В отделении милиции дежурный офицер приказал солдату вывернуть карманы. Тот с готовностью сунул руки в пуховик и вытащил два пистолета с полными обоймами и патронником. Капитан замер и стал бел как полотно. Остолбенели и оперативники, которым даже в голову не пришло, что можно расхаживать по городу с пистолетами в наружных карманах. Убийца спокойно положил оружие на стол и тихо произнес:
– Все. Больше у меня ничего нет.
Мотивом бойни в вагонзаке стали, выражаясь казенным языком, неуставные отношения между военнослужащими действительной срочной службы разных сроков призыва. А попросту говоря – дедовщина. Чтобы проверить показания Артураса, дознавателям пришлось объехать множество зон, где высаживались пассажиры вагона № 001/76040. Маршрут спецэшелона был обширен: выехав из Ленинграда, он взял курс на север и шел к Новосибирску по сложной северной траектории. Через вагонные камеры прошли попеременно полторы сотни зеков, которые свидетелями выступать не спешили. Рецидивист М. был немногословен:
– Ничего писать и говорить не буду. Я думаю, что разберутся и без меня. Скажу лишь одно. То, что вытворяли ваши "вертухаи", редко встретишь даже на зоне. Так обращаются только с лидерами.
Из уголовного дела:
"…23 февраля 1987 года около 15.00 Манхуров Джамалов подняли с постели отдыхавшего после несения дежурства Сакалаускаса и потребовали пройти с ними в туалет. В туалете они с применением угроз, сопровождавшихся избиением, заставили Сакалаускаса расстегнуть брючный ремень и стащили с него брюки до колен. После этого Манхуров стал удерживать Сакалаускаса, создавая тем самым условия, чтобы насильственно совершить акт мужеложства. Однако Джамалов не смог этого сделать по причине преждевременного семяизвержения. Во время попытки изнасилования Сакалаускас потерял сознание. Продолжая издевательства над ним и глумление, Манхуров и Джамалов поднесли к оголенным местам ног Сакалаускаса зажженные спички, а когда он от боли очнулся, Джамалов пригрозил ему, что позже его изнасилует весь личный состав сквозного караула. После ухода Манхурова и Джамалова из туалета Сакалаускас помылся и сменил кальсоны. Кальсоны, испачканные спермой Джамалова, выкинул по пути следования из окна. Проходя по коридору, он увидел, что начальник караула спит, а металлический ящик с пистолетами не заперт.
Воспользовавшись этим обстоятельством, он зашел в купе, похитил два пистолета и в туалете зарядил их. После этого направился в купе для личного состава караула. Проходя мимо купе начальника караула, Сакалаускас, опасаясь, что Пилипенко проснется, произвел выстрел ему в голову. Затем прошел в купе, в котором к тому времени находились военнослужащие Семенов, Нечаев, Джамалов, Гатауллин, Синицкий, Манхуров и проводник Дашкиев и играли в карты. Остановившись в проеме дверей купе, которые были открыты, держа два пистолета в руках, он начал стрелять из них по находившимся в купе военнослужащим и проводнику. Когда патроны в пистолетах закончились, Артурас Сакалаускас, бросив один из них на пол, прошел в купе начальника караула, взял там из металлического ящика третий табельный пистолет, перезарядил пистолет, находившийся у него, и вновь пошел в купе личного состава.
К этому времени дверь в купе оказалась закрытой. Сакалаускас произвел несколько выстрелов через дверь, а также в потолок в направлении багажного отделения, где находились Семенов и Нечаев. После этого он открыл дверь и продолжил стрельбу в раненых. В это время прапорщик Пилипенко, придя в сознание, вышел из купе. Сакалаускас, увидев его, произвел несколько выстрелов в прапорщика.
