И нежа у него подобно как дитя.
И шеколатом то бессильство награждала,
В той слабости ему тотчас тем помогала.
Тогда-то уж игра прямая потекла,
Бесперестанно тут друг друга забавляли,
Друг друга целовали.
Понравился такой боярыне убор,
И он с тех пор
Нашел свои утехи
И тешил Госпожу без всякия помехи.
МОНАХИНИ
У трех монахинь некогда случился спор,
А из того родился и раздор.
И сказывают вправду, и будто бы не враки,
Что дело уж дошло до драки.
Одна другой дала тот час туза,
А третья им обоим царапала глаза,
И все кричали в беспорядке,
Что должно правду защищать равно честной и блядке.
- Так кто может говорить, что хуй не кость?
Два дни тому назад, как еб меня мой гость,
Подъебаючи ему, вспотев, рубашку всю взмочила,
А хуя у него нимало не смягчила.
Другая говорит: - Сестриченка, постой,
Поистине узнала я своею то пиздой,
Что хуй не кость, голубушка, а жила.
Пожалуй рассуди, в чем больше сила.
А третья, на них глядя и слушая, молчала,
Схвативши за пизду, ужасно закричала:
- Что ж ето разве не пизда, а красное окошко?
Мне кажется, вы все вздурилися немножко.
Лет с двадцать уж назад игумен меня еб,
По нем все чернецы, потом уж вдовый поп,
Да вот один лишь слез, успев меня уеть,
И пизда еще мокра, не успела подтереть.
Так вы поверьте мне, что хуй не кость, не жила,
А мясо и что в нем не так велика сила.
Вить жила жестока, а кость всегда тверда,
Так в силах ли была смягчить ее пизда?
Игуменья, пришед, от ссоры развела
И всех троих она их с лаской обняла.
- Скажите, дочки, мне, в чем поссорилися вы?
И что это у вас о хуе за молвы?
Тут наставнице своей они к ногам упали
И слово до слова ей спор весь рассказали.
- Ах! сестры вы мои,
Не ебли вас еще различные хуи.
На первую взглянув, ей стала говорить:
- Которая хуй костью быти мнит,
Любовник твой теперь имеет сколько лет
И как давно тебя он начал, сестра, еть?
Она ей говорит: - Ему нет боле двадцати
И первую меня, как начал он ети.
А та, которая хуй жилою считает:
- Он лет уж сорока, - черничка отвечает.
А третья, будто мясо хуй что говорит,
- Мой в семьдесят пять лет, - игуменье твердит.
Игуменья сказала, качавши головою:
- Я разных уж хуев апробовав пиздою,
Да вот вам мой ответ:
Глупехоньки, мой свет,
Однакож все вы правы,
А первой-то из вас поболее забавы,
Когда он в двадцать лет, так хуй, конечно, кость,
А твой сорокалетний гость,
Хотя ети тебя и есть еще в нем сила,
Да только хуй не кость, а подлинная жила,
А лет в семьдесят уж пять,
Так мясо у него, какова ж вкусу ждать?
ГАРНИЗОННЫЙ СОЛДАТ
И НЕМЕЦ
В Москве у всех ворот
Для часовых солдат поделаны избушки,
Да в них с солдатами бывает всякой сброд:
И беглы мужики и нищие старушки,
С которых за ночлег солдаты шлюшки
Берут за кажду ночь вина по кружке,
А больше тут
Живут
Веселеньки молодки,
Что на прядильнях здесь дерут от песен глотки,
Которы с каждой потки
В избушках тут
Пошлину берут.
Солдаты молодиц и сами шляют
И хлебец с стороны им также промышляют.
По должности один служивый в караулку
Завел какого-то немчурку
И шпетную ему молодку подрадел.
С молодкой немец лег, солдат плащом одел,
И как тот немец бабу мулил,
Солдат тогда стоял с ружьем да караулил.
Немчин пыхтит,
А блядь крехтит,
Насилу с ним ебется,
У ней в мозолях вся пизда, так баба жмется.
