165 У шелковицы с тех пор плоды, созревая, чернеют;
Их же останков зола в одной успокоилась урне".
Смолкла. Краткий затем наступил перерыв. Левконоя
Стала потом говорить; и, безмолвствуя, слушали сестры.
"Даже и Солнце, чей свет лучезарный вселенною правит,
170 Было в плену у любви: про любовь вам поведаю Солнца.
Первым, - преданье гласит, - любодейство Венеры и Марса
Солнечный бог увидал. Из богов все видит он первым!
Виденным был удручен и Юноной рожденному мужу
Брачные плутни четы показал и место их плутен.
175 Дух у Вулкана упал, из правой руки и работа
Выпала. Тотчас же он незаметные медные цепи,
Сети и петли, - чтоб их обманутый взор не увидел, -
Выковал. С делом его не сравнятся тончайшие нити,
Даже и ткань паука, что с балок под кровлей свисает.
180 Делает так, чтоб они при ничтожнейшем прикосновенье
Пасть могли, и вокруг размещает их ловко над ложем.
Только в единый альков проникли жена и любовник,
Тотчас искусством его и невиданным петель устройством
Пойманы в сетку они, средь самых объятий попались!
185 Лемний вмиг распахнул костяные точеные створы
И созывает богов. А любовники в сети лежали
Срамно. Один из богов, не печалясь нимало, желает
Срама такого же сам! Олимпийцы смеялись, и долго
Был этот случай потом любимым на небе рассказом.
190 За указанье четы Киферея ответила местью
И уязвила того, кто их тайную страсть обнаружил,
Страстью такой же. К чему, о рожденный от Гипериона,
Ныне тебе красота, и румянец, и свет лучезарный?
Ты, опаляющий всю огнем пламенеющим землю,
195 Новым огнем запылал; ты, все долженствующий видеть,
На Левкотою глядишь: не на мир, а на девушку только
Взор направляешь теперь; и то по восточному небу
Раньше восходишь, а то и поздний погружаешься в воды, -
Залюбовавшись красой, удлиняешь ты зимние ночи.
200 Часто тебя не видать, - переходит душевная мука
В очи твои; затемнен, сердца устрашаешь ты смертных.
И хоть не застит твой лик луна, которая ближе
К землям, - ты побледнел: у тебя от любви эта бледность.
Любишь ее лишь одну. Тебя ни Климена, ни Рода
205 Уж не пленят, ни красавица мать Цирцеи Ээйской,
Ни твоего, - хоть ее ты отверг, - так желавшая ложа
Клития, в сердце как раз в то время носившая рану
Тяжкую. Многих одна Левкотоя затмила соперниц,
Дочь Эвриномы, красы того дальнего края, откуда
210 Благоуханья везут. Когда ж дочь взрослою стала, -
Как ее мать - остальных, так она свою мать победила.
Ахеменеевых царь городов был отец ее, Орхам,
Происходил в поколенье седьмом он от древнего Бела.
Солнечных коней луга под небом лежат гесперийским.
215 Пищей - амброзия им, не трава; их усталые члены
После работы дневной для трудов она вновь подкрепляет.
Вот, между тем как они луговины небесные щиплют
И исполняется ночь, бог входит в желанную спальню,
Матери образ приняв, Эвриномы, и там Левкотою
220 Видит, как та при огне - а с нею двенадцать служанок -
Тонкую пряжу ведет, точеным крутя веретенцем.
По-матерински, войдя, целует он милую дочку, -
"Тайное дело у нас, - говорит, - уйдите, служанки,
Право у матери есть с глазу на глаз беседовать с дочкой".
Повиновались. А бог, без свидетелей в спальне оставшись, -
225 "Я - тот самый, - сказал, - кто длящийся год измеряет,
Зрящий все и которым земля становится зряча, -
Око мира. Поверь, тебя я люблю!" Испугалась
Девушка; веретено и гребень из рук ослабевших
230 Выпали; страх - ее украшал, и бог не помедлил,
Истинный принял он вид и блеск возвратил свой обычный.
