23
Магистр Бертольд Меринау магистру Ортуину Грацию шлет братскую любовь заместо приветствия
Достопочтенный муж, как обещался я вам, что буду доносить обо всем решительно и отписывать, как поживаю, да будет вам ведомо, что вот уже два месяца пребываю во граде Риме и по сю пору не сыскал места. Один аудитор из Роты хотел было взять меня к себе; я возрадовался и сказал: "Разлюбезное дело, однако ж соблаговолите, милсдарь, изобъяснить мне, какие такие будут мои обязанности". Он же ответил, что обязанность моя состоять при конюшне, ходить за мулом, содержать его в лучшем виде, кормить, и поить, и скрести скребницей, и холить. А когда случится надобность выехать верхом, чтоб завсегда был в готовности. И был бы взнуздан, и оседлан, и все как следует. А засим моя обязанность бежать у стремени до суда и обратно до дому. Я сказал, что сие мне невместно, ибо я кельнский магистр искусств и не могу ничего такого. Он же отвечал: "Коли не можешь, пеняй на себя". И помышляю отъехать назад восвояси. Чтоб я чистил мула и мел стойло? Да пусть диавол поберет этого мула вкупе со стойлом. А опричь того, думаю, сие было бы нарушением устава нашего университета, ибо магистр должен себя соблюдать, как следовает магистру. И было бы великим срамом для университета, ежели б кельнский магистр стал таковые делать дела. Посему и хочу вернуться, ибо пекусь о чести университетской, и вообще в Риме мне не нравится: здешние писцы и куриалы так много об себе полагают, что и поверить трудно. Вчерашнего дни один сказал мне, что серить хотел на кельнского магистра. А я отвечал: "Чтоб тебе серить на виселице". Он же сказал, что сам - тоже магистр, то бишь магистр курии, а магистр курии выше магистра искусств из Германии. Я же сказал, что этого быть не может. И сказал: "Ты хочешь сравняться со мною, хотя не держал испытания, как я, а меня испытывали пятеро престрогих магистров. Стало быть, ты дутый магистр". Тогда он вступил со мной в диспут и начал с вопроса: "А что есть магистр?" Я отвечал: "Сие есть лицо, подготовленное, произведенное и остепененное в семи свободных искусствах, каковое выдержало перед тем магистерское испытание, имеет право носить золотое кольцо и мантию, подбитую шелком, и поставлено над своими учениками, яко царь над своими подданными. И зовется так по четырем причинам: во-первых, когда говорят о магистрах, сие происходит от слов "маг" и "страх", ибо каждый могуществен, как маг, и внушает своим ученикам страх. Во-вторых, сие именование магистрами проистекает от слов "маг" и "страми", ибо страмят своих супротивников. В-третьих, магистерская степень дается ввиду того, что магистры люди степенные. И в-четвертых - ввиду того, что остепеняются они постепенно". Он же спросил: "А где про то писано?" Я отвечал, что вычитал сие в "Кратчайшем наставлении". Тут стал он хулить помянутую книгу и сказал, что она ничего не стоит. Я возразил ему: "Ты дерзаешь хулить старую методу, а сам знаешь не более того. Да я и не слыхивал, чтоб кто-нибудь в Кельне сию книгу хулил. Как же не стыдно тебе?" И отошел от него, негодуя. Ведайте же, что хочу возвернуться в Германию, ибо там магистров почитают учителями. И сие доказывается из Евангелия, ибо сам Христос называл себя учителем, а не доктором, говоря: "Вы называете Меня Учителем и Господом и правильно говорите, ибо я точно то". А боле писать не могу, ибо извел всю бумагу, идти же на Цветочное поле далеко. Пишу вам свой привет при римской курии.
