И вот мой верблюд устремился в пустыню полночную,
Во мрак непроглядный, где даже луна не видна,Песет седока на свиданье к далекому стойбищу,
Чтоб тот утолил неуемную жажду сполна.И вот, наконец, я дышу ароматом красавицы,
Я вижу, она над младенцем своим склонена.Я жду в нетерпенье, малыш голосит, надрывается,
В смятенье ребенка к себе прижимает она.Я весть ей послал с осторожностью, чтобы не вскрикнула.
Бледнели созвездья, царила кругом тишина.Во мраке пугливо прокралась подруга прекрасная,
Пришла, молодыми рабынями окружена,Четыре служанки вели ее медленно под руки,
Покуда хозяйка совсем не очнулась от сна.Одежды с нее я совлек, и она мне промолвила:
"Приходом твоим черноокая устрашена.Позвать меня ночью никто бы другой не осмелился,
Но ведь от тебя я укрытья искать не вольна".Руками меня оттолкнуть недотрога пытается
И скрыть наготу под узорным куском полотна,И вдруг прижимается к сердцу пришельца отважного,
От страха и страсти всем телом дрожит, как струна.
* * *
Меткий лучник из бану суаль
Край бурнуса откинет, бывало,Лук упругий натянет, и вмиг
Тетива, как струна, застонала.Сколько раз он в засаде следил
За газелью, ступавшей усталоК водопою по узкой тропе,
И стрела антилопу пронзала,И мелькала в полете стрела -
Так летят угольки из мангала.У стрелы были перья орла
И о камень отточено жало.Старый ловчий без промаха бил,
Лань, сраженная им, не вставала.Лишь охота кормила его,
Был он крепок, хоть прожил немало.Верный спутник мой! Слез я не лил
В час, когда тебя, друг мой, не стало.В зной жестокий лишь после тебя
Пил я воду прозрачней кристалла.Брат мой! Светом ты был для меня.
Ярко так и луна не блистала!
* * *
Молю тебя, Мавия, дай мне скорее ответ:
Могу ли на встречу надеяться я или нет?Утрата надежды нам отдых сулит от сомнений,
Устала душа, ведь немало ей выпало бед.Скачу на коне, он пуглив, как осел одичавший,
Который вдоль пастбищ проносится ветрам вослед,Который, насытившись, роет ложбину копытом,
Чтоб лечь с наступлением тьмы и проснуться чуть свет.Он логово роет копытом, как роют колодец
В зыбучем песке, что полуденным солнцем нагрет.На черный свой бок он ложится, как воин плененный,
Который от холода жмется, разут и раздет.Курится бархан, как шатер, где справляют веселье,
Под склоном ночует осел и встречает рассвет.Голодных свирепых собак из соседних становищ
К ночлегу осла на восходе привлек его след.Глаза у овчарок горят, наливаются кровью,
Голодные псы предвкушают обильный обед.И мчится осел, осыпает он хищников пылью,
И сам он, как уголь, золою подернутый, сед.Он понял: сегодня ему не уйти от погони,
Что стая настигла его и спасения нет.И рвут его кожу собаки. Так дети срывают
Тряпье с пилигрима, чтоб сделать себе амулет.Овчарки осла утащили в колючий кустарник,
Оставили клочья от шкуры да голый скелет.
