Демофонт с народом афинским вооружился и собрался выступить в поход против аргивского царя. Вперед были посланы разведчики; жрецы приносили торжественные жертвы и по внутренностям жертвенных животных гадали об исходе предстоявшей войны. К ужасу царя и народа, прорицатели возвестили, что афинское войско только в том случае победит врага, если перед битвой принесена будет в жертву богине смерти дева благородного племени. Демофонт передал это прорицание Иолаю, все еще остававшемуся у алтаря Зевса, и объявил, что ни сам он и никто другой из афинских граждан не желает обрекать дочери на жертву ради спасения чужеземцев. Подобно человеку, потерпевшему кораблекрушение, счастливо добравшемуся до берега и снова бросаемому во власть диких морских волн, Иолай, с ужасом и отчаянием, видит, что у него снова отняты всякие надежды на спасение. Отдал бы он охотно себя в жертву за детей Геракла, но ведь Эврисфей – в этом без труда убеждает Иолая Демофонт – не удовольствуется жизнью старика: он всего более ненавидит и страшится сыновей героя, которые со временем могли бы отомстить ему за несправедливости, оказанные их отцу. Полный отчаяния, старец, вместе с детьми, разражается громкими жалобами и стенаниями.
В это время из храма, в котором пребывала Алкмена с дочерьми Геракла, вышла дева высокого роста. То была Макария, великодушная дочь несчастной Деяниры, единственный ребенок, прижитый ей с Гераклом. Услыхала она вопли старца и своих братьев, узнала, какое горе удручает их, и что сказали прорицатели и тотчас же предложила себя в жертву.
– Чем оправдаемся мы, – говорила она, – если из-за нас весь город подвергнется опасности и если другие падут жертвой смерти в то время, как мы будем страшиться и избегать ее? Никогда не потерплю я этого. Ведите меня на место заклания, украсьте чело мое жертвенным венком и принесите меня в жертву подземным богам. Тогда победа останется за вами: добровольно, безропотно отдаю я жизнь в жертву за братьев.
Изумился народ, внимая бесстрашным, мужественным речам девушки. Наконец, стал говорить Иолай и сказал ей:
– О дитя! Речи твои достойны дочери великого героя. Буду я вечно гордиться ими, хотя и оплакиваю судьбу твою. Только справедливее было бы, мне кажется, призвать сюда других дочерей Геракла и здесь, перед алтарем, бросить жребий: пусть жребий решит, кому из вас жертвовать жизнью за братьев.
– Нет, воскликнула Maкaрия, – не хочу я умирать по произволу случая: бесславна и безрадостна такая смерть; я отдаю свою жизнь добровольно. Не медлите же более, не допустите, чтобы враг напал на вас прежде, чем вы изготовитесь к битве; тогда бесполезна будет и жертва. Да позаботьтесь еще о том, чтобы мне довелось испустить дух на женских руках.
Увели великодушную девушку, пожелавшую положить жизнь для спасения братьев. Глядя, как повели ее готовить к смерти, Иолай закрыл руками лицо и с воплем упал на землю.
Немного спустя, к рыдавшему старцу приблизился вестник и сообщил ему, что Гилл подошел к Афинам с сильной армией и, соединясь с афинским войском, стал напротив неприятеля; что обреченные на заклание жертвы уже выведены перед рядами союзного войска, и скоро начнется кровавая битва.
Весть о близости битвы снова оживила геройский дух старца; он поднялся на ноги и, несмотря на возражения окружавших его и самой Алкмены, потребовал себе оружия и стал готовиться к битве. Сопровождаемый вестником Гилла, поспешно отправился он на поле сражения.
Когда сблизились длинные ряды двух войск, Гилл вышел вперед и предложил Эврисфею, во избежание напрасного пролития крови, решить дело поединком.
– Если ты победишь меня, – возьми и веди за собою детей Геракла; а если падешь от моей руки, пусть предоставят нам право жить на родине и пользоваться властью, принадлежащей нам от предков".
Оба войска одобрили предложение Гилла, но трусливый Эврисфей отказался от единоборства: для него было безопаснее заставить биться свое войско; надеясь на его силу и многочисленность, он был вполне уверен в победе. Гилл отошел к своим рядам. Пала под жертвенным ножом жреца Макария, и началась кровавая сеча. Загремели литавры, раздались боевые крики; стоны и мольбы раненых, предсмертные вопли умирающих вскоре покрылись стуком щитов и мечей.
