3. Притчи как форма обучения
Чтоб стал твой мир прозрачен и лучист -
Ты сердце, словно зеркало, очисть!
Руми, из притчи "Ромеи и китайцы"
Центральное место в творчестве Руми принадлежит идее об Учении как таковом. Сама земная жизнь рассматривается им как способ систематического обучения человеческих душ Высшей Истине, причем каждая душа воспринимает Учение на доступном ей уровне и в отведенных ей границах. При этом "медресе" (учебным заведением) является весь наш мир; временем, отведенным на урок, – человеческая жизнь; учебными пособиями – все обстоятельства, встречи, предметы и живые существа, сопровождающие наше бытие; экзаменами – испытания и искушения, нас постигающие... Учителем же, разумеется, является Сам Создатель.
Именно такое истолкование суфийских истин характерно для всех произведений Руми, и прежде всего для "Маснави" – его главного вдохновенного труда, рассматриваемого многими поколениями эзотериков Ислама как своего рода "персидский Коран" (или "Писание на языке фарси"). Здесь последовательно излагаются различные постулаты, идеи, откровения суфизма, которые обосновываются кораническими цитатами и хадисами (примерами из жизни Пророка Мухаммада), а также иллюстрируются яркими притчами и завершаются мудрыми назиданиями.
Из этого огромного текста (примерно вдвое превышающего объемом "Божественную Комедию" Данте) для нашей книги выбраны только притчи, наглядно иллюстрирующие духовные рассуждения. Происхождение этих притч самое различное. Одни из них взяты из общечеловеческих фольклорных источников и восходят к "бродячим" – архетипическим и мифологическим – сюжетам. Другие связаны с темами различных национальных эпосов и сборников назидательных рассказов. Особенно часто привлекаются образы древнеиранского эпоса, воспроизведенного в "Шахнамэ" Фирдоуси, и индийской "Панчатантры", известной в мусульманском мире как "Калила и Димна". Истоки некоторых притч прослеживаются в религиозной литературе (сюжеты библейского и коранического происхождения, мусульманские хадисы, иудейские мидраши, христианские апокрифы). Отдельные сюжеты заимствованы из более ранних суфийских источников (например, поэм и отдельных стихотворений Санаи и Аттара). Встречаются здесь и истории, придуманные самим Руми... Перечень источников отдельных притч можно было бы продолжить. Сам Руми иносказательно изображает совокупность сюжетов мирового фольклора в виде "Древа Знания":
...Меж тем в сказаньях, притчах всех широт
О Древе Знанья говорит народ.Оно повсюду ветви простирает
И познающих светом озаряет,Да я и сам, насколько было сил,
Узрел его и плод его вкусил...
(Из притчи "Древо Бессмертия")
Исследователи до сих пор спорят о том, имеет ли поэма "Маснави" в своей основе единый (хотя порой и трудно прослеживаемый) план или же представляет собой грандиозный ряд интеллектуально-эмоциональных "вспышек сознания" поэта, его мгновенных экстатических прозрений и откровений. Сами же притчи, изъятые из контекста поэмы Руми и получившие самостоятельное значение, обычно располагаются в сборниках (как в оригинале, так и в различных переводах) в последовательности, заданной самой поэмой. Мы же решили расположить их тематически, по разделам, отражающим различные аспекты воспитания душ, подчеркнув тем самым главное направление мысли Руми – его учение о жизни как Великой Школе.
Отдельные притчи, особенно включающие в себя ряд отступлений, в нашем переводе подверглись сокращениям: увы, современный читатель редко обладает тем поистине неисчерпаемым запасом свободного времени и терпения, который характеризовал благословенного средневекового книгочея – любителя подробности, смакователя детали...
Каждой притче сопутствуют пояснения религиозно-философского характера, принадлежащие переводчику. Многие притчи сопровождаются также этико-психологическим комментарием, автор которого – Марк Хаткевич – уже выступал в качестве соавтора нашей предыдущей книги на данную тему "Джалаладдин Руми и суфийская традиция" (Антология гуманной педагогики. – М.: Издательский дом Шалвы Амонашвили, 2000). Тексты, принадлежащие Марку Хаткевичу, помечены инициалами "М. Х.".
О суфизме – теории и практике духовного восхождения человека к Богу – сказано очень много в разные века и на разных языках. За последние годы в нашей стране издано немало книг, трактующих как суфийское Учение в целом, так и различные его аспекты, исторические связи, периоды развития, направления, школы...
