Спасение после смерти осмысливалось как переход в Царствие Небесное. Земная церковь считалась его прообразом (или образом Небесного Иерусалима из "Откровения" Иоанна Богослова). По всей видимости, эта параллель была естественна и понятна не только адептам ученой культуры, но и всякому человеку, посещавшему мессы и проповеди. Эсхатологическим символизмом были проникнуты многие обычаи и ритуалы Средневековья. Традиция, по которой всякий правоверный христианин должен был упокоиться после смерти если не в самой церкви, то по меньшей мере в прилежащей к ней освященной земле, несет на себе отпечаток этого символизма. Храм, который строил заказчик, был прообразом чаемого им Царствия Небесного. Возводя его, он не просто занимался благодеянием, но и выстраивал модель желаемой судьбы. Нередко заказчик заранее предполагал церковь местом своего будущего упокоения и строил ее именно с такой целью. А если эта цель им и не формулировалась специально, то все равно погребение человека в им лично выстроенном храме казалось современникам наиболее естественным. Символические параллели, подразумевающие взаимосвязь ритуализированных действий в дольнем мире и событий в мире ином, характерны для средневековой культуры (если не сказать – для религиозной культуры вообще). Локализации тела внутри прообраза Царствия Небесного должно было отвечать перемещение бессмертной души в рай. О такой "инсценировке" посмертной судьбы косвенным образом свидетельствуют некоторые exempla – поучительные истории, вставляемые священниками в проповеди. Целая серия этих рассказов посвящена своего рода неверным проекциям – то есть случаям, когда похороненным в церкви оказывался человек, не заслуживший спасения, и это становилось причиной конфликта с потусторонним миром: тело грешника, похороненного в церкви, во время богослужения неведомая сила выкидывала вон из церкви; призрак ростовщика, похороненного в храме, являлся ее служителям с упреками в том, что, несмотря на "правильное" захоронение, он попал не в рай, а в ад; святой являлся во сне священнику с требованием удалить тело грешника из церкви и т. д. Нередко смиренность в сознании собственных грехов мешала мирянину претендовать на место внутри церкви, и он завещал хоронить себя в ее преддверии – или такое решение принималось за него.
Кроме того, как уже говорилось, возводимая церковь осмысливалась заказчиком как дар, адресованный Богу через посредничество святого. Обмен дарами был важной коммуникативной составляющей в средневековом мире, и общение с миром иным часто выстраивалось по тем же законам. Всякий дар требовал адекватного ответа; сама его форма нередко служила подсказкой тому, каково должно быть воздаяние (вспомним упомянутый выше стих Сугерия: небесное пристанище выспрашивается им в обмен на земное "обиталище", выстроенное для святого). Потому в дарении образа Небесного Иерусалима было заключено и подспудное ожидание возвратного дара в виде действительного Царствия Небесного.
Итак, мы попытались выявить некоторые глубинные культурные основы, которые проявлялись в деятельности средневековых заказчиков: по меньшей мере они обнаруживают себя в текстах интересующей нас эпохи, представляющих осмысление этого феномена. Выявить их было тем более важно, что в рамках самой средневековой культуры специфика конкретной деятельности заказчика, как правило, не привлекала устойчивого внимания, уступая более глобальному осмыслению его действий как созидания храма. Религиозный характер большинства документов, на которые мы сейчас вынуждены опираться, конечно, во многом определяет характер и ориентиры их повествования. Но поскольку здание церкви – объект, неотделимый от религиозной культуры, такая перспектива осмысления представляется необходимой и для нас. Созидание храма предстает исключительно важным деянием для человека, связанным с осмыслением и внешней репрезентацией как своей индивидуальной судьбы, так и общественной роли. Этот процесс происходит в форме коммуникации с трансцендентным миром: здание является одновременно даром, призванным вызвать благорасположенность вышних сил, и посланием, свидетельствующим о нравственном улучшении созидателя и его усердии в исполнении своей земной роли. Одновременно коммуникативная составляющая присутствует и в отношении к людям. Созидатель церкви вносит порядок в человеческую общность, побуждает многих присоединиться к процессу созидания и – посредством своей деятельности – адресует людям также некоторое послание, характеру которого мы уделим внимание в свое время.
2.3. Социальные категории заказчиков
Обратимся теперь к социальному плану той действительности, в рамках которой развертывалась деятельность заказчиков, и постараемся ответить на вопрос о том, кто же, собственно, мог им стать. Как уже говорилось, функция инициатора создания церкви как архитектурного произведения не имела однозначного определения в средневековой лексике, потому что она не находила самостоятельной значимости в плане его социальной активности. Заказ церкви как произведения был действием, сопутствующим реализации целого ряда социальных ролей, основные из которых мы разберем ниже. Оговоримся сразу, что эти роли представляют собой не однопорядковый перечень в рамках той или иной модели общества, а скорее ряд стратегий, во многом пересекающихся, так или иначе обозначенных самой средневековой культурой.
