"Это было самое крупное дело в истории КГБ. Мы смогли дешифровать миллионы ваших шифрсообщений. Если бы была война [между СССР и США], мы бы ее выиграли" - так процитировала американская печать заявление двойного перебежчика Виталия Юрченко, которое он якобы сделал в августе 1985 года допрашивавшим его сотрудникам ФБР. Однако бывший заместитель помощника директора ФБР по вопросам контршпионажа Филипп Паркер, курировавший дело Уокера, наоборот, считает, что обращение с Уокером со стороны КГБ свидетельствует о его второстепенности как агента: "Он был просто одним из мальчиков на побегушках". "Нет сомнений, что другие Уокеры все еще ходят среди нас", - скаламбурил пожелавший остаться неизвестным сотрудник АНБ, намекая на фамилию Уокера, которая в переводе с английского означает "ходок". Эти предположения подтвердились, когда в 1989 году был выявлен еще один "уокер" - армейский офицер Джеймс Холл, сотрудник ЦСБ. Холл признался, что с 1982-го по 1988 год снабжал КГБ важной информацией, касавшейся радиошпионажа Соединенных Штатов. Однако в начале 1989 года ему было приказано немного "уменьшить свою активность".
ЧТО МОЖНО НАЙТИ В БАЧКЕ УНИТАЗА
23 февраля 1996 года в США был арестован 50-летний американец Роберт Липка. Дождавшись, пока его двое сыновей уйдут в школу, а жена - на почту, около дюжины сотрудников ФБР ворвались в дом Липки и надели на него наручники. После ареста Липке было предъявлено обвинение в том, что в течение многих лет он продавал КГБ секретные документы АНБ, где с 1964-го по 1967 год был мелким клерком. В служебные обязанности Липки входил прием информации, поступавшей в АНБ по спецсвязи, ее сортировка, рассылка по подразделениям и последующее уничтожение. На основании этой информации в АНБ составлялись доверительные доклады для сведения высшего руководства страны.
В 1967 году Липка ушел из АНБ, чтобы закончить колледж в провинциальном городке в ста километрах от Филадельфии. Потом он преподавал историю в этом же колледже, содержал небольшой нумизматический магазин, публиковал безобидные заметки в местной газете и увлекался азартными играми. После того как в 1992 году в одном из игорных клубов на Липку упал стол, он подал судебный иск на хозяев заведения. Дело было улажено до суда: в качестве компенсации за частичную потерю трудоспособности Липка получил в десять раз больше, чем, по сведениям ФБР, ему заплатила советская разведка за все годы сотрудничества с ним.
Первые подозрения в отношении Липки появились у ФБР еще в 60-е годы, когда он необоснованно задерживал у себя некоторые документы, вместо того чтобы своевременно передавать их дальше по назначению. Однако что же в конце концов вывело американских "чекистов" на след Липки, остается тайной. По одной из версий, в 1993 году, почти через двадцать лет после разрыва их отношений, на Липку донесла в ФБР его первая жена Патриция. В этом же году к Липке явился фэбээровец, который прикинулся сотрудником российской военной разведки - неким капитаном Никитиным. Сперва Липка сделал вид, что не понимает, о чем идет речь. Но когда пришедший назвал его старой кличкой Рук (в переводе с английского - Шахматная ладья), придуманной для Липки в КГБ, поскольку он серьезно увлекался шахматами, Липка дрогнул.
Своему гостю Липка подтвердил факт продажи секретов АНБ русским, связь с которыми он не прерывал до 1974 года (количество похищенных им ценных материалов было столь велико, что встречи Липки с кураторами из КГБ растянулись на долгие годы), и пожаловался на неадекватную оплату ими своих услуг. По словам Липки, за каждый пакет документов, вынесенный им из штаб-квартиры АНБ в Форт-Миде, КГБ давал не больше тысячи долларов. Для передачи информации и получения за нее денег служили дупла деревьев в зонах отдыха и бачки унитазов в придорожных ресторанах.
В беседе с подставой Липка подтвердил, что работал на КГБ исключительно из-за денег, и предложил продать якобы имевшиеся у него еще "нетухлые" материалы. Получив пять тысяч долларов задатка на одной из последующих четырех встреч, Липка ни информацию не передал, ни щедрого аванса не вернул. И правильно сделал, поскольку в данном случае ФБР нарушило неписаный джентльменский закон разведки - не вербовать "под чужим флагом". Ведь если бы в России тоже начали вербовку агентуры от имени ЦРУ, результат был бы не менее впечатляющим.