Наша же цель – помочь читателю исполнить совет самого Руми:
...Раздвинь завесу плотского ума -
И воссияет Истина сама!
(Из притчи "Муравей")
Д. Щедровицкий
Главное сокровище суфиев
Психология суфизма теснейшим образом связана с педагогикой. Представление о человеке как о разумном духе, чья цель – преодолеть низшую, животную, природу и взойти на следующую – "ангельскую" – ступень (ср. у Руми: "...И разумным человеком ты предстал не навсегда: // Эта глина не навеки вид Адама приняла! // Вскоре Ангелом ты станешь..."), – предопределяет все основные правила хранения и передачи Духовного Знания – главного сокровища суфиев.
По сравнению с материалистической педагогикой нашей современности, которая практически полностью нацелена на укоренение ученика в материальном мире, на приспособление его воли, интеллекта и эмоций к реалиям окружающей жизни, – суфийское обучение имеет противоположную цель. Оно призвано выводить сознание и чувства человека за пределы вещественного мира, укореняя их в высшей, духовной, реальности. Однако же суфийские мастера всегда признавали, что духовное восхождение, которое есть цель мистического обучения, невозможно без предварительной caмoреализации ученика в земном мире, без овладения множеством знаний и умений, относящихся к окружающей жизни, без раскрытия всех благих потенций его души. Словом, без всего того, что суфийские мудрецы образно именовали "сверлением жемчужины", разумея под жемчужиной нашу душу, а под вдеваемой в нее нитью – живую связь со всем мирозданием. Таким образом, обучение, связанное с освоением земного мира, не только не противоречит суфийской педагогике, но и является необходимой "стартовой площадкой" для предстоящих ученику духовных взлетов.
Суфийское обучение должно как бы вырастать из обычного, продолжая его. В свете этого соображения проясняется и подлинный смысл педагогики будущего: готовить человека к его истинному, высшему, предназначению. К тому предназначению, которое по-разному описывают и с разных точек зрения рассматривают все великие религии человечества. А ведь и сама суфийская традиция призывает черпать мудрость не только из мусульманских, но также из христианских, иудейских и других источников религиозных знаний.
В вопросе же "воспитания сердца" великие мировые религии сходятся между собой. Например, в Псалтири цель духовного обучения сформулирована так: "Потеку путем заповедей Твоих, когда Ты расширишь сердце мое" – Пс. 118, 32. Согласно этим словам, сердце, готовясь к служению Богу, должно "расшириться", т. е. объять многих любовью и многое – познанием (в библейской метафорике сердце – вместилище не только чувств, но и знаний). В Евангелии говорится о том, как очищенное сердце, из которого прежде исходили "злые помыслы" (Матф. 15, 19), из вместилища всевозможных нечистот может превратиться в источник живой воды, которая животворит и самого человека, и окружающий его мир: "Кто верует в Меня, у того, как сказано в Писании, из чрева потекут реки воды живой" – Иоан. 7, 18. Коран же свидетельствует о том, что злые помыслы и нечестивые дела страшным образом воздействуют на сердца людей: "Покрыло ржавчиной их сердца? то, что они приобретали" (Коран 83, 14, пер. И.Ю. Крачковского).
О том, что сердце, очистившись, призвано стать обителью Бога – Высшей Истины, говорит, отвергая лицемерное, внешнеобрядовое, "служение", и сам Руми:
В сердце Бог живет от века, в нем – Всевышнего чертог!
Поспеши же в храм Владыки, где Он славен и хвалим!..
Именно суфийская традиция в деле воспитания учеников наиболее последовательно опирается на педагогику сердца – педагогику Священного Писания. Некоторые суфии полагают, что Иисус был основателем первой суфийской общины, а себя считают ее духовными наследниками. В суфийской традиции нашли свое продолжение и обличения тех лицемеров от религии, врагов истинной духовности и приверженцев внешнего обрядоверия, которых осуждал Иисус: "Горе вам, книжники и фарисеи, лицемеры, что уподобляетесь окрашенным гробам, которые снаружи кажутся красивыми, а внутри полны костей мертвых и всякой нечистоты; так и вы по наружности кажетесь людям праведными, а внутри исполнены лицемерия и беззакония" (Матф. 23, 27–28). Внешнее, показное совершенство, при котором сердце остается неочищенным, может оказаться даже хуже обыкновенного нечестия.