Тарафа
* * *
В песчаной долине следы пепелищ уцелели
И кажутся издали татуировкой на теле.С верблюдов сойдя, мне сказали собратья мои:
"Что зря горевать? Докажи свою стойкость на деле!"Я вспомнил о племени малик, ушедшем в простор,
В степи паланкины, как в море ветрила, белели.Казалось: Ибн Ямин плывет на своем корабле,
То движется прямо, то скалы обходит и мели.Корабль рассекает волну. Так, играя в "фияль",
Рукой рассекают песок, чтоб добраться до цели.Краса черноокая в стойбище дальнем живет,
На шее высокой горят жемчуга ожерелий,Косится испуганно дева, как в поле газель,
И шея изогнута трепетно, как у газели.Когда улыбается девушка, зубы блестят,
Как будто мы лилию среди барханов узрели.Горят позолотою зубы в полдневных лучах,
А десны красавицы, как от сурьмы, потемнели.Лицо ее светится. Кажется: солнце само
Покров ей соткало из яркой своей канители.Терзаемый думой, седлаю верблюдицу я,
Она быстронога, без отдыха мчится недели,Крепка, как помост, по дорогам бежит, где следы
Сплетают узор, - словно ткань на дорогу надели.Верблюдица скачет, и задние ноги ее
Передних касаются, следом бегут, словно тени.Со стадом верблюжьим пасется она на плато,
Жует молодые побеги зеленых растений.Округлые бедра верблюдицы - словно врата
Дворца, а высокий хребет - как стена укреплений.Под грудью ее, как под пальмой, прохладная тень,
Излучина брюха - как свод, и массивны колени.Она расставляет передние ноги свои,
Как держит бадьи водонос - для свободы движений.С румийскою каменной аркою схожа она,
Подобные арки не рушатся от сотрясений.Поводья бегут по груди, не оставив следа,
Так воды с утесов текут вдоль гигантских ступеней:Подобно разрезу на вороте с белым шитьем,
Расходятся, сходятся снова, сливаются в пене.Верблюдица голову держит, как нос корабля,
Сама словно судно, плывущее против теченья.Большая ее голова наковальне под стать,
В зазубринах вся, как пила, и в узлах, как коренья.А морда ее, как сирийский папирус, гладка,
А губы сафьяна нежнее, но крепче шагрени.Глаза, как зерцала, сияют из темных глазниц,
Так блещет вода среди скал в черноте углублений.Прозрачны они и чисты, обведенные тьмой,
Как очи пугливых газелей и чутких оленей.Подвижные уши способны во тьме уловить
Тревожные шорохи, зовы и шепот молений.Могучее сердце верблюдицы гулко стучит,
Как будто в гранитный утес ударяют каменья.Верблюдица мчит, запрокинув затылок к седлу,
Стремительный бег быстроногой похож на паренье.Захочешь - пускается вскачь, а захочешь - бредет,
Страшится бича, не выходит из повиновенья,Склоненною мордой почти прикасаясь к земле,
Бежит все быстрей и быстрое, исполнена рвенья.Спокойно ее понукаю, когда говорят:
"Из этой пустыни не вызволит нас провиденье",-И даже тогда, когда спутники, духом упав,
Не ждут ничего, лишь до смерти считают мгновенья.Вам скажут: "Один удалец этот ад одолел",-
Смельчак этот - я, обо мне говорят, без сомненья.Хлестнул я верблюдицу, и поскакала она
В тревожный простор, где восход полыхал, как поленья.Ступает она, как служанка на шумном пиру,
Качается плавно в объятиях неги и лени.По первому зову на помощь я вмиг прихожу,
Не прячусь в канаву, завидев гостей в отдаленье.Кто ищет меня - на совете старейшин найдет,
Кто хочет найти - и в питейном найдет заведенье.Придешь поутру - поднесу тебе чашу вина,
Не хочешь - не пей, но войди, окажи уваженье.На шумных собраньях средь самых почтенных сижу,
Мне старцы внимают, когда принимают решенья.Пирую с друзьями, выходит прислуживать нам
Рабыня, чей лик светозарный - услада для зренья.На девушке яркое платье. Так вырез глубок,
Что белое тело доступно для прикосновенья.Ей скажете: "Спой!" - и потупит красавица взор,
И тотчас услышите нежное, тихое пенье.Люблю пировать, веселиться, проматывать все,
Что взял я в наследство, что сам я добыл во владенье.Родня сторонится меня, как верблюда в парше,
Которого дегтем намазали для исцеленья.А я ведь друзей нахожу и в убогих шатрах,
И там, где в богатстве живет не одно поколенье.Меня вы хулите за то, что рискую в бою,
За то, что могу на пирушках гулять что ни день я.Но разве вы в силах мне вечную жизнь даровать?
Позвольте же с гибелью встретиться в час наслажденьяПозвольте же мне три деянья всегда совершать,
Которые в жизни имеют большое значенье.Клянусь! Я и думать не стал бы, когда б не они,
О том, что наступит черед моего погребенья!Деяние первое: не дожидаясь хулы,
Сосуд осушать, пить вино, не боясь опьяненья!Второе деянье: на помощь тому, кто зовет,
Бросаться, как зверь потревоженный, без промедленья!А третье: с веселой красавицей дни коротать,
Укрывшись от долгих дождей под надежною сенью!О, девичьи руки, подобные стройным ветвям!
Браслеты на них и цепочек звенящие звенья.При жизни ты должен все радости плоти вкусить,
Превратности я испытал и страшусь повторенья.При жизни будь щедр! Пропивай все, что есть у тебя!
