- Ах ты, негодник! - Цзиньлянь обернулась к Симэню. - Только ругаться не хочется. На служанку потянуло? За чем же дело стало? Говоришь ты одно, а на сердце - совсем другое. К чему эти увертки? Ну, возьми ее, сравни со мной. Я ж не такая, как ты! И она не моя служанка. Я завтра выйду в сад и дам тебе такую возможность. Позови ее сюда и делай, что хочешь.
Цзиньлянь кончила играть. Симэнь обнял ее, и они легли.
Да,
Любимого желая обаять,
Готова на свирели поиграть.
О том же поется и в романсе на мотив "Луна над Западной рекой":
Клубится орхидеи аромат.
Искусница играет на свирели,
Сливаются безумство и азарт
В белеющем за кисеею теле.
Браслеты золотятся на руках.
Любовников желание томит.
Искусница забыла всякий страх,
Игру свою никак не прекратит.
На другой день Цзиньлянь в самом деле ушла к Юйлоу, а Симэнь поманил Чуньмэй –
Весной заалел и раскрылся
Цвет персика нежный, пугливый;
Трепещет под натиском ветра
Зеленая талия ивы. -
и овладел горничной.
С того дня Цзиньлянь сразу возвысила Чуньмэй. Она больше не давала ей стоять на кухне у котлов, а держала у себя в спальне. Чуньмэй убирала постель, подавала чай. Цзиньлянь дарила ей платья и украшения, какие ей нравились. Горничная туго бинтовала свои маленькие ножки и была совсем не похожа на другую служанку - Цюцзюй. Сообразительная и насмешливая Чуньмэй обладала остроумием и привлекала красотой, за что и снискала благосклонность Симэнь Цина. Цюцзюй же, напротив, была глупа и бестолкова, и ей нередко доставалось от Цзиньлянь.
Да,
Птахи малые щебечут у пруда бездумно,
В душу глянь - и разберешься, кто дурак, кто умный.
Птица всякая летает, да полет у каждой свой:
Благородная - под небом, остальные - над землей.
Если хотите знать, что случилось потом, приходите в другой раз.
Глава одиннадцатая
Пань Цзиньлянь подстрекает избить Сунь Сюээ. Ли Гуйцзе из-за Симэнь Цина меняет прическу
Ей ревность камнем на сердце легла,
Распутный малый всякий стыд забыл.
Едва услышит льстивые слова -
Уж новую зазнобу полюбил.
Он чувствами швыряется легко,
Он юбки не пропустит никогда.
Влечет его к утехам и пирам,
Не к делу - значит, ждет его беда.
Так вот, перейдя в дом к Симэнь Цину, Цзиньлянь снискала его любовь и возгордилась, стала придирчивой и ни днем ни ночью не находила себе покоя. Все ее раздражало, всех она подозревала. То у забора подслушивала, то стояла под дверью - все искала повода, с кем бы поругаться. Не слыла сдержанной и Чуньмэй. Отчитала ее как-то из-за пустяка Цзиньлянь, и горничная, не зная, на ком сорвать зло, отправилась на кухню. Она барабанила по столу, гремела посудой. Вид у нее был такой угрюмый и злобный, что Сунь Сюээ не выдержала:
- Вот чудачка! Если замуж захотелось, ступай, в другом месте ищи, - пошутила она. - А тут нечего характер выказывать.
Чуньмэй так и подскочила:
- Замуж?! Это еще кто такую чушь несет?
Сюээ сразу сообразила, что горничная нынче не в духе и смолчала. А Чуньмэй тут же пошла и слово в слово передала все Цзиньлянь да и от себя добавила: мы, дескать, с вами обе хозяину по душе пришлись. Вместе, мол, голову ему вскружили.
От рассказа горничной Цзиньлянь стало совсем не по себе. В этот день она и так встала против обыкновения рано, потому что провожала на похороны У Юэнян, и ходила разбитая. Цзиньлянь прилегла, но потом встала и пошла в беседку. К ней порхающей походкой подошла Мэн Юйлоу.