26
Генрих Швахумель магистру Ортуину Грацию желает здравствовать на множество лет
Как отъезжал я к римской курии, наказывали вы мне писать к вам ежевременно и по надобности испрашивать разъяснения богословских вопросов, которые разъяснения вы дадите лучше, нежели римские куриалы; посему ныне прошу преподобие ваше рассудить, что станется, ежели человек в Венерин день, то бишь на шестой день седмицы, или же в иной постный день, съест яйцо с цыпленком внутри? Ибо недавно на Цветочном поле сидим мы в одной харчевне, закусываем яйцами; и я, облупив яйцо, увидел там цыпленка, и показал соседу; он же сказал: "Съешьте его немедля, покуда хозяин не увидел, ибо ежели увидит, придется уплатить ему карлин или юлий за курицу". Ибо здесь такой обычай: что хозяин подаст на стол, за то и плати, а назад возвернуть нельзя. И когда видит, что в яйце цыпленок, говорит: "Платите за курицу", - ибо за малое и за большое одна цена. И я тотчас проглотил яйцо вместе с цыпленком; а уж после вспомнил про Венерин день и сказал соседу: "Вы меня ввели в смертный грех, ибо я съел мясо в шестой день седмицы". А он сказал, что это отнюдь не смертный грех, и вообще не грех, ибо цыпленок считается яйцом, покуда не вылупится. И сказал, что точно так же и в сыре иногда заводятся черви, а равно и в вишнях, в горохе и в бобах, однако их едят в шестой день седмицы, как и в канун апостольских праздников. А плуты хозяева именуют их мясом, чтоб слупить побольше денег. Ушедши из харчевни, предался я размышлению об сем вопросе. И вот вам истинный бог, магистр Ортуин, я весьма обеспокоен и не знаю, как быть. Всеконечно испросил бы я совета у которого-нибудь из куриалов, когда бы не знал, что у них нет совести. Опасаюсь, что сии цыплята в яйцах суть мясо: ибо материя уже возникла и воплотилась во членах и телесах оной твари и обрела живую душу. Иное дело черви в сыре и всем прочем: ведь черви сопричисляются к рыбам, как слышал я от одного лекаря, весьма сведущего в физике. И вот благорассудно прошу ответить на мой вопрос. Ибо если полагаете, что сне смертный грех, то хочу получить здесь отпущение, прежде чем возвернуться в Германию. А еще да будет вам ведомо, что магистр наш Яков Гохштратен получил через посредников тысячу флоринов; полагаю, что он выиграет дело, и диавол поберет этого Иоанна Рейхлина и всех иных поэтов и законников, ибо они идут супротив церкви божией, то есть супротив богословов, на коих зиждется церковь, ибо сказал Христос: "Ты Петр, и на сем камне Я создам Церковь мою". А засим вверяю вас господу. Пребывайте во здравии. Писано из града Рима.
27
Магистр Вильгельм Аист магистру Ортуину Грацию желает здравствовать на множество лет
По какой такой причине вы мне в подробности отписываете об себе, а не преподносите книгу, кою сочинили супротив Иоанна Рейхлина? И присем пишете, что сочиняли ее в порыве вдохновения, а через то полагаете, что она зело поучительна, и ежели отдадите ее в печатню, получите двадцать флоринов. Вы все обещаетесь прислать мне оную книгу, дабы показал я ее здесь куриалам и писцам да сделал им вразумление, ибо не верят, что в Германии есть не хуже поэты, чем в Италии. И сделаете дело, ежели ее мне пришлете. Однако не шлете, а только все обещаетесь. Пришлите же по моему прошению сие писание, то бишь книгу. Ибо желаю сделать вразумление некоторым писцам, кои мнят, что они одни знают толк в деле. И хулят стихотворения, сочиняемые мною при случае, говоря, что сочиняю плохо. Дабы вы самолично убедились, правда ли сие, влагаю в письмо одну таковую песнь, я ее написал недавно по случаю прибытия магистра нашего Гохштратена и прилепил к Пасквину в честь сего доктора, ибо он муж достославный и обороняет католическую веру от многих еретиков. А далее следует песнь:
Песнь магистра Вильгельма Аиста из Девентера, сочиненная по случаю пришествия достопочтенного отца и брата нашего Якова Гохштратена, магистра нашего из ордена проповедников и инквизитора еретического окаянства.