В начале битвы многолюдная рать аргивян сильно напирала на ряды афинского войска; но мужественно и стойко выдерживали афиняне натиск и заставили врага отступить. Долго продолжалась лютая сеча, наконец аргивяне обратились в бегство и падали под мечами преследовавших их неприятелей. Вместе с другими афинскими воинами преследовал бегущих аргивян также и Гилл на своей боевой колеснице. Увидал его Иолай и с мольбою простер к нему руки, прося, чтобы он уступил ему колесницу. Гилл исполнил просьбу, и вот седовласый старец помчался вслед за неприятелями, ища всюду ненавистного Эврисфея. Когда быстроногие кони примчали Иолая к святилищу Палленской Афины, он увидал вдали колесницу Эврисфея, несшегося во весь опор. Поднял старец к небесам руки и воззвал к Зевсу и Гебе, моля их ниспослать ему на один день силы юности, дабы смог он настигнуть своего исконного врага, Гераклова мучителя, и наказать его за содеянные им злодеяния. Тут совершилось великое чудо.
Упали с неба две светлые звёзды (думали, что этими звёздами были сам Геракл и Геба), и темное облако окутало колесницу; когда же исчезли звёзды и рассеялось облако, Иолай стоял на колеснице во всей силе и красе своей юности. Вблизи Скиронской скалы, на границе Мегары и Коринфа, догнал он Эврисфея, одолел его без труда и, скованного, привел в стан афинян. Победитель был встречен громкими приветственными криками союзных войск; с триумфом вошел он в Афины и передал пленника Алкмене.
С яростной злобой встретила Алкмена мучителя своего сына и своих внучат.
– Наконец-то, ты в моих руках! – воскликнула она. – Наконец-то карает тебя правосудие богов! Не опускай глаз в землю, дай мне вглядеться в тебя: ты ли тот изверг, который так долго и так безжалостно терзал моего сына, посылал его, живого, в царство теней, заставлял бороться со львами и гидрами? И тебе еще мало было тех мук, которые перенес он от тебя: ты и после его смерти, стал преследовать и меня, и детей Геракла; ты не давал нам нигде убежища. Ты, безбожник, хотел оторвать нас даже от этого алтаря; погибнуть бы нам, если бы не защитил нас свободолюбивый народ и не нашлось бы людей, не побоявшихся твоей силы. Добро, что ты попался мне в руки: ты поплатишься теперь за все твои злодеяния, – не уйти тебе от смерти!
Трусливый Эврисфей, видя перед собой неизбежную смерть, держал себя так, как нельзя было ожидать: он не обнаруживал перед Алкменой никакого страха, не унизил себя никакой мольбой о пощаде. Гилл и афиняне заступались за него, говоря, что было бы незаконно и бесчеловечно предать смерти врага после битвы, плененного и обезоруженного; но доводы их не могли смягчить Алкмены: воспоминание о бедствиях, которые претерпела от Эврисфея ее семья в прошлом и мысль о недавней тяжелой утрате, о гибели Макарии, ожесточили сердце Алкмены и вселили в нее неодолимую жажду мести. Она настояла на том, чтобы враг ее семьи предан был смерти, и собственными руками вырвала ему глаза. Труп Эврисфея афиняне погребли вблизи храма Палленской Афины, и за то, что они не лишили труп врага погребения, а честно предали его земле, гроб Эврисфея стал впоследствии спасительной защитой для всей Аттики.
Книга четвертая. Тезей
1. Рождение Тезея и его путешествие в Афины
Царь афинский Эгей, из рода Эрехфея, два раза вступал в брак, но ни от одной жены не имел детей. Стал он уже седеть, и приходилось ему встречать одинокую и безрадостную старость. И вот отправился он в Дельфы вопросить оракула о том, как стяжать ему сына и наследника престола. Оракул дал Эгею ответ темный, которого он никак не мог объяснить себе: наказал он Эгею не развязывать концов винного меха, пока не вернется в Афины, или однажды ему придется умереть от великой печали. Поэтому, мучимый неизвестностью, из Дельф он и отправился прямой дорогой в Трезены, к славному своей мудростью царю Питфею: питал он надежду, что Питфей уяснит гадание оракула. Вникнув в слова предвещания, Питфей усмотрел, что афинскому царю суждено иметь сына, который доблестными подвигами своими стяжает себе среди людей великую славу, но послужит и причиной смерти отца. Дабы сделать причастным к этой славе и свой род, Питфей выдал за афинского царя дочь свою Эфру; но брак этот счел нужным скрыть до времени от народа, а когда Эфра родила сына, Питфей распространил слух, что отец родившегося младенца – никто иной как сам Посейдон, бог моря. Младенца назвали Тезеем, и дед усердно заботился о его воспитании.