Раненый Пилипенко пытался убежать в направлении помещения кухни, однако Сакалаускас произвел несколько выстрелов ему вдогонку. Смертельно раненный прапорщик упал на пол коридора напротив кухни. По окончании патронов в пистолетах Сакалаускас бросил их и взял еще два пистолета в купе начальника караула, вновь подошел к купе личного состава и продолжил стрельбу в находившихся там лиц. Раненый начальник караула Пилипенко, пытаясь спрятаться, заполз в помещение вагонной кухни, где впоследствии умер от полученных ранений и острой кровопотери. Всего Артурасом Сакалаускасом было произведено 46 выстрелов, 33 достигли цели, 18 – стали смертельными.
Убедившись, что расстрелянные им лица мертвы, Сакалаускас забросал их матрацами. Потом зашел в купе начальника караула и переоделся в форму прапорщика, похитив также его "дипломат" с личными вещами и деньги. Уложив в "дипломат" пять пистолетов, он снял у проводника Дашкиева наручные часы, а в помещении кухни, где находился труп Пилипенко, Сакалаускас взял для себя продукты, которые также сложил в "дипломат". Свое обмундирование сжег в топке вагона. На станции Бабаеве Вологодской области поезд произвел остановку, и в 16.35 Сакалаускас покинул вагон, захлопнув при этом за собою дверь".
"Деды" издевались на глазах зеков. Те поначалу с интересом взирали на истязания, отпускали пошлые остроты, а иногда подбадривали. Для заключенных это было едва ли не единственным развлечением, которое напоминает комедию или трагедию. Но чем дальше шел этап, тем противней становилась вся эта картина даже для зеков. "Во, менты чудят, – слышался чей-то голос из-за решетки. – Уже бы кокнули его, что ли. Совсем озверели, сучары".
Нечаев, который любил надевать миску с горячим супом на голову Артураса и делать "велосипед" (способ издевательства, при котором спящему между пальцами ног закладывают бумагу, тряпку или вату и поджигают), получил три пули в голову и умер мгновенно. Повар Гатауллин, который засыпал в порцию "духа" полстакана соли или песка, а также часто лишал его завтрака или обеда, умер от трех огнестрельных ранений головы. Старший сержант Семенов, он же – заместитель начальника сквозного караула, макал Артураса лицом в унитаз, порвал ухо, ставил в наряд на десять часов, лишал сна и просто бил. За это он принял одну пулю в затылок и две в грудь. Проводник Михаил Дашкиев был добродушным и "духа" не трогал, но под раздачу также попал.
Можно сказать, что Артурас завалил проводника случайно. Когда убийца менял обоймы, проводник торопливо закрыл дверь. Это настолько всполошило стрелка, что он, не задумываясь, выпалил в тонкую пластиковую дверь целую обойму.
Дальнейшая судьба Сакалаускаса сложилась более чем странно. В ней столько белых пятен, версий и домыслов, что расставить все точки над "i" не могут до сих пор. На заключительном этапе следствия убийцу направили в Москву на психиатрическую экспертизу в институт имени Сербского. Уже были полностью подготовлены тринадцать томов уголовного дела и обвинительное заключение, с которыми должен был ознакомиться подследственный после возвращения из Москвы. Спустя два месяца судебно-психиатрический институт признал солдата здоровым. Перед этапом в ленинградские "Кресты" Артураса поместили в "Матросскую тишину", откуда его должен был забрать конвой. Но конвойная бригада все не ехала. Создавалось впечатление, что об убийце восьмерых человек попросту забыли.
В камере столичного следственного изолятора Сакалаускас провел почти месяц. В конце концов его привезли в Ленинград, однако в очень странном состоянии. Тюремные психиатры видели в этом обыкновенную симуляцию. Тем не менее Артурас, который до этого сотрудничал со следствием и охотно давал показания, на последних допросах глядел куда-то в стену и выдавал лишь несвязные обрывки фраз. После долгих процессуальных мучений его отправили на повторную экспертизу. На этот раз врачи нашли у пациента "отчетливо выраженные признаки болезненного расстройства психической деятельности. Больной представляет особую опасность для общества. Нуждается в направлении на принудительное лечение со строгим режимом содержания".
