- Не высок мой род и не низок, - ответил Куллерво, - а как раз посередке - я несчастный сын Калерво, неразумный и ни к какому делу непригодный.
Как услышала девица слова Куллерво, так стала сразу белее снега и вцепилась пальцами себе в волосы.
- Неразумная, негодная я дева! - заплакала она. - Ведь и я, бедняжка, рода Калерво!
Тут рассказала она брату, как еще ребенком пошла в лес по ягоды, и столько было в лесу земляники и малины, что два дня она их собирала, а на третий не нашла дороги домой. Долго она плутала и аукала в лесу, но отвечал ей зеленый лес молчанием - не слышали ее крика ни отец, ни родимая матушка. Хотела она умереть, искала себе погибели, но не нашла смерти - выжила, а через много дней вышла из чащи, и приютили ее чужие люди.
- Лучше бы умерла я в лесу! - воскликнула сестра Куллерво. - Зеленела бы я на другой год травкой, вышла б на землю красной брусничкой и никогда бы не знала ужасного позора!
Едва она это сказала, как тут же выскочила из саней и бросилась в реку - прямо в пену кипящего водопада. Там нашла она свою погибель и в Туонеле обрела забвение и мир.
Зарыдал Куллерво о своей ужасной судьбе: провел он жизнь в сиротстве рабом, а теперь, как обрел семью, обесчестил родную сестру, принеся отцу с матерью неизбывное горе! Зачем вскормили его и для чего пустили в мир? Лучше бы было ему не рождаться - неверно поступила смерть, что не взяла его на вторую же ночь от роду! Лучше бы мать, на свет его родив, заперла дитя в дымной бане, чтобы задохнулся он в чаду! Лучше б утопила она его спеленутым! Лучше бы вместе с люлькой сожгла в печке!
Бросил Куллерво сани, ставшие позорным ложем, разрезал ножом гужи и хомут, вывел коня из оглоблей и поскакал в ужасном горе к родному дому. Быстро домчался он на мыс к избушке и, увидев на дворе мать, бросился в отчаянии к ее ногам.
- Что сталось с тобой, сынок? - спросила старушка. - Как будто ты только из Маналы вышел!
- Совершил я злодеяние, - ответил со слезами Куллерво, - обесчестил родную сестру!
И рассказал он матери, как выплатил подать и отдал все зерно, как на обратном пути повстречал девицу, как ласкал ее, а она оказалась ему родной сестрой.
- Не стерпев позора, погибла она в пучине водопада, - сказал Куллерво. - Теперь и я хочу найти свою смерть, только не знаю еще, где обрету ее: может, в когтях медведя или в пасти волка? А то разведу в яме костер и брошусь в него с дерева!
- Не ищи себе, сынок, смерти, - сказала печально мать. - Широки пределы Суоми, есть где скрыться преступному, чтобы в одиночестве оплакать злодеяние. Ступай в леса отшельником - там время дарует тебе мир и утешат скорбь годы.
- Нет, не буду я скрываться и не стану бегать от стыда! - воскликнул в ответ Куллерво. - Отправлюсь я лучше в пасть смерти, к воротам Калмы - пойду я биться с Унтамо, ведь жив еще изверг, ведь не отомщены еще раны отца, твои слезы, матушка, и все страдания, что вынес я по его вине!
33. Смерть Куллерво
Снарядился Куллерво для сражения, взял дома сверкающий клинок и наточил острие у копья. Но сурово смотрели на него отец и брат с сестрою - не могли они простить ему позорного злодейства, - и только мать принялась упрашивать Куллерво не ходить на Унтамо войной, ибо тот, кто сгоряча рвется в битву, находит там смерть от железа.
- Будь как будет, - ответил ей Куллерво. - Не хочу я умирать за работой или в постели - хочу я пасть в битве под звон мечей! Хочу себе славной смерти!
- Если падешь ты на поле брани, кто же будет защитой старому отцу и бедной матери? - спросила сына старушка. - Кто поможет в несчастье сестре и брату?