А немец говорит: - Вот, матка, глейх зайдется,
Навеселимся всласть. - Немчин, так дай за труд,
Не даром тут ебут,
А денежки дают.
Немчурка, вынув рубль, спросил, велика ль плата.
Ответствовал солдат: - Здесь плата небогата,
Мамзель твоя немудрой человек,
Ей будет пять копеек,
А часовому вдвое,
А немец дал и втрое.
Довольна плюшница, доволен и солдат,
Немчурка ж думает:, попал на лад,
lie ебля это - клад!
Недолго ж кладом тем доволен был немчурка:
С ним сделалась фигурка,
Обезображен стал немчуркин юрка,
Раздулася на нем вся шкурка.
Немчин на это глядь,
Вдруг обмер, испугался,
Рвался, кричал, метался,
Не ведал, что зачать.
Наделала ему та ебля дела!
Чтоб без хуя не быть,
Так надобно лечить.
Такой-то блядь ему гостинец подрадела,
Что он не сбыл с рук в год,
Да тут потратил он и денежек немало,
Однако пол плеши как будто не бывало,
Хуй стал его урод.
Потом, как лехче ему стало,
Для некаких причин
Пошел с двора немчин
И в город пробирался.
Откуда ни взялся - служивый доброхот.
От Яузских ворот,
Кой немцу быть было без хуя постарался.
И только с ним лишь повстречался,
Он немца лишь узнал,
То немцу пенять стал:
- Што, бачка, не ввдать тебя недель уж сорок?
А ты хотел всегда к мамзеле той ходить.
Немчин на то: - Нет, нет, не хочет мой ебить
Такой маторак;
Ваш дешев руска пизд, да хуй починка дорог!
ПОПАДЬЯ И ТРИ ЕЕ ХАХАЛЯ
В деревне у попа жена была гуллива,
Молодка щеголлива,
Молодка молода,
В наряде завсегда,
А без белил, румян не ступит никуда.
Об этакой молодке
Все знали в околотке.
Не делала она досады никому,
Любила молодцов всегда по одному.
Недолго ж время так тянулось:
Уже тех молодцов и трое вдруг столкнулось.
Им всякому была назначена пора:
Один лишь со двора,
Другой его сменяет,
Работает пизда, без хуя не гуляет,
Такие гостеньки обшаркали порог,
А поп на голове своей не видит рог.
Те гости с попадьею
Сочлись роднею:
Кто брат, кто сват, кто кум.
Попу и не на ум.
И были то не враки,
А подлинно ему то ближние свояки.
Родне той навела молодка сухоту,
Да стало от троих терпеть невмоготу,
Робята те в охотку
Обезживотили молодку.
Да чем помочь?
Нейдут ебаки прочь,
И как она устала подъебать,
Так стала лгать.
Не вздумала иной увертки баба в страхе,
Как то, что у нее пришло лишь на рубахе.
Ебатель первой, как услышал эту речь,
Стараться стал ее разжечь:
Показывая муку,
Дает он ей хуй в руку:
И выдумкой своей себе не помогла,
Легла,
Не укрепилась,
По шею заголилась
И попырягь дала.
Потом намерилась двоих она убавить.
Которого ж оставить?
Кому ей отказать?
Вить надобно резон на это показать.
Не стало в бабе силы.
Кому лежать, кому стоять, кому вертеть -
И ото всех потеть,
Да все ей равно милы,
А всем как отказать? - без ебли - умереть.
Раздумье бабу взяло,
И вот что ей на ум попало:
Оставить одного,
Того,
Который будет посмелее
И при попе придет
И при глазах его, не труся, уебег -
Тот будет ей милее.
Такая выдумка поправилась и им,
Всем троим.
Кому же наперед досталось делать дело,
Идет к попу тот смело
Теленка торговать,
Сулит попу хорошу цену дать.
Поп был до денег столько лаком,
Что стать готов он раком,
А нежели продать.