- Чем ты так расстроена, сестрица? - спросила она, улыбаясь.
- И не говори! До того устала - на ногах не стою. А ты откуда?
- Да на кухню заходила.
- Та - на кухне? Она тебе что-нибудь говорила? - поинтересовалась Цзиньлянь.
- Ничего не говорила.
Цзиньлянь нарочно виду не подала, но про себя затаила злобу на Сунь Сюээ. Однако, не о том пойдет речь.
Цзиньлянь и Юйлоу занялись рукоделием, когда Чуньмэй внесла кувшин кипятку, а Цюцзюй заварила две чашки чаю. После чая они убрали со стола и начали играть в шашки. В самый разгар игры в беседке неожиданно появился садовый сторож - юный Циньтун - и доложил о прибытии хозяина.
Всполошившиеся женщины не успели собрать шашки, как Симэнь Цин вошел в садовую калитку и заметил их.
Они выглядели по-домашнему. И у той, и у другой волосы были собраны в пучок и буклями ниспадали на виски, а прическу украшала серебряная шелковая сетка. В серьгах блестели дорогие черные каменья. И одеты они были одинаково: отделанная серебром красная безрукавка поверх белой газовой кофты. Из-под вышитой юбки и у Цзиньлянь, и у Юйлоу кокетливо выглядывали острые носки совсем малюсеньких изящных красных туфелек.
Женщины казались выточенными из нефрита, и Симэнь невольно расплылся в улыбке.
- Вы - настоящие певички! Купить - ста лянов серебра не хватит! - пошутил он.
- Мы-то не певицы, - заметила Цзиньлянь, - а вот там сзади живет сущая певичка.
Юйлоу попыталась незаметно удалиться, но ее удержал Симэнь:
- Ты куда? Только пришел, а ты уходить? Скажи откровенно, что вы тут без меня делали.
- Да ничего особенного, - проговорила Цзиньлянь. - Скука нас одолела, стали в шашки играть. Не думали, что ты так скоро вернешься. - Она взяла у Симэня одежду. - Что-то рановато ты с похорон приехал.
- В храме собрались одни дворцовые смотрители да вельможи. Такая была жара, что я не вытерпел и уехал.
- А почему Старшей до сих пор нет? - спросила Юйлоу.
- Ее, должно быть, уж до города донесли. Я послал встретить паланкин.
Симэнь разделся и сел.
- И на что же вы играли? - продолжал он.
- Да ни на что. Так, от нечего делать за шашками просидели, - отвечала Цзиньлянь.
- Давайте я с вами сыграю. Кто проиграет, лян серебром на угощение выкладывает.
- Нет у нас никакого серебра, - заявила Цзиньлянь.
- А нет, шпильку возьму в залог. Идет?
Они расставили шашки и принялись за игру. Проиграла Пань Цзиньлянь. Не успел Симэнь сосчитать фигуры, как Цзиньлянь перемешала их и бросилась к цветущему кусту волчатника. Прислонившись к декоративному камню причудливой формы, она сделала вид, что рвет цветы.
- Ах ты, плутовка! Проиграла и скрываться?
Увидав Симэня, Цзиньлянь залилась смехом, так что были видны только щелки глаз.
- Вот негодник! Проиграй Юйлоу, небось, не побежал бы разыскивать, а мне так покою не дашь.
Она собрала цветы в букет и бросила прямо в Симэня. Он подошел и обнял ее, потом посадил на выступ камня и прильнул к ее устам, даря из уст своих сладкий гвоздичный аромат.
Пока они так развлекались, к ним незаметно приблизилась Юйлоу:
- Сестрица, пойдем в задние покои. Старшая вернулась.
Цзиньлянь сразу отстранила от себя Симэня.
- Мы еще потом поговорим, - сказала она ему, и они пошли встречать Юэнян.
- Чего это вы смеетесь, а? - спросила их хозяйка.