- Раз уж положено отцу закончить дни у своих сетей - значит, умрет он при неводах, - ответил Куллерво. - Если уготовано тебе, матушка, скончаться в грязном хлеву - то все равно от судьбы не спрячешься. Заказано брату истомиться в поле за плугом - так и случится. И ничего уж не изменишь, коли суждено сестре умереть за стиркой.
Перед тем как покинуть дом, оглядел Куллерво родню, простился и спросил: заплачет ли кто из них, когда услышит, что умер он и выбыл навсегда из рода?
- Нет, не заплачу я о тебе, - ответил седой Калерво. - Приживу я другого сына - уж он не в пример тебе выйдет умом и честью.
- И я не заплачу, - ответил брат, - любой другой будет мне ближе тебя.
- Не пролью я по тебе и слезинки, - ответила сестра, - не пожалею о таком брате.
- Что ж, - сказал горько Куллерво, - не буду я и по вам плакать, если узнаю, что вы умерли. А соскучусь по родне, устрою себе отца из камня, брата из клена, сестру из травы и глины - от них мне больше будет тепла и заботы. Неужто и ты, матушка, носившая меня во чреве, не найдешь слез для сына, как услышишь, что нет меня больше на свете?
- Не знаешь ты сердца матери, - сказала старая. - Горько я заплачу, если умрешь ты, сынок, залью всю избу и двор слезами - оледенится от них зимою снег, а летом повянут травы.
С тем и ушел на войну Куллерво. По лесам, полянам и болотам, по пескам, лугам и жнивью спешил Куллерво на бой, по пути трубя в свой рог и оглашая дали зовом к битве. Долго шел он, и вот однажды по следам догнала его ласточка, что жила под стрехой отцовской хижины. Принесла она Куллерво весть о смерти отца, сестры с братом и бедной матери, прося воротиться домой, чтоб не пропустить похорон родимых. Ни о ком не пожалел Куллерво, только всплакнул о матери, что родила его в муках и стелила ему в доме чистую постель, но все равно не повернул назад.
- Пусть без меня обмоют ей тело, - сказал ласточке Куллерво, - пусть без меня оденут в полотно и с горьким плачем опустят в лоно Калмы. Не могу я возвратиться - еще не наказан мною Унтамо, не сражен еще злобный противник.
Скрепя сердце пошел дважды осиротевший Куллерво дальше, трубя в свой рог и вызывая Унтамо на битву. Придя же в земли врага, воззвал он к Укко и попросил могучего бога дать его мечу такую силу, чтобы смог Куллерво один устоять против сотни мужей. И вложил Укко в его клинок разящую силу, и мечом своим истребил беглый раб весь род Унтамо, а избы его обратил в пепел, так что остались в селении лишь камни от печей да одинокая рябина у забора.
Тогда только повернул Куллерво к отцовским полям и поспешил в родную сторону. Думал он дорогой, что, может, ошиблась ласточка, может, обманула его касатка по наущению матушки, не желавшей пускать сына на битву? Но, придя к отцовскому мысу, нашел Куллерво дом пустым - никто не вышел его обнять, никто руки ему не подал. Протянул он ладонь к углям в очаге - но остыли угли, и понял Куллерво, что нет больше на свете его матушки. Приложил он руку к печи - но холодны были ее камни, и понял нерадивый сын, что скончался его седой отец. Окинул Куллерво избу взглядом - нет, не метен в доме пол, значит, в земле уже покоится проворная сестра. Вышел он на пристань, - но нет на катках лодки, стало быть, окончил свои дни и брат его. Нашел Куллерво на дворе лишь отцовского черного пса и зарыдал горько о своем сиротстве.
- Добрая моя матушка! - воскликнул он. - Зачем оставила ты сына на этой земле? Уже никогда не услышу я от тебя слова, ибо давно ты в утробе Калмы, а я теперь стою на твоем теле!
Но тут пробудилась во гробе мать и сказала из могилы:
- Черный пес тебе остался, чтоб ходил ты с ним в лес на охоту. Отправляйся за дальнюю дубраву и ищи себе охотой пропитание.
