Остолбенели! - бранит их Эрикс. - Накинемся вместе,
Наземь повергнем юнца с его чародейным оружьем!"
Кинуться был он готов; но землею задержаны стопы, -
Вооруженный стоит из камня недвижного образ.
200 Кару те все понесли по заслугам. Но воин Персея
Был там один, Аконтей; пока за Персея сражался,
Лик он Горгоны узрел и в камень тотчас обратился.
Астиагей же его, за живого сочтя, ударяет
Длинным мечом. Засвистел его меч пронзительным свистом,
205 Астиагей изумлен, - но принял он ту же природу,
Мраморным став, и лицо выраженье хранит изумленья.
Долгое дело - мужей имена из простого народа
Перечислять. Их двести всего после боя осталось, -
Остолбенев, все двести стоят: увидали Горгону!
210 Тут лишь Финей пожалел наконец о неправедной битве, -
Только что ж делать ему? Он лишь образы разные видит,
Он и своих узнает и, по имени каждого клича,
Помощи просит; не веря себе, касается ближних
Тел, - но мрамор они; отвернулся и так, умоляя,
215 В стороны руки простер, изъявляя покорность, и молвил:
"Ты побеждаешь, Персей: отврати это чудище, в камень
Все обращающий лик Медузы, какой бы он ни был.
О, отврати, я молю! Не злоба, не царствовать жажда
К брани подвигли меня: за супругу я поднял оружье.
220 Право заслугами ты приобрел, а я - ожиданьем.
Не уступил, - и мне жаль. Из всего, о храбрейший, мою лишь
Душу ты мне уступи, да будет твоим остальное!"
И говорившему так, и того, к кому сам обращался,
Видеть не смевшему, - "Что, - говорит, - о Финей боязливый,
225 Дать тебе ныне могу, - и дар то не малый для труса! -
Дам, ты страх свой откинь. Не обижу тебя я железом.
Наоборот, на века, как памятник некий, оставлю.
Будешь всегда на виду ты в доме у нашего тестя,
Чтобы супругу мою утешал нареченного образ!"
230 Молвив такие слова, он главу повернул Форкиниды
К месту, куда был Финей лицом обращен трепетавшим.
И, между тем как глаза повернуть пытался он, шея
Окоченела его, и в камень слеза затвердела.
Но умоляющий лик и уста боязливые в камне
235 Видны досель, о пощаде мольба и покорности знаки.
Вот победитель Персей с супругою в отчие стены
Входит. Защитник семьи, неповинности дедовой мститель,
Вот он на Прета напал: затем, что, оружием выгнав
Брата, Прет захватил твердыню Акризия силой.
240 Но ни оружьем своим, ни присвоенной подло твердыней
Грозных не мог одолеть он очей змееносного чуда.
Все же тебя, Полидект, небольшого правитель Серифа,
Юноши доблесть, в делах очевидная стольких, ни беды
Все же смягчить не могли. Ненавидишь упорно Персея,
245 Непримиримый, и нет неправому гневу предела.
Хочешь и славы лишить, утверждаешь ты, будто измыслил
Он, что Медузу убил. "Я дам тебе знак непреложный.
Поберегите глаза!" - воскликнул Персей и Медузы
Ликом царево лицо превращает он в камень бескровный.
250 Сопровождала досель своего златородного брата
Дева Тритония. Вот, окруженная облаком полым,
Бросив Сериф и Китн и Гиар направо оставив,
Наикратчайшим путем через море отправилась в Фивы,
На Геликон, обиталище Дев. Геликона достигнув,
255 Остановилась и так обратилась к сестрам ученым:
"Слава наших ушей об источнике новом достигла,
Том, что копытом пробил в скале Быстрокрылец Медузы.
Ради того я пришла. Я хотела чудесное дело
Видеть. Я зрела, как сам он из крови возник материнской".
260 "Ради чего б ни пришла, - отвечала Урания, - в наши
Сени, богиня, всегда ты нашему сердцу желанна!
Верен, однако же, слух: Пегасом тот новый источник
Был изведен", - и свела Тритонию к влаге священной.