Ближе всего к интересующей нас проблематике подходит роль основателя (fundator) церкви. Основатель – человек, решение которого определяло сам факт появления церкви во всех ее ипостасях, а не только как произведения. Решение основателя облекалось в некоторые действия, главным из которых было предоставление необходимых средств. Церковь, как уже говорилось, была не просто зданием, но неким целостным организмом, обладающим всем необходимым для самостоятельного бытия в рамках феодального общества. Для начала ее существования основатель должен был не только позаботиться о строительных нуждах, но и выделить новой церкви угодья, права, хозяйственные строения – так называемое приданое (dos). Основателями церквей в этом смысле могли быть как деятели церкви, так и миряне, особенно если говорить о дореформенной ситуации (начало XI в.). В конце XI и в XII в. эта роль преимущественно переходит к мирянам. Однако основателем мог быть назван и священнослужитель, озаботившийся созданием нового храма и (как правило) привлекавший для реализации задуманного средства мирян-донаторов. В XI–XII вв. самыми знаменитыми основателями такого рода становились монахи-отшельники и проповедники, создававшие монастыри обновленного типа. Также в конце XI и в XII в. "основателями" нередко назывались аббаты-реформаторы. Реформирование монастыря, часто сопряженное с перестройкой его главного храма, нередко осмысливалось хронистами как начало нового этапа существования церкви, ее переоснование.
Владелец церкви – эта роль в интересующий нас период постепенно изживает себя. В ходе церковной реформы владение церквами преобразуется в патронат – форму попечительства, не связанную с собственническими правами. Однако время, предшествующее XI в., часто называется эпохой "частной церкви". Церковь как хозяйственная единица (совокупность прав и угодий, прилежащих к ней) осмысливалась как часть владений ее основателя или того, к кому она впоследствии перешла. В эпоху набегов защита со стороны мирян и как следствие подчинение им было для церквей единственным шансом на выживание. В документах VIII–IX вв. светский основатель (или его наследник) назывался владельцем церкви, имея право на присвоение церковного дохода, которое он мог отчуждать, как и право на любую другую собственность. Владельцем мог быть не только светский, но и церковный сеньор: монастырь, собор, коллегия, то есть, как правило, крупные церковные институции, относившиеся к рангу высшей церкви; они также предоставляли мелким церквам защиту и поддержку. В область полномочий владельца входили поддержание здания церкви в порядке и назначение священника.
Патрон (patron), или попечитель церкви, – эта роль со всеми присущими ей характеристиками будет обозначена в полном смысле несколько позже в особой части канонического права, известной под названием Jus patronatus. Патроном становился чаще всего основатель церкви (если речь идет о мирянине) или потомок основателя. Патрон имел право предлагать своего претендента на должность настоятеля; его обязанностью была забота о насущных потребностях церкви, в том числе (и в первую очередь) о поддержании в хорошем состоянии здания храма, при необходимости – о его перестройке. Попечительство о церкви – форма взаимоотношений, установившаяся после отмены права частной церкви. В интересующий нас период трансформация по отмене владельческих прав на церкви и превращению бывших собственников в патронов еще не завершилась и не получила внятного юридического оформления. Тем не менее сам феномен патроната – с весьма частыми собственническими "рецидивами" – уже можно отметить и для конца XI, и особенно для XII в. Патронами могли быть как влиятельные миряне, так и церковные институции (высшие церкви) – монастыри и соборы в лице своих настоятелей.
Донатор – человек, выделявший часть своих средств или владений на благо церкви. Дар мог быть никак не связан со строительством (и тем не менее послужить этим нуждам), а мог подразумевать его. Донатор мог действовать по собственной инициативе или откликаться на призыв настоятеля церкви. Его инициатива могла иметь конкретный характер и касаться изготовления или поновления определенных деталей (алтарей, витражей, реликвариев и т. д.). Донатором мог выступать как мирянин, так и прелат – здесь опять-таки надо отметить, что с течением времени и установлением большей определенности мирских и церковных полномочий этот род активности (к середине XII в.) остается в основном за мирянами.
Наконец, среди тех, кто мог – и должен был – проявлять инициативу по строительству храмов, следует отдельно упомянуть священнослужителей всех рангов. Священник приходской церкви, настоятель монастыря, декан коллегии, епископ уже по роду своей деятельности должны были проявлять заботу о вверенной им церкви (или церквах – в случаях епископов здесь надо иметь в виду не только собор, но и в целом все храмы диоцеза; в случаях аббатов и ректоров – все церкви, подчиненные монастырю или коллегии). Собственно, все упомянутые выше роли подразумевали заботу о здании церкви скорее как нечто возможное, какого бы размаха ни достигала эта деятельность фактически, для священнослужителей же это была обязанность, обусловленная непосредственно их саном.
Таким образом, инициатива по строительству церкви могла быть обусловлена разными причинами и вписана в разные социальные стратегии. Думается все же, что в вышеперечисленных вариантах, подразумевавших строительную активность, нужно отметить две принципиально разнящиеся позиции: первая – когда забота о здании церкви была для заказчика необходимостью, потребностью, вытекавшей из его рода деятельности и связанных с ней обязательств (случай священнослужителей, заботившихся о своей церкви и пастве); вторая – когда она носила скорее внешний характер добровольно принимаемых на себя обязательств (случай светских патронов, владельцев, основателей).
Каждая из обозначенных нами ролей касается целого ряда социальных групп средневекового общества. Особенности действий человека чрезвычайно сильно зависели от его положения в обществе, поэтому такой стратификации заказчиков следует уделить особое внимание. Ниже будут представлены социальные категории лиц, упоминаемых в текстах о строительстве церквей, и особенности того, как обрисована их позиция. В их представлении мы постараемся уделить первоочередное внимание интересующему нас региону Пуату.