Весь перечень социальных групп, рассмотренных выше на предмет их возможной активности в качестве заказчиков, можно разделить на два больших массива: прелаты и миряне. При всем разнообразии стратегий как тех, так и других ключевая разница их позиций очевидна, и итоговое произведение должно было сохранять в себе некоторые черты, обусловленные ее спецификой. Поэтому вопрос в отношении средневекового заказчика нередко ставится именно так. Относительно церквей Ольнэ и Меля (и в целом церквей Пуату XII в.) проблема определения заказчика вставала в таком ракурсе, если она вообще вставала. В большинстве искусствоведческих исследований (где вопрос о заказе не проблематизирован) заказчиком назывался церковный патрон храма на момент его перестройки: монастырь Сен-Жан д’Анжели в случае Меля, собор Пуатье в случае Ольнэ – владелец церкви автоматически отождествлялся с его заказчиком.
Такая прямая логика была подвергнута сомнению в исследовании Л. Сейдел, посвященном иконографии порталов аквитанских церквей (среди которых – храмы Ольнэ и Меля). В рельефах церквей она обнаружила мотивы, отсылающие к светской рыцарской культуре и к актуальной в эпоху крестовых походов идее о немедленном загробном воздаянии в случае мученической смерти. Инициаторами создания таких сюжетов (а следовательно, и самих храмов) должны были выступить, по ее мнению, миряне – бывшие собственники церквей. Отмечая высокую активность светских заказчиков в регионе в предшествующий период, Сейдел предполагает, что связь бывшего владельца с церковью могла сохраняться и после ее передачи монастырю. Но социальный аспект вопроса в ее книге затронут слишком слабо (почему за светскими мотивами обязательно должны стоять миряне, какова была логика их созидательной инициативы, остается неясным), и критика такой позиции звучит гораздо более убедительно.
Критические замечания на этот счет высказала, в частности, А. Чериковер в своем исследовании романской скульптуры Аквитании. Именно переход храмов из частных рук в ведение монахов обусловил, по ее мнению, их массовую реконструкцию. Находясь в собственности мирян, церковь была, как правило, разделена между несколькими владельцами, что затрудняло управление ею в хозяйственном отношении. Храмы ветшали, и передача в руки церкви спасала их от полного разрушения. В нашем случае о таком разделенном владении следует говорить по меньшей мере в отношении Ольнэ – известные нам дарственные на разные части церкви-собственности составлены от представителей разных семей. Эта версия хорошо согласуется и с отмеченным нами смещением акцента в строительной активности священнослужителей и мирян: в XII в. она в целом ощутимо смещается в сторону первых. Так что гипотеза о том, что наши церкви были перестроены прелатами, исходно более основательна.
Все доводы за то, что заказчиками могли выступить миряне, касаются исключительно внешнего вида построек. Однако не будем отметать и эту версию, ведь на ряд вопросов, диктуемых произведением, действительно трудно ответить, предполагая заказчиками деятелей церкви. Если перестройка была обусловлена их утилитарным стремлением спасти разрушающиеся здания, почему они оказались столь прихотливо отделаны и необычно украшены? Почему главным изображением церквей, вынесенным на фасад, оказалась монументальная скульптура всадника, не имеющая внятной трактовки, но уж точно не соотносимая ни с Христом, ни со святыми, которым посвящены храмы? В конце концов, вовсе не обязательно рассматривать активность мирян и церковнослужителей как взаимоисключающие факторы – они вполне могли действовать согласованно.
Поэтому рассмотрим для начала имеющуюся информацию как о прелатах, так и о мирянах, которые могли выступить с инициативой по перестройке обоих храмов, и попробуем восстановить возможную логику ситуации. Начнем со служителей церкви.
4.1. Мель: монастырь Сен-Жан д’Анжели
Как уже говорилось, с конца XI в. церковь Сент-Илер в Меле перешла во владение монастыря Сен-Жан д’Анжели. Мель расположен на довольно значительном расстоянии от аббатства (50 км), однако это отдаление все же приемлемо для того, чтобы предположить непосредственное участие аббата и монахов в реконструкции церкви. Судя по сообщениям некоторых хартий, в аббатстве Сен-Жан уделяли немалое внимание перестройке подчиненных церквей: по меньшей мере в двух случаях – в одном светский сеньор, бывший владелец церкви, в другом епископ Сента – передают монастырю обветшавшие или разрушенные церкви специально с тем, чтобы монахи их восстановили. Может быть, при монастыре были собственные монахи-архитекторы, хотя доподлинно об этом ничего не известно.