Долго дивилась воде, от удара копыта потекшей,
265 Обозревала потом и лесов вековечные чащи,
Своды пещер и луга, где цветы без счета пестрели,
И назвала Мнемонид счастливыми и по занятьям,
И по урочищам их. Одна из сестер ей сказала:
"О, если б доблесть твоя не влекла тебя к большим деяньям,
270 Что бы тебе не примкнуть, Тритония, к нашему хору!
Молвишь ты правду, хваля по заслугам и дело и место.
Наша прекрасна судьба, - да лишь бы нам жить безопасно!
Но - до чего же ничто не запретно пороку! - девичьи
Все устрашает сердца: Пиреней пред глазами жестокий
275 Так и стоит, до сих пор не могу отойти от испуга.
Лютый, в давлидских полях и фокейских он стал господином
С войском фракийским своим и без права владел государством.
В храмы парнасские мы направлялись: нас увидал он
И, с выраженьем таким, будто чтит божественность нашу, -
280 "О Мнемониды! - сказал, - он по виду узнал нас. - Постойте!
Не сомневайтесь, молю, от дождя с непогодой укройтесь -
Дождь пошел, - под кровлей моей! И в меньшие клети
Боги входили не раз". Побуждаемы речью и часом,
Дали согласие мы и в передние входим хоромы.
285 Дождь меж тем перестал, был Австр побежден Аквилоном,
По небу, чистому вновь, лишь темные тучи бежали.
Мы собрались уходить. Но дом Пиреней запирает.
Нам же насильем грозит. Его мы избегли - на крыльях.
Как бы вслед устремясь, во весь рост он стоял на твердыне!
290 "Тем же путем понесусь, - говорит, - где вы понесетесь!"
Вдруг, безрассудный, стремглав с верхушки бросился башни;
Вниз головой он упал и раздробленным черепом оземь
Грянулся, землю залив, перед смертью, проклятою кровью".
Муза вела свой рассказ. Но крылья вверху зазвучали,
295 И от высоких ветвей раздался приветствия голос.
Глянула вверх, не поймет, откуда так слышится ясно
Говор. Юпитера дочь полагает: то речи людские.
Были то птицы! Числом же их девять: на рок свой пеняя,
В ветках сороки сидят, что всему подражают на свете.
300 И удивленной рекла богиня богине: "Недавно
Птиц приумножили сонм побежденные в споре сороки.
Их же богатый Пиер породил на равнине пеллейской.
Мать им Эвиппа была пеонийка, что к мощной Луцине,
Девять рождавшая раз, обращалась девятикратно.
305 Вот возгордилась числом толпа тех сестер безрассудных.
Множество градов они гемонийских прошли и ахайских,
К нам пришли и такой состязанье затеяли речью:
"Полно вам темный народ своею обманывать ложной
Сладостью! С нами теперь, феспийские, спорьте, богини,
310 Если себе доверяете вы! Ни искусством, ни звуком
Не победить нас. Числом нас столько же. Иль уступите,
Сдавшись, Медузы родник заодно с Аганиппой гиантской,
Иль эмафийские вам мы равнины уступим до самых
Снежных Пеонов, - и пусть нам нимфы судьями будут".
315 В спор было стыдно вступать, но еще показалось стыднее -
Им уступить. Вот выбрали нимф, - и тотчас, поклявшись
Реками, сели они на сиденье из дикого камня.
Дева, что вызвала нас, начинает без жребия первой.
Брани бессмертных поет; воздает не по праву Гигантам
320 Честь, а великих богов деянья меж тем умаляет:
Будто, когда изошел Тифей из подземного царства,
На небожителей страх он нагнал, и они, убегая,
Тыл обратили, пока утомленных не принял Египет
В тучные земли и Нил, на семь рукавов разделенный.
325 Будто потом и туда заявился Тифей земнородный,
И что бессмертным пришлось под обманными видами скрыться.
"Стада вождем, - говорит, - стал сам Юпитер: Либийский
Изображаем Аммон и доныне с крутыми рогами!
Вороном сделался Феб, козлом - порожденье Семелы.
330 Кошкой - Делийца сестра, Сатурния - белой коровой.