Американская пресса дружно отметила подозрительное сходство Липки с анонимным персонажем книги Калугина "Первое управление. Тридцать два года в разведке", изданной в США в 1994 году. В ней автор повествует:
"Другим агентом, пришедшим к нам и передававшим сверхсекретные материалы по вооружению, был солдат, служивший в АНБ. В его обязанности входил контроль за средствами связи по всему миру. Хотя он не был настолько знаменит и ценен, как Джон Уокер, этот молодой американец передал КГБ значительное число документов.
Солдат пришел к нам добровольно в середине 60-х, утверждая, что он занимается уничтожением секретных материалов в АНБ и мог бы снабжать нас ими в огромных количествах. Свой поступок он объяснил нехваткой Денег. Мы прибегли к системе, которую использовали и в контакте с Уокером, - он должен был оставлять принесенные документы в тайниках в заброшенных местах в штатах Вирджиния и Мэриленд. После этого в заранее обговоренном месте солдат мог взять свой гонорар - как правило, тысячу долларов за раз, а также инструкцию, где и когда произойдет следующая передача. Подобные тайники позволяли нам получать и передавать документы без какого-либо опасения, что его заметят с одним из нас.
Документы, которые доставал этот солдат, были отлично рассортированы. Иногда, если он должен был делать вид, что уничтожает их, к нам поступали уже нарезанные бумаги. Он снабжал нас ежедневными и еженедельными докладами АНБ Белому дому, планами систем связи и движения американских войск по всему миру. Все, что попадало в его руки, оказывалось у нас. Порой он даже не имел представления о том, что передает.
Конечно, добрая часть материалов не представляла для нас особой ценности. Мне приходилось тратить массу времени, отбирая то, что нам не нужно, и переводя на русский язык важные документы для пересылки в Москву. Я никогда не встречался с ним лично, но этот случай, как и наглый шпионаж Уокера, показал, насколько небрежно поставлена система обеспечения безопасности в сверхсекретных учреждениях США.
Солдат покинул АНБ и поступил в колледж за деньги, полученные им от КГБ. В конце концов он был передан на связь в 16-е управление КГБ… Насколько мне известно, этот "крот" до сих пор может служить либо в структурах АНБ, либо в ЦРУ".
Вскоре после ареста Липки американские власти подтвердили, что в ФБР давно догадывались о наличии вражеского агента в своих рядах, однако долгое время никак не могли его обнаружить, и подозрение пало на Липку лишь после тщательного изучения книги Калугина.
В ответ на эти обвинения Калугин заявил, что по информации, которую он сообщил в своей книге, лучшие американские следователи искали бы агента сотню лет, ведь в середине 60-х годов в АНБ работало почти сто двадцать тысяч человек. Однако даже абсолютному дилетанту ясно: зная те детали, которые Калугин привел в своей книге (сравнительный возраст, воинское звание, время вербовки, характер работы, доступ к конкретным документам, год поступления в колледж), вычислить Липку не составило особого труда. И если предположить, что у ФБР уже имелись подозрения в отношении нескольких бывших сотрудников АНБ, то литературное творение генерала-летописца от КГБ могло стать недостающим звеном в цепи расследования. А бывшую жену Липки просто взяли в разработку, и она "сбросила" ФБР необходимую информацию про бывшего мужа.
Итак, разоблачив бывшего агента советской разведки в 1993 году, американцы терпеливо ждали целых три года, чтобы произвести арест и оповестить о нем весь мир. Да еще связали этот провал с именем нашего разведчика, который хотя и работал против них, но тем не менее в 90-е годы стал частым и желанным гостем там, за океаном. А ведь американцы - народ прагматичный и никогда просто так не впустят в свою страну человека, который нанес серьезный ущерб их национальной безопасности. В чем же тут дело?
Во-первых, информация уходит из спецслужб, как правило, только тогда, когда им выгодна ее утечка. Взять, к примеру, книгу Гордиевского "КГБ. История внешнеполитических операций от Ленина до Горбачева", которую он якобы написал в соавторстве с известным английским историком К. Эндрю. В ней изложены сведения, в разное время выданные перебежчиками-предателями и собранные самими английскими спецслужбами. А фамилией Гордиевского были прикрыты действительные источники информации об операциях КГБ.
Во-вторых, Липку арестовали в 1996 году, скорее всего, просто потому, что именно тогда, а не в 1993 году, американским спецслужбам понадобилось еще раз подтвердить перед конгрессом оправданность огромных расходов на свое содержание в обстановке, когда на мировой арене исчез основной соперник Соединенных Штатов в борьбе за мировое господство - Советский Союз.
Хотя Липке от этого, как говорится, ни горячо ни холодно. Ведь в США по шпионским делам нет амнистии из-за срока давности.
МАКАРОВ
Сначала голые факты и даты. Макаров Виктор Борисович, бывший старший лейтенант КГБ, арестован 8 июля 1986 года. Осужден по статьям 64 ("измена Родине") и 75 часть I ("разглашение сведений, составляющих государственную тайну") УК РСФСР и приговорен к десяти годам лишения свободы. Указом президента России от 30 января 1992 года освобожден 7 февраля того же года из пермского лагеря ВС-389/35 ("Пермь-5") с уведомлением ООН о факте освобождения.
Макаров родился в 1955 году в Москве в семье, которая в дореволюционные времена была крупной купеческой. Дед Макарова носил сан священника в Брянской области, его расстреляли в 1937 году. В КГБ Макаров попал после службы в армии. В отличие от большинства его коллег, ему не было сделано какого-то специального предложения поступить на службу в КГБ. Наоборот, он сам нашел сотрудника Особого отдела и рассказал ему о своем заветном желании стать разведчиком. После тщательной проверки Макаров был допущен к экзаменам в Высшую школу КГБ и в 1975 году зачислен на первый курс. Оперативные факультеты Высшей школы в то время размещались в Москве на Ленинградском проспекте, а математические - в Большом Кисельном переулке.
Согласно диплому специальность Макарова называлась "юрист-правовед со знанием греческого языка". Он действительно получил квалификацию юриста-правоведа, но его основной специальностью была работа с агентурой, хоть она, естественно, ни в каком дипломе официально не значилась.
Однако непосредственно с агентурой Макарову работать так и не пришлось. После окончания учебы он пришел в 16-е управление КГБ в качестве переводчика с греческого языка. Впоследствии Макаров узнал, что руководство просто сочло нецелесообразным использовать его в агентурной работе. Сыграл свою роль тот факт, что у Макарова, в отличие от большинства его коллег, не было полезных знакомств или влиятельных покровителей. Поэтому он и получил назначение, которое считалось менее престижным. Что же случилось потом? Слово самому Макарову для объяснения причин произошедшего:
"В начале 80-х годов у меня начало созревать убеждение, что я служу преступному режиму. Я решил с этим режимом порвать. Вся эта [радиоразведывательная] деятельность [КГБ] является совершенно незаконной, следовательно, ее нельзя рассматривать как строго охраняемый секрет. Это нарушение обязательств советской стороны, в частности, Венской конвенции о дипломатических сношениях. Дипломатический шифр неприкосновенен, другое государство не имеет права пытаться его вскрыть. Кроме того, имеется иммунитет зданий дипломатических представительств. Поэтому, даже с позиций существующего советского законодательства, мое осуждение незаконно. Я принял решение проинформировать западную сторону о подобной деятельности КГБ".
Однако Макаров запамятовал, что "западная сторона" была прекрасно осведомлена о "подобной деятельности", поскольку сама ею активно занималась. Да и созревание убеждения в том, что он служил "преступному режиму", подозрительно совпало по времени с получением непрестижного назначения.
Итак, в 1982 году Макаров принял решение порвать с КГБ и выдать его секреты. Он решил действовать через одного своего знакомого, который занимался валютными махинациями на черном рынке и контактировал с западными немцами. Макаров записал текст своего послания немцам, чтобы знакомый припрятал его у себя в надежном месте, выучил, а затем уничтожил, как ненужную улику. Успел приятель Макарова сделать только первое - спрятать, так как вскоре его арестовала милиция за занятие фарцовкой. Бумага, составленная Макаровым, пять лет пролежала в тайнике отсиживавшего свой срок заключения фарцовщика. В ней излагался открытый текст одной из шифртелеграмм западногерманского посольства в Праге. Таким образом, реально Макаров никому никакой информации не передал, никаких контактов его с западными шпионскими спецслужбами зафиксировано не было.
Знакомый Макарова отбыл почти весь срок, его перевели на "химию". И тут он вдруг сообщил властям о бумаге Макарова. Возможно, что ему угрожали новым сроком, и он решил откупиться, сдав "вражеского шпиона". К этому времени Макарова из КГБ уже уволили по состоянию здоровья. По служебному несоответствию его выгнать было нельзя: Макаров не пил, не задерживался милицией, на работу не опаздывал. Да и формулировки типа "уволен по служебному несоответствию" его руководство не любило, предпочитая увольнение неугодных "по состоянию здоровья". Поскольку придраться к здоровью Макарова было трудно, решили использовать психиатрию, где не было точных и четких научных критериев.
Во время медицинского освидетельствования в центральной поликлинике КГБ, которому раз в год подвергались все комитетские сотрудники, Макарова стали уговаривать лечь на обследование. Он наотрез отказался. Через пару-тройку дней после визита в поликлинику несколько здоровенных молодцов в белых халатах схватили Макарова и засунули в санитарную машину. Его отвезли в Московскую психиатрическую больницу номер 15 и поместили в ее 13-е мужское отделение, которое было "домашней" психлечебницей для чекистов. Персонал этого отделения руководству 15-й больницы не подчинялся, а назначался с санкции центральной поликлиники КГБ. По интенсивности наблюдения за подопечными комитетская "домашняя психушка" не уступала даже знаменитой Лефортовской тюрьме КГБ. При поступлении в больницу (примерно в 3 часа дня) Макарову сделали инъекцию, а в 11 вечера он почувствовал, что умирает.
Но Макаров не умер, а через пять лет очутился в лагере "Пермь-5". Это был суровый лагерь среди лесов, окружала его двойная ограда с колючей проволокой, вышками, собаками, вооруженной охраной. Прибывших туда для отбытия срока наказания размещали в бараках сначала по десять - пятнадцать, а потом - по шесть-семь человек. Побудка в 6.30, поверка - в 7.00, завтрак - в 7.30, работа - с 8.00 до 17.00 с получасовым перерывом на обед, в 22.30 - отбой, и так все пять лет. Макаров сначала работал в зоне грузчиком, потом - за швейной машинкой, затем стал фрезеровщиком. Свободное время он проводил читая книги из тюремной библиотеки и религиозную литературу, которую ему передавал диссидент Александр Голдович. Благодаря ему Макаров приобщился к религии.
После освобождения из лагеря Макаров дал несколько газетных интервью, в которых поделился откровениями о КГБ вообще и о 16-м управлении в частности, а затем эмигрировал в Англию, где устроился на работу садовником и стал получать небольшую пенсию от английского правительства. Пенсия стала свидетельством признания заслуг Макарова в качестве английского шпиона.
Публикации, подготовленные на основе полученных от Макарова сведений, позволили составить более подробное представление о структуре 16-го управления КГБ. Согласно этим публикациям, оно располагалось в доме под номером 9 на Самотечной улице в десяти минутах езды от Кремля в 9-этажном доме, построенном еще в 50-е годы. Его 1-й отдел, насчитывавший в своем составе около ста человек, занимался вскрытием шифров. 3-й отдел переводил прочитанную корреспонденцию на русский язык. Затем эти переводы поступали в 4-й отдел, где они редактировались и снабжались пояснительным комментарием. Там осуществлялся отбор материала для распространения за пределами 16-го управления. Отобранный материал оформлялся в виде двух брошюр: 12-страничная "Брошюра № 1" была предназначена для сведения членов Политбюро ЦК КПСС, а "Брошюра № 2" поступала на ознакомление начальникам Первого и Второго главков КГБ, занимавшихся разведкой и контрразведкой соответственно. Без указания источника полученных данных информация отправлялась из 16-го управления также и в другие советские правительственные ведомства.
5-й отдел 16-го управления занимался анализом шифрсистем и осуществлял связь с соответствующими разведывательными организациями стран-союзниц.
Так называемая Служба № 1, занимавшая дом 24 по улице Заморенова, отвечала за "закладки" и за другие технические методы проникновения в посольства иностранных государств. 1-й отдел Службы анализировал зарубежную аппаратуру шифрсвязи на предмет выявления возможных мест для внедрения в нее "закладок", а также разрабатывал методы улавливания сигналов, излучаемых этой аппаратурой. 2-й отдел Службы занимался перехватом таких сигналов и их обработкой для восстановления по ним текстов передаваемых сообщений. 3-й отдел работал с таможенными органами и другими управлениями КГБ, которые помогали проводить операции по установке и удалению "закладок". 5-й отдел очищал перехваченные сигналы от статических и других помех.
Для взлома шифров в 16-м управлении КГБ использовался самый мощный компьютер в СССР под названием "Булат", который размещался в 21-этажном небоскребе на проспекте Вернадского.
В 1991 году Президент СССР Горбачев положил конец существованию КГБ. Его 16-е управление вошло в состав Федерального агентства правительственной связи и информации (ФАПСИ). Структура ФАПСИ была построена по образу и подобию американского АН Б. С окончанием "холодной войны" у разведок супердержав коренным образом сменились приоритеты - главными их противниками стали торговцы наркотиками и оружием, организованная преступность и террористы. Борьба с ними потребовала от американских и российских спецслужб консолидации своих усилий и развития сотрудничества. На такое сотрудничество с готовностью пошли все спецслужбы, за исключением радиоразведывательных. Основная причина состояла, по всей видимости, в том, что источник радиоразведывательной информации очень легко скомпрометировать и в результате - потерять, и последствия этой потери будут намного более ощутимы, чем в любой другой области разведывательной деятельности.