Оценить состояние Сакалаускаса, то есть определить – годен он к расстрелу или нет, брались многие клиники. Его перебрасывали из палаты в палату, из клиники в клинику почти три года. Последним диагнозом стали такие строки: "Хроническое психическое заболевание с непрерывно прогрессирующим течением. Нуждается в принудительном лечении с общим режимом наблюдения". Больного отправили в Литву. Еще через два года его адвокат публично заявил, что психический недуг Артураса был вызван искусственным путем. Якобы в "Матросской тишине" ему вводились сильнодействующие психотропные вещества, разрушающие психику человека.
Тюрьма
Прибытие автозака
Автозак остановился: послышалось лясканье сдвигаемых ворот так называемого "шлюза"; машина въезжает в "шлюз" – закрываются первые ворота, и открываются еще одни. Автозак въезжает во двор тюрьмы. Все меняется: интонации голосов конвоя, лай овчарок, запахи. Если успеешь оглянуться вокруг, то увидишь иные цвета, иные камни. Конвоиры равнодушно-спокойны, однако в содружестве с тюремщиками могут "нагнать жути": напустить овчарку на кого-нибудь, наподдать прикладом по ребрам. Роптать бессмысленно: "нагнетание жути" – испытанный элемент тюремной практики.
Боксы
Из автозака заключенные переходят в боксы: начинается "сборка". Боксы – небольшие камеры площадью от 1 квадратного метра с узкой скамьей или выступом вдоль стены. В них помещаются заключенные перед этапом, перед вводом в камеру, во время вызова к следователю или адвокату и т.п.
Сборка
Сборка – действие, мероприятие, аналогичное, скажем, одновременной записи данных новорожденного в роддоме и его регистрации в ЗАГСе. На "новорожденного" заводится дело; в специальную карту при нем заносятся его особые приметы, татуировки, шрам от аппендицита. Обязательно – дактилоскопия (отпечатки пальцев), медосмотр.
От первичного медосмотра в СИЗО (тюрьме) может зависеть очень многое. Занесенная в медкарту болезнь, а тем более инвалидность помогут выхлопотать медпомощь, лекарства на долгом пути от тюрьмы до зоны, а в самой зоне – получить соответствующую работу. Впрочем, раньше практиковалось снижение 1-й группы инвалидности до 2-й, 2-й – до третьей, а 3-й – до "возможности легкого труда".
Абсолютными льготами по инвалидности пользуются лишь явно увечные – безногие, слепые, безрукие или находящиеся в двух шагах от "гробового входа". Иногда и у одноногих отбирают деревянную ногу или протез – до этапа на зону, по усмотрению врачей.
Шмон в тюрьме
Шмон (обыск) в тюрьме резко отличается от поверхностного капэзэшного шмона. Из подошв обуви выдергивают супинатор (железную пластину, пригодную для изготовления заточки), заставляют присесть раздетого догола зека, раздвинуть ягодицы; ощупывается досконально вся одежда.
Существует множество способов проноса денег и запрещенных предметов в тюрьму и зону, они достаточно подробно описаны в детективно-тюремной беллетристике. К тому же еще до тюремных ворот многие из этих способов становятся известны первоходочникам от бывалых людей. Как мы уже говорили, отбираются в основном предметы, могущие послужить орудием самоубийства и убийства. Впрочем, если и не хочется ни кончать с собственной жизнью, ни прерывать чужую, то все-таки запрещенный предмет – "мойка" (лезвие), гвоздь или катушка ниток дают ощущение некоей победы над тюрьмой, дают чувство свободы и независимости…
В свое время я ухитрился довезти от КПЗ и пронести в зону ни разу не пригодившуюся мне половинку ножовочного полотна; всякий раз прохождение шмона с полотном оборачивалось неделей хорошего настроения.
