Дражайший господин Ортуин, не могу ныне писать с достодолжным изяществом, каковое предписует письмовник, ибо надобно поспешать и понуждаем я с краткостию изъяснить, об чем речь, ибо имею донести вам об одном деле, кое есть удивительно и таково: надо вам знать, что прошел здесь преужасный слух, и все говорят, что дела магистров наших в римской курии обернулись к худу, ибо говорят, что папа хочет утвердить решение, кое в прошлом годе вынесено было в Шпейере насчет доктора Рейхлина. Когда я о том услыхал, от страху уста мои сделались безгласны и не мог слова вымолвить, а после целых две ночи не спал. Рейхлиновы же друзья ликуют и везде распускают сей слух; но я ни за что не поверил бы тому, ежели б своими глазами не видел письмо одного магистра нашего из ордена проповедников, в коем он с великой скорбию пишет сию новость. И еще пишет, что папа благословил печатать "Глазное зеркало" при римской курии, и книготорговцам велено его продавать, чтоб все читали. А магистр наш Гохштрат возжелал покинуть курию и поклясться, что он неимущ, но судьи не отпускают его. Они говорят, что он должен ждать окончания делу, клясться же, что неимущ, не может, ибо въехал в Рим о трех конях, а после, при курии, много устраивал угощения, и не стеснялся в деньгах, и давал мзду кардиналам, и епископам, и аудиторам консистории, и посему не может принести обет бедности. О пресвятая Дева, как нам теперь быть, ежели богословие таковые претерпевает унижения, что один юрист взял верх над всеми богословами? Я мыслю, что папа не есть добрый христианин, а будь он добрый христианин, невозможно было бы ему, чтоб не постоять за богословов. Но пускай даже папа вынес решение супротив богословов, все равно надобно жаловаться перед собором, ибо собор выше папы, и там богословы имеют одержание над остальными факультетами; и уповаю, что "Господь даст благо" и призрит на рабов своих богословов, и не попустит, дабы торжествовали враждующие против них, и дар святого Духа изольет на нас, и ниспошлет нам одоление над лживостью сих еретиков. Недавно говорил здесь некий юрист, будто было слово пророческое, что ордену проповедников суждено сгинуть, и от ордена сего проистечет соблазн в вере Христовой, превеликий и доселе неслыханный: и свидетельствовался книгой, в какой прочитал сие пророчество. Да быть ему лживу! Ибо оный орден зело полезен, и не будь его, не знаю уж, что и сталося бы с богословием, ибо проповедники во всякое время были в богословии превыше миноритов или августинцев и не сходят с пути своего Доктора Святого, он же никогда не заблуждался. И присем в ордене ихнем много было святых, и они отважно диспутируют супротив еретиков. И удивляюсь я, почему магистру нашему Якову Гохштрату нельзя поклясться, что он неимущ, - он ведь принадлежит к нищенствующему ордену, где явственно все неимущи. Если б я не боялся отлучения, то сказал бы, что папа в сем случае заблуждается. И не мыслю, что он поистине не стеснялся в деньгах и давал мзду, ибо он есть муж зело ревностный в вере; а мыслю, что все сие выдумали юристы и иже с ними, ибо доктор Рейхлин ведает, чем их прельстить, и слышал я, что также многие города, и государи, и важные господа писали в его защиту. И причина тому, что они не обучены богословию и не разумеют дела: иначе постигли бы, что в сем еретике сидит диавол, ибо он учиняет досаждение супротив веры, пусть бы даже весь мир утверждал обратное. Вам должно не замешкав изъяснить сие магистрам нашим в Кельне, дабы знали они, как быть. И отпишите мне, что они думают делать. Будьте здоровы, да хранит вас Христос. Писано в Тюбингене.
