, принесли эль. Хрут отделывался скупыми короткими фразами. Гуннар с трудом сдерживал себя, не отвечая на дурное обращение.
– Что бы ты подумал обо мне, если бы я попросил у тебя руки Халльгерды? – вдруг спросил он Хёскульда.
Отец Халльгерды поставил кубок с элем на край стола и несколько секунд колебался, пытаясь справиться с растерянностью.
– Я бы подумал… ну… об этом, – с сомнением в голосе пробормотал он. – Что скажешь, родственник?
– Он нам не подходит, – сразу отозвался Хрут и сделал резкий жест, чуть не плеснув элем в сторону гостя.
Гуннар вспыхнул от негодования.
– Не думаю, что ты хочешь возобновить наш старый спор, – дрожащим от ярости голосом сказал он.
– Мой брат только имеет в виду… – начал было Хёскульд.
– Я имею в виду, – решительно перебил его Хрут, – что Гуннар – человек безупречной репутации, чего не скажешь про Халльгерду.
– Ты должен объясниться, – заявил Гуннар, обеспокоенный таким поворотом дела.
– Пожалуйста. Во-первых, у Халльгерды отвратительный характер.
– Она очень отважная женщина, – сказал ее отец.
– Я заметил, – проговорил Гуннар. – И это все?
– Первый муж был убит ее старым преданным слугой, – злорадно продолжил Хрут. – Говорили, это она подговорила его.
– Серьезное обвинение, – пробормотал Гуннар. – А какова правда?
– Халльгерда была сумасбродкой и не выносила критики в свой адрес. Произошла ссора, и муж ударил ее. Слуга, видевший эту сцену, на следующий день убил его.
– Почему же обвиняли Халльгерду? – удивился Гуннар, который всегда считал Хрута грубым и опасным малым и не придавал особого значения его мнению.
– Ты не знаешь Халльгерду. К тому же потом она защищала слугу.
– Как могло быть иначе? Ведь он убил ради нее.
– Но и это еще не все, – злорадно сказал Хрут, наклоняясь к гостю. – Все повторилось снова.
– Ты хочешь сказать?.. – Голос Гуннара оборвался.
– Я хочу сказать, что она снова вышла замуж и ее второй муж был убит тем же слугой, хотя на этот раз Халльгерда разозлилась и позволила казнить убийцу.
Гуннар был по-настоящему озадачен. На такое он не рассчитывал и теперь в смущении молча смотрел на торжествующего Хрута.
– Этот слуга воспитал ее и был как отец Халльгерде, – не поднимая глаз, торопливо вступил в разговор Хёскульд. – Когда он постарел, его характер стал таким ужасным, что никто не мог вытерпеть старика в доме. Только Халльгерда находила с ним общий язык. Поэтому он и не одобрял ее замужеств. Я уверен, дочь любила второго мужа и не виновна в его смерти.
– С ней невозможно жить, – прошипел Хрут. – Она ужасна. Даже когда Халльгерда была маленькой девочкой, я видел, как она воровала у своих подружек прямо на моих глазах.
– Неправда! – взвизгнул Хёскульд.
– Правда, братец. – Хрут ударил кулаком по столу. – Мы спорили с тобой пятнадцать лет, и уверяю тебя, я все видел своими глазами.
– Зачем вспоминать старое? – устало вмешался в разговор Гуннар. Он питал одинаковое отвращение и к слабости отца, и к ненависти дяди. – Верно, Халльгерда вам непонятна. Я богат и могу выносить ее капризы. Мне нравится ее независимая гордость. Она женщина с характером, но, если это вызывает между вами ссору, думаю, мы с ней ссориться не станем.
– Послушай моего совета, брат, – сказал Хрут. – Откажи ему.
– Вы оба давно затаили на меня злость! – горячо воскликнул Гуннар. – И хотите отплатить мне отказом на основании этих преувеличенных историй.
– Нет-нет, – быстро ответил Хёскульд. – Мы не держим на тебя зла. Если Халльгерда согласна, то я тоже.
– Ничего хорошего из этого не получится, – самодовольно заявил Хрут. – Я говорю это тебе по доброй воле.
– Постараюсь так думать, – холодно ответил Гуннар, поднимаясь со своего места.
Воровство
Через несколько лет после женитьбы Гуннара и Халльгерды в Исландии ничего не уродилось, затем последовали суровая зима и дождливое лето. Все сено погнило. Задолго до окончания новой зимы во многих домах стали кончаться продукты и корм для скота. Мелкие землевладельцы стали обращаться за помощью к крупным. Самым состоятельным из них был Гуннар с Речного Склона. Сам он был добрым человеком, и его щедрость как нельзя кстати подходила гордости Халльгерды. Но постепенно Гуннар сам стал нуждаться и, в свою очередь, обратился к хозяевам, которые оказались более бережливыми.