Пошел Куллерво с собакой в лес, миновал темную чащу и вскоре вышел невзначай к той роще на песчаном побережье, к тому ужасному месту, где обесчестил он родную сестру. Не взошла на том песке трава и не расцвели цветы - проклято вовек осталось это место. Нахлынул вновь на Куллерво тяжкий позор содеянного преступления, достал он из ножен острый меч и спросил его скорбно: не хочет ли клинок отведать грешного мяса и напиться преступной крови? Понял меч желание хозяина, учуял его мысли и сказал в ответ:
- Отчего же не отведать мне грешного мяса и не напиться преступной крови, если пронзал я безгрешных и пил кровь неповинных?
Не мешкая, воткнул Куллерво меч рукоятью в землю и бросился грудью на острие - навстречу желанной смерти. Тут и нашел свою кончину бесстрашный Куллерво, тут и погиб на собственном мече злосчастный герой.
Дошло о том известие до старого Вяйнемёйнена, и сурово заповедал вещий песнопевец не давать детей на воспитание людям безрассудным, которые дурно малюток нянчат и должно не пестуют, ибо выйдет то дитя глупым и не достигнет мудрости мужа, хоть окрепнет сильным телом и с годами украсится сединою.
34. Ильмаринен выковывает себе жену из серебра и золота
Ранним утром и в полдень, вечером и бессонной ночью оплакивал Ильмаринен свою жену, погибшую красу земли и моря. Забросил он в угол молот и забыл о еде: одно лишь помнил - непрестанно вздыхать и причитать об утрате:
- Как жить мне теперь? Во сне и наяву только она царит в моих думах! Уже не жду я, как прежде, ночи, а поутру не жаль мне вставать, тьма иль свет - все равно мне: всякий миг тоскую я по желанной!
Три месяца изводился кузнец - осунулся, избороздили лицо его от горя морщины, - а на четвертый решил Ильмаринен сделать себе из золота и серебра новую жену. Добыл он на морском дне золото, отыскал в глубинах серебро, тридцать возов дров пережег на угли и подступил в кузнице к горнилу. Положил Ильмаринен уголь в горнило, снес туда же золото и серебро, запалил огонь и поставил рабов качать могучие мехи. Голые по пояс, принялись рабы раздувать огонь, а Ильмаринен знай ворочает в горне угли. Но не шел из углей жар - нерадивой была работа рабов, - и тогда сам кузнец взялся за мехи: качнул раз, качнул другой, а после третьего заглянул на дно горнила и увидел, что вышла из огня овца: одна кудряшка у нее золотая, другая серебряная - залюбовались все дивной овечкой, но недоволен остался мастер.
- Эта игрушка лишь волку на радость! - сказал Ильмаринен. - А я ради новой жены стараюсь!
Бросил он овцу обратно в огонь, добавил в горн золота и серебра и вновь приставил к мехам рабов. Но как ни качали рабы, слаб был жар в горниле, и тогда снова пришлось раздувать мехи самому Ильмаринену. Качнул богатырь три раза, и выбежал из огня в кузницу жеребчик: грива у него золотая, голова серебряная - все на него с восторгом смотрят, и только один Ильмаринен не рад.
- Медведю эта игрушка на потеху! - сказал кузнец. - Не того я хочу!
Кинул Ильмаринен жеребенка в горнило, добавил еще меру золота и меру серебра и опять велел рабам раздувать усердно мехи. Что есть мочи качали воздух рабы, но не шло у них дело - и опять вынужден был кузнец сам встать у мехов. Качнул он раз, другой, а на третий раз поднялась над дном горнила дева с чудным тонким станом, серебряным лицом и золотыми волосами. Всех, кто был в кузне, обуял страх при виде такого дива, и только Ильмаринен остался доволен.
Схватив инструменты, принялся кузнец трудиться над изваянием - день и ночь ковал он без отдыха: изготовил деве ноги и руки, выковал уши. смастерил искусно уста и как живые сделал глаза. Всем хороша получилась красавица, но не могла она ступить, не могла обнять рукою, не слышала она ласковых слов Ильмаринена, молчали ее уста и не было в глазах блеска страсти.
- Стала бы ты совсем хороша, - сказал изваянию мастер, - если б имела душу и голос.