Эгей же, вскоре после бракосочетания с Эфрой, покинул Трезены и снова удалился в Афины, боясь, чтоб его ближайшие родичи, пятьдесят сынов Палланта, не овладели его областью. Оставляя Трезены, Эгей закопал в землю, свой меч и пару сандалий, завалил их тяжелой каменной глыбой, и наказал жене своей Эфре, когда сын их вырастет и достигнет такой силы, что будет в состоянии сдвинуть с места каменную глыбу, пусть заставить она его достать зарытые в землю меч и сандалии и с этими знаками пришлет его в Афины. До тех же пор его сын ничего не должен был знать о своем происхождении.
Когда пришел назначенный срок, Эфра разрешилась от бремени прекрасным златокудрым мальчиком, которого назвали Тезеем. Когда ребенку исполнилось 16 лет, мать повела его к камню, над которым он должен был испытать свою силу. Без труда приподнял юноша тяжеловесную глыбу и достал из-под нее меч и сандалии. Тогда открыла Эфра сыну, кто его отец, и велела отправляться к нему в Афины. Сильный и мужественный юноша тотчас же сталь снаряжаться в путь.
Мать, вместо с дедом, просила Тезее ехать в Афины морем, а не сухим путем: морской путь был безопаснее, а по сухому пути в Афины, на Коринфском перешейке, жило много чудовищных исполинов, бродило множество диких зверей.
В прежнее время Геракл очищал землю от нечистых чудовищ: он боролся с ними повсюду, теперь же Геракл находится в Лидии, в невольничестве у Омфалы, и все дикие чудовища и злодеи, скрывавшиеся доселе из страха пред героем, свободно рыскали по свету и беспрепятственно совершают свои злодеяния. Слушая речи матери и деда, юный Тезей решился взять на себя то служение, которому задолго до него посвятил себя Геракл. Тезей был родней Гераклу по матери (Эфра и Алкмена были внучками Пелопса) и чувствовал в себе присутствие духа и силы великого героя, стяжавшего своими доблестями всемирную славу. С раннего детства Тезей избрал его себе образцом и с нетерпением ждал той поры, когда он будет в силах, подобно своему прообразу, вершить великие геройские подвиги. Не хотелось ему также предстать пред отцом, не прославившись никаким великим делом: пусть не по мечу и сандалиям, а по великим и славным делам узнает в нем Эгей своего сына и потомка доблестного Эрехфея. Так думал Тезей, и потому не отправился в Афины морем, а пошел более опасным, сухим путем.
Лишь только перешел Тезей границу царства своего деда и вступил в область Эпидавра, в темном лесу набрел он на хищного исполина – Перифета. Нападая на путников, Перифет поражал их тяжелой железной палицей. Бестрепетно пошел юноша к нему на встречу и, после недолгой борьбы, одолел его и предал смерти. Железную палицу убитого врага Тезей взял себе и носил ее постоянно с собою – подобно тому, как Геракл носил шкуру немейского льва. На Коринфском перешейке, в пихтовом лесу, посвященном Посейдону, Тезей встретил другого хищника в человечьем обличье – Синиса. Прохожих, попадавших в его руки, Синис терзал и умерщвлял самым мучительным образом: пригнув к земле две пихты, он привязывал к их вершинам свою жертву, и пихты, выпрямляясь, разрывали тело несчастного страдальца. Тезей таким же образом умертвил и этого хищника, и на месте победы над ним, на Коринфском Истме , впоследствии, когда он уже стал царем в Афинах, основал в честь Посейдона Истмийские игры. Юная и прекрасная дочь хищного разбойника по имени Перигуна бежала от Тезее и скрылась в пустынной стране, заросшей густым кустарником; прячась в кусты, она с детской простотой молила их скрыть ее от чужеземца и обещала никогда не рвать с них ни одной ветки и не жечь их в огне. Тезей дружески призвал ее к себе, уверил ее, что он не причинит ей никакого зла, и принял на себя попечение о ее судьбе. Впоследствии он выдал ее за Ифита, сына эхалийского царя Эврита.
Ее потомки никогда не жгли в огне ветвей кустов, которые дали некогда убежище в своей чащи их прародительнице.
Идя далее, Тезей пришел в густой Кроммионский лес, в чаще которого обитал страшный вепрь, причинявший множество бед жителям окрестных местностей. Тезей обещал избавить их от страшилища и, отыскав вепря, умертвил его. Затем дошел он до границы Мегары, до так называемой Скиронской скалы. На вершине ее, на краю крутого обрыва к морю, сидел великан Скирон и злодействовал над проходившими мимо него путниками: с наглыми ругательствами он заставлял их мыть ему ноги, и в то время, как они исполняли это дело, сталкивал их ногою со скалы в море. Тела же разбивавшихся о скалу путников пожирала исполинская черепаха. Тезей сбросил самого злодея в море.
