Вышла встречать гостя сама хозяйка Маналы, старица царства Туони, с большою кружкою пива в руках. Пригласила она вещего певца отведать этого пива, но, прежде чем поднести ко рту, заглянул Вяйнемёйнен в кружку и увидел в пиве мерзких червей и лягушек. Не стал мудрый старик пить эту отраву, а в ответ на угощение так сказал хозяйке Маналы:
- Не затем я спустился под землю, чтобы пить здесь твое пиво: кто пьет его, тот пьянеет, а опьяневшего ждет погибель.
- Зачем же ты пришел в царство мрака? - удивилась старица Туонелы. - Зачем явился сюда, преждечем позвал тебя Мана?
Ту же речь завел Вяйнемёйнен: что смастерил он песней новую лодку, но недостало ему трех заклинаний, чтобы брус доделать на киле, чтобы поднять корму, чтобы возвести
добрую мачту, - нигде не нашел он нужных слов и вот теперь спустился под землю, дабы здесь получить сокровенные заклятия.
- Глупец! - воскликнула хозяйка Маналы. - Не скажет тебе заветных слов Туони и Мощью не наделит - не пригодятся они тебе больше, ибо никогда не вернешься ты отсюда в родимый дом!
И как только сказала она это, свалил Вяйнемёйнена мертвый сон. Пока лежал герой в непробудной дреме, старуха с отвислою острою челюстью, пряха ниток из металла, что жила в Манале, на сто сетей напряла медных и железных нитей. Подхватил эти нити трехпалый старик, подземный житель, и сплел сто неводов из меди и железа. Сети эти расставил по черным водам Туонелы сын Маны, рожденный с железными крючьями вместо пальцев, - поперек и вдоль перегородил он реку теми неводами, чтобы никогда не вышел из царства мрака любимец моря Вяйнемёйнен.
Поднялся песнопевец после тяжкого сна и увидел, что перегорожены ему пути обратно через черный поток Туонелы частыми сетями. Но не пожелал Вяйнемёйнен оставаться в мрачных землях Маны: обернулся он быстро камышинкой и ушел в трясину - там обернулся черною змеей и проскользнул в речных потоках сквозь сто губительных сетей, расставленных злыми людьми Туонелы.
Заметив, что нет на берегу незваного гостя, пошел сын Маны с железными крючьями, растущими вместо пальцев, проверить раскинутые сети - вытянул неводы и нашел в них много судаков и форелей, но не было там вещего Вяйнё, ускользнувшего из царства мертвых.
Тем часом вышел мудрый старец на берег по другую сторону черной реки и заказал навеки грядущим героям своевольно спускаться к Мане, ибо приходят туда лишь волею смерти и нет оттуда пути обратно. И еще наказал он будущим народам не делать зла невинным, чтобы не получить возмездия в подземных жилищах Туони, где одним лишь злодеям место, где уготовано им ложе на пылающих камнях под покровом, сотканным из червей и ядовитых гадов.
17. Антеро Випунен открывает для Вяйнемёйнена ларец заклятий
Не добыв заклятий в Манале, отправился Вяйнемёйнен в Калевалу, рассуждая по пути сам с собою: где б найти ему слова для трех недостающих заклинаний? Шел навстречу рунопевцу пастух, владевший даром прозорливости, услыхал он заботу Вяйнемёйнена и ответил на его думу - сказал то, что счастливо ему открылось:
- Найдешь ты нужные слова у великана Випунена, которому известна вся мудрость и ведомы все заклинания на свете. Вот только трудна к нему дорога: треть пути идти придется по острым спицам, другую - по лезвиям мечей, а еще одну - по отточенным секирам.
Рассказал пастух, где отыскать ту дорогу, и пошел дальше, а Вяйнемёйнен, поразмыслив, направился в кузню Ильмаринена. Там попросил он славного мастера сделать ему железные сапоги и сработать железную рубашку, а после выковать стержень из упругой стали, чтобы мог он служить крепким рычагом.
- Хочу я добыть три заклинания, - сказал Вяйнемёйнен кузнецу, - которые есть на языке у знатока дивных песен Випунена.
- Боюсь, не умер ли Антеро Випунен, - ответил на это Ильмаринен, - давно никто его не видел, и не стоят по лесам и рощам его силки на лосей и тенета на медведей.
