Их повести печальной внял Фархад,
За них страдая, застонал Фархад:"О ты, несправедливая судьба!
О, с камнем непосильная борьба!А я такие знанья берегу
И неужели им не помогу?Хоть я не для того пришел сюда,
Но слишком велика у них беда…"
* * *
Оставить их не мог беспечно он:
Горн попросил и мех кузнечный он,И кожаный передник он надел
И приступил к работе, как умел.Мех осмотрев и не найдя прорех,
Соединил затем он с горном мех,Засыпал уголь, плюнул на ладонь -
И начал в горне раздувать огонь.Затем - будь негодны иль хороши -
Велел собрать он все кирки, тиши,И все затем забросил в горн и стал
Переплавлять весь собранный металл.А переплавив, начал ковку он,
Ковал с особенной сноровкой он,Ковал кирки под стать своим рукам:
Одна - равнялась десяти киркам!Такие же тиши: коль взвесить их,
Тишей обычных было б десять в них!Напильников наделал покрупней,
Точильных наготовил он камней,И тайно всем орудиям он стал
Каренов тайный придавать закал.И, так все приготовив для работ,
Отер Фархад с лица обильный пот,Присел - и стал о деле размышлять,
Как дело повести, чтоб не сплошать.Почтительно застыв, толпа людей
Ждала, что будет делать чародей:У них орудья отобрав из рук,
Что, если сам не справится он вдруг?Как будто их сомнения прочел,
Фархад к черте арычной подошел,Киркой взмахнул - и вот уже громит
Он богатырскою рукой гранит.Ударом посильнее валит он
Такую глыбу, - не осилит слон!А послабее нанесет удар,
И то обломка хватит на харвар,От мелких же осколков люди вскачь
Оттуда разбегались на ягач.Что ни удар - то отгулов кругом -
На десять ягачей грохочет гром.Так богатырскою своей киркой
Свершить успел он за день труд такой,Который непосилен был двумстам
Работавшим три года мастерам.Теперь звучал не горя, - счастья крик:
"Да он один пророет весь арык!"Спешат начальники к Михин-Бану, -
Обрадовать хотят свою луну.
* * *
Эй, кравчий, дай из самых жгучих вин!
Я проглочу расплавленный рубин.Скалу печали чем разворочу?
Вином ее расплавить я хочу!
ГЛАВА XXXI
ВСТРЕЧА ФАРХАДА С ШИРИН
Выезд двора на места работ.
Описание красоты Ширин.
Награждение чудесного мастера.
Фархад узнает в Ширин красавицу, виденную в зеркале Искандара.
Потеря сознания.
Фархада переносят во дворец Михин-Бану
Тот ювелир, что жемчуг слов низал,
Так ожерелье повести связал.
* * *
А я, начав главу, упомяну
О том, что люди бросились к Бану.Фархад их изумил своим трудом, -
Они ей так поведали о том:"Пришел к нам некий юноша, - таких
Не видели созданий мы людских:На вид он изможден, и слаб, и тощ,
А мощь его - нечеловечья мощь.А сердцем прост и так незлобен он,
И ликом ангелоподобен он.Не справиться так с глиною сырой,
Как он с крепчайшей каменной горой.За нас один ломать он стал гранит, -
Арык на полдлины уже пробит!.."Известием удивлена таким,
Могла ль Михин-Бану поверить им?И лишь когда опять к ней и опять
Все те же вести стали поступать,Не верить больше не было причин.
Тогда Бану отправилась к ШиринИ рассказала все, что стало ей
Известно от надежнейших людей:О том, каков на вид пришелец тот,
Обычаем каков умелец тотИ как один он за день сделал то,
Чего в три года не успел никто.Воскликнула Ширин: "Кто ж он такой,
Наш гость, творящий чудеса киркой?Он добровольно нам в беде помог, -
Действительно, его послал к нам бог!Он птица счастья, что сама влететь
Решилась в нашу горестную сеть.Сокровища растрачивала я,
Напрасный труд оплачивала я,И говорила уж себе самой:
"От той затеи руки ты умой, -Арык не будет сделан никогда,
И во дворец мой не пойдет вода!.."А этот чужеземец молодой,
Я верю, осчастливит нас водой.Чем эту птицу счастья привязать?