14
Магистр Иоанн Крабаций желает здравствовать магистру Ортуину Грацию
Преславный муж, как я два года сопребывал при вас в Кельне, и вы наказывали мне завсегда вам писать, в котором бы ни был я месте, доношу вам, что прослышал о кончине славного богослова, магистра нашего Гекмана Франконского, коий был несравненный муж, и при бытности моей в Вене состоял там ректором, и глубокомудростно диспутировал вслед за Скотом, и был супротивник всех светских поэтов, и ревнитель веры, и радетельный служитель обедни. Когда он был ректором в Вене, всех своих подначальных соблюдал в превеликой строгости и заслуживал похваления. И вот когда я был в Вене, прибыл однажды из Моравии какой-то малый, наверно что поэт, ибо сочинял стишки и просился читать об стихосложении, однако отнюдь не имел степени. На сие магистр наш Гекман клал ему запрет, в нем же достало продерзости оный запрет не взять во внимание, и тогда ректор клал своим подначальным запрет, дабы не смели ходить на его лекции; а сей кромешник заявился к ректору, и говорил с ним бесстыдно, и тыкал; ректор же велел кликнуть стражников и заключить его в тюрьму, ибо сие есть великий срам, когда какой-то неуч тычет ректору университета и магистру нашему: ведь я слышал, что он не бакалавр, и не магистр, и вовсе никакой не имеет ни степени, ни звания, а выступает будто воитель или ратник, идучи на бранное дело, на голове у него шлем, а у пояса длинный нож, и видит бог, сидеть бы ему в тюрьме, не будь у него в городе благосклонных знакомцев. Я премного скорблю, ежели правда, что упомянутый достойный муж преставился, ибо он много мне благодетельствовал при бытности моей в Вене; а посему сочинил я таковую эпитафию:
Под сим холмом пребывает зарытым
истинный супостат пиитам,
Их вознамерился он гнати,
егда восхотели они сочиняти.
К примеру, таков бе малый, степенью ученой
отнюдь не облеченный;
Из Моравии он явился,
где вирши плести научился
И едва во узилище не угодил,
зане всем без разбора "ты" говорил,
Но понеже стал он добычею тлена
во граде названием Вена,
За него два-три раза произнеси:
"Отче наш, иже еси…"
Был к нам гонец и доставил скверную весть, ежели правда, что ваше дело в римской курии оборотилось к худу; однако не даю тому веры, ибо гонцы очень даже нередко лживят. А поэты здешние изрекают на вас всяк зол глагол и грозятся стихами своими оборонять доктора Рейхлина; однако ж, коль скоро и вы при желании завсегда можете быть поэт, полагаю, что без препятствия одержите над ними верх. Но отпишите мне, каково обстоит дело, и ежели могу вам пособить, то считайте меня безотменно верным другом и споспешником. Пребывайте во здравии, а писано из Нюрнберга.
16
Матфей Медолизий желает здравствовать магистру Ортуину Грацию
Понежеелику был я всегдашним другом вашего доброутробия и пекся об вашем благе, то и ныне желаю упредить вас об одном чреватом деле и веселиться вашим весельем, печалиться, когда вам худо, ибо вы есть мой друг, с друзьями же должно веселиться с веселящимися и печалиться с печалующимися, как пишет Туллий, хоть он есть нехристь и поэт. Итак, желаю вас упредить, что имеете тут злобесного супостата, коий беспрестанно об вас ведет хульные и поносные речи; преисполнясь гордынею, он всем и вся говорит, что вы есть выблядок, и мать ваша была потаскуха, а отец священник. Я же за вас вступился и сказал: "Господин бакалавр, или какое там на вас звание, вы еще щенок, чтобы хулить магистров. Писано бо в Евангелии: "Ученик не выше учителя". Вы же еще покуда ученик, а достойнейший Ортуин - учитель и магистр на осьмом или же десятом году; а стало быть, не вам хулить магистра и мужа столь высокостепенно поставленного, не то и на вас найдется хульник и не повзирает на вашу гордыню. Вам должно знать свое место и не чинить ничего подобного". Он же отвечал: "Я говорю истинно и могу доказать свои слова, а на вас я плевать хотел, ибо Ортуин есть выблядок, сие мне верно говорил один его соотчич, который знал его родителей, и я непременно отпишу доктору Рейхлину, который об сем покуда не ведает" А вы как можете хулить меня? Вы меня не знаете". Тогда я сказал: "Глядите, люди добрые, он рядится