За гробом узнаешь, как пьется в державе забвенья.Попробуй могилы скупцов отличить от могил
Безумцев, транжиривших золото без сожаленья!Два холмика рядом, две гладких гранитных плиты,
Под ними тела, но уже их разрушило тленье.Да, смерть неразборчива, щедрых берет и скупых,-
Но хуже скупцам: как оставишь добро да именье!Сокровище жизни бесценно, но тает оно,
Уходят и годы, и дни, и часы, и мгновенья.Чтоб конь мог пастись, удлиняют веревку ему,
Но жизнь не продлить. Все мы станем для смерти мишенью.
В опасности племя мое - я готов умереть,
Враги угрожают - иду без боязни в сраженье.К источнику смерти дорогу могу указать
Тому, кто подвергнет собратьев моих поношенью.Я славен отвагой, стремителен, как голова
Проворной змеи, увенчавшая гибкую шею.Со мною всегда мой индийский отточенный меч,
Я клятву давал - и теперь с ним расстаться не смею.Крепка его сталь - ни царапин на ней, ни щербин,
Единым ударом я голову недругу сбрею,Мечу говоришь: "Погоди!" - но уже он сверкнул,
Сразит он мгновенно - и сам я мигнуть не успею.Покуда сжимаю в деснице его рукоять,
Любому врагу дам отпор и любому злодею.Когда прохожу я с мечом обнаженным в руке,
Верблюды в тревоге, дрожат - как бы их не задели.Дочь Мабада, друг мой, поплачь, если сгину в бою,
Как должно оплакивать павших в далеком пределе.Одежды свои разорви! Я достоин того.
Другим далеко до меня в ратном яростном деле.Иные медлительны в добрых делах, но не в злых,
Робеют пред сильными, а на пиру - пустомели.Но я не таков, никому не спускаю обид,
Будь я послабей, на меня бы с презреньем глядели,Меня б затравили всей стаей и по одному,
Но щит мой - отвага, воспитанная с колыбели.Клянусь! О невзгодах своих я не думаю днем,
А ночью тем более - сплю как убитый в постели.Не раз я, встречая опасность, свой страх отгонял
В то время, как сабли сверкали и стрелы свистели,Когда даже самые смелые из удальцов
Теряли от ужаса речь, леденели, бледнели.
* * *
Я в степь ухожу на верблюде породистом,
На быстром, поджаром, широком в груди.За мной мое племя отважное движется,
Идет мой верблюд, как вожак, впереди.Народ мой деяньями добрыми славится,
Коварства и зла от него и не жди.Он прям, но учтив и чуждается грубости,
И если ты честен, будь гостем, приди.Стада бережем мы в годину голодную:
Все сыты, и вскоре - беда позади.Последним поделится племя суровое,
Где юноши - воины, старцы - вожди.
Амр ибн Кульсум
* * *
Налей-ка нам в чаши вина из кувшина!
Очистим подвалы всего Андарина!Ну что за напиток! В нем привкус шафрановый.
Немного воды - и смягчаются вина.Вино отвлекает от грусти влюбленного,
Хлебнет он - и вмиг позабыта кручина.Скупца и того не обидят на пиршестве,
Щедрей во хмелю самый алчный купчина.Так что ж ты, Умм Амр, обнесла меня чашею?
Ты не соблюдаешь застольного чина.Что хмуришься? Все мы от рока зависимы,
Разлука нас ждет, неизбежна кончина.Постой же, тебе я поведаю многое,
Пока ты не скрылась в тени паланкина.О битвах жестоких, о воинах доблестных,
О братьях твоих расскажу для почина.Ну что ты дичишься? Разлука расстроила?
Нет! Больше не любишь ты, вот в чем причина!Когда бы не эти глаза посторонние,
Когда бы мы слиться могли воедино,Ты руки свои бы открыла мне, белые,
Живые, как вешняя эта равнина,И грудь, что из кости слоновой изваяна,
Два холмика - их не касался мужчина.Подобны атласу бока твои нежные,
А спину упругую делит ложбина.Ушел караван, с ним ушла ты, как молодость.
Что делать? И жизни ушла половина.Равнина Ямамы полоской далекою
Мерцает, как сабля в руке бедуина.Готов застонать я. Так стонет верблюдица,
Зовя верблюжонка в долине пустынной,Так мать, семерых сыновей потерявшая,
Горюет у гроба последнего сына.Сегодня и Завтра от рока зависимы,
В грядущих печалях судьба лишь повинна.Царь Амр, наберись-ка терпенья и выслушай:
Мы ринулись в бой, как речная стремнина,Мы шли к водопою под стягами белыми,
В бою они стали краснее рубина.Стал день для врагов наших ночью безрадостной,
В тот день мы к тебе не явились с повинной.Послушай, властитель, дающий убежище
Лишь тем, кто приходит с покорною миной,О том, как у царской палатки мы спешились,
На лагерь твой пышный обрушась лавиной.Собаки скулят, когда скачем к становищу,
Мы рубим противника с яростью львиной,Молотим его, как пшеницу поспевшую,
И воины надают мертвой мякиной.Под склонами Сальмы зерном обмолоченным,
Коль надо, засеяна будет низина.Царь Хиры, еще ты наш гнев не испытывал.
Восстав, он любого сметет властелина.Все знают: от предков нам слава завещана,
В бою не уроним той славы старинной.Друзей, чьи шатры для кочевки разобраны,
Всегда со своей охранял я дружиной.Мы их защищаем в минуты опасности,
Поскольку мы связаны нитью единой.С врагами сойдясь, мы мечом поражаем их,
А на расстоянии - пикою длинной.Мечом рассекаем противника надвое,
А пикой любого пронзим исполина,Хоть кажется наше оружье тяжелое
В умелых руках лишь игрушкой невинной.Плащи наши, вражеской кровью омытые,
Как пурпур, горят над песчаной равниной.Когда нападенье грозит нашим родичам
На узкой дороге, зажатой тесниной,Встаем впереди мы падежным прикрытием,
Как Рахва-гора с каменистой вершиной.И юноши наши, и старые воины
Готовы полечь, но стоят нерушимо.Мы мстим за убийство своих соплеменников,
И наше возмездие неотвратимо.Тревога - и вмиг мы хватаем оружие,
Но стоит промчаться опасности мимо,В тенистых шатрах мы пируем, беспечные,
Спокойны, хоть наше спокойствие мнимо.Стоим как никто за свое достояние.
Мы в клятвах верны и тверды, как огниво.Когда разгорелось в Хазазе побоище,
Мы, действуя с разумом, неторопливо,В резню не ввязались, и наши верблюдицы
На взгорье жевали колючки лениво.Врагу не даем мы пощады в сражении,
Но пленников судим всегда справедливо.В добычу берем только самое ценное,
Ничтожная нам не по вкусу нажива.Одежда из кожи у нас под доспехами,
В десницах мечи голубого отлива,Сгибается лезвие, но не ломается,
И наши кольчуги упруги на диво.От них на груди застарелая ржавчина,
Ни смыть, ни стереть, как ни три терпеливо.Морщины кольчуг, словно волны озерные,
Возникшие от ветрового порыва.Несут нас в сражение кони надежные,
Их шерсть коротка и не стрижена грива.По праву они перешли к нам от прадедов,
Потомкам на них гарцевать горделиво.Соседи, завидев шатры наши белые
В скалистой лощине под кручей обрыва,Толкуют о щедрости нашего племени,
Которое стойко и неприхотливо.И если сверкают клинки обнаженные,
Мы ближним на помощь спешим без призыва,Мы пленным даруем свободу без выкупа,
Но горе тому, чье смирение лживо.Никто не осмелится пить из источника,
Пока нас вода его не освежила.В неволе не быть никогда нашим женщинам,
Покуда голов наша рать не сложила.Они на верблюжьих горбах возвышаются,
Краса их нежна и достоинство мило.Мы им поклялись, что, завидев противника,
На вражьи кочевья обрушимся с тыла,Мечи отберем, и блестящие панцири,
И шлемы, горящие, словно светила.Идут горделивые наши красавицы,
Покачиваясь, как подпивший кутила.Они говорят: "Не желаем быть именами
Бессильных и робких, уж лучше могила!"И мы защитим их от рабства и гибели,
Иначе нам жизнь и самим бы постыла.Одна есть защита - удар, рассекающий
Тела, словно это гнилые стропила.Мы сами окрестных земель повелители,
Порукой тому наша дерзость и сила.Не станем терпеть от царя унижения,
Вовек наше племя обид не сносило.Клевещут, твердят, что мы сами обидчики -
И станем, хотя нам такое претило.Юнцам желторотым из нашего племени
В сраженье любой уступает верзила.Земля нам тесна, мы всю сушу заполнили,
Все море заполним, раскинув ветрила.Отплатим сторицею злу безрассудному,
Накажем его, как того заслужило.