При Элевсине, недалеко от границ Мегары, выступил против юного героя царь этой местности, Керкион и заставил его биться с собою; исполин этот принуждал вступать с ним в бой всех проходивших мимо чужеземцев. Тезей, опытнейший из бойцов своего времени, осилил Керкиона и умертвил его, власть же над страной передал Гиппофою, сыну Посейдона и Алопы, прекрасной дочери убитого Керкиона. Алопа, при самом своем рождении ребенка была брошена отцом без призрения; кобылица вспоила ее молоком своим, а пастухи соседних стран воспитали ребенка.
Затем Тезей встретился со свирепым Дамастом, который зазывал прохожих к себе в дом и предавал их потом самой мучительной смерти. У него было ложе, на которое должны были ложиться попадавшие в дом его путники: если ложе было для них коротко, Дамаст обрубал им ноги; если же было длинно, он бил и вытягивал путнику ноги до тех пор, пока ложе не приходилось ему в пору. Поэтому Дамаста звали также Прокрустом – "вытягивателем". Тезей самого его принудил лечь на ужасное доже, и так как исполинское тело Дамаста было длиннее ложа, то герой обрубил ему ноги, и злодей кончил свою жизнь в ужасных мучениях.
После стольких подвигов и приключений, Тезей благополучно прибыл к потоку Кефису. Здесь ой был дружески принят некоторыми из рода Фиталидов, которые очистили его от пролитой им крови и проводили до самого города. Когда юный герой, в длинной истмийской одежде, с красиво причесанными волосами, проходил по улицам города, его увидали рабочие, строившие храм Аполлону, и стали насмехаться над девицей, которая бродит по улицам одна, без провожатого. Разгневанный Тезей выпряг быков из стоявшей вблизи повозки и этой повозкой запустил в глумившихся над ним работников, сидевших вверху на крыше храма. С изумлением и страхом увидали они тогда, что им приходится иметь дело не со слабосильной женщиной, и были весьма рады, когда Тезей, оставив их в покое, пошел далее.
2. Тезей в Афинах
Чужестранцем вступил Тезей в дом своего отца и не был им узнан. В доме старого царя хозяйничала в то время злая и хитрая Медея. Бежав из Коринфа, она прибыла в Афины и была здесь радушно принята Эгеем, которому обещала возвратить своим колдовством силу юности. Медее узнала в пришельце Тезея, Эгеева сына, и, боясь, чтоб он не вытеснил ее из дома своего отца, стала думать о том, как бы извести юношу. Она уверила слабого и боязливого царя, что прибывший в его дом чужестранец – соглядатай, подосланный врагами, и убедила старца разрешить ей отравить гостя за обедом. За столом Медее поставила перед юношей питье, в которое была подложена отрава. Тезей, желая поразить отца внезапною радостью, вынул, чтобы разрезать мясо, тот самый меч, по которому старик должен был узнать в нем своего сына.
Обрадовался и ужаснулся тогда Эгей, быстро опрокинул он кубок с отравой и крепко обнял сына, которого так долго и с таким нетерпением ждал. Медее же сочла за лучшее немедленно оставить дом старика Эгее и бежать из пределов его царства.
Эгей тотчас представил сына собравшемуся народу и рассказал о его подвигах и приключениях, случившихся с ним ни пути. Радостно приветствовал народ юного героя, своего будущего царя. Скоро представился Тезею случай показать афинянам свое мужество и свою силу. Пятьдесят сынов Палланта, брата Эгея, до сих пор находились в твердой уверенности, что по смерти их старого бездетного дяди власть его перейдет в их руки. Теперь же, когда к старику неожиданно откуда-то прибыль сын, о котором до сих пор никто ничего не знал, надежда эта оказалась тщетной, и дикие Паллантиды в яростном гневе вооруженные напали на город, с намерением убить старого царя и его сына и присвоить себе власть над городом. Подойдя к Афинам, Паллантиды разделились на два отряда: один отправился к городским воротам, другой сел в засаду, и последний отряд должен был напасть на Тезее с тыла, во время борьбы его с передовыми Паллантидами. Однако проведал Тезей о плане врагов и начал с того, что отыскал тех из них, которые скрывались в засаде, и перебил всех до последнего; остальные же после этого обратились в бегство. Так избавлен был Эгей от притеснений и опасностей, которыми грозило ему постоянно властолюбие племянников – с тех пор дни его текли мирно. Вскоре после этой победы юный царевич оказал великое благодеяние и всем жителям Аттики. На полях Марафонских свирепствовал страшный бык, о котором мы уже знаем из истории Геракла. Привезенный Гераклом из Крита в Микены и отданный Эврисфею, бык этот сбежал из Микен, долго бродил по Эллaде и пришел, наконец, Марафонскую страну, где стал страшилищем и бичом людей и животных. Теней поборол быка, привел его в Афины и принес его здесь в жертву Аполлону.