в святого и говорит, что его не можно хулить и что на нем нет греха, как тот фарисей, который говорил, что постится два раза в неделю". Он же взъелся на меня и говорит: "Я не утверждаю, что безгрешен, ибо сие противоречит Псалмопевцу, у коего сказано: "Всякий человек ложь", а глосса толкует: "Сиречь грешник", - а сказал я лишь, что вам не должно и не можно меня хулить через мое рождение по отцу и по матери, Ортуин же есть выблядок, рожденный в незаконном сожительстве; следовательно, он достоин хулы, и буду хулить его во веки веков". Я же сказал: "Не делайте сего, ибо магистр Ортуин муж преславный и может за себя постоять". Он же стал говорить многие поносные речи про вашу матушку, что она давала разным священникам, и монахам, и солдатам, и мужикам в поле, и на конюшне, и где угодно. Вы не поверите, сколь тяжки были мне сии мерзкие словеса. Но я не могу за вас постоять, ибо не видал ни родителя вашего, ниже родительницы, хотя и имею уверенность, что они люди достойные и добродетельные. Однако отпишите мне все как есть, и тогда я стану споспешествовать здесь вашей доброй славе. А еще я сказал: "Вы не можете так говорить, ибо ежели мы даже сделаем допущение, что магистр Ортуин выблядок, то, может, он был узаконен; а ежели он был узаконен, то он уже более не выблядок, ибо святейший папа имеет власть вязать и решать и может выблядка сделать законным и обратно. Вы же заслуживаете хулы, и я берусь доказать это через Евангелие. Ибо сказано: "Какою мерою мерите, такою и вам будут мерить". А вы мерите мерою хульною: следовательно, и вам тем же должно мерить. А вот еще доказательство: сказал господь Иисус Христос: "Не судите, да не судимы будете", вы же судите и хулите других: следовательно, и вы должны быть судимы и хулимы". А он сделал возражение, что мои доказательства суть вздор и глупство. И упорствовал на своем, и сказал, что ежели самоличный папа родил бы сына в незаконном сожительстве, а после его узаконил, все равно пред богом он был бы незаконный, и бог сопричислил бы его к выблядкам. Я имею уверенность, что в сем кромешнике сидит диавол и через то он таково вас хулит. Посему отпишите, как мне постоять за вашу честь, ибо сделается великая конфузия, ежели доктор Рейхлин проведает, что вы есть выблядок. И пусть даже сие истинно, все равно ему не можно будет таковое доказать с неопровержимостию, а ежели сочтете за благо, притянем его к суду в римскую курию и понудим отречься от слов своих - законники в таких делах зело искушены: и еще можно лишить его сана и через третье лицо учинить ему всякую пакость, а ежели он лишится сана, отобрать его бенефиции, ибо здесь, в Майнце, он состоит каноником и где-то еще имеет приход. Не прогневайтесь, что отписал вам, чего слышал, ибо имею благие намерения. Пребывайте во здравии со господом, и да хранит он пути ваши. Писано в Майнце.
17
Магистр Иоанн Жнец желает здравствовать магистру Ортуину Грацию
"Веселитесь о Господе и радуйтесь, праведные, торжествуйте все правые сердцем", Псалтирь, XXXI. Но дабы не прогневались вы на меня, сказавши: "Для чего ради привел он сие место?" - надобно вам узнать весть радостную, и от нее возликует душа ваша; и я буду превесьма краткословен в своем письме. Побывал тут к нам один поэт, прозываемый Иоанн Эстикампиан, и вел себя зело продерзостно, многажды уязвлял магистров свободных искусств и изничтожал их в лекциях, и говорил, что они суть невежды и что один поэт стоит десятерых магистров, а посему в процессиях поэты должны шествовать во главе магистров и лиценциатов. А еще он читал Плиния и разных поэтов, и говорил, что магистры суть не магистры семи свободных искусств, но магистры семи смертных грехов и неучи, ибо не проходили поэзии, только и знают, что Петра Испанского да "Малые логикалии", и во множестве шло слушать его народу, и в числе том - младых благородиев. И еще он говорил, что скотисты и фомисты суть ничтожества, и поносил Доктора Святого. Магистры дожидались своего часу, дабы с помощью божией ему отмстить. И благодаря бога, однажды сказал он одну речь, в коей срамил магистров, докторов, и лиценциатов, и бакалавров, и восхвалял свой