Как Иисус был гоним поборниками "внешнего благочестия" своего времени, так и суфийские праведники не только терпели от "мусульман по наружности" бесчеловечные гонения, но порой подвергались и жестоким казням (Мансур Халладж, Фазлуллах, Имадеддин Насими и другие). Так же, как и первые христиане (ср.: "В любви нет страха, но совершенная любовь изгоняет страх... боящийся не совершен в любви" – I Иоан. 4, 18), суфии противопоставляли бескорыстную любовь человека к Богу – страху адских мук и стремлению к райским наградам.
У Руми читаем:
Творец все души озарил, спросив: "Не Я ль вас сотворил?"
И я воскликнул: "Ты, Аллах!" – Любовью вечной я горю!Служенья ангелы мудры, пред ними в трепете миры,
Моя ж любовь сильней, чем страх! – Любовью вечной я горю!
А такую строку, как "не страшен мне горящий ад, не жажду райских я наград", воспринимаемую в контексте всего учения о любви к Богу, вслед за Руми мог бы повторить каждый суфийский мыслитель. И действительно, подобные слова встречаются как у предшественников этого величайшего "шейхапоэтов", так и у его последователей.
Если суфийский шейхотдавал себе полный отчет в том, что в лице каждого мюридаему вверен для наставления бессмертный дух, наделенный безграничными потенциями развития, то его первой и ближайшей целью было – передать ученику это понимание истинного величия человека. Именно такой цели служили и многие "посвятительные" истории из суфийского прошлого и мистической практики, в том числе и знаменитое повествование о первой встрече Руми с Шамсом и о последующем их духовном единении. Понятно, что подобные истории, входя в плоть и кровь мюрида, во многом предопределяли и содержание, и форму его будущих общений с собратьями по тарикату, да и вообще с окружающими людьми.
Согласно суфийской традиции, самые важные чудеса происходят не в сфере вещественных явлений, а в области человеческих отношений, при взаимном раскрытии людей. В семьях суфиев дети посвящались не столько в знания о строении вещества, сколько в "науку" о том, чем человек может стать для другого человека. Таким образом, все психологические и иные знания, приобретенные суфиями, получали практическое воплощение в их жизни. Это относится даже к таким, казалось бы, отвлеченным рассуждениям, как диспут между Руми и Шамсом относительно "превосходства" Пророка Мухаммада или Абу-Йазида Бистами в познании Истины. Для последующих поколений суфиев значение этого диспута сводилось к различению между "прочным" состоянием духа, достигнутым суфием на данном этапе развития (именно о переходе от одного такого состояния к другому говорил Мухаммад), – и озарением свыше, временами посещающим человека (о таком опыте свидетельствовал Абу-Йазид). Озарение свыше может посетить даже того ученика, который достиг невысокой ступени развития, дабы он сумел предощутить те состояния, которые открываются на ступенях гораздо более высоких.
Переводя эти понятия с языка мистики на более обыденный, следует говорить о разнице между ежедневным упорным трудом ради достижения цели – и посещающим человека вдохновением на этом пути (Абу-Йазид). Суфийскому же ученику просто жизненно необходимо различать эти понятия. В то время как материализм внушает своим приверженцам представление о единственности земной жизни, не предполагая какого-либо продолжения духовного восхождения за ее пределами, – религиозная вера (в данном случае суфизм) утверждает, что путь самосовершенствования бесконечен: он продолжается в вечности после смерти земного тела.
В том-то и состоит блаженство, дарованное Богом человеческому духу, что никакое достижение на этом пути не является предельным и завершающим, что за каждой данной ступенью, сколь бы высока и прекрасна она ни была, следует восхождение на новую, еще более возвышенную и радостную ступень. В этом и заключается обетование вечной жизни (т. е. отнюдь не прозябания, а постоянного возобновления и развития), о котором свидетельствуют все великие религии человечества.
В дополнение к этим свидетельствам, суфизм (подобно иудейской каббале, христианскому исихазму и другим эзотерическим направлениям в разных религиях) сообщает о возможности достижения душой вечной жизни – здесь и сейчас. Суфийский путь – это переживание все новых состояний, овладевание все новыми формами внутреннего, "сердечного", опыта.
Руми говорит об этом так:
...В тленье празднуя нетленье, от начала бытия
Нас Дорога Превращений в гору Разума вела.Став из праха – минералом, ты затем взошел травой,
Зверь возник из травной кущи – в нем душа твоя жила......Вскоре Ангелом ты станешь, удалившись в горний мир,
И душа стяжает в высях, что внизу не обрела...