Дева же, хоть и была нежданным испугана видом,
Блеску его покорясь, без жалоб стерпела насилье.
В Клитии ж - зависть кипит: давно необузданной страстью
235 К Солнцу пылала она, на любовницу гневаясь бога,
Всем рассказала про грех и, расславив, отцу объявила.
Немилосерден отец и грозен: молящую слезно,
Руки простершую вверх к сиянию Солнца, - "Он силой
Взял против воли любовь!" - говорившую в горе, жестокий
240 В землю глубоко зарыл и холм насыпал песчаный.
Гелиос быстро тот холм рассеял лучами и выход
Сделал тебе, чтоб могла ты выставить лик погребенный.
Но не могла уже ты, задавленной грузом песчаным,
Нимфа, поднять головы и трупом лежала бескровным.
245 И ничего, говорят, крылатых коней управитель
В мире печальней не зрел, - один лишь пожар Фаэтона.
Силой лучей между тем оживить охладелое тело
Все же пытается бог - вернуть теплоту, коль возможно!
Но увидав, что судьба противится этим попыткам,
250 Нектаром он окропил благовонным и тело и место
И, неутешен, сказал: "Ты все же достигнешь эфира".
Вскоре же тело ее, напитано нектаром неба,
Все растеклось, и его благовоние в землю проникло;
Благоуханный росток, пройдя понемногу корнями
255 В почве, поднялся и вот сквозь холм вершиной пробился.
К Клитии, - пусть оправдать тоску он и мог бы любовью,
А донесенье тоской, - с тех пор уже света даятель
Не подходил, перестав предаваться с ней играм Венеры.
Чахнуть стала она, любви до безумья предавшись,
260 Нимф перестала терпеть, дни и ночи под небом открытым
Сидя на голой земле; неприбрана, простоволоса,
Девять Клития дней ни воды, ни еды не касалась,
Голод лишь чистой росой да потоками слез утоляла.
Не привставала с земли, на лик проезжавшего бога
265 Только смотрела, за ним головой неизменно вращая.
И, говорят, к земле приросла, из окраски двоякой
Смертная бледность ее претворилась в бескровные листья,
Все же и алость при ней. В цветок, фиалке подобный,
Вдруг превратилось лицо. И так, хоть держится корнем,
270 Вертится Солнцу вослед и любовь, изменясь, сохраняет".
Кончила, и овладел удивительный случай вниманьем.
Кто отрицает его, а кто утверждает, что в силах
Все настоящих богов, - но что Вакха меж них не бывало!
Все к Алкитое тогда обратились, лишь сестры замолкли.
275 Та, челноком проводя по нитям пред нею стоящей
Пряжи, - "Смолчу, - говорит, - о любви пастуха, всем известной,
Дафниса с Иды, кого, рассердясь на соперницу, нимфа
Сделала камнем: вот как сжигает влюбленных страданье!
Не расскажу и о том, как природы закон был нарушен,
280 И двуединый бывал то мужчиной, то женщиной Ситон.
Также тебя, о алмаз, младенцу Юпитеру верный,
Бывший Цельмий, и вас, порожденные ливнем куреты,
Ты, о Кротон со Смилакой, в цветы превращенные древле, -
Всех обойду, - и сердца забавной потешу новинкой.
285 Славой известна дурной, почему, отчего расслабляет
Нас Салмакиды струя и томит нам негою тело, -
Знайте. Причина темна: но источника мощь знаменита.
Тот, что Меркурию был богиней рожден Кифереей,
Мальчик наядами был в идейских вскормлен пещерах.
290 Было лицо у него, в котором легко узнавались
Сразу и мать и отец; и носил он родителей имя.
Вот, как только ему пятнадцать исполнилось, горы
Бросил родимые он и, оставив кормилицу Иду,
По неизвестным местам близ рек блуждать неизвестных
295 Стал, на утеху себе умеряя труды любознаньем.
В грады ликийские раз он зашел и к соседям ликийцев,
Карам. Он озеро там увидал, чьи воды прозрачны
Были до самого дна. А рядом - ни трости болотной,
Ни камыша с заостренным концом, ни бесплодной осоки.