Однако все сделал кузнец, о чем просил его вещий Вяйнемёйнен, - и железные сапоги, и прочную кольчугу, и рычаг из стали, который поверху оковал для крепости железом. Не мешкая, устремился мудрый старец туда, куда направил его пастух: в первый день легко одолел он поле с острыми спицами, другой день с трудом шел дорогою из мечей, на третий день, шатаясь, едва осилил путь по отточенным секирам. И вот увидел наконец Вяйнемёйнен Антеро Випунена, лучшего на свете знатока заклинаний, - крепко спал великан на лесной поляне: за долгий сон глубоко вросло его тело в сырую землю, на плечах поднялись осины, с бороды склонилась на грудь ива, в усах встали ели, а на лбу вытянулись сосны. Достал Вяйнемёйнен меч из кожаных ножен и срубил острым железом осины на плечах могучего заклинателя, извел в бороде иву, повалил на усах ели и на лбу сосны. Следом взял вещий певец железный стержень и стал разжимать великану зубы, чтобы выведать у его языка сокровенные слова. Стиснул Випунен во сне челюсти и прокусил сверху железо, но стальной сердцевиной стержня отверз-таки Вяйнемёйнен заклинателю уста.
Однако невзначай вонзил вещий старец стержень в десну великана, и тяжело пробудился тот от своего глубокого сна. Зевнул Випунен, а Вяйнемёйнен неловко споткнулся на его губе и, как был весь в железе, упал в огромный рот, соскользнул в горло.
- Много чего я пробовал, - сказал удивленно Випунен, - глотал и козу, и овцу, и корову, бывало, и кабаном закусывал, но такого кусочка не отведывал ни разу!
В горле Випунена, как в склепе Калмы, тесно было Вяйнемёйнену, - тогда из березового черенка ножа, что висел на его поясе, изготовил он искусно лодку и поплыл на ней по теплым кишкам в большой желудок великана. Там, в просторной утробе, чтобы растревожить грубую плоть Антеро, устроил Вяйнемёйнен кузницу: из кафтана сделал он печь, из рубашки - мехи, колено ему стало наковальней, а кулак - молотом. Развел вещий старец в горниле огонь и принялся ковать дни и ночи без перерыва, наводя тем ужасный шум в животе могучего певца заклятий.
Рассвирепел Випунен, ибо до рта его долетели искры и сжигал нутро жар раскаленного железа.
- Кто ты такой? Как попал ты в мое чрево, изверг?! - взревел могучий заклинатель. - Может, ты - болезнь, посланная вышними богами, или навели тебя чарами недруги? Если хворость сия от богов, то предамся я воле Укко: героев он не оставляет и никогда не губит отважных! Ежели наслали тебя недруги, то отыщу я твое начало и, открыв происхождение, изведу из тела наружу! Из жилищ мертвецов вышел ты, мучитель, из отверстых могил, - стал гадать о начале напасти Випунен, - из пыли, крутимой ветром, из шумящих песков, из болотных окон, из темных расщелин, с богатых медью гор, с полян Хийси, из дуплистых старых сосен, из гнилого елового леса, из лисьей норы, из пещер медвежьих, с полей сражений, где мужи насмерть бьются, из дымящейся крови, из тысячесаженной морской глуби, из шипящего речного потока, из огнем кипящей бездны, из стремнины водопада, с изнанки неба, со стези ветров, - скажи, оттуда ль ты пробрался в мое чрево, чтобы терзать меня и мучить ужасной мукой?
Но не ответил Вяйнемёйнен - только нагнал мехами в горнило побольше жару да продолжил ковать железо.
- Выходи, собака Хийси! - вновь взревел великан. - Убирайся, пес Маны! Хватит рвать мне печень, довольно жечь селезенку и терзать мои легкие! Если меня ты слушать не хочешь, то кликну я на помощь жен земли и хозяев полей, чтобы выгнали тебя наружу! А если и их не боишься, призову на твою погибель лесной еловый народ, можжевеловых слуг да детей озера, чтобы извергли тебя из моего тела и раздавили лихую напасть! Если и теперь тебе не страшно, то знай, что позову я на помощь мать воды в синем платье, дочь творения, древнейшую из женщин, и Укко с разящим огненным мечом, чтобы они меня исцелили, чтобы не был я чужим наваждением пожран, а тебя чтобы изгнали и отвратили муку!