Откель из Церковного Двора, к которому он пришел первым, был грубоватый парень, который давно с ревностью относился к славе Гуннара.
– Тебе нужны мясо и сено? – усмехнулся он. – Жаль, что ты напрасно приехал. Для продажи у меня ничего нет.
Гуннар уже думал уехать назад.
– Извини, сосед. Трудные времена настали для нас. Я слышал, что у тебя есть запасы, а иначе не стал бы тебя тревожить, – продолжил он.
– У меня есть запасы, – подтвердил Откель, – их больше чем достаточно, но я не хочу их продавать.
– Тогда дай мне их взаймы, если тебе так больше нравится, – легко сказал Гуннар. – Уверяю тебя, ты внакладе не останешься.
– Я ничего не даю попрошайкам, – резко ответил Откель, встав на пороге. – У меня хозяйство меньше, чем у некоторых, но я знаю, как им управлять, чтобы не становиться должником соседей.
– Оно сослужит тебе хорошую службу, – сказал один из людей, стоявших за спиной Гуннара, – если мы заберем твои продукты силой и оставим тебе деньги.
– Оставьте лучше меня в покое! – закричал Откель и отступил, когда толпа сделала шаг к двери. – У меня хорошие связи с Моссфеллем, который знает, как защитить меня от грабителей.
– Оставьте его, – твердо сказал Гуннар. – Человек имеет право на свои товары и на дурную славу, которую он зарабатывает своим поведением. Раз он отказывается продавать, мы можем возвращаться домой.
– Кто сказал, что я ничего не продам? – возмутился Откель. Его самообладание вернулось к нему, поскольку он увидел, что Гуннар не причинит ему вреда. – Как я могу отказать великому правителю Речного Склона? Можешь даже купить этого раба, если хочешь. Дешево. – Откель указал на неуклюжее существо, которое в нерешительности переминалось с ноги на ногу за сложенными в зале бревнами.
– Кто это? – спросил Гуннар, пораженный жалостью к бедняге.
– Мелкольв, ирландский мальчик, которого я купил у своего брата. Мы заставляем его работать, но он глуп, и ты можешь забирать его. Маленькие люди, как мы, должны экономить, в то время как еще один рот в твоем доме не будет иметь особого значения. – Откель радостно захихикал.
– Я куплю этого человека, – заявил Гуннар, которому было жаль оставлять раба такому хозяину. – Позови его, и я уеду.
– Это не по-дружески, – возразил Откель, снова ухмыляясь. – Разве ты не войдешь и не разделишь мой скромный обед? У меня есть мясо, масло, сыр, хотя у таких состоятельных людей, наверное, всего этого полно и дома.
Гуннар бросил деньги за раба на снег под ноги Откелю и уехал.
– Оставьте его в покое, – сказал он своим спутникам. – Это маленький человек, а такие люди иногда обладают скверной душой.
Гуннар прискакал домой в Речной Склон и раздобыл продукты. Но история о поведении Откеля облетела округу, и о ней пошло много разговоров.
– Ты должен убить его, – с негодованием сказала мужу Халльгерда. – Я всегда считала тебя малодушным глупцом, но никогда не думала, что ты спокойно воспримешь такое оскорбление.
– Жена, – сказал Гуннар, – ты говоришь слишком много об убийстве. К счастью, ты ссорилась с моими друзьями, а не с такими людьми, как Откель, у которого, похоже, большие связи. Ругайся со мной дома, но позволь мне управлять внешними делами.
– О, с тобой нет смысла говорить! – воскликнула она. – У тебя нет чувства собственного достоинства.
Гуннар пожал плечами и вышел. Такие сцены давно стали обычными, и если он не мог сдерживать Халльгерду, то, по крайней мере, избегал открытой войны.
– Хрут был прав насчет ее характера, – бормотал он себе под нос. – И все-таки я не вижу, чтобы она могла причинить какой-то вред.
Пришло лето, а с ним и надежда на хороший урожай. На пастбищах появилась трава, а потом и мясо, хотя кладовые по-прежнему пустовали. Гуннар поехал на собрание, обещав привезти с собой компанию друзей. Как только он скрылся из виду, Халльгерда послала за рабом Мелкольвом.
– Ты хорошо знаешь дом Откеля. Где у него кладовая? – спросила она.
– Во дворе рядом с кухней, – пробормотал раб.
– Отлично, – сказала Халльгерда. – Теперь слушай меня. Я дам тебе двух коней. Ты поскачешь к Откелю и с наступлением темноты нагрузишь их. Разбросай при этом вещи, а когда будешь уходить, подожги все. В суматохе никто и не заметит пропажу.