300 В озере видно насквозь. Края же озерные свежим
Дерном одеты кругом и зеленою вечно травою.
Нимфа в том месте жила, но совсем не охотница; лука
Не напрягала, ни с кем состязаться она не хотела
В беге, одна меж наяд неизвестная резвой Диане.
305 Часто - ходила молва - говорили ей будто бы сестры:
"Дрот, Салмакида, возьми иль колчан, расписанный ярко,
Перемежи свой досуг трудами суровой охоты!"
Дрот она все ж не берет, ни колчан, расписанный ярко,
Перемежить свой досуг трудами не хочет охоты.
310 То родниковой водой обливает прекрасные члены,
Или же гребнем своим киторским волосы чешет;
Что ей подходит к лицу, глядясь, у воды вопрошает;
То, свой девический стан окутав прозрачным покровом,
Или на нежной листве, иль на нежных покоится травах,
315 То собирает цветы. Однажды цветы собирала
И увидала его и огнем загорелась желанья.
Быстро к нему подошла Салмакида, - однако не прежде,
Чем приосанилась, свой осмотрела убор, выраженьем
Новым смягчила черты и действительно стала красивой.
320 И начала говорить: "О мальчик прекраснейший, верю,
Ты из богов; а ежели бог, Купидон ты наверно!
Если же смертный, тогда и мать и отец твой блаженны,
Счастлив и брат, коль он есть, и также сестра, несомненно -
Благо и ей, и кормилице, грудь дававшей младенцу,
325 Все же блаженнее всех - и блаженнее много - невеста.
Если ее ты избрал и почтишь ее светочем брачным.
Если невеста уж есть, пусть тайной страсть моя будет!
Нет - я невеста тебе, войдем в нашу общую спальню!"
Молвив, замолкла она, а мальчик лицом заалелся.
330 Он и не знал про любовь. Но стыдливость его украшала.
Цвет у яблок такой на дереве, солнцу открытом,
Так слоновая кость, пропитана краской, алеет,
Так розовеет луна при тщетных меди призывах.
Нимфе, его без конца умолявшей ей дать поцелуи,
335 Братские только, рукой уж касавшейся шеи точеной, -
"Брось, или я убегу, - он сказал, - и все здесь покину!"
Та испугалась. "Тебе это место вполне уступаю,
Гость!" - сказала, и вот как будто отходит обратно.
Но озиралась назад и, в чащу кустарника скрывшись,
340 Спряталась там и, присев, подогнула колено. А мальчик,
Не наблюдаем никем, в муравах луговины привольной
Ходит туда и сюда и в игриво текущую воду
Кончик ноги или всю до лодыжки стопу погружает.
Вот, не замедля, пленен ласкающих вод теплотою,
345 С нежного тела свою он мягкую сбросил одежду.
Остолбенела тогда Салмакида; страстью пылает
К юной его наготе; разгорелись очи у нимфы
Солнцу подобно, когда, окружностью чистой сияя,
Лик отражает оно в поверхности зеркала гладкой.
350 Дольше не в силах терпеть, через силу медлит с блаженством,
Жаждет объятий его; обезумев, сдержаться не может.
Он же, по телу себя ударив ладонями, быстро
В лоно бросается вод и руками гребет очередно,
Виден в прозрачных струях, - изваяньем из кости как будто
355 Скрытое гладким стеклом или белая лилия зрится.
"Я победила, он мой!" - закричала наяда и, сбросив
С плеч одеянья свои, в середину кидается влаги,
Силою держит его и срывает в борьбе поцелуи,
Под руки снизу берет, самовольно касается груди,
360 Плотно и этак и так прижимаясь к пловцу молодому.
Сопротивляется он и вырваться хочет, но нимфой
Он уж обвит, как змеей, которую царственной птицы
К высям уносит крыло. Свисая, змея оплетает
Шею и лапы, хвостом обвив распростертые крылья;
365 Так плющи по древесным стволам обвиваются стройным,
Так в морской глубине осьминог, врага захвативший,
Держит его, протянув отовсюду щупалец путы.