Но по-прежнему молча ковал Вяйнемёйнен, по-прежнему раздувал в горне жаркое пламя.
- Уходи, изверг, вылезай из нутра, мучитель! - снова не выдержал Випунен. - Не твое это жилище - ищи себе другую обитель! Отправляйся к тем, кто тебя наслал, - грозою мчись в их дом, изломай им пальцы, вырви глаза из впадин, сверни им шеи и размозжи головы! Если ты - болезнь от ветра и надута весенним воздухом, то иди, не садясь отдохнуть на деревья, дорогою ветра прямо на медную гору - там и живи вольно! Если спустился ты с изнанки облаков - поднимайся опять на небо, там и живи себе, там и мерцай в облаках средь капель! Если пригнан ты сюда водою, то к воде и вернись - погружайся вновь в потоки и качайся себе на волнах! Если явился ты с поляны Калмы, из жилищ умерших, - уходи назад под могильный дерн, спускайся в обитель смерти! А если вышел ты из дремучих лесов Хийси, то снова скройся в тех еловых чащах, запрись в сосновой избе и оставайся там, покуда не сгниет в доме пол, не покроет плесень стены и не упадет на землю крыша! Уходи, дрянной мучитель, в медвежьи берлоги, на безгласные болота, в зыбкие трясины, в мертвые, безрыбные озера! А не найдешь там себе места - ступай в Похьолу, в дальнюю область лапландцев, на пустынные земли, в поля, не знавшие плуга, где ни солнца, ни луны, - уж там тебе будет по нраву!
- Хорошо мне и здесь живется, - откликнулся наконец Вяйнемёйнен. - Вместо хлеба ем я печень, варю на обед легкие, а салом твоим закусываю. Знай, Випунен, если не услышу я от тебя все заклятия, все сокровенные слова и вещие песни, что не должны уходить в землю со смертью чародея, то перенесу я свою кузню в самое твое сердце, и уже не освободишься ты от меня во всю свою жизнь!
Ничего иного не оставалось могучему Антеро Випунену, как отворить ларец заклятий и вынести на уста песни. Много и с большим умением пел великан о том, как распался воздух и явилась из него вода, как из воды поднялась земля, а из земли пошли растения, - день за днем о начале и происхождении всех вещей пел Випунен, и не было никого на свете, кто мог бы спеть лучше него и знал бы заклятия сильнее: слушая эти песни, застыло на небе солнце, остановил свой бег месяц, неподвижными сделались волны на море, замерла бурная Вуокса.
Вдосталь набрался заклятия мудрый Вяйнемёйнен, запомнил в них все тайные слова и решил, что пора ему выбираться из чрева великана.
- Эй, Випунен! - крикнул вещий старец. - Отвори-ка пошире рот - вот теперь выйду я из твоей утробы!
- Давно бы так, - ответил Випунен, - без тебя мне куда как лучше!
Широко раскрыл могучий чародей рот, а Вяйнемёйнен, обернувшись златошерстой куницей, выскользнул поспешно наружу и скрылся в лесной чаще.
Когда же вернулся песнопевец в Калевалу, то отправился к ладье и теперь уже скоро завершил дело: окончил на киле брус, возвел узорчатую корму и поставил крепкую мачту, - так без топора, одними песнями вырастил Вяйнемёйнен новую лодку.
18. Вяйнемёйнен и Ильмаринен отправляются женихами в Похьолу
Борта новой лодки выкрасил Вяйнемёйнен красной краской, нос изукрасил серебром, корму - золотом, потом столкнул челн с катков, с круглых еловых бревен в реку, поднял на мачте синий парус и направил чудо-челн к морю, чтобы по голубым волнам держать путь в полночную Сариолу. Воззвав к Укко, выпросил мудрый старец себе в подмогу попутный ветер, чтобы не брать самому в руки весла, - и надул ветер парус, и понес ладью по простору вод, а Вяйнемёйнен сел у кормила править.