На одной из капителей хора церкви сохранилась надпись: FACERE ME AIMERICUS ROGAVIT ("меня просил сделать Эмери") (илл. 3.10). Надпись не оставляет сомнений в том, что упомянутый Эмери – заказчик или по меньшей мере один из заказчиков церкви. Согласно версии, высказываемой некоторыми исследователями, это имя аббата Сен-Жан д’Анжели. Однако в действительности это маловероятно: известно всего два аббата, носивших такое имя, и оба они жили гораздо раньше времени реконструкции церкви (Эмери I (конец X в.); Эмери II (1012 – до 1038 г.)). С интересующим же нас периодом (конец XI – начало XII в.) могло соотноситься правление трех аббатов: Одона (1060–1086 гг.), Аускульфа (1086–1103 гг.) и Генриха (1104–1131 гг.).
Одон стал аббатом в 1060 г. Аббатство Сен-Жан было реформировано и присоединено к Клюни в начале XI в., и первые аббаты после этого назначались настоятелем Клюни. Но Одон был уже не назначен, а избран капитулом Сен-Жан. После 1060 г. он подписал ряд грамот, касающихся как своего собственного монастыря, так и других – Нотр-Дам в Сенте, Сен-Максен и Монтьернеф в Пуатье, Сен-Сибар в Ангулеме. В 1068 г. Одон присутствовал на церковном соборе в Тулузе, в 1078-м – в Пуатье, а в 1079-м и в 1080-м – на двух соборах в Бордо. В 1077 г. он засвидетельствовал грамоту об основании обители Монтьернеф, заменив отсутствовавшего аббата Клюни; в 1081 г. поставил свою печать под письмом графа Пуатье Ги-Жоффруа Гийома о передаче Клюни монастыря Сент-Этроп в Сенте. Вообще этот аббат был, по всей видимости, весьма близок графу: он выступал свидетелем (возможно, и советчиком) в ряде его важнейших решений, и именно он в 1086 г. дал последнее причастие графу и присутствовал при его кончине в замке Шизе – незадолго до своей собственной смерти. Аббатство во время его правления было образцом порядка и благонравия: папа Урбан II, стремясь упорядочить жизнь монахов в монастыре Сен-Сибар в Ангулеме, предписывал им взять за образец устав аббатства Сен-Жан.
Преемник Одона Аускульф ничем особенным в анналах монастыря отмечен не был – его правление было, судя по всему, временем спокойного процветания. Число дарений Сен-Жан д’Анжели за время его аббатства существенно возросло, и, кроме всего прочего, именно при нем две упомянутые выше церкви – Сен-Пьер в Мате и Сен-Пардульт в Кириаке – были переданы аббатству с условием их перестройки.
Следующий аббат – Генрих – встал во главе общины в 1104 г. Человек авантюрного и амбициозного склада, прямой родственник графа Пуатье, он оставил в монастырских анналах сложную и противоречивую память. Будучи избранным на свою должность по настоянию графа, он сам нередко поощрял светскую инвеституру, заслужив неодобрение Ива Шартрского и других прелатов. Руководство Сен-Жан д’Анжели он пытался совместить с управлением английским монастырем Бёрч, что вызвало возмущение церковных иерархов и стало в итоге причиной его низложения. Свою политику в Сен-Жан он строил, стараясь еще более сократить контакты с Клюни и действовать независимо, за что также удостоился многочисленных упреков. Однако отношения с метрополией играют все же важную роль в деятельности и личной судьбе этого аббата. Довольно красноречив тот факт, что Генрих начал свою сознательную жизнь и закончил ее клюнийским монахом: он был им до избрания аббатом Сен-Жан; будучи отстранен в ходе конфликта с братией от аббатского престола, вновь удалился в Клюни.
Таким образом, единственное упоминание о строительных инициативах монастыря относится ко времени аббата Аускульфа; поскольку речь идет именно о подчиненных церквах (более того, переданных в подчинение с условием их перестройки), это существенные для нас сведения. Именно ко времени правления Аускульфа относится первый этап реконструкции церкви Сент-Илер (дарение, датируемое примерно 1080-ми гг., могло быть сделано еще при Одоне, но сама перестройка наверняка была осуществлена уже при Аускульфе). В дарственной не оговаривается, что церковь передается на условиях ее реконструкции, но по факту этот случай вполне сравним с упомянутой передачей и перестройкой церквей в Мате и Кириаке. О том, какое участие в таком деле мог принимать сам аббат, нам, к сожалению, неизвестно. Однако то немногое, что сохранилось о нем в анналах Сен-Жан, говорит в пользу его образа как аббата-строителя (во всех отмечавшихся выше смыслах): его правление отмечено спокойным благоденствием и порядком в монастыре, а также ростом дарений. Что касается его последователя, который в дошедших до нас сообщениях выглядит скорее авантюристом, чем созидателем, представить его в такой роли несколько трудно. Поэтому в отношении второго этапа перестройки Сент-Илер (произошедшего во время правления аббата Генриха) у нас, пожалуй, нет дополнительных доводов для подтверждения активной роли церковного заказчика, хотя нет их и для ее опровержения.