Ей нужно уваженье оказать!"Она приказ дала седлать коней, -
Михин-Бану сопутствовала ей.За ними свита из четырехсот
Жасминогрудых девушек идет.У сладкоустой пери - строгий конь,
Весь розовый и ветроногий конь.Резвейшим в мире был ее скакун,
А прозван был в народе он Гульгун.И, управляя розовым конем,
Ширин - как розы лепесток на нем.Она пустила сразу вскачь коня -
Остались сзади свита и родня,И конь, послушный пери, так скакал,
Что пот росой на розе засверкал.Для уловленья в сеть ее красы, -
Как два аркана черных, две косы -Две черных ночи, и меж той и той, -
Пробор белел камфарною чертой.Злоумышляла с бровью будто бровь,
Как сообща пролить им чью-то кровь,И на коране ясного лица
Быть верными клялись ей до конца.Полны то сладкой дремою глаза,
То страсть пьянит истомою глаза.А губы - нет живительнее губ,
И нет сердцегубительнее губ!Как от вина - влажны, и даже вид
Их винной влаги каждого пьянит.Хоть сахарные, но понять изволь,
Что те же губы рассыпают соль,А эта соль такая, что она
Сладка, как сахар, хоть и солона.Другой такой ты не найдешь нигде -
Подобна эта соль живой воде!А родинка у губ - как дерзкий вор,
Средь бела дня забравшийся во двор,Чтоб соль и сахар красть. Но в них как раз
По шею тот воришка и увяз.Нет, скажем: эти губы - леденец,
А родинка у рта - индус-купец:И в леденец, чтоб сделать лучше вкус,
Индийский сахар подмешал индус.И о ресницах нам сказать пора:
Что ни ресничка - острие пера,Подписывающего приговор
Всем, кто хоть раз на пери бросит взор.Нет роз, подобных розам нежных щек;
На подбородке - золотой пушокТак тонок был, так нежен был, что с ним
Лишь полумесяц узенький сравним,При солнце возникающий: бог весть,
Воображаем он иль вправду есть.Жемчужины в ушах под стать вполне
Юпитеру с Венерой при Луне.Для тысяч вер угрозою угроз
Была любая прядь ее волос.А стан ее - розовотелый бук,
Нет, кипарис, но гибкий, как бамбук.Заговорит - не речь, - чудесный мед,
Харварами мог течь словесный мед.Но, как смертельный яд, он убивал
Вкусившего хоть каплю наповал…Такою красотой наделена
Была Ширин. Такой была онаВ тот день, когда предстала среди скал
Тому, кто, как мечту, ее искал.И вот он, чародей-каменолом,
В одежде жалкой, с царственным челом.Величьем венценосца наделен,
Он был силен, как разъяренный слон,А благородно-царственным лицом
Был времени сияющим венцом.В пяту вонзился униженья шип,
А камень бедствий голову ушиб.Боль искривила арки двух бровей,
Хребет согнулся под горой скорбей,Легли оковы на уста его,
Но говорила немота его.На нем любви страдальческой печать,
На нем тоски скитальческой печать.Однако же - столь немощен и худ -
Он совершает исполинский труд:С горой в единоборство он вступил -
Гранит его упорству уступил…Фархад, узрев Ширин, окаменел,
То сердцем леденел, то пламенел.Но и сама Ширин, чей в этот миг
Под пеленою тайны вспыхнул лик,К нему мгновенной страстью занялась,
Слезами восхищенья облилась.На всем скаку остановив коня,
Едва в седле тончайший стан склоня,Тот жемчуг, что таят глубины чувств,
Рассыпала, открыв рубины уст:"О доблестнейший витязь, в добрый час
Пришедший к нам, чтоб осчастливить нас!С обычными людьми не схож, ты нам
Загадка по обличью и делам.По виду - скорбен, изможден и хил,
Ты не людскую силу проявил, -Не только силу, но искусство! Нет,
Не знал еще такого чуда свет!Но, от большой беды избавив нас,
Ты в затрудненье вновь поставил нас:Ведь сотой части твоего труда
Мы оплатить не сможем никогда.За скромные дары не обессудь, -
Не в них признательности нашей суть…"
* * *
Фархад от изумленья в землю врос.
А ей закрытый подали подносС дарами драгоценными; никто
Не мог бы оценить богатство то.Поднос рукой точеною открыв,
Ширин, все извиненья повторив,Дарами стала осыпать того,
Чье чудом ей казалось мастерство.Фархад стоял, как бы ума лишен,
Так был он поражен, обворожен
Негаданно счастливой встречей той,
Изысканной, учтивой речью той.Так сердце в нем стучало, что чуть-чуть
Его удары не разбили грудь,И сам он с головы до ног дрожал,
Все успокоиться не мог - дрожал.Но вот уста открыл каменотес
И, задыхаясь, еле произнес:"Я умер от дыханья твоего,
Погиб от обаянья твоего!Но я не знаю, кто ты! Уж не та ль,
Чей образ вверг меня навек в печальИ отнял трон, и родину, и дом
И кем я был в скитальчестве ведомИ на чужбину брошен, пред тобой
Повержен в прах, ничтожный камнебой?Душа меня покинула, едва
Произнесла ты первые слова.Нет, я живу, не мог я умереть -
Твое лицо я должен был узреть!"Вздохнул он. Ветер вздоха был таков,
Что с луноликой он сорвал покров.Да, перед ним теперь предстала та -
Его любовь, страдание, мечта!Но кто лишь отраженье увидал
Возлюбленной, и то Меджнуном стал,Не будет ли небытием сражен,
Чуть самоё ее увидит он?Кто, вспомнив о вине, хмелеет, - тот,
Хлебнув его, в бесчувствие впадет…Едва Ширин свой приоткрыла лик,
Фархад ее узнал, и в тот же мигС глубоким стоном, мертвеца бледней,
Как замертво, сватался перед ней.Увидев, что, как труп, он распростерт,
Ширин воскликнула: "Он мертв, он мертв!"Как тучей помраченная луна,
Померкла, огорченная, она…Едва тот светоч верности угас,
К нему, как легкий мотылек, тотчасПоспел Шапур - и горько зарыдал:
"О ты, несчастный! Ты всю жизнь страдал:Печаль и муки - вот твоя судьба,
Тоска разлуки - вот твоя судьба!Путь верности ты в мире предпочел,
Но вот какой привал на нем нашел!Ты на него лишь раз взглянул затем,
Чтоб в тот же миг расстаться с бытием.Чист сердцем, как ребенок, был, - увы!
В сужденьях мудр и тонок был, - увы!Ни совесть ты не замарал, ни честь, -
Всех совершенств твоих не перечесть,Тебе уж не стонать, страдальцу, впредь?
Не двинуть ни рукой, ни пальцем впредь!Где мощь твоя, крушительница скал?
В ущельях, что киркой ты высекал!Что блеск и что величие твои,
Высокие обычаи твои?Раз не возглавишь ты людей земли,
Какой же людям прок от всей земли?Какие страны, в траур облачась,
Тебя начнут оплакивать сейчас?Какой народ всех более скорбит,
Какой хакан несчастием убит?Ах, лучше бы не знать Фархада мне, -
И горе не было наградой мне!"Так горевал Шапур. Не он один:
Рыдала столь же горько и Ширин,Михин-Бану не сдерживала слез,
И плакал весь цветник придворных роз.Потом уже, подавлен и понур,
Поведал им учтивейший ШапурВсе то, что знал о друге он своем,
О встрече с ним, о странствиях вдвоем…Но время наступило, наконец,
Обратно возвращаться во дворец.Шел медленно печальный караван.
И на носилках пышных, словно хан,Лежал Фархад… нет, - как великий шах,
Несомый девушками на плечах!Затем в одной из царственных палат
Оплакан всеми снова был Фархад.И жизни словно не принадлежал,
На царственном он ложе возлежал.
* * *
Эй, кравчий, верный друг мой, поспеши,
Вином крепчайшим чувств меня лиши!Я притчей стал, в любви не меря чувств,
А если пить - так до потери чувств!
ГЛАВА XXXII
ШИРИН ВЛЮБЛЯЕТСЯ В ФАРХАДА
Исчезновение Фархада из дворца. Снова в горах.
Борьба Ширин со своим чувством
Расписывавший ложе по кости,
Повествованье так решил вести.
* * *
Фархад вторые сутки нем лежал,
То - будто бы дышал, то - не дышал.При нем, не отходя ни шагу прочь,
Ширин с Шапуром были день и ночь.Когда же непреодолимый сон
Им в третью ночь сковал глаза, - то онГлаза открыл, очнулся и не мог
Понять никак, что это за чертог,Как он сюда попал, и почему
Столь пышно ложе постлано ему?..И вдруг он вспомнил, как к нему пришла
Та, что была, как солнце, вся светла,Что с ней беседы удостоен был,
Что награжден своей мечтой он был…Но пресеклась воспоминаний нить, -
Не мог Фархад концов соединить.Иль образ пери так его потряс -
Ее волшебный голос, чары глаз,Что в обморок упал он - и сюда
Из жалости доставлен был тогда?Холодным потом обдал стыд его, -
Что, если пери навестит его?И, робости не в силах превозмочь,
Стремглав он убежал оттуда прочь.Он проблуждал всю ночь, а на заре
Он возвратился, наконец, к горе,Где ради той, которую любил,
Арык в гранитных скалах он долбил.Здесь он подумал: "Я пред ней в долгу.
Чем благодарность высказать могуЕй, луноликой, светлой пери, ей,
Так снизошедшей к участи моей?Арык - ее заветная мечта,
Так пусть не будет тщетною мечта!Хоть жизни нашей скоротечен срок
(Не знаю, мне какой намечен срок),Но ровно столько я хотел бы жить,
Чтоб это дело с честью завершить…"И вот опять киркой он замахал,
Опять гранит в горах загромыхал:Что ни размах руки - то грома треск,
Что ни удар кирки - то молний блеск.А пыль - как туча, встала до небес,
Лазурь затмилась, солнца свет исчез.Его дыханья расстилался дым,
Туманом поднимался он густым.Не пыль, не дым окутали простор
Страны армянской всей от гор до гор.Нет, не туман! Весенней тучи мощь,
Гранитный град, гранитный шумный дождь.Лопатой тину или снег рукой
Не снимешь так, как он гранит киркой.И так в работе той горяч он был,
Так рвеньем трудовым охвачен был,Так быстро продвигался он вперед,
Что в изумленье ввергнутый народ,Который следом камни разгребал, -
И кушаков стянуть не успевал…Но сам рассказчик, подтянув кушак,
Вспять повернул повествованье так:Когда в то утро солнечный рубин
Открыл глаза Шапуру и Ширин,Фархада ложе пусто было. Ах!
Мгновенно свет померк у них в очах.Напрасно поднят был переполох, -
Никто Фархада отыскать не мог.Шапур пустился в горы. Прибежав,
Увидел он: Фархад и жив и здрав!Забыл Шапур и горе и испуг,
И ноги друга обнял верный друг…
* * *
А между тем - грустна, потрясена,
Стрелой любви внезапной пронзена(Как от рассказчика мы узнаем),
Ширин страдала во дворце своем.Ее уже огонь разлуки жег.
Чтоб скрыть любовь, она нашла предлог,И говорит она Михин-Бану:
"Постигнуть надо дела глубину.Дабы, напрасным угнетен трудом,
Родной народ не проклял нас потом,Направлен был к нам волею небес
Тот витязь-камнелом, но он исчез.Нам не пробить арыка без него.
Напрасен труд великий без него.Скорей гонцов повсюду разошли,
Чтоб чужестранца-витязя нашли…"Весьма тонка была Михин-Бану, -
Все сразу поняла Михин-Бану.Ей стало ясно, что граниторуб
Ее племяннице отныне люб,Что наставленьем - страсти не унять
И что пока не время ей пенять.Благоразумием руководясь,
Михин-Бану за поиски взялась.Когда же весть пришла, что витязь тот
Опять в горах усердно камень бьет,Уста Ширин, поблекшие с тоски,
Вновь расцвели, как розы лепестки.Но жаждет испытания любовь,
Томится без свидания любовь.И стала думать и гадать Ширин,
Как повидать его хоть раз один,Хоть издали, хоть как-нибудь тайком,
И даже так, чтоб он не знал о том:Она боялась, чтоб еще сильней
Не растерялся он при встрече с нейИ как бы не был тот костер открыт,
Что тайно в сердце у нее горит…Михин-Бану была душевна с ней,
Беседовала ежедневно с ней,Справлялась о здоровье, - не больна ль?
Какую носит на душе печаль?И убедилась, что Ширин чиста,
Что страсти не перейдена черта,Но что любовь проникла в сердце к ней
И с каждым днем над нею все властней.Ширин таилась: с кем ей говорить,
Какому другу сердце ей открыть?Ах, первая любовь всегда робка, -
Ширин блюла достоинство пока.Проходят дни, а все грустна Ширин,
Не ест, не пьет, не знает сна Ширин.То вдруг решает: "Я пойти должна!"
То вдруг и мысль об этом ей страшна.Честь говорит ей: "Нет!", а сердце: "Да!"
Кто скажет ей - что благо, что беда?О боль разлуки, как ты горяча!
Недуг растет, а нет ему врача.
* * *
Эй, кравчий, дай душистого вина!
Дай розового, чистого вина!Неисцелима боль моя, но ей
Благоуханное вино - елей!