Как раз об эту пору Анникки, сестра Ильмаринена, встала на утренней зорьке и пошла стирать белье к морю на туманный мыс. Отколотила она вальком платья и уже полоскала их на мостках, как тут в устье реки увидела что-то синее на волнах. Стала Анникки гадать: что бы это было? Если это стая уток и сизокрылых селезней, то отчего не взлетят они в небо? Если это чешуей блестит рыбий косяк, то отчего не уйдут лососи в глуби? Если это подводный камень, или ель упала в море, то отчего не скроется под волнами? Но рассеялся туман, и разглядела Анникки чудный кораблик под синим парусом. Пробормотала тогда девица тихонько заговор:
- Если ты кораблик брата,
Если ты челнок отцовский,
Нос резной в родную пристань
Ты направь, кормой же крепкой
Развернись к каткам чужбины!
Если ты из дальней дали,
То плыви добром отсюда -
Носом стань к каткам чужбины.
Покажи корму девице -
Здесь тебя не ждали в гости!
Но не отцовская то была лодка, не челн брата, однако и не гость с чужбины - плыл мимо мыса Вяйнемёйнен под ярким парусом.
Спросила песнопевца Анникки: куда он держит путь?
- Собрался я ловить лососей, что нерестятся в камышах, - ответил весело Вяйнемёйнен.
- Смеешься ты надо мною, краса Калевалы! - улыбнулась Анникки. - Разве нынче лосось икру мечет? Да и отец мой, собираясь за рыбой, брал с собою шесты и сети - а у тебя в лодке и тех нет.
- Что ж, не будет лососей, набью я гусей на море, - сказал беспечно Вяйнемёйнен.
- Все бы тебе шутить со мною! - засмеялась Анникки. - Отец мой, когда отправлялся стрелять красноклювых, брал с собой лук и стрелы, а по берегу бежали его собаки.
- Раз и гусей мне не набить, - сказал Вяйнемёйнен, - тогда пойду я на чужие земли войною и пролью кровь злых мужей в честном сражении.
- Борода у тебя седая, а все ты потешаешься! - совсем развеселилась Анникки. - Знаю я, как идут на битву: сто мужей садятся к веслам, на бортах у них висят луки, а на скамьях лежат мечи. Говори-ка правду: куда собрался ты, Увантолайнен?
- А вот садись в мою лодку, - подтрунил над девицей Вяйнемёйнен, - тогда и нашепчу тебе в ушко правду.
- Пусть буря садится в твой челн! - раскраснелась болтушка Анникки. - Говори без обмана, а не то раскачаю тебе лодку, и зачерпнешь ты бортом воду!
- Уж и шуток с тобой не шути, - улыбнулся в усы песнопевец. - Плыву я в полночные страны, в угрюмую Сариолу, в жилища людоедов, чтобы взять за себя молодую деву - красавицу Похьолы.
Услыхав эти слова, бросила Анникки на мостках белье и, подобрав подол, припустила к дому. Вбежала она в кузницу, где, покрытый до макушки копотью и угольной пылью, работал Ильмаринен, и сказала брату, чтобы выковал он ей сей миг новый челночок, пару колец и сережек да пять подпоясок за ту новость, что принесла она с берега моря.
- Если хороша весть - накую тебе вдоволь девичьих безделиц, - сказал мастер Ильмаринен. - А будет дурная - брошу в горнило и то, что делал тебе прежде.
- Братец мой Ильмаринен! - защебетала Анникки. - Разве не хочешь ты взять в жены красавицу Похьолы, ради которой ковал Сампо? Разве не сделал ты узорчатые сани и не сковал к ним полозья, чтобы отправиться в полночную Сариолу за невестой? Так знай: пока ждешь ты снега, тот, кто половчей тебя, уже отправился за нею - плывет по морю Вяйнемёйнен, чтобы посватать красавицу Похьолы, которую по праву заслужил ты своим искусством!
Огорчился Ильмаринен, отбросил в угол молот и клещи - но не дело героя предаваться унынию и отступать от того, что задумал.
- Будь по-твоему, - сказал сестре Ильмаринен, - выкую я тебе новый челночок, наделаю колец, сережек и подпоясок, а ты за это растопи-ка пожарче баню, напусти медового пару да приготовь золы и щелоку, чтобы отмылся я от угля и гари.
И растопила Анникки баню, распарила в шайке душистый веник, нагнала им аромату, плеснула на каменку родниковой воды и приготовила из золы, простокваши и щелоку мягкое мыло, чтобы отмыл Ильмаринен тело, чтобы, как лен, белела его голова. Кузнец же тем временем сковал ей все украшения, что она просила.