Итак, вошел поп в хлев теленка выбирать,
А хахаль попадью поставил тут встоячку
И дал ей качку,
А попросту' уеб,
Но только этого не мог приметить поп
И грища.
Другой двух поросят торгует у попита
И цену дать за них сулит, как за быка.
Поп думает: поддел токого дурака.
В хлеве телята,
В подполье поросята,
Туда поп влез
И там не видел он чудес,
Торгаш как попадью его, поставя раком,
И поздравлял попа большим себе свояком.
Последний думает, что эта смеляки
Оба дураки
И сделали не диво,
А он мнит сработать, чтоб поп то видел живо.
Пришед к его окну, в стекло уставил нос;
Сидел тогда поп бос
Да обувался,
И с ним его жена, сидят они одни.
Детина дивовался:
- Ах, батюшка, грешишь, такие ль ныне дни?
Иль ты вздурился? теперь ебешь.
В котору
Пору?
- Тфу, врак, - поп говорит, - ты окаянный врешь, -
И с сердцем то вещает,
А тот попа всей силой уличает;
Божится поп ему, что он онучу жмет,
А тот свое поет,
Что будто поп ебет,
И уверяет так: - Как, поп, тебе не стыдно,
Вить мне и сквозь стекло, а все то ясно видно:
Твой хуй и с ним муде
У попадьи в пизде.
Попу то стало уж обидно.
Онучей ногу он скорее стал вертеть,
А сам кряхтеть.
И стал ворчать, как кошка:
- Вздурился свет, ты знать,
Или ослеп немножко,
Пошел прочь от окошка
И перестань, свет, врать. -
Детина в избу входит
И в ярости попа находит.
Поп поднял порошок
И изо всех кишок
Детину уверяет
И укоряет,
А хахаль, не боясь, да то же повторяет,
Что видел точно он, как поп в жену пырял.
Смутился бедный поп, досадою пылает,
Увериться его тот хахаль посылает.
Сговорчив был наш поп, побрел он посмотреть,
А хахаль попадью и вправду зачал еть.
Поп видит не мечту, но въяве как быть должно,
Что хуй прогуливал в пизде ее неложно.
Поп глядь и так
И сяк -
Все видит то же дело:
Детина без порток,
Жены нагое тело, -
Уверился попок,
Приходит в избу смело,
Детину умного тут поп благодарил,
А то стекло дурное
Тотчас разбил
И вставил тут иное.
Крестьянский поп-простак
Подумал, что в стекло ему казалось так.
ПЬЯНАЯ КУПЧИХА
Купецкие жены, подьячихи, портнихи -
Великие статихи,
Великие спесихи,
А пуше что всего, так еться лихи.
Когда случится быть в гостях им у кого,
В убыток не введут хозяина того.
Тогда тут пуше всех чиницы
Купецки молодицы:
Ни капельки винца не пьют во весь обед
И будто бы им в нем и нужды нет;
Хозяйка лишь с вином, а та ей: нет, мой свет,
Мне лучше прикажи стаканчик дать водицы.
Хозяюшка, смекай, поднесть что надо ей,
Хозяйка, не жалей,
Подружке не воды, винца в стакан налей,
Та выпьет вместо квасу,
А после на прикрасу,
Зашед в заход особнячком,
И тянут сиволдай не чаркой - башмачком.
Таким-то образом была одна беседа,
А это завсегда;
У женщины хмельной чужая уж пизда,
Без подубрусника гуляет у соседа.
За рекой
На той беседе был детина щепеткой,
Приметил он одну молодку пьяну,
Пошла та спать в чулан - и он за ней к чулану,
Одну ее он там застал.
Детина без амуру
Ту пьяну дуру,
Подняв подол на пуп, и еть ее он стал.