– Я не вор! – с достоинством крикнул Мелкольв. – Не хочу выполнять такое поручение.
– Я убила мужчин получше тебя, – огрызнулась Халльгерда. – Никто не станет искать тебя, кроме мужа, но он будет рад, что я убила своего раба, а не соседского.
– Я пойду, хозяйка, – торопливо согласился раб.
В тот вечер он поскакал на Церковный Двор. Рано утром мальчик вернулся со свертками масла и сыра, которые Халльгерда спрятала в свою пустую кладовую.
– Ты поджег постройку? – спросила она.
– Да, хозяйка, все хорошо загорелось. Я видел отблески огня от реки, где остановился, чтобы починить обувь. Пламя взвилось высоко, а вокруг бегали люди. Я слышал их крики. Думаю, кухня тоже сгорела.
– Очень хорошо, – сказала Халльгерда. – Вижу, ты полезный человек. Ну, теперь Откель из Церковного Двора получил по заслугам.
Откель был потрясен потерей своих кладовых. Он посчитал, что пожар возник случайно, от искры, вылетевшей из кухни и попавшей в один из амбаров. Но днем к нему с пастбища пришел человек, сообщил о следах копыт у реки и принес кинжал и пояс Мелкольва, которые раб оставил, когда чинил обувь.
– Я узнаю этот нож! – вскрикнул Откель. – Он принадлежит Мелкольву, которого я продал Гуннару… Гуннару… Почему единственный человек Гуннара, который знает, где находятся мои кладовые, появился здесь в ночь пожара?
Он бросился на пепелище и стал бегать вокруг него. Строения были полностью разрушены, и хозяин не мог найти многого, но убедил себя и без доказательств.
– Кладовую сначала обокрали, а потом подожгли, – заявил Откель.
– Если мы сможем свалить это на Гуннара, – сказал его друг Скамкель, – то ославим его на всю Исландию, как вора.
– Для этого нам нужны доказательства, – ответил Откель, выпрямляясь и потирая брови испачканной пеплом рукой. – Все случившееся понятно, но для суда у нас ничего нет.
– Слушайте меня, – сказал Скамкель, – и скоро у нас будут все необходимые доказательства. Я знаю людей Гуннара. Они любят поиграть в великодушие, раздавая еду прямо у дверей дома. Пошли туда бродяг и воров, чтобы они принесли оттуда что-нибудь. Если хорошо сделать дело, можно будет выгнать Гуннара из страны.
Через несколько дней Гуннар вернулся домой с собрания с большой компанией. Халльгерда не могла удержаться и выставила на стол лучшие продукты.
– Где ты взяла масло и сыр? – удивленно спросил муж, поскольку знал, что ничего подобного в доме давно не было.
– Занимайся своими делами и оставь домашние заботы мне, – ответила Халльгерда, так как была уверена, что он не станет ссориться с ней в присутствии гостей.
– Где ты взяла эту еду? – громко крикнул Гуннар. Странные слухи о пожаре у Откеля уже распространились по округе, и, хотя никаких имен не упоминалось, ходили слухи, что соседские кладовые могут оказаться полными.
Халльгерда ничего не ответила, но Гуннар заметил на ее лице виноватое выражение. Он сделал два быстрых шага и ударил жену по щеке.
Халльгерда отпрянула назад, споткнулась о табурет и неуклюже шлепнулась на пол на глазах у гостей. Звук пощечины раздался в полной тишине. В этой же тишине женщина поднялась и отряхнула пыль со своего ярко-синего платья.
– Два человека умерли за меньшее, чем пощечина, – четко проговорила она. – Можешь быть уверен, я припомню этот удар, даже если ждать придется двадцать лет.
– Уберите эту еду со стола! – крикнул Гуннар слугам, повернувшись спиной к жене. – Наши гости извинят меня за скудное угощение, о котором я предупреждал их по дороге.
Масло и сыр унесли со стола. Их заменило копченое мясо, которого у Гуннара было в достатке.
– Принесите эля, – приказал хозяин. После этой команды языки развязались, и мужчины начали громко разговаривать обо всем на свете, кроме еды.
На следующий день Откель и Скамкель сидели на сыроварне и укладывали сыр в формы, которые Откель позаимствовал у жены. Халльгерда продолжала строить из себя благородную леди, и бродяги принесли необходимые доказательства.
– Он наш! – крикнул Скамкель. – Этот сыр точно подходит под нашу форму, и совершенно ясно, что его сделали в ней.
– Надо за это выпить, – с радостью ответил Откель. – Я пожертвую дюжину таких кладовых, чтобы насолить этому гордецу Гуннару. Его славе великого в нашей округе будет положен конец.