- Сестра лян серебра хозяину в шашки проиграла. Завтра угощать будет и вас приглашает, - пояснила Юйлоу.
Юэнян в знак одобрения улыбнулась.
Цзиньлянь же, едва обменявшись коротким взглядом с Юэнян, пошла к Симэню. Чтобы им резвиться, как рыбки в воде, она наказала Чуньмэй зажечь в спальне благовонные свечи и нагреть ванну.
Послушай, дорогой читатель! Хотя старшей женою и была У Юэнян, из-за постоянных недомоганий она в хозяйство не вникала: только принимала и посылала подарки да наносила визиты и делала выезды. Все приходы и расходы вела бывшая певица Ли Цзяоэр. Замужними служанками распоряжалась Сунь Сюээ. На ее же плечах лежала и кухня - обязанность накормить и напоить каждого. Остается, скажем, Симэнь у какой жены, так вино, закуски ли, кипяток или воду - обо всем для них должна была заботиться Сюээ. Словом, горничные только готовое носили, но не о том пойдет речь.
Вечером Симэня угощала Цзиньлянь. Приняв ванну, они легли. На другой день, как и надо было ожидать, у хозяина появилась новая забота: он пообещал Цзиньлянь купить на монастырском рынке жемчугу в ободок.
Проснулся Симэнь рано и, едва поднявшись с постели, велел Чуньмэй распорядиться на кухне, чтобы испекли лотосовых лепешек и приготовили навару из маринованной рыбы. Однако горничная даже не шевельнулась.
- Не посылай ты ее, - сказала Цзиньлянь, - а то и так говорят, вроде я ей волю дала, тебя с ней свела, будто мы с ней вместе хозяину голову вскружили. И без того нас на все лады поносят и позорят, а ты ее на кухню посылаешь.
- Скажи, кто так говорит? Кто вас позорит? - спросил Симэнь.
- Как я тебе скажу, когда тут у каждого таза и кувшина отросли уши! Оставь ее в покое, прошу тебя. Вон Цюцзюй пошли.
Симэнь позвал Цюцзюй, наказал что нужно, и отправил на кухню к Сюээ.
Цзиньлянь давным-давно разобрала стол. Прошло уже столько времени, что можно было два раза пообедать, а завтрак все не несли. Симэнь метал громы и молнии. Тогда Цзиньлянь кликнула Чуньмэй:
- Ступай погляди, куда провалилась Цюцзюй, рабское отродье. Приросла она там, что ли?
Чуньмэй стало не по себе. Со злостью пошла она на кухню. Цюцзюй ждала завтрак.
- Сластена проклятая! - заругалась Чуньмэй. - Погоди, госпожа с тебя штаны спустит. Чего ты тут делаешь? Хозяин из себя выходит - ждет не дождется, пора на рынок ехать. Меня за тобой послал.
Не услышь этого Сунь Сюээ, все бы шло своим чередом, а тут так все в ней и закипело.
- Явилась, распутница! - заругалась она. - Как мусульманину молитва - вынь да положь. Небось, котлы из железа куют - на всякое блюдо время требуется. Кашу сварила - не едят. Теперь, извольте, новая затея пришла - лепешки стряпай, навар готовь. Или червь какой в утробу забрался?
- Заткни свою поганую глотку! - не выдержала Чуньмэй. - Не сама пришла - с меня хозяин спрашивает. Не веришь? Идем! Сама будешь объясняться.
Чуньмэй схватила за ухо Цюцзюй и потащила к Цзиньлянь.
- По хозяйке и рабыня - такая же наглая! - ворчала Сюээ. - Впрочем, нынче такие в чести.
- В чести или нет, только нам с хозяйкой голову нечего морочить! - заявила озлобленная Чуньмэй и ушла.
- В чем дело? - спрашивала Цзиньлянь, сразу заметив побледневшую от гнева Чуньмэй, которая тащила за собой Цюцзюй.
- Вот ее спросите! - говорила горничная. - Прихожу на кухню, а она там расселась в ожидании, пока та, из отдаленного дворика, не спеша, с прохладцей месит тесто. Я не вытерпела и говорю: хозяин ждет, госпожа спрашивает, почему не идешь? Меня за тобой послали. Тут та-то на меня и набросилась. Все рабыней обзывала. Хозяину, говорит, как мусульманину молитва - вынь да положь. Все, мол, хозяина подстрекаете. Каши, говорит, наварила - не ест. Ни с того ни с сего новая причуда явилась - лепешек и навару подавай. Сама лишний раз не повернется, а других поносит.
- Говорила, не посылай ее, - вставила Цзиньлянь. - Она и так с той не в ладах. А та слухи распускает, будто мы с горничной тебя захватили. Срамит нас вовсю.
У Симэнь Цина лопнуло терпенье. Он сам отправился на кухню и, ни слова не говоря, дал Сюээ несколько пинков.
- Ах ты, уродина проклятая! - кричал он. - Я за лепешками послал, а ты на нее с руганью набросилась. Рабыней называешь? Лужу напруди да на себя лучше погляди.
После пинков и брани хозяина Сюээ вся кипела от негодования, но рта открыть не смела. Когда Симэнь удалился, она обратилась к Шпильке - так звали жену слуги Лайчжао:
- Вот какая у меня неприятность! Ты ведь все слыхала. Я ж ничего особенного не говорила. Она сама ворвалась, как демон, и пошла орать. Служанку уволокла. Наговорила хозяину, из мухи слона сделала и его на грех навела. Целый скандал из-за пустяка устроила. Но я-то вижу, не слепая: по хозяйке и рабыня - такая же наглая. Подумали бы, так-то и оступиться можно!
Их разговор неожиданно подслушал Симэнь. Ворвавшись в кухню, он налетел на Сюээ с кулаками.
- Рабыня проклятая! - заругался он. - Опять будешь твердить, что их не срамишь, негодница? Своими ушами слыхал.
Сюээ едва сносила побои. Когда Симэнь ушел, она зарыдала во весь голос, обливаясь слезами.
Юэнян только что встала и укладывала волосы.
- Что за шум на кухне? - спросила она Сяоюй.
- Хозяин к монастырю на рынок собирался и велел лепешек подать, а кухонная хозяйка обругала Чуньмэй. Узнал хозяин и дал кухонной хозяйке пинков. Вот она и плачет.
- Ну, так тоже нельзя! Если просят лепешки, так приготовь поскорее, и дело с концом. К чему же горничную-то ругать?
И она послала Сяоюй на кухню, чтобы та поторопила Сюээ и прислугу побыстрее приготовить навару и накормить Симэня.
Наконец, сопровождаемый слугою, Симэнь Цин отбыл верхом к монастырю, но не о том пойдет речь.
Оскорбленная Сюээ никак не могла успокоиться. Она направилась прямо к Юэнян и рассказала, как было дело.
Таким случаем не преминула воспользоваться Цзиньлянь, которая неожиданно очутилась под окном и все подслушала.
- Но по какому такому праву она захватила мужа и вытворяет, что ей вздумается?! - обратившись к Юэнян и Цзяоэр, говорила негодующая Сюээ. - Вы, сударыня, плохо ее знаете. Сказать вам, так она похлеще любой потаскухи. Ей каждый день мужа подавай. А какие она с ним только штучки не выделывает - уму непостижимо! Первого мужа отравила, сюда пришла. Теперь нас живьем в могилу загонит. Мужа взвинтит - он, как петух, наскакивает. Она нас терпеть не может.
- Но ты тоже не права, - заметила Юэнян. - Она за лепешками послала, а ты приготовила бы поскорее да отпустила человека, и все дело. Зачем же ее горничную напрасно ругать?!
- Выходит, я зря ее ругала, да? А когда Чуньмэй вам прислуживала и от рук отбивалась, так я ее рукояткой ножа била. Тогда вы мне ничего не говорили. А теперь, как к ней попала, вон до чего зазналась, как вознеслась!
- Госпожа Пятая, - объявила вошедшая в комнату Сяоюй.
Появилась Цзиньлянь.
- Допустим, я убила первого мужа, - начала она, глядя в упор на Сюээ, - но ты ж не отговаривала хозяина на мне жениться. Тогда б я его не захватила, наверно, и твое гнездо не заняла бы. А Чуньмэй вовсе не моя горничная. Если тебя зло берет, упроси госпожу, пусть обратно к себе ее возьмет, тогда, может, и меня оставишь в покое, и друг на друга перестанете дуться. Значит, по-твоему, я мужа убила? Так и это дело вполне поправимое. Вот придет хозяин, возьму у него разводную и уйду.
- Я вашей подноготной совершенно не знаю, - заявила им Юэнян, - хватит ругаться, слышите?
- Видите, сударыня, из нее брань бурным потоком хлещет, - говорила Сунь Сюээ. - Кто ее переспорит! Сперва мужу наговорит, потом тут же от всего откажется. По-твоему, выходит, - Сюээ обратилась к Цзиньлянь, - всех нас, кроме Старшей, выгнать надо, одну тебя оставить, так что ли?
Юэнян сидела и молчала, а они, слово за слово, опять начали ругаться.
- Меня рабыней обзываешь, - упрекала Сюээ, - а сама сущая рабыня.
Еще немного - и между ними завязалась бы драка. Юэнян не выдержала и велела Сяоюй увести Сюээ.
Пань Цзиньлянь удалилась в свои покои, где сняла с себя украшения, смыла помаду и распустила волосы. Изящество и совершенство были нарушены. Глаза ее покраснели от слез, как цветы персика. Она легла.
На закате прибыл Симэнь Цин с четырьмя лянами жемчужин.
- Что с тобой? - удивился он, как только вошел в спальню и увидел ее.
Цзиньлянь громко зарыдала и попросила у него разводную. Так, мол, и так. И она рассказала ему обо всем случившемся:
- Мне никогда не нужны были твои деньги. Я выходила за тебя. Так почему ж ты позволяешь, чтобы меня так оскорбляли? Только и твердят: я мужа убила. Как сорняк не вырывай, а корень остается. Не будь у меня этой горничной, все бы шло как надо. Зачем ты прислал ко мне чужую горничную, а? Терпи вот поношения. Одна придет, а тени наведет.
Не услышь этого Симэнь Цин, все шло бы своим чередом, а тут в нем ярость так и закипела, злость так и поднялась. Как говорится, "злой дух устремился в самое небо". Вихрем понесся он на кухню, схватил Сюээ за волосы и что было силы стал бить палкой. Спасибо, подоспела У Юэнян и схватила его за руку.
- Перестаньте! - крикнула она. - Прекратите вы свои ссоры и не наводите хозяина на грех.
- Уродина проклятая! - ругался Симэнь. - Сам слыхал, как ты на кухне лаялась. Опять всех будоражишь?! Избить тебя мало!
Если б не козни Пань Цзиньлянь, дорогой читатель, скажу я тебе, никто б не стал в этот день избивать Сунь Сюээ.
Все, что исподволь долго копилось,
На голову снегом вдруг свалилось.
О том же говорят и стихи:
Цзиньлянь вконец очаровала мужа -
У Сюээ в груди обиды стужа.
Пока не перевелся род людской,
Гнев с милостью нам не дадут найти покой.
После того как Симэнь Цин избил Сюээ, он направился в покои Цзиньлянь и преподнес ей четыре ляна жемчужин в ободок, которым она прихватывала волосы. Гнев ее прошел, едва она убедилась, что ее поддерживает Симэнь. На радостях она стала еще больше угождать мужу, и любовь между ними крепла изо дня в день. Как-то она устроила угощение у себя во дворике, на которое пригласила кроме Симэня У Юэнян и Мэн Юйлоу. Однако довольно вдаваться в подробности.