Стрижка
Парикмахер превращает гражданина в тюремного зека: борода, часто усы, вообще – волосы – состригаются, бреются. До суда по закону стричь наголо нельзя, но в тюрьме стрижка обычно аргументируется вшивостью, чесоткой и т.п. Между прочим, стриженный наголо подсудимый вызывает у судьи и "кивал" (народных заседателей) вполне закономерные ощущения. Лысая голова может обернуться лишним годом срока.
Фото
Фотограф увековечивает "нового человека" для тюремного дела и всевозможных регистрационных карт. В тюрьме все иное, особое – так и эти фотоизображения в фас и в профиль (необязательно даже быть лысым) превращают симпатичное лицо в преступный образ: меловые щеки полупокойника, остекленевшие глаза… Это касается не только фото на входе в тюрьму – фото для справки об освобождении точно такое же.
Транзитка
Часто после обработки отправляют в транзитную камеру. Там могут быть шконки для сна и отдыха (о них позднее), а могут – и старинные коммунальные нары в два этажа (они сохранились во многих пересыльных тюрьмах).
Именно на сборке, а точнее – в боксах и в транзитных "хатах" (камерах) человек впервые сталкивается с законом и беззаконием (беспределом) тюремно-лагерного мира. Дело в том, что именно в транзитках зековский народ проходит сплошными потоками и исчезает в неизвестных направлениях. Сколачиваются временные группировки беспредельщиков, обирающие первоходочников и просто бессловесных зеков. Иногда происходят и кровавые разборки: встречаются фуфлыжник (должник) с кредитором, разномастные враги…
Впрочем, этот период жизни зека богат и положительными впечатлениями. Люди иногда сходятся мгновенно, взаимные симпатии за короткий срок перерастают в уважение и дружбу, зек по-братски поддерживает зека.
Никогда не забуду Валерика Зангиева, осетина из города Алагир, "подогревшего" меня десятью пачками сигарет, полотенцем и "марочками" (носовыми платками) перед разводом по постоянным "хатам". Наш ночной разговор ("базар") в транзитке питерских "Крестов" не просто скрасил существование, а дал мне лично длительный заряд бодрости и пополнил скудный запас сведений о тюремной жизни.
Баня, прожарка
Перед раскидкой по постоянным "хатам" (камерам) все зеки в обязательном порядке проходят две санитарные процедуры: баню и т.н. "прожарку". Зеков отправляют в баню, о которой мало что можно сказать; в некоторых тюрьмах это заведение вполне сравнимо с подобными заведениями на воле, в других – напоминают помывочный пункт эпохи военного коммунизма (кусочек мыла величиной с мизинец и никаких мочалок).
Вещи едут на крючках в дезинфекционную прожарочную камеру (от вшей и т.п.). Вместе с вшами (если таковые имеются) гибнут также пластмассовые пуговицы, синтетические волокна; одежда приобретает изрядно помятый облик. Можно, конечно, договориться с зеком-обслугой: кто откажется от пачушки сигарет? И одежда останется целой. Но опять же и вши не пострадают…
Постельные принадлежности
Перед самым входом в "хату" государство выдает своему гражданину казенные атрибуты: постельное белье (две простыни, одеяло, наволочку), матрас, полотенце, иногда, зимой, нижнее белье (солдатские кальсоны с завязками внизу и нижняя рубаха, майка, трусы. Кальсоны эти мало кто носит, но зато они хорошо горят, доводя до кипения чифир в казенной алюминиевой кружке. Одеяло превращается в теплую безрукавочку; из простыни можно нарезать полосы для запуска "коня" в "хату" ниже этажом. Вычтут, конечно, за порчу какие-то деньги, но это когда будет! А польза – вот она, сей час!
Вход в камеру
Наконец по три-четыре человека ведут пупкари (надзиратели) по мрачным коридорам тюрьмы, передают коридорным дежурным. Звякают засовы, скрипят замки, открывается тяжелая дверь, покрытая стальным листом, – вы протискиваетесь, с трудом удерживая матрас и мешок, в камеру; пупкарь подталкивает, энергично запирает дверь – и на вас устремляется десяток пар глаз тех, с кем вам отныне придется делить тяготы и скромные радости тюремной жизни.