факультет, и хулил священное богословие. И было великое смущение средь начальственных мужей факультета. И собрались магистры и док-торы на совет, и говорили: "Что же нам делать? Ибо человек сей творит неслыханное: ежели спустим ему безнаказанно, он пред всеми себя окажет ученее нашего. Как бы не явились к нам новые толковники и не стали говорить, что ихние мнения превосходней старых, и не учинили поругания нашему факультету, зане воспроизойдет через то соблазн". И сказал магистр Андрей Делич, каковой при сем хороший поэт, что Эстикампиан, по его рассуждению, в университете все равно как пятое колесо в колеснице, ибо творит помешательство всем факультетам, и через то школяры не прилежны к учению. И все магистры подтвердили, что сие именно есть так. И в конце концов порешили, что необходимо надобно изгнать сего поэта, либо же исключить его, хотя бы и сделался он после того заклятый им враг. И был он вызван к ректору, и вызов сей вывешен был на дверях церкви: он же предстал, имея при себе юриста, и объявил, что будет защищать себя, и еще многие друзья его, пришед, стояли подле. Но магистры сказали, что им должно удалиться, иначе станут клятвопреступниками, выступивши противу университета. И магистры были несокрушимы во брани, и ратовали с неколебимостью, и поклялись ради правого дела не давать никому пощады, иные же юристы и придворные просили за него. Но господа магистры сказали, уж ничего не поделаешь, потому как у них устав и в согласии с уставом должно ему быть изгнану. И что удивления достойно, самолично герцог за него хлопотал, но вотще, ибо сказано было ему, что подобает блюсти устав. Ибо устав для университета все равно что переплет для книги. И не будь переплета, распадутся все листы как ни попало. Не будь же устава, не станет порядка в университете, и средь школяров будут разномнения, и воспроизойдет всякий бесчинный хаос; а посему должно ему печься о благе университетском, и быть подобным родителю своему. И герцог покорился и сказал, что не может идти противу университета. И что лучше одному быть изгнану, нежели всему университету впасть в соблазн. Сим господа магистры остались зело довольны и сказали: "Преславный государь, да благословит вас господь за правый суд". А ректор велел вывесить на дверях церкви указ, что Эстикампиану быть изгнану на десять лет. А от учеников его слышен был ропот и многие речи, что совет содеял над Эстикампианом несправедливость. Но господа из совета сего сказали, что не дадут за него и выеденного яйца. Иные из младых благородиев сказали, что Эстикампиан отмстит за сию несправедливость и внидет в римскую курию с жалобой на университет, магистры же смеялись над ним и говорили: "Ха-ха, что может сделать сей кромешник?" И ныне, да будет вам ведомо, во университете обретается полнейшее согласие. И магистр Делич читает лекции об словесности. А равномерно и магистр Ротенбургский, написавший книгу трижды более толстую противу всех сочинениев Вергилиевых. Книга сия содержит в себе много пользительного, а также в защиту святой матери церкви и во славу святых. А паче всего восславил он наш университет, и священное богословие, и факультет свободных искусств и посрамил светских поэтов и язычников. И господа магистры глаголют, что стихи его не хуже Вергилиевых и совершенны, ибо он до тонкости постиг искусство стихосложения и тому двадцать лет, как сделался хорошим стихотворцем. Посему члены совета разрешили ему публично читать свою книгу заместо Теренция, ибо она много пользительней, и исполнена воистину християнским духом, и не толкует об шлюхах и шутах, как у Теренция. Должно вам сию новость объявить по всему вашему университету, и тогда, уповательно, и с Бушем поступят, как с Эстикампианом. И скоро ли пришлете мне свою книгу супротив Рейхлина? Давно вы уж обещались, а все втуне. И хотя писали, что жаждуете прислать ее мне, однако никак не шлете. Да простит вас господь, что не возлюбили меня, подобно как я вас возлюбил, ибо вы мне любезны, как собственная душа. Книгу же пришлите всенепременно, ибо "очень желал я есть с вами сию пасху", сиречь читать сию книгу. И отпишите, каковые имеете новости.