Хремил
Это все ты не ложно теперь говоришь, хоть при этом и сильно злословишь:
Что ж из этого? Нечего нос задирать, берегись, как бы после не плакать.
Если нас пожелаешь ты все ж убедить, будто бедность гораздо желанней,
Чем богатство.
Бедность
А ты мне на речи мои возразить ничего не умеешь,
Трепыхаешься только да вздор говоришь.
Хремил
Отчего ж тебя все избегают?
Бедность
Оттого, что я лучшими делаю их. И на детях ты можешь наглядно
Это видеть: они ведь бегут от отцов, хоть отцы и желают им блага.
Да, нелегкая это задача всегда – распознать, где и в чем справедливость!
Хремил
Ты, пожалуй, готова сказать, что и Зевс распознать не умеет благое:
Ведь богатством не малым владеет он сам!
Блепсидем
(указывая на Бедность)
А вот эту на нас насылает!
Бедность
Гноем басен прадедовских, жалкие вы, залепило обоим вам разум!
Ну, конечно, Зевс беден! И это я вам докажу как нельзя очевидней.
Если Зевс сам богат, отчего же тогда он, создав Олимпийские игры,
На которые эллинов всех и всегда через каждые пять лет сзывает,
Отчего же тогда победителей он в состязанье, борцов украшает
Лишь масличным венком? Золотым должен был увенчать бы, имей он богатство!
Хремил
Ну, не ясно ль вполне, что так делает Зевс потому, что он ценит богатство?
Сберегает его; расточать же его он желанья совсем не имеет:
Победителям он пустяки лишь дает, а богатство себе оставляет.
Бедность
Вещь постыднее бедности хочешь ему приписать ты, когда полагаешь,
Что, владея богатством, немалым притом, Зевс настолько и скуп и корыстен.
Хремил
Ах, проклятая! Зевс пусть погубит тебя, увенчавши венком из маслины!
Бедность
Так посмейте ж еще утверждать, будто все, что есть только благого на свете, –
Не от Бедности!
Хремил
Что ж! У Гекаты самой нам об этом теперь остается
Разузнать: что же лучше – богатым ли быть или бедным? Пускай она скажет,
Как богатые люди в указанный день каждый месяц приносят еду ей
И как бедные сразу всю эту еду похищают, не дав и поставить…
Однако – сгинь! Не хрюкай ты
Ни словечка больше!
Не убеждай – не убедишь!
Бедность
О Аргос, их речам внемли!
Хремил
Павсона-друга призови!
Бедность
Что ж мне, горькой, делать?
Хремил
Скорей проваливай от нас!
Бедность
Куда же мне деваться?
Хремил
Колодки ждут тебя! Спеши!
Нечего тут медлить!
Бедность
Однако знайте, вы меня
Обратно позовете!
Хремил
Тогда придешь, теперь же сгинь:
Ведь лучше мне разбогатеть,
А Бедности – башку сломить!
Блепсидем
Богатым быть хочу, о Зевс,
С детьми, с женою пировать!
Когда же, умастившись,
Пойду домой из бани, –
Плевать хочу на ремесло,
Да и на Бедность тоже!
Выгоняют Бедность вон.
Хремил
Ну, наконец ушла от нас проклятая!
Теперь скорей возьмем с собой мы Плутоса
И поведем – положим в храм Асклепия.
Блепсидем
Не станем медлить, чтобы снова кто-нибудь
Не помешал нам в замысле задуманном.
Хремил
(зовет)
Эй, Карион, подстилку выноси сюда,
И Плутоса веди, как то положено,
И все возьми, что дома приготовлено.
Карион выводит слепого Плутоса. Все уходят, хор пляшет.
Эписодий третий
Карион
(вбегает)
О мужи-старцы! На Тезейских празднествах
Похлебку вы хлебали часто коркою,
Вам счастие теперь, вам радость выпала,
А с вами всем, кто в жизни шел путем добра!
Предводитель хора
Что доброго принес ты, друг друзей своих?
Ты, видно, к нам пришел, как вестник радости!
Карион
Счастливо жизнь хозяина сложилася.
А Плутоса – еще того счастливее:
Слепой прозрел, блестят теперь глаза его,
По милости Асклепия-целителя.
Предводитель хора
Готов я от радости громко кричать!
Карион
Да, радуйтесь, хотите ль, не хотите ли!
Хор
Восславим отца прекрасных детей,
Асклепия, свет для смертных.
Шум, радостные крики. Из дома выходит жена Хремила.
Жена
Что тут за крик такой? Уж нет ли весточки
Какой-нибудь хорошей? Ведь давно уже
Я, сидя дома, ожидаю этого.