М. Хаткевич
Стихи Руми (Из "Дивана Шамса Табризского")
Одна из вершин суфийской и мировой поэзии – "Диван Шамса Табризского" – был создан Руми после гибели его духовного наставника и любимого друга, дервиша Шамса. По свидетельству поэта, Шамс после своей смерти слился воедино с личностью самого Руми и, поселившись в его сердце, вдохновлял его на творчество. Поэтому многие стихи "Дивана" подписаны именем не Руми, а Шамса, и созданы от лица последнего – под его "диктовку": имя Шамса – его "подпись" – заключено в последнем бейте (двустишии) таких стихотворений. "Диван" – свидетельство всеобъемлющей любви к Богу и человеку, одолевающей время и пространство, смерть и разлуку и открывающей любящему глубочайшие тайны бытия.
Несколько газелей из "Дивана" мы предпослали притчам из "Маснави", дабы читатель сразу настроился на тот высокий духовно-мистический лад, который в стихах "Дивана" выражен явно, а в большинстве притч присутствует скрытым образом.
Я, словно сокол, в этот мир с руки Царя слетел...
Стихотворение говорит о предбытии человеческого духа, который, согласно суфийскому учению, существовал в Боге до создания материального мира ("задолго до Адама"). Дух человека, подобно жемчужине, заключенной в раковине ("ниспал жемчужиной с небес я в море плотской жизни"), является величайшим сокровищем, частицей Божества, тайной, сокрытой под оболочкой плоти. Мистик-суфий, пережив озарение свыше, вспоминает о своем предназначении и осознанно осуществляет ту миссию, ради которой был послан в наш мир. На это указывают слова о деснице Всевышнего ("руке Царя"), направляющей суфия, и о покорности последнего указаниям свыше ("я там, куда меня Сам Бог направить захотел"). Согласно Корану (как и Библии), Бог постоянно воссоздает вселенную Своей волей: "И когда Он решит, чтобы дело [свершилось], то говорит ему: "Свершись" – и оно свершается" (Коран 2, 117).
Д. Щ.
Я, словно сокол, в этот мир с руки Царя слетел...
Я, словно сокол, в этот мир с руки Царя слетел,
Я там, куда меня Сам Бог направить захотел!Я ниспадал – и восходил с добычей до Сатурна,
Я девять сфер и семь небес мгновенно облетел!Я охранял пресветлый Рай задолго да Адама,
Я среди гурий ликовал до сотворенья тел!Еще премудрый Соломон на свет не появился,
А я, всех джиннов покорив, его кольцом владел!Вступал я в пламя – и оно, как роза, расцветало,
И по моим следам огонь бутоном ярким рдел!Ниспал жемчужиной с небес я в море плотской жизни,
Но воспарю – и возвращусь в бессмертный свой удел!Миры, эпохи и века напев мой повторяют:
Я – Шамс, я первый эту нить в ушко веков продел!..
Услышьте, любящие прах: любовью вечной я горю!..
Здесь Руми говорит о любви как о творящей Божественной силе и основе мироздания. Дух поэта существовал изначально и был "влюблен" в Истину еще до сотворения вещественного мира ("когда творенье началось и утверждался мир в правах"), затем он прошел множество стадий развития (прожил "семьдесят веков", т. е. семь тысяч лет, символически соответствующих Семи Дням творения – ср.: "Воистину, ваш Господь – Аллах, Который сотворил небеса и землю за шесть дней. Потом Он утвердился на престоле" – Коран 7, 54; см. также Быт. 1, 1–31; 2, 1–3). Согласно суфийскому преданию, души всех будущих людей еще до сотворения мира предстали пред Аллахом, и Он обратился к ним с вопросом: "Не Я ль вас сотворил?" (в Коране с вопросом: "Не Господь ли Я ваш?" Аллах обращается к потомкам Адама – см. Коран 7, 172). Поняв вопрос, часть душ воспылала безграничной любовью к Аллаху. Впоследствии именно эти души стали на земле великими учителями веры, мистиками, поэтами и суфийскими мучениками. Для самого Руми лик Возлюбленного – Аллаха – как бы "отразился" в лике его духовного наставника – Шамса (в стихотворении игра слов: "шамс" – по-арабски "солнце"), душа которого слилась с душой Руми ("я стал тобой, мой светлый шах").
Д. Щ.