Отнес он деву из злата и серебра на свою постель, заправленную шелком, и положил на пуховую перину и покойные подушки, а сам отправился топить баню. Приготовил Ильмаринен мыло, связал новый веник, принес воды три кадки и напустил погуще пару. Вдоволь напарился кузнец, омыл с тела золотой нагар и лег на пуховую перину под одеяло и медвежью шкуру - спать со своей золотою женой. Но вскоре почувствовал Ильмаринен, что исходит от изваяния страшный холод, что коченеет уже его бок, которым прижался он к своей новой супруге, - понял тут кузнец, что не годна ему такая жена, и решил отвезти ее Вяйнемёйнену, чтобы стала она старцу подругой и скрасила его дни.
До утра отогревался Ильмаринен на печке, а после отвез деву в Вяйнёлу к дому вещего песнопевца.
- Вот тебе, Вяйнемёйнен, красотка, - сказал Ильмаринен старцу. - Не будет она с тобой болтлива и не будет надувать щеки от обиды.
Оглядел Вяйнемёйнен изваяние и спросил кузнеца:
- Зачем привез ты ко мне этого золотого истукана?
- Привез я тебе в подарок жену, - ответил Ильмаринен, - чтобы скрасила она твои дни.
- Кузнец, милый друг мой, - сказал рунопевец, - брось в огонь эту деву и накуй из нее украшений и кубков или отвези куклу, как диковинку, к немцам - пусть там любит ее богатый и сватается к ней знатный! Что до меня, то негоже мне брать в жены не живую деву, а игрушку из серебра и злата,
И запретил Вяйнемёйнен грядущим поколениям склоняться перед золотом и серебром, не велел подрастающим героям сватать такую деву, ибо блеск у золота холодный, а серебро дышит в душу морозом.
35. Ильмаринен едет свататься в Похьолу
Разломал Ильмаринен изваяние из серебра и золота, бросил его до лучших времен в горнило, а сам запряг коня в расписные сани и отправился в Похьолу сватать у Лоухи вторую дочь.
За три дня добрался кузнец в туманную Сариолу. Встретила его на дворе старуха Лоухи и принялась выспрашивать: как живется ее дочери с мужем в доме у свекрови? Хороша ли она как хозяйка и как невестка? Но, поникнув головой, сказал Ильмаринен в ответ:
- Не спрашивай ты больше о дочери - умерла она лютой смертью от волчьих клыков и медвежьих когтей. Зарыли уже красавицу в землю под серебряные травы, и теперь пришел я за второй твоей дочкой: отпусти ее со мной, пусть займет она место сестры!
- Дурно я поступила прежде, что отдала тебе дочку - не для погибели я ее растила, не в пищу волкам и медведям! - сказала со злобой Лоухи. - Нет, не выдам я тебе вторую, чтобы смывала она с тебя сажу и вычесывала гарь из волос! Скорее брошу я родное дитя в пучину водопада - пусть пожрет ее страшным зевом налим Маны!
Скривил Ильмаринен от обиды рот, тряхнул курчавой головой и без приглашения вошел быстро в дом. Стояли в горнице на столе пышные хлебы, испеченные из муки, что намололо Сампо, полны были солонки солью, а сундуки - деньгами, но не помнила хозяйка Похьолы, чьим искусством была сделана изобильная мельница.
За столом сидела дочка Лоухи; увидев красотку, прямо к ней обратился кузнец:
- Выходи за меня, девица, займи место сестры, чтобы печь мне медовые хлебы и варить доброе пиво!
Но ребенок, что сидел на полу в горнице и играл с денежкой, испугался Ильмаринена и заплакал:
- Уходи от нашей двери - причинил ты уже горе дому! Сестрица, милая, не обольщайся женихом, не смотри на его стройные ноги и яркие уста - на самом деле волчьи у него зубы и медвежьи когти, а нож его жаждет крови и рад срезать невинные головы!
- Не пойду я за тебя, негодного, замуж! - сказала девица кузнецу. - Погубил ты мою сестру, можешь и меня извести. Заслуживаю я лучшего жениха - постатнее и с санями покраше, чтобы ехать в них к большим палатам, а не к кузнице, где чумазый муж будет раздувать угли!