О сем да ведает свет -
те, кто млад, и те, кто сед,
Яко магистр наш славный из славных,
коему сыщется мало равных,
Зовомый Яков Гохштратен знакомыми своими,
ибо таково и есть его имя,
В граде сем известный вельми,
осанкою отличный меж прочими людьми,
Коего отчий край - Германия,
где намолил он подаяния
В количестве преизобильном,
в университете же, ученостию сильном,
За то, что науки постигал быстро,
удостоен бе степени богословия магистра;
Он претонко диспуты вел
и множество силлогизмов соплел,
"Бароко" да "целарент" применял,
чем восхищение всех снискал,
И о нем составили доброе мнение
богословы, чье в вере велико рвение,
И в инквизиторы произвели вскоре
еретикам окаянным на горе.
Но аще вопросит иной:
"А здесь-то он на кой?" -
Отвечу на сие решительно:
глядите в оба неукоснительно!
Ибо там же, в Германии, среди ученых,
есть некий доктор, искусный в законах,
Иоанном Рейхлином нареченный
и магистром нашим к суду привлеченный,
В курию римскую на судоговоренье:
бысть написано им сочиненье,
В коем несть богословского начала,
пагубной ереси же немало.
Положения оного в изрядной мере
заключают поношение истинной вере;
В нас подозренье оно родит,
зане к жидовинам благоволит,
И суждено посему
инквизитором рассмотрену быти ему,
И суров сугубо приговор:
сочинителя - к ответу, книгу - на костер!
Книгу распознайте, коль узреть придется:
"Глазным зеркалом" она зовется,
А сочинитель оной, смутьян,
магистром нашим в курию зван,
Дабы дело завершити приговором суровым,
что не удается никак богословам:
Дондеже его в курию несподобится залучити
невозможно оного еретика сгубити.
Посему привечайте магистра с уважением,
кланяйтесь ему с почтением,
Ежели он повстречается с вами:
он в диспутах научен разить словами,
И, хоша вельми тяжко доказать обвинение,
он к сему приложит все свое умение.
Они же говорят, что сие сочинено неправильно и стопы составлены кое-как. На это я возразил: "Что мне за печаль об каких-то стопах? Ведь я сочиняю стихи отнюдь не светские, но богословские, и посему мне наплевать и начхать на всякие детские правила, я усердствую лишь об смысле". Вам же, господин Ортуин, непременно надобно ответствовать мне на сие послание и свое письмо оставьте в лавке у менялы. А еще сообщаю вам новость, что некие люди, прозываемые испанцы, идут походом на Ломбардию; и говорят, что император изъявил волю прогнать французского короля, а сие невыгодно магистру нашему Гохштратену, ибо король за него хлопочет перед его святейшеством, и зело усердствует христианнейший сей король ради чести Парижского университета, потому как оному университету учинится великое посрамление, ежели "Глазное зеркало" не будет сожжено. А более писать не об чем. Пребывайте во здравии и веселии. Писано в Риме.