Вымылся, не жалея воды и пара, Ильмаринен в бане и до того переменился, что, когда вошел в горницу, едва его и узнали: шея, как яйцо, белая, сияют льняные кудри, глаза, точно снег, искрятся, а на щеках молодой румянец. Нарядился кузнец во все самое лучшее - надел тонкую полотняную рубашку, вязаные чулки из мягкой шерсти, штаны, что сшила ему матушка, новые сафьяновые сапоги, голубую куртку и суконный кафтан с четвертной подкладкой, перевязался шитым золотом поясом, что вышила матушка, будучи девицею, поверх накинул новую шубу с сотней разукрашенных петель и покрыл кудри меховой шапкой, что когда-то, готовясь еще к сватовству, купил его отец, - а как стал готов Ильмаринен, то велел рабу закладывать узорчатые сани.
- Шесть коней стоит в конюшне, - сказал раб, - какого же запрячь?
- Ставь буланого в оглобли, - ответил ему Ильмаринен, - да повесь на дугу семь птичек-колокольчиков, чтобы веселее было ехать, а в ноги брось медвежью шкуру и тюленью полость, чтобы было чем укрыться.
Так и исполнил раб. А кузнец тем временем взмолился к гремящему Укко, и послал тот с неба обильный снег, дабы споро скользили быстрые сани. Как только укрыли белые хлопья мхи и травы, сел Ильмаринен на медвежью шкуру, укрылся тюленью полостью, захватил одной рукою вожжи, в другую взял кнутовище и, хлестнув буланого коня, помчался меж прибрежных холмов и рощ в северные страны.
Три дня гнал жеребца вдоль морского берега славный кователь - летел из-под полозьев песок, крапили ему грудь брызги прибоя - и наконец догнал Вяйнемёйнена.
- Эй, Увантолайнен! - крикнул с саней Ильмаринен. - Давай-ка сговоримся, что, когда будем мы сватать эту спорную девицу, то не станем принуждать ее насильно, не станем брать в жены поперек ее воли!
- Нельзя девицу брать силой, - охотно согласился мудрый старец, - нельзя против воли выдавать замуж. Давай вот как решим: пусть будет она женою тому, за кого сама выйти согласна, а другой пусть не гневится и зла на соперника не держит.
Так сговорились и отправились дальше - за одним делом, но каждый своим путем: шумели волны под летящей ладьей Вяйнемёйнена, гудела земля под копытами коня Ильмаринена.
А в это время в суровой Сариоле зарычал за двором хозяйки Похьолы косматый вислоухий пес, грозный сторож, евший лишь убоину и пивший лишь свежую кровь. Знал мрачный хозяин Похьолы, что не станет его страшный пес рычать без причины, не будет ворчать на сосны, и пошел взглянуть за край последнего поля, где мел злой сторож хвостом землю, на кого он лает так злобно. Посмотрел хозяин Похьолы на вислоухую морду и увидел: то повернется она к бурливому морю, то к холмам, ольхой поросшим, - тут понял он, отчего рычал косматый: на заливе разглядел он красную лодку с синим парусом, а под холмами у рощи - нарядно убранные сани.
Вернулся мрачный хозяин Похьолы в дом и рассказал все, что видел.
- Как разведать, с чем к нам прибыли чужие? - взволновалась старуха Лоухи. - Положи-ка, дочка, на огонь рябину, красу деревьев: если потечет из нее кровь - значит, идут на нас войною, если брызнет водица - значит, останемся на сей раз с миром.
Положила красавица Похьолы на огонь рябиновую ветку, но не потекли из нее ни кровь, ни водица, а вместо них выступил на ветке густой сладкий мед. Увидела это древняя старуха Суовакко и сказала тихонько:
- Если каплет из дерева, как из сот, сладкий мед, - значит, женихи едут.
Выбежала хозяйка Похьолы за крайнее поле - посмотрела в морскую даль и увидела славную лодку под парусом и сильного мужа у руля, взглянула на рощу под дальним холмом и увидела пестро убранные сани с семью колокольцами на дуге и гордого мужа, державшего вожжи. Решила старуха Лоухи наставить дочь-девицу советом. Вернувшись в горницу, сказала она красавице Похьолы: