Цзи Маобянь отправился в путь и прибыл в Ци. Услышав об этом, Сюань-ван принял его, затаив гнев. Когда Цзи Маобянь предстал перед ним, Сюань-ван сказал: "Вы тот, кого любил и слушал Го-цзюнь?" Цзи Маобянь отвечал: "Любил, это было, но чтобы слушал - нет, такого не было. Когда вы, государь, были наследником престола, я, Бянь, говорил Цзин Го-цзюню: наследник лишен доброты, у него толстые уши и взгляд, как у борова, - у таких строптивый нрав. Не лучше ли убрать наследника, а вместо него посадить Сяо Ши, сына госпожи Вэй?" Но Цзин Го-цзюнь тогда заплакал и сказал: "Это немыслимо, я такого не перенесу!" Если бы Цзин Го-цзюнь послушал тогда меня, Бяня, и сделал это, сейчас бы не было таких безобразий. Это первое. Когда мы приехали в Сюэ, Чжао Ян предлагал обменять Сюэ на земли, в несколько раз ее превосходящие. Я, Бянь, тогда вновь сказал, что следует прислушаться к этому предложению. Но Цзин Го-цзюнь отвечал: "Я получил Сюэ от прежнего царя. И хотя я в опале у нового царя, как оправдаюсь я перед прежним царем, если так поступлю? К тому же в Сюэ храм предков прежнего нашего царя. Как же я могу отдать чусцам храм нашего покойного властителя?" И он вновь не послушал меня, Бяня. Это второе". Сюань-ван глубоко вздохнул и, изменившись в лице, сказал: "Цзин Го-цзюнь хранил верность мне одному, а я, несчастный, по молодости лет ничего не ведал. Не могли бы вы призвать ко мне Цзин Го-цзюня, хоть ненадолго?" Цзи Маобянь отвечал: "Почтительно слушаю".
Цзин Го-цзюнь прибыл в одежде, дарованной Вэй-ваном. Голова его была покрыта шлемом, за поясом - меч. Сюань-ван, чтобы встретить его, выехал в предместье и прослезился, завидев его вдали. Когда Цзин Го-цзюнь приблизился, он стал упрашивать его занять пост сяна. Цзин Го-цзюнь отказывался, но ничего не мог поделать и пост сяна принял. Через десять дней, под предлогом болезни, он вновь просил об отставке и через три дня упорных уговоров ее получил.
Цзин Го-цзюнь, можно сказать, к этому времени уже познал людей. А кто познал людей, того не смутишь наветом. Именно поэтому Цзи Маобянь был готов расстаться со всеми радостями жизни и встретить любые страдания и беды.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Познай себя / Шэнь цзи
У хода вещей всегда есть основание, и если не знать этого основания, то, хотя бы и поступал должным образом, это все равно как если бы не знал; тут непременно выходят трудности.
Знаменитые служилые люди, выдающиеся полководцы прежних царей отличались от простых людей тем, что они знали. Реки рождаются в горах, а текут в моря. Реки не то чтобы не любят гор, жаждут моря. Их понуждает к этому форма земли. Злаки произрастают в поле, хранятся в амбарах. У злака желаний нет. Так с ним поступает человек. Поэтому Цзылу, поймав фазана, отпустил его опять на волю.
Ле-цзы, выстрелив и попав в цель, спросил об этом Гуань Иня. Гуань Инь сказал: "А знаете ли вы, отчего вы попали в цель?" Тот ответил: "Не знаю". Гуань Инь сказал: "Так не годится". Ле-цзы тогда ушел и учился три года. Вновь обратился к Гуань Иню. Тот спросил: "Теперь вы знаете, отчего попадаете в цель?" Ле-цзы сказал: "Знаю". Тогда Гуань Инь сказал: "Теперь пойдет! Сохраните это знание и не теряйте его".
Так обстоит не только со стрельбой. Существование или гибель государства, мудрость или невежество также от этого. Мудреца интересуют не существование или гибель, мудрость или невежество как таковые, а причины, по которым они возникают.
Некогда царство Ци двинулось походом на царство Лу из-за знаменитого треножника Цинь. Луский правитель послал в дар другой треножник, но циский хоу не поверил и послал треножник обратно как подложный. Он также послал человека передать лускому хоу: "Если Люся Цзи подтвердит, что этот треножник - подлинный, я соглашусь принять его". Луский правитель обратился к Люся Цзи. Тот ему отвечал: "Вы хотите сохранить треножник Цинь; подкупив меня, спасти ваше царство. Но у вашего слуги тоже в своем роде царство. Если вы разрушите царство вашего слуги, чтобы спасти свое собственное, это будет тяжело вашему слуге". Тогда луский правитель отдал настоящий треножник Цинь. Так что о Люся Цзи можно сказать, что он умел подать правильный совет: он ведь не только сохранил свое царство, но и царство луского правителя сумел спасти.
Циский Минь-ван бежал и поселился в царстве Вэй. Целый день проходил он в раздумье, а затем спросил у Гун Юйданя: "Я погиб, но не знаю, в чем тому причина. Отчего же все-таки пришлось мне бежать? Нужно что-то изменить!" Гун Юйдань отвечал: "Я, ваш слуга, полагаю, что причина вам уже известна. Как она может быть неясна вам, государь? Причина вашего несчастья в вашей мудрости. Сейчас в мире властители невежественны, они ненавидят властителей умных. Оттого, стакнувшись, они подняли войска и двинулись на вас походом. В этом и лежит причина вашего, государь, несчастья". Минь-ван тяжко вздохнул и сказал: "Быть столь умным и познать такое горе! Причина этого мне также неясна". Гун Юйдань, конечно, преувеличивал, поскольку знал о неразумии Минь-вана.
У юэского царя Шоу было четверо сыновей. Младший брат его сказал себе: "Нужно их уничтожить, чтобы стать наследником самому". Троих он ненавидел так, что убил их первыми. Горожане были опечалены и настроены против высших. Оставался еще один наследник, и Юй хотел убить и его, но сам царь все еще ни о чем не догадывался. Тогда его сын, дабы избегнуть неминуемой гибели, подбил горожан на изгнание Юя. Окружили царский дворец. Тогда юэский царь протяжно вздохнул и сказал: "Ах, не слушался я брата Юя, вот и попал в такую беду!" Так он и не узнал истинной причины собственной погибели.
ГЛАВА ПЯТАЯ
О понимании / Цзин тун
Иногда считают, что у повилики нет корня. Это не совсем так. У повилики есть корень, но она не связана с ним прямо. Это корень, как у пахимы.
Магнит притягивает железо: будто кто-то тянет. Когда деревья растут неподалеку друг от друга, они сплетаются ветвями: будто кто-то их толкает.
Мудрец становится лицом к югу, помышляя с любовью о благе народном. Он не успевает еще отдать повеления, как все в мире уже вытягивают шеи и становятся на цыпочки; цзин его тогда изливается прямо в сердце народное. Злодей же, несущий людям зло, также увидит от людей лишь зло.
Когда некто собирается в поход и еще только вострит все пять видов оружия, снаряжает войско, запасает провиант, то еще за день до его выступления тот, на кого идут походом, невесел. Хоть он еще точно не знает об этом, но душа ему уже подсказывает.
Когда некто пребывает в Цинь, а дорогой ему человек умирает в это время в Ци, тогда ци воли у него приходит в движение, а цзин то приходит, то уходит.
Дэ - истинный властелин над тьмой народа, как луна - корень всему инь. Когда луна полная, набухают жемчужницы, наполняется все, что инь. Когда луна на ущербе, жемчужницы усыхают, истощается все, что инь. Вот: луна на небе, а все, что инь, меняется вслед ей в пучине морской. Так и мудрец: следует дэ в себе самом, а люди по всем концам света склоняются к доброте.
Ян Юцзи стрелял в дикого тура, а это был камень. Однако стрела его вошла в камень по самое оперение - так верил он, что это тур.
Бо Лэ научился распознавать коней и, кроме коней, ничего вокруг себя не замечал, так как был привержен к одним лишь коням.
Сунский повар, любивший разделывать быков, не видел вокруг ничего, кроме бычьей туши. За три года он не видал ни одного живого быка. Девятнадцать лет орудовал одним и тем же ножом, а лезвие было как только что наточенное. Он следовал своему естеству и был привержен исключительно разделке быков.
Как-то под вечер Чжун Цзыци услышал, как кто-то печально бьет в каменный гонг. Он подозвал того человека и осведомился: "Что это вы так печально бьете в гонг?" Тот отвечал: "Мой отец имел несчастье убить человека и заплатил за это жизнью. Моя мать осталась в живых, но теперь давит вино на общественных работах. Я вот тоже жив, но должен бить в гонг по долгу службы. Мать я не видал три года, а тут недавно встретил на рыночной площади. Хотел выкупить ее, но у меня ничего нет, да я и сам-то в собственности у людей. Посему я печален". Чжун Цзыци вздохнул и сказал: "Что печально, то печально!" Сердце не рука, рука не колотушка и не камень. Но когда печаль поселяется в сердце, и дерево, и камень откликаются на нее. Так и благородный муж - уверен в себе, а известно о том всем, чувства его в груди, а следствия их в людях; нужны ли ему еще и слова?!
В Чжоу жил человек по имени Шэнь Си. У него умерла мать. Как-то он услышал песенку нищего у своих ворот, до того печальную, что он даже изменился в лице и велел впустить побирушку. Поглядел на него и спросил, почему тот побирается. Тот сказал, что делает это ради матери.
У детей и родителей тело единое, только разделенное на две части, так же, как и единая ци, только дыхание разное. Это - как семена у трав и цветов, как корень и сердцевина у деревьев. Они могут быть на расстоянии, но всегда связаны. Они соединяются и в потаенных мыслях. От болезней и страданий выручают они друг друга; в тоске и печали друг друга они поддерживают. При жизни друг другу радуются, по смерти друг о друге печалятся. Это называется родством кости и плоти; оно столь крепко, что движение души одного тут же отзывается в сердце другого. Так обретают они цзин друг друга. К чему же им слова?
КНИГА ДЕСЯТАЯ
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Первая луна зимы / Мэндун-цзи
В первую луну зимы солнце в Вэй. На закате восходит Вэй, на рассвете - Цисин. Дни этой луны - жэнь и гуй, ее ди - Чжуансюй, ее шэнь - Сюаньмин, твари - в панцирях, нота - юй, тональность - инчжун, число - шесть, вкус - соленый, запах - гнили, жертвы - входу, и первейшая - почки.
Воды начинают замерзать; землю сковывает холод. Фазан вступает в большую воду, оборачивается устрицей. Радуга прячется, ее не видно.
Сын неба поселяется в левых покоях Сюаньтана, выезжает на темной колеснице, правит железными скакунами. Водружает темное знамя, облачается в черное одеяние, убирается темной яшмой. Вкушает клейкое просо и кабанье мясо. Его утварь - <просторная и глубокая> (хун и янь).
В этой луне справляют лидун - становление зимы. За три дня до становления зимы тайши, явясь пред сыном неба, возвещает: "В такой-то день быть становлению зимы: жизнетворная сила шэндэ начинает проявляться в воде!" Тогда сын неба постится.
В день становления зимы сын неба самолично ведет трех гунов, девять цинов и дафу в Северное предместье для индун - встречи зимы. По возвращении жалует родню погибших на службе и привечает сирот и вдов.
В этой луне повелевает тайбу, вознеся молитвы, гадать на панцирях и бирках, разглядывать трещины и разбирать триграммы, дабы знать добрые и дурные предзнаменования. Затем проверяют, нет ли льстящих высшим или нарушающих законы, и повинных карают. Никто не должен избежать кары или скрыться от наказания.
В этой луне сын неба впервые надевает меха. Повелевает приказным, возглашая: "Ци неба воспаряет вверх, ци земли стремится вниз. Небо и земля более не сообщаются; они заперты, пришла зима". Повелевает всем приказным со тщанием укрывать и прятать; ведающим обучением отправиться в путь для надзора за сборами и припасами, дабы не было уклонившихся от сборов; следует также нарастить городские стены и валы, оберегать ворота городов и селений, исправлять замки и запоры, засовы и щеколды; укрепить также печатки и печати; подготовить к обороне рубежи и границы, привести в готовность крепости и форты, проверить заставы и мосты, перекрыть проходы и тропы; следует также проверить правила погребения, определить виды траурных одеяний, проследить за толщиной стенок внешних и внутренних саркофагов, измерить величину, высоту и ширину могил и курганов сообразно с рангами и званиями благородных и подлого люда.
В этой луне надзирающий за мастеровыми приступает к сравнению достижений; расставляются по порядку жертвенные сосуды в соответствии с мерой и законом; никто не должен чрезмерной вычурностью смущать сердца высших; превыше же всего прилежание и стремление к благу. Имя мастера должно стоять на изделии, дабы можно было установить меру его усердия, а в случае, если в работе изыщется недолжное, и покарать, дабы ограничить произвол в ремесле.
В этой луне устраивают большое питье и едят приготовленное на пару. Затем сын неба возносит моление естественным основам жизни о благоприятном новом годе. Свершают большое заклание с молитвами на алтаре земли и у ворот городов и селений; приносят жертвы родоначальнику, возносят пять молитв; в этом обретают земледельцы отдохновение от трудов.
В этой луне сын неба повелевает тысяцким и сотникам обучать воинским наукам: стрельбе, управлению колесницей и борьбе.
В этой луне повелевает также начальнику вод и смотрителю рыбного приказа собирать налог с рек, источников, прудов и озер. Никто не должен смущать покой или обирать простой народ, бедный люд, дабы не навлечь на сына неба гнев низов. Если же объявятся супостаты, их следует карать без пощады.
Если в первую луну зимы ввести весенние указы - мороз схватит непрочно, ци земли просочится, народ будет уходить и скитаться. Если ввести летние указы - начнутся бури и ураганы, зима не будет холодной, спящие твари вновь проснутся. Если ввести осенние указы - снег и иней выпадут не ко времени; пойдут мелкие военные стычки, часть страны отойдет к врагу.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Скромное погребение / Цзе сан
Понимать, что есть жизнь, - основа основ для мудреца, понимать, что есть смерть, - высшее его стремление. Познание жизни заключено в отказе от нанесения ей зла; это и есть вскармливание жизни. Но знание смерти заключено в отказе от нанесения ей зла; это и есть оставление в мире усопших. Понимание этих двух вещей доступно одному лишь мудрецу.
Каждому живущему между небом и землею предстоит смерть: избегнуть этого нельзя. Для почтительного сына самое дорогое - это его родители. Для любящих родителей самое дорогое - их дети. Скорбь о родной плоти и кости в природе человека, для него невыносимо, чтобы тело умершего, самого дорогого и любимого, было брошено в канаву. Оттого и появился обычай погребать умерших.
Хоронить означает укрывать, и в этом почтительные сыновья и любящие родители осмотрительны. Тот же, кто осмотрителен, принимает во внимание ход мыслей людей живущих. Принять же во внимание ход мыслей людей живущих означает прежде всего подумать о том, как бы не потревожили, не разрыли могилы. Не потревожат же и не разроют могилы тогда, когда не увидят в этом никакой выгоды. Запора сильнее не бывает.
В старину хоронили на широких пустошах, во глубине гор и были вполне спокойны за могилы. Дело было не в жемчуге и яшме, или великих сокровищах, - о могиле не могли не заботиться по другой причине. Если ее сделали бы недостаточно глубокой, ее могли бы раскопать лисы, а если бы сделали излишне глубокой, ее могли бы залить подземные воды. Потому при захоронениях предпочитали вершины холмов, дабы избежать напасти от лис и бед от подземных вод. В этом должно быть умельцами; но при этом тем более не следует забывать об опасностях от воров, разбойников и бедах от смутьянов! Ведь иначе уподобишься тому слепому, который, осторожно огибая столб, все же спотыкается о малый колышек! А беды от лис, подземных вод, воров, разбойников и смутьянов и есть самый большой из всех этих колышков. Почтительные сыновья и любящие родители, избегнувшие этой напасти, можно сказать, познали истинную природу погребения.
Добрый гроб и саркофаг вполне способны защитить от муравьев, медведок, змей и всякой мошкары. Однако суетные властители нашего времени возводят огромные курганы не в помышлении об умершем, а в чаянии славы от живущих, ибо пышность похорон почитают за заслугу, а скромность погребения - за позор. Они стремятся не к благу для умерших, а к угождению живущим, а это не есть образ мыслей любящего родителя и почтительного сына.
Когда умирает отец, главное для почтительного сына - не пребывать в праздности. Когда умирает сын, главное для любящего отца - не бездействовать. Если же при погребении самого дорогого, самого любимого руководствоваться страстями живущих, о каком тогда упокоении усопшего может идти речь?!
Когда народ стремится к выгоде, он, чтобы достичь ее, готов идти под градом стрел, ступать по обнаженному лезвию, проливать кровь, вырывать печень. Дикарь, никогда не слышавший о культуре, способен попрать родных, братьев и друзей ради достижения выгоды. Но сейчас поступать иначе означает прослыть опасным или неумным. Завладевшему богатством же больше всего хочется разъезжать в экипаже, есть мясо и оставить достаточно сыновьям и внукам. Даже мудрец не в состоянии удержать от этого; во времена же смуты и подавно.
Посему чем больше страна, чем богаче семья, тем пышнее похороны. Покойникам кладут в рот мелкий жемчуг, точно рыбьей чешуей покрывают тело яшмой. Каждый тащит дорогие вещи, колокола, треножники, чайники для вина, металлические зеркала; ведут еще коней, несут одеяния, покрывала, копья, мечи - всего и не перечесть. Нет ничего, чего не нужно было бы для поддержания жизни живых. Возьмутся воздвигать усыпальницу - гробы внутренний и внешний обернут несколько раз, вокруг засыплют древесный уголь, с внешней стороны обложат камнями. Ясно, что грабители, прослышав, передают сведения друг другу, и как бы ни были власти суровы, им никакими карами не остановить преступников.
Чем больше времени проходит с момента погребения, тем меньше думают об усопшем, а чем меньше о нем думают, тем беспечнее сторожа. А чем беспечнее сторожа, тем меньше уверенности, что драгоценные сосуды в могиле останутся в целости.
Когда нынешние суетные люди совершают погребальный обряд, взгромождают гроб на огромные дроги, а знаменами, подобными облакам, оперением бунчуков застилают небо. Впереди несут опахала и стяги, по бокам - жемчуг и яшму, позади - расшитые наколенники, орнаменты. Тьма народу тянут тяжи гроба с левой и правой сторон - да ведь это можно разве при похоронах военачальника! Если это на потеху народу - тогда да, куда уж красивее, куда уж величественней! Но усопшему это ни к чему. То же, что действительно несет благо усопшему, доступно даже любящим родителям и почтительным сыновьям из бедных стран, где живут простые люди.