4.2. Ольнэ: соборный капитул Пуатье
Храм Сен-Пьер в Ольнэ на момент перестройки находился во владении соборного капитула Пуатье, поэтому со стороны церкви в качестве заказчика с наибольшей вероятностью должны были действовать епископ Пуатье и каноники капитула.
Если церковь была перестроена примерно в 60-е гг., то пуатевинскую кафедру в этот период занимал епископ Иоанн Бельмэн (1162–1184 гг.). Возможно, строительство было начато раньше, при Гильберте Порретанском (1142–1155 гг.) или в краткий период правления его преемников Калона (1155–1159 гг.) и Лорана (1159–1162 гг.). О строительных инициативах этих епископов мы знаем, к сожалению, немного. Известно, что под руководством Гильберта Порретанского были поновлены подсобные здания капитула, находящиеся вокруг собора, и весь комплекс этих построек вместе с епископским дворцом обнесен защитной стеной. Иоанн Бельмэн, епископ-англичанин, был не избран членами капитула, а поставлен на эту должность Генрихом Плантагенетом. В год его рукоположения началась перестройка собора Пуатье. Какова была роль епископа в руководстве строительством, неизвестно, так как ни один документ об этом не сообщает; в то же время целый ряд свидетельств указывает на непосредственное отношение к нему четы Плантагенетов. Вряд ли строительство собора могло вестись в обход епископа, однако, как и в своей политике, в этом предприятии он был, похоже, в первую очередь лояльным ставленником короля и герцога. Если строительная активность этих епископов реализовалась за пределами территории, непосредственно связанной с их кафедрой, то сведений об этом до нас не дошло.
Таким образом, в отношении Ольнэ имеющаяся информация не дает особых поводов порассуждать о конкретике возможного участия епископа и капитула в перестройке церкви. Но ее в принципе так мало, что отсутствие таких сведений вряд ли можно считать показательным. В любом случае епископ и члены капитула имели целых два повода, чтобы так или иначе уделить внимание факту этой перестройки: во-первых, она находилась в диоцезе Пуату и не могла быть перестроена без санкции епископа и освящена без его участия; во-вторых, она принадлежала собору и, возможно, обслуживалась его канониками.
Предполагать заботу церкви-патрона о перестройке храма вполне оправданно: в череде разобранных выше случаев мы встречаем несколько подобных примеров, причем аббат или епископ мог принять в этом личное деятельное участие (так поступали аббаты Одон Клюнийский, Бернард Клервоский, епископ Бернвард Хильдесхаймский). В случае Сент-Илер и монастыря Сен-Жан д’Анжели имеется дополнительный резон для такого предположения – монахи Сен-Жан д’Анжели занимались перестройкой подчиненных церквей, более того, именно с такой целью некоторые церкви передавались монастырю (и это наилучшим образом подтверждает версию А. Чериковер). Первый этап перестройки был начат сразу после передачи церкви, которая к тому же изменила свой статус, став приоратом. Такая трансформация в любом случае требовала дополнительных сооружений, монашеских келий и клуатра. Вместе с этим, вполне вероятно, монахи перестроили и часть здания церкви. В отношении второй фазы строительства, случившейся через два или три десятилетия (когда был переделан неф и вся западная часть), эта логика уже не прослеживается с такой очевидностью, что, разумеется, не отменяет возможность инициативы аббата и монахов монастыря. Сказанное косвенным образом подтверждают и сведения об аббатах – Аускульфе и Генрихе, первый из них (время его правления совпадает с первым этапом перестройки церкви) с большей вероятностью мог оказаться деятельным созидателем. Таким образом, у нас есть доводы в пользу активного участия церковных заказчиков в перестройке Сент-Илер, но это касается только первого ее этапа.
В случае Сен-Пьер и собора Пуатье можно сказать только то, что у епископа имелся двойной резон обратить внимание на этот храм – как на собственность капитула и как на один из храмов диоцеза. Возможно, что перестройкой его озаботился не сам епископ, а кто-то еще из членов капитула. Однако более по этому поводу здесь сказать нечего. Несомненно, перестройка не могла осуществиться без ведома и той или иной степени участия соборного капитула. Но исходила ли от него инициатива и чем она была продиктована, сказать невозможно. В любом случае строительство нового здания не было связано с изменением статуса церкви, как в случае Сент-Илер: перестройка произошла спустя тридцать – сорок лет после того, как церковь попала в собственность капитула.
Обратимся теперь к светской стороне и рассмотрим подробнее те сведения, которые возможно собрать о мирянах, так или иначе связанных с историей интересующих нас церквей.