Карион
Скорей, скорей, хозяйка, выноси вино
И пей при всех, – винцо, я знаю, любишь ты, –
Ведь блага все тебе несу охапками!
Жена
Да где ж они?
Карион
Из слов моих узнаешь все.
Жена
Так расскажи скорей, что хочешь рассказать.
Карион
Ну, слушай же теперь; я всю историю
От головы до пяток изложу тебе.
Жена
Ах, головы не тронь моей!
Карион
Не хочешь ты
Добра себе?
Жена
Нет, не хочу историй я!
Карион
Как только мы ко храму бога прибыли,
Ведя того, кто был тогда несчастнейшим,
Теперь же стал блаженным и счастливейшим, –
Сперва мы взяли, к морю повели его,
Потом омыли…
Жена
Зевс свидетель, счастлив был
Слепой старик, в холодном море вымытый!
Карион
Потом мы ко святилищу направились.
На алтаре лепешки, жертвы разные
Мы предали огню Гефеста мрачного;
И Плутоса, как надо, уложили мы,
Себе ж подстилки из соломы сделали.
Жена
А были там другие, бога ждавшие?
Карион
Был там и Неоклид, который хоть и слеп,
Да в воровстве заткнет за пояс зрячего,
И многие другие с всевозможными
Болезнями. Когда же, потушив огни,
Жрец нам велел ложиться спать немедленно
И приказал молчать, коль шум послышится, –
Мы тотчас же в порядке улеглися спать.
Заснуть не мог я: не давал покоя мне
Горшок с пшеничной кашею, поставленный
Какою-то старушкой в изголовии.
Чертовски мне хотелось подползти к нему.
Но тут, глаза поднявши, вижу я, что жрец
Утаскивает фиги и пирожные
От трапезы священной. После этого
Стал обходить проворно алтари кругом –
Не пропустил ли где лепешки жертвенной.
Потом все это посвятил… в мешок себе!
Уразумев всю святость дела этого,
Я кинулся к горшку с пшеничной кашею.
Жена
Ах ты, несчастный, бога не боялся ты?!
Карион
Клянусь, боялся: как бы до меня к горшку
Не подошел тот бог, венком увенчанный!
Ведь жрец его уже мне показал пример,
Но тут старушка, шум услышав близ себя,
Горшок рукой прикрыла. Свистнул я, как змей
Священный, и впился зубами в руку ей.
Старуха быстро руку вновь отдернула,
Сама ж лежала тихо, вся закутавшись
И хуже кошки навоняв от ужаса.
Горшок пшеничной каши я уплел зараз.
Когда ж набил себе живот, то снова лег.
Жена
А бог еще не приходил к вам?
Карион
Нет еще.
Затем я штуку выкинул забавную:
Лишь только сам он подошел поближе к нам,
Я грохнул, – сильно так живот мне вспучило.
Жена
Конечно, бог тут отвращенье выразил?
Карион
Нет, но Ясо, что шла за ним, сконфузилась,
А также Панакия отвернулася,
Зажавши нос: воняю я не ладаном!
Жена
А бог?
Карион
Клянусь, не обратил внимания!
Жена
По-твоему, бог, видно, деревенщина!
Карион
Скорей, дерьма любитель он.
Жена
Ах, дерзкий ты!
Карион
Но, струсив все же, быстро я закрыл лицо
Своим плащом, а бог тут, обходя вокруг,
Внимательно всех страждущих осматривал.
Затем служитель-мальчик дал Асклепию
Из камня ступку, пестик и коробочку.
Жена
Из камня?
Карион
Что? Коробочку? Конечно, нет!
Жена
Ах, пропади совсем! Да как ты видеть мог,
Раз весь закутан был?
Карион
Да через дырочки!
Их у меня в плаще, клянусь, достаточно!
И прежде всех для Неоклида начал он
Готовить пластырь; положил для этого
Головки три он чесноку теносского
И в ступочке растер их с соком сильфия.
Все это он полил сфеттосским уксусом
И налепил на глаз, да веко вывернул,
Чтоб было побольнее. С криком, с воплем тот
Стал убегать, а бог ему сказал, смеясь:
"Так и сиди здесь, пластырем залепленный,
Чтоб ложных клятв ты не давал в собрании…"
Жена
Какой бог мудрый, как он любит город наш!
Карион
А вслед за тем подсел уж он и к Плутосу,
Со всех сторон его ощупал голову,
Потом, взяв чистую льняную тряпочку,
Протер ему глаза он. Панакия же
Ему закрыла покрывалом пурпурным
И голову и все лицо. Тут свистнул бог –
Из алтаря вдруг два дракона выползли
Огромные!
Жена
О боги милосердные!
Карион
Под покрывало тихо подползли они,
Ему глаза лизали, как мне кажется.
И прежде чем, хозяйка, десять шкаликов
Успела бы ты выпить, – Плутос зрячим встал!
В ладоши тут захлопал я от радости
И разбудил хозяина. Немедленно
И бог и змеи скрылись во святилище.
Лежавшие ж кругом, как ты сама поймешь,
Приветствовали Плутоса; ночь целую
Не спал никто, пока не занялась заря.
И бога я благодарил восторженно
За то, что Плутоса вновь зрячим сделал он,
А Неоклида ослепил еще сильней.
Жена
Владыка бог, вот сила какова твоя!
Но где, скажи мне, Плутос?
Карион
Он идет сюда,
Но окружен толпою он несметною.
Все люди, что доселе были честными
И бедными, теперь его приветствуют
И руку жмут ему, сияя радостью;
Богатые ж, владевшие имуществом
Обильным, да нечестно приобретенным,
И хмурят брови и глядят все пасмурно…
А те идут, венками увенчав себя,
Смеясь, благословляя. Мерной поступью
Шагают старики, стуча подошвами.
(Хору.)
И вы здесь, все до одного, не медлите,
Скакать, плясать и танцевать пришла пора!
Никто теперь уж дома не объявит вам,
Что хлеба нет, что нет в мешке муки у вас!
Хор шумно выражает радость.
Жена
Гекатою клянусь, баранок связкою
За вести добрые, что ты принес, хочу
Тебя я увенчать.
Карион
Смотри, не медли же!
Пред нашими дверями скоро будут все.
Жена
Пойду домой, чтоб сласти для обсыпки взять
Как будто бы глаза – покупка новая.
(Уходит в дом.)
Карион
А я теперь пойти хочу навстречу им.
(Уходит.)
Хор пляшет.
Эписодий четвертый
Появляется шествие: впереди Плутос, за ним – Хремил и народ, все с венками на головах.
Плутос
(воздевая руки)
И прежде всех – тебе привет, о Гелиос!
Священная Паллада – мир земле твоей
И всей стране Кекропа, давшей мне приют!
Своих несчастий прежних я стыжусь теперь:
Не ведал я, с какими раньше жил людьми!
А всех достойных моего сообщества
Я избегал, не видя их. О горе мне!
Неверно поступал в обоих случаях.
Иначе я теперь все это сделаю,
И докажу всем на земле отныне я,
Что против воли был я с негодяями!
Хремил
(отталкивая назойливых)
Подите прочь! Как, право, надоедливы
Друзья, что тут как тут, лишь повезет тебе!
Толкаются и наступают на ноги,
И всякий хочет выразить любовь свою.
Кто только не приветствует! Какой толпой
Был окружен я стариков на площади!
Из дома выходит со сластями жена Хремила.
Жена
(обращается к мужу и к Плутосу)
Привет тебе, любимый, и тебе привет!
Постой-ка по обычаю, сластями я
Тебя осыплю.
Плутос
Нет, ни в коем случае.
С тех пор как я прозрел, я в первый дом вхожу.
А потому, друзья мои, не из дому
Мне уносить, – напротив, надо в дом вносить!
Жена
Ты, стало быть, не примешь эти лакомства?
Плутос
У очага, внутри, да, по обычаю.
Избегнем тем и шутки балаганной мы.
Не подобает нашему учителю
Бросать и лакомства и фиги зрителям,
Чтоб к смеху их принудить этой выходкой.
Жена
Ты прав, войдем. А то Дексиник – вон, гляди,
Уж с места встал, чтоб фиги на лету хватать.
Плутос и Xремил входят в дом; остальные понемногу расходятся. Хор пляшет.
Эписодий пятый
Из дома выходит Карион.
Карион
Как сладко жить, коль валит счастье, граждане,
И ничего тащить не надо из дому!
Добра такая куча в дом вломилась к нам,
Хоть никого ни в чем мы не обидели.
Разбогатеть – такая вещь приятная!
Наполнены лари мукою белою,
Кувшины же – вином душистым доверху;
Посуда вся и серебром и золотом
Полным-полна – ну, просто удивительно!
Колодец полон масла, а бутылочки –
Душистой миррой, кладовые – фигами;
А уксусницы, блюдца, утварь разная –
Вся стала бронзовой. Дощечки старые
Для рыбы – все серебряными сделались.
Очаг же вдруг у нас слоновой кости стал.
Мы, слуги, в "чет и нечет" лишь статерами
Играем, подтираемся ж не камешком,
Но лист чесночный в негу погружает нас.
Хозяин мой теперь, венком увенчанный,
Свинью, козла, барана колет в жертву там,
Меня же дым прогнал. Не в состоянии
Я оставаться там: глаза мне выело!