Правнук Атлантов меж тем упирается, нимфе не хочет
Радостей чаемых дать. Та льнет, всем телом прижалась,
370 Словно впилась, говоря: "Бессовестный, как ни борись ты,
Не убежишь от меня! Прикажите же, вышние боги,
Не расставаться весь век мне с ним, ему же со мною!"
Боги ее услыхали мольбу: смешавшись, обоих
Соединились тела, и лицо у них стало едино.
375 Если две ветки возьмем и покроем корою, мы видим,
Что, в единенье растя, они равномерно мужают, -
Так, лишь члены слились в объятии тесном, как тотчас
Стали не двое они по отдельности, - двое в единстве:
То ли жена, то ли муж, не скажешь, - но то и другое.
380 Только лишь в светлой воде, куда он спустился мужчиной,
Сделался он полумуж, почувствовав, как разомлели
Члены, он руки простер и голосом, правда, не мужа, -
Гермафродит произнес: "Вы просьбу исполните сыну, -
О мой родитель и мать, чье имя ношу обоюдно:
385 Пусть, кто в этот родник войдет мужчиной, отсюда
Выйдет - уже полумуж, и сомлеет, к воде прикоснувшись".
Тронуты мать и отец; своему двоевидному сыну
Вняли и влили в поток с подобающим действием зелье".
Кончился девы рассказ. И опять Миниэя потомство
390 Дело торопит, не чтит божества и праздник позорит.
Но неожиданно вдруг зашумели незримые бубны,
Резко гремя, раздается труба из гнутого рога
И звонкозвучная медь. Пахнуло шафраном и миррой.
И, хоть поверить нет сил, - зеленеть вдруг начали ткани,
395 И, повисая, как плющ, листвою покрылась одежда.
Часть перешла в виноград; что нитями было недавно,
Стало усами лозы. Из основы повыросли листья.
Пурпур блеск придает разноцветным кистям виноградным.
День был меж тем завершен, и час приближался, который
400 Не назовешь темнотой, да и светом назвать невозможно, -
Лучше границей назвать меж днем и неявственной ночью.
Кровля вдруг сотряслась; загорелись, огнем изобильны,
Светочи; пламенем дом осветился багряным, и словно
Диких зверей раздалось свирепое вдруг завыванье.
405 Стали тут сестры в дому скрываться по дымным покоям,
Все по различным углам избегают огня и сиянья,
Все в закоулки спешат, - натянулись меж тем перепонки
Между суставов у них, и крылья связали им руки.
Как потеряли они свое былое обличье,
410 Мрак не дает угадать. От крыльев легче не стали.
Все же держались они на своих перепонках прозрачных.
А попытавшись сказать, ничтожный, сравнительно с телом,
Звук издают, выводя свои легкие жалобы свистом.
Милы им кровли, не лес. Боятся света, летают
415 Ночью и носят они в честь позднего вечера имя.
Стала тогда уже всем действительно ведома Фивам
Вакха божественность. Всем о могуществе нового бога
Ино упорно твердит, что меж сестрами всеми одна лишь
Чуждой осталась беды, - кроме той, что ей сделали сестры.
420 И увидав, как гордилась она и царем Атамантом,
Мужем своим, и детьми, и богом-питомцем, Юнона
Гордости той не снесла и подумала: "Мог же блудницы
Сын изменить меонийских пловцов и сбросить в пучину,
Матери дать растерзать мог мясо ее же младенца,
425 Новыми мог он снабдить дочерей Миниэя крылами!
Что же, Юнона ужель лишь оплакивать может несчастье?
Это ль меня удовольствует? Власть моя в этом, и только?
Сам ты меня научил: у врага надлежит поучиться.
Сколь же безумия мощь велика, он Пенфея убийством
430 Сам сполна доказал. Нельзя ли ее подстрекнуть мне,
Чтоб по примеру родных предалась неистовству Ино?"
Есть по наклону тропа, затененная тисом зловещим,