28
Магистр Бернард Хвастуниц из числа меньших сих магистру Ортуину Грацию здравствует
Почтеннейший и препочтеннейший муж, хотя не имею счастия быть с вами знакому, однако ж много о вас наслышан. И весьма давно слышал о вашем деле, каковое именуется Дело Веры против Иоанна Рейхлина, и все бумаги по сему делу собрал. И ежедневно диспутирую с куриалами и писцами, кои обороняют Иоанна Рейхлина. И когда лектор богословия и податель сего письма сказал мне, что отправляется в Германию и будет малое время сопребывать в Кельне, я сказал: "Господи боже ты мой, как желаю я сделать знакомство с магистром Ортуином и отписать ему послание!" Он же сказал: "Господин, да отпишите ему. Он будет зело радостен. Ведь когда я отъезжал из Кельна, он меня напутствовал: "Скажите всем богословам, и магистрам, и поэтам, какие есть в Риме, дабы писали мне, ибо счастлив бываю, когда мужи ученые и взысканные мудростью пишут ко мне: они пишут, а я письма ихние собираю и из оных книгу составлю, кою отдам напечатать". Я ответил: "Очень знаю, ибо уже видел одну книгу с титлой: "Письма темных людей" и много порадовался, когда читал, ибо она превеликолепна и содержит много пользительного". Следовательно, магистр Ортуин, честь имею представиться благоутробию вашему, ибо безотменно имею быть вашим доброжелателем и люблю вас безмерно. И покорнейше прошу замолвить обо мне словечко Иоанну Пфефферкорну, прежде жидовину, а ныне благодатно окрещенному во Христе. Книгу его, именуемую "Защита Иоанна Пфефферкорна противу клеветнических", привезли мне из Германии, и прочитал ее от доски до доски, делая на полях пометки и примечания к памяти. И книгу сию полагаю зело достойной. Однако ж скажите ему, что есть среди официалов курии ярый приверженец Иоанна Рейхлина. Он извлек некие положения из сей книги Пфефферкорновой и тщится доказать, что в положениях оных частью усматриваются еретические мнения, частью же - оскорбление величества. И говорит, что надобно инквизиции учинить розыск против Иоанна Пфефферкорна по причине ереси и оскорбления величества. Прилагаю при сем листок, где прописаны оные положения и соответственные против них опровержения, мною выдвинутые: я диспутировал с сим официалом и защищал Иоанна Пфефферкорна, сколько стало моей силы-возможности. Посему соблаговолите числить меня в друзьях и знакомых. Писано в римской курии.
Положения, извлеченные из книги Иоанна Пфефферкорна супротив Рейхлина и некоторых рейхлинистов, каковая книга имеет титлу:
"Защита Иоанна Пфефферкорна противу клеветнических".
Оные положения представлены рейхлинистами яко еретические и содержащие в себе оскорбление величества, в чем, избави бог, нет, не было и не будет правды
Положение первое
Рейхлинист утверждает, что Иоанн Пфефферкорн в своей книге "Защита Иоанна Пфефферкорна противу клеветнических", в письме к его святейшеству папе Льву и проч. кощунствует над Первосвященником и повинен в оскорблении величества, ибо называет Папу "Вашей Святостью", будто он женщина (подобно тому как писано, что единожды папой была женщина), ибо пишет (А II. ст. I): "Ваша святость - наместники божии на земле и служители". Равно содержится здесь и ересь: ибо Пфефферкорн намекает, хоть и не откровенно, но подразумевательно, что вся церковь заблуждается, сделав женщину папой, каковое заблуждение есть величайшее. А кто говорит, что церковь заблуждается, тот необходимо впадает в ересь; следовательно…
На сие возражаю, что Иоанн Пфефферкорн, коий не силен в грамматике и не знает латыни, подумал, что "папа" женского рода, вроде как "муза": ибо слышал, что "существительные, оканчивающиеся на "а", суть женского рода, за исключением исключений". Потому и у Александра сказано:
"Имя на "а" полагай среди женских, кроме исключений".
Из сего явствует, что Иоанн Пфефферкорн выступает в своем трактате как богослов, богословы же пренебрегают грамматикой, поелику она до них не касается.
Положение второе
Рейхлинисты доказывают: Иоанн Пфефферкорн во многих местах, как, например, А. I и IV, когда хочет поклясться в правдивости своих слов, пишет: "Отсохни у меня язык", из чего явствует, что он, Иоанн Пфефферкорн, язычник и не верует в господа нашего Иисуса Христа.