Приятно пьяной то, она без всей тревоги,
Поднявши кверху ноги,
Сказала лишь: - Кто тут? нет, эдак не шути,
Я от венца свого ни с кем так недоточна,
Дай мужу к нам войти, -
Тот стал хуй вон тащить, не хочет доети,
Но уж у ней в пизде гораздо было сочно,
Ебливая жена не может утерпеть,
Готова умереть,
Да лишь изволь доеть.
Детину слезть с себя та баба не пускает
И, лежучи под ним, задорно подъебаст.
У ней в пизде горит,
Так пьяная тому детине говорит:
- Еби, еби, Ильич, хоть я и подъебаю,
Да я тебя не знаю,
А знаю я того,
Где праздную теперь, в гостях я у кого.
ПОКАЯНИЕ
Попу раз на духу
Покаялся подьячий,
Что еб его сноху.
- Ах, в рот те хуй собачий! -
В сердцах вскричал наш поп. -
Напал ты на кого?
За это б я тебя,
На старость не смотря,
Ошмарил самого.
Да как ты ее еб?
- Того-то и боюсь
И вам сказать не смею:
Уеб ее, винюсь,
Я стоючи за нею.
- Ах, мерзкий человек!
На весь ты проклят век,
Простить тебя нельзя
Простым нам иереям:
Вить в гузно еть стезя
Одним лишь архиреям.
- Я, батюшка, во всем
Покаюся в сей час:
Не вижу я одним,
Другой подбили глаз,
А некто мне сказал,
Что в гузно лишь хвачу,
Глаза тем залечу:
Вот в грех я и попал.
- Вот ведь, - сказал наш поп, -
Всего б тебя разъеб
Мошенника в клочки, -
Когда б то было так,
Ебена мать, дурак,
Носил ли б я очки?
СУД У ХУЯ С МУДАМИ
С мудами у хуя великой был раздор,
О преимуществе у них случился спор.
- Почтенья стою я, то всем уже известно,
Равняться вам со мой, муде, совсем невместно.
Муде ответствуют: - Ты очень ложно мыслишь,
Когда не в равенстве с собою нас ты числишь.
Скажи, ебать тебе случалось ли хоть раз,
Где б не было притом с тобою вместе нас?
- В вас нужды нет совсем, - хуй дерзко отвечал,
Помеха в ебле вы, - презрительно вскричал.
Муде ответствуют: - Хуй, знай, что то все враки.
Шум, крик и брань пошла, и уж дошло до драки.
Соседка близь жила, что гузном называют.
Увидя, что они друт друга так ругают,
- Постой, постой, - ворчит, - послушайте хоть слово,
Иль средства нет у вас без драки никакого?
Чтоб ссору прекратить без крика и без бою,
Советую, я вам судиться пред пиздою.
Почтенного судью они избрали сами,
Старейшую пизду с предолгими усами,
Котора сорок дет, как еться перестала
И к ебле склонность всю и вкус уж потеряла,
Покрыта вся лежит почтенной сединой.
Завящивый сей спор решит ли кто иной?
Поверить можно ей: она не секретарь
И взяток не возьмет, не подлая то тварь,
Пристрастья ни к чему она уж не имеет
И ссоры, разбирать подобные умеет.
Предстали спорщики перед судью с почтеньем,
Хуй начал речь тогда с великим огорченьем:
- Внемли, в слезах стою теперь перед тобой,
Муде премерзкие равняются со мной,
Я в награждение то ль должен получить
За то, что не шадил я крови токи лить?
А чтоб ясней мои услуги показать,
Я, форме следуя, хочу все описать:
В тринадцать лет ети я начал обучаться
И никогда не знал, чтоб мне пизды бояться;
Еб прежде редко с год, потом изо всех сил
Чрез день и всякой день, и как мне случай был;
Усталости не знал, готов был всякой час
И часто в ночь одну ебал по осьми раз.
Уж тридцать лет тому, как я ебу исправно
И лучшим хуем я считаюся издавно.
Не раз изранен был я, пробивая бреши,
Имел хуерыки и потерял полплеши,
Сто шанкеров имел и столько ж бородавок,
В средину попадал пизды я без поправок
И сколько перееб, исчислить не могу,
Свидетели во всем соперники: не лгу.