Можно лишь посмеяться, вспомнив "входы в хату" из советских и нынешних кинофильмов. Ангельских лиц не увидишь в настоящей тюрьме, но и рожи вроде Доцента из "Джентльменов удачи" – большая редкость.
Сейчас во многих тюрьмах разрешены телевизоры. Если "хата" большая (в Бутырке, например), то телевизор не помеха. Но трудно представить "ящик" в маломерной и переполненной "хате" питерских "Крестов". (На тюремной "фене" (жаргоне) "телевизор" – шкафчик настенный без дверок, с полками, на которые кладутся пайки, кружки и все остальное, аналогичное.)
Встреча новенького нынче происходит кое-где абсолютно равнодушно, без всякого интереса. По свидетельству очевидца – на его появление в "хате" никто даже не повернул головы, настолько "граждане" были увлечены просмотром очередного "сеанса" аэробики или шейпинга. (Кстати, "сеанс" потюремному – изображение женщины в обнаженном или полуобнаженном виде, эротика, порнография. Раньше это были открытки, рисунки, теперь же "сеанс" можно раскавычивать – слово обрело буквальное воплощение.)
Встречают по-разному, входят тоже… Кто – как в дом родной, а кто – как будто падая в некую бездну, со страхом и неведением.
"Хата" (камера)
Разные тюрьмы, разные "хаты". Тюремный закон – один для всех. Имею в виду не писанные на бумаге инструкции МВД и статьи Кодекса, а десятилетиями вырабатываемый негласный закон, или, как еще говорят, "понятия". Именно "понятия" (а они как бы шире закона) определяют основные принципы сосуществования огромного числа зеков России в тюрьмах и зонах.
Знакомство с "понятиями" (или отсутствием таковых) начинается с тюремной камеры (хаты).
Многие "первоходочники", особенно – малолетки, уверены, что право сильного, практикуемое на улице (дискотеки, тусовки), – и есть основа тюремного закона. Результатом этого заблуждения является, например, так называемая "прописка", распространенная в "хатах" общего режима и у малолеток.
Подлянка
В некоторых следственных изоляторах (СИЗО) существуют процедуры встречи и испытаний несовершеннолетних правонарушителей, прибывших в камеру.
Чтобы определить, что представляет собой прибывший в камеру новичок, бывалые молодые арестанты разработали систему испытаний, с помощью которой устанавливают, знает ли он обычаи, поступки, правила поведения в определенных ситуациях камерной жизни.
Эти обычаи и правила, знание которых свидетельствует о близости человека к преступной среде, называются "подлянкой". Если новичок их знает, то это говорит о том, что он сознательно шел на преступление и готовил себя к тому, что окажется в ИТУ, а значит, с ним нужно держаться как с равным. Если новичок не знает подлянки, он может подвергнуться унижениям.
Изучение прибывшего в камеру начинается с расспросов о его биографии. Кто его родители, с кем дружил. Есть ли у него кличка. Кличка сама по себе создает определенное положительное отношение к нему. Если нет клички, то применяется обычай "кидать на решку", то есть кричать в окно: "Тюрьма, дай кликуху!" Если новичок соглашается на эти процедуры, всем становится ясно, что он – неопытный человек, и ему дается кличка, как правило, презрительная. Это первый шаг к подавлению и даже травле неопытного человека.
Следующим приемом проверки является реагирование, например, на брошенное полотенце, одежду и т.п. Если пришедший обладает познаниями в подлянке, то он должен не только не поднять этот предмет, но и наступить на него и вытереть ноги. Осведомленный о сущности подлянки не поднимет упавшее мыло во время туалета. Иногда при передаче мыла новичку подлянщик специально роняет его. Если новичок поднял его, то этим самым "поклонился" (покорился). Правило такое: "Не я ронял, не я должен поднимать".