Возражаю: Пфефферкорн пишет: "отсохни язык", употребляя сие слово в смысле наречия. Ибо говорит Донат, каковой всеми признан и изучается в школах: "отсохни язык" значит то же самое, что "онемей вмиг" или же "вдруг". При сем повторяю: Иоанн Пфефферкорн пренебрегает грамматикой. И еще: "отсохни язык" может означать: "да станет во рту у меня сухо", о чем слышал я от одного поэта.
Положение третье
Рейхлинист утверждает: тот, кто говорит, что поддерживает церковь, - еретик. Иоанн Пфефферкорн утверждает, что поддерживает церковь. Следовательно, он еретик. Доказываю большую посылку: кто говорит, что поддерживает церковь, подразумевает, что вся церковь заблуждается и если он ее не поддержит, падет и разрушится. Опричь того, сей человек может быть сочтен антипапой, поскольку желает стать папой и супротивником того папы, какой избран всею церковью. Ибо поддерживать церковь есть должность папы; Пфефферкорн же дерзает взять сие на себя; следовательно, он антипапа и еретик, утверждающий, что папа заблуждается и не есть добрый пастырь. Меньшая же посылка явствует из того места в книге Иоанна Пфефферкорна, где писано, что он "нижестоящий член церкви". Однако нижестоящий член тела есть нога, ибо стоит на земле, ноги же поддерживают тело, и не будь ног, тело поверглось бы наземь, следовательно, Пфефферкорн полагает, что церковь утверждена на нем и он поддерживает церковь.
Возражаю: Пфефферкорн не употребляет слова в столь неукоснительном и изначальном их значении. Он называет себя членом, то есть частью церкви, как все христиане называют себя ее частью. Равно же и "член" употреблен в широком смысле. "Нижайший" употреблено здесь заместо "смиренный" и "простой", а равно и в письме к папе Иоанн Пфефферкорн пишет: "Хотя я совершенно недостоин припасть ко святейшим твоим стопам…" и т. д. Следовательно, не должно выводить из сего, что Пфефферкорн высказывается против папы.
Положение четвертое
Рейхлинист утверждает: Пфефферкорн держится мнения, что христианская вера не истинна, и сие явствует из собственных его слов. Ибо пишет в упомянутой книге (О. I), что сказал епископу майнцскому: "Если христианская вера истинна, Рейхлин никоего вероломства против меня не сотворит". Далее же, однако, видим более чем два ста мест, а равно и в прочих его книгах, ранее писанных, находим, что называет Иоанна Рейхлина вероломным. Следовательно, он дает понять, что не считает христианскую веру истинной.
Возражаю: слова сии надобно ограничить в смысле. Ибо когда Пфефферкорн говорит: "Если христианская вера истинна", подразумевается сверх того: "и Рейхлин истинный христианин", ибо, если бы Рейхлин был истинным христианином, он никогда не сотворил бы такового вероломства. А еще правильней сказать, что Иоанн Пфефферкорн тогда думал так: все мы человеки, человеку же свойственно ошибаться; однако засим тотчас же получил выволочку от епископа и оную выволочку снес смиренно и раскаялся. Ибо пишет, что епископ дал ему оплеуху, когда он произнес сии слова; выходит, что он получил выволочку за свой грех.
Положение пятое
Рейхлинист утверждает: Пфефферкорн превознес себя превыше Христа, ибо в упомянутой книге говорит (F. I): "Рейхлин предал меня, как Иуда Христа, и много хуже", что означает: "Гнуснее предать Пфефферкорна, нежели Христа", или же: "Христос более заслужил страдания, нежели Пфефферкорн". Однако подобные утверждения суть явная и очевидная ересь.
Возражаю: когда Пфефферкорн говорит, что его предали хуже Христа, то разумеет под сим, что Рейхлин предал его императору, Христос же был предан только книжникам и синедриону, кои ниже императора. Ибо, по-видимому, хуже, то есть грозней, когда кого предают императору, а не синедриону и книжникам, каковые не имели столь великой власти.
Положение шестое