Рассердился Ильмаринен на эти слова, схватил девицу в охапку и выбежал опрометью, словно метель, из дома. На дворе бросил он девицу в расписные сани и погнал коня, одной рукой держа вожжи, а другой обхватив добычу. Возмутилась девица дерзостью кузнеца и, страшась горькой жизни в мужнином доме, воскликнула:
- Если сейчас ты меня не отпустишь, то разобью я ногами сани!
- Окованы железом мои сани, - ответил на это Ильмаринен, - не разбить их тебе ногами.
Заплакала бедная девица, заломила руки и сказала постылому жениху:
- Если не отпустишь меня, то обращусь я рыбой и сигом уйду под волны!
- Не скроешься ты от меня, красавица, в волнах, - ответил Ильмаринен, - щукой пущусь я за тобой в погоню. Знай, нигде не найдешь ты спасения: побежишь в лес горностаем - настигну я тебя выдрой, взмоешь жаворонком в облака - помчусь за тобой орлом.
Стала тогда несчастная девица изводить Ильмаринена обидными речами - вот пересек саням дорогу заячий след, а девица горько вздохнула и со слезами сказала:
- Беда мне, злая досталась мне доля! Уж лучше сосватал бы меня заяц, а не кузнец увез под мятою полостью - покрасивей будет косой, да и рот его милее для поцелуев!
Опустил Ильмаринен глаза и закусил губу, но ничего не ответил, только подстегнул коня вожжами. А тут как раз зафыркал вислоухий на лисий след, и вновь запричитала дева:
- Горе мне, бедной! Лучше б ехать мне в санях с лисом, а не с кузнецом оставаться - жилось бы мне с лисом лучше, да и морда лисья краше лица суженого!
Стерпел Ильмаринен и эту обиду; но вскоре испугался конь, заржал у волчьего следа, и, вздохнув, опять загоревала девица:
- Злосчастная моя жизнь! Милее мне быть с волком, что всегда только в землю смотрит, чем сидеть в санях с кузнецом, - приятней для меня грубый волчий мех, чем волосы суженого, да и ласки дикого зверя отрадней!
Побелели щеки Ильмаринена, однако снес он и эти слова.
По пути домой остановился кузнец на ночлег в чужой деревне. Усталый с дороги, тотчас уснул Ильмаринен, а девица, которую похитил он себе в жены, отдалась на том ночлеге первому встречному и вместе с ним смеялась над спящим мужем. Утром застал Ильмаринен красотку за блудом и, вспомнив все, что накопилось у него в душе на эту вредную девицу, не пожелал себе такой жены.
Решил кузнец в наказание зачаровать невесту и обратить ее в лесного зверя или быструю рыбу, но, подумав, понял, что если отправит он ее в лес, то перепугается в нем все зверье, а если пустит в воду, то сбегут из глубин рыбы. И тогда взялся Ильмаринен за острый меч, чтобы покончить с дурною девицей, - однако, угадав его желание, так сказал клинок:
- Не для того я откован, чтобы губить слабых женщин и воевать с беззащитными.
Тогда пропел Ильмаринен сильные заклятия и обратил девицу в чайку, чтобы скакала она по утесам, носилась в непогоду над побережьем и выкликала свои дурные речи.
И с поникшею головой поехал кузнец к отчим полям один.
По пути встретил Ильмаринен вещего Вяйнемёйнена, и спросил рунопевец:
- Отчего ты печален, кузнец Ильмаринен? Вижу, едешь ты с севера - плохо, значит, поживает туманная Похьола?
- Отчего же ей, Похьоле, плохо жить? - ответил кузнец. - Неустанно мелет там Сампо, звонко шумит его крышка: один день мелет для пропитания, другой - для продажи, а третий - для пирушки. Сладко живется в Похьоле, раз есть там Сампо! Где стоит эта мельница, в тех краях всегда будут достаток и благо!
- А где оставил ты супругу? - спросил Вяйнемёйнен. - Отчего возвратился один, без жены?
- Оказалась девица дрянной, - сказал Ильмаринен, понурясь. - Обратил я ее в морскую чайку, и теперь она кричит на утесы и бранится с волнами.