Все выслушав, пизда с прискорбностью сказала
- Я ссоры таковой вовек не ожидала.
Когда я избрана судьею заседать,
Молчите вы теперь, хочу я вам сказать:
Мне обвинить из двух нельзя вас никого,
Один хуй без мудей не значит ничего,
Вам вкупе надлежит вовеки пребывать,
А без того никак не может свет стоять.
РАЗГОВОР ЛЮБОЖОПА С ЛЮБОПИЗДОМ
Любожоп
Все чувства роскошью мои напоены,
И мысли ею все в восторг приведены.
Отменным родом я теперь любови таю,
Ни с чем на свете той утехи не сравняю,
Котору я теперь лишь только что вкушал,
И коей весь мой дух исполнен жаром стал.
Скажи любезной друт, как ты об оной мыслишь,
Между каких забав сию утеху числишь?
Любопизд
Чтобы без всякой то ошибки угадать,
Мне нечего о том и голову ломать:
Ты сам, уже совсем мне ясно, в том открылся,
Во всех словах почти подробно изъяснился,
Что ёб теперя ты прекрасную пизду,
И в том хоть к самому я рад итти суду,
Что в сей отгадке я ничем не погрешаю;
Утеху я сию сам свято почитаю.
Любожоп
Что ёб теперя я, то прямо ты сказал,
Лишь только одного ты тут не угадал:
Я жопой, не пиздой роскошно наслаждался,
Небесной, так сказать, утехой забавлялся,
Да что еще притом не просто я блудил,
Жопеночку ту я как целочку растлил!
Любопизд
О, небо! словом сим весь дух мой возмутился.
Какой ты скверностью, любезной друг, прельстился!
И в целой бы мой век того не угадал,
Чтобы содомство ты утехой поставлял.
И как тебя привесть то может в восхищенье,
К чему вся в свете тварь имеет отвращенье?
Возьми лишь ты ее в живой себе пример,
Представь себе скотов, народы всяких вер -
Увидишь, что они законом поставляют
И в этом пункте что утехой почитают.
Конечно, естества ты позабыл устав
Иль святости его не почитаешь прав?
Не жопу, но пизду дала нам всем природа
Телесных для забав, для размноженья рода.
Любожоп
Сама ж природа та, о коей говоришь
И чей закон ты мне столь свято чтить велишь,
Нас склонностями всех прещедро одарила,
Меж ими разности в нас быть определила.
И потому из нас всяк вкус имеет свой,
В чем, чаю, спорить сам не будешь ты со мной.
Что ж мне другую тварь ты ставишь здесь в сравненье?
На то тебе тот час скажу опроверженье,
Которо истиной и ты признаешь сам,
Когда представишь, коль мы должны небесам,
Что с бессловесными они нас не равняют
И разностию свойств от нас их отличают:
Они стремлением одним лишь снабжены,
Напротив, разумом мы все просвещены,
И божества в нас знак яснее тем сияет,
Что полной волею оно нас одаряет.
Любопизд
Я все то знаю сам и верю я всему,
Ко оправданью что сказал ты своему,
Но можно ль вкус иметь кому твому подобной,
Чтоб заразиться сей так страстию негодной?
Представь себе пизду и прелести ее -
Не восхитится ли все чувство тем твое?
Она лишь для того на свет и создана,
Чтоб ей одной любовь была покорена.
Какой в ней нежный жар, какое услажденье,
Кто может ее еть и быть не в восхищенье?
Юпитер для кого - скажи - сходил с небес?
Пизде лишь должно дать всю силу тех чудес.
А жопа от кого была когда почтенна?
Она от всех почти на свете сем презренна,
И можно ль на нее с приятностью глядеть?
А особливо как престанешь ее еть,
То целый на плеши фунт вытащишь говна;
Как может с жопою пизда быть сравнена!
Любожоп