Рыбой Венера ушла, Киллений стал ибисом-птицей".
Все это спела она, сочетая с кифарою голос.
"Вызвали нас, Аонид, - но тебе недосужно, быть может,
Некогда, может быть, слух склонять к песнопениям нашим?"
335 "Не сомневайся и всю передай по порядку мне песню", -
Молвит Паллада и в тень прохладную рощи садится.
Муза, - "Даем мы одной, - говорит, - одолеть в состязанье!" -
Встала и, плющ молодой вплетя себе в волосы, стала
Пальцем из струн извлекать Каллиопа печальные звуки,
340 Сопровождая такой дрожание струнное песней:
"Первой Церера кривым сошником целину всколыхнула,
Первой - земле принесла и плоды, и покорную пищу,
Первой - законы дала, и все даровала - Церера!
Буду ее воспевать. О, только б достойно богини
345 Песня пропелась моя! - богиня сей песни достойна.
Остров Тринакрия был на падших наложен Гигантов,
Грузом тяжелым его под землей лежащий придавлен
Древний Тифей, что дерзнул возмечтать о престоле небесном,
Все продолжает борьбу, все время восстать угрожает.
350 Но авсонийский Пелор над правой простерся рукою,
Ты же на левой, Пахин; Лилибеем придавлены ноги,
Голову Этна гнетет. Тифей, протянувшись под нею,
Ртом извергает песок и огонь изрыгает, беснуясь.
Тщетно старается он то бремя свалить земляное,
355 Силой своей раскидать города и огромные горы:
Вот и трепещет земля, и сам повелитель безмолвных
В страхе, не вскрылась бы вдруг, не дала бы зияния суша.
Свет не проник бы к нему, ужасая пугливые тени.
Царь, той напасти страшась, из хором своих сумрачных вышел,
360 На колесницу ступил и, черными мчимый конями,
Тщательно стал объезжать основанья земли Сицилийской.
Все осмотрев, убедясь, что ничто не грозит обвалиться,
Страх отложил он. Меж тем Эрикина его увидала
С ей посвященной горы. И, обняв крылатого сына, -
365 "Сын мой, оружье мое, и рука, и могущество! - молвит, -
Лук свой возьми, Купидон, которым ты всех поражаешь,
Быстрые стрелы направь в грудь бога, которому жребий
Выпал последний, когда триединое царство делили.
Горние все и Юпитер-отец, и боги морские
370 Власть твою знают, и тот, в чьей власти боги морские.
Тартару что ж отставать? Что власти своей и моей ты
Не расширяешь? Идет ведь дело о трети вселенной!
Даже и в небе у нас - каково же терпение наше! -
Презрены мы; уменьшается власть и моя и Амура,
375 Разве не видишь: от нас и Паллада теперь и Диана
Лучница прочь отошли? И девствовать будет Цереры
Дочь, коль допустим: она и сама этой участи хочет.
Ежели к просьбе моей ты не глух - ради общего царства
С дядей богиню сведи". Сказала Венера. И тотчас
380 Взялся Амур за колчан и стрелу, как мать повелела,
Выбрал из тысячи стрел одну, но острее которой
Не было и ни одной, что лучше бы слушалась лука.
Вот свой податливый рог изогнул, подставив колено,
Мальчик и Диту пронзил искривленной тростинкою сердце.
385 Глубоководное есть от стен недалеко геннейских
Озеро; названо Перг; лебединых более кликов
В волнах струистых своих и Каистр едва ли услышит!
Воды венчая, их лес окружил отовсюду, листвою
Фебов огонь заслоня, покрывалу в театре подобно.
390 Ветви прохладу дарят, цветы разноцветные - почва.
Там неизменно весна. Пока Прозерпина резвилась
В роще, фиалки брала и белые лилии с луга,
В рвенье девичьем своем и подол и корзины цветами
Полнила, спутниц-подруг превзойти стараясь усердьем,
395 Мигом ее увидал, полюбил и похитил Подземный, -
Столь он поспешен в любви! Перепугана насмерть богиня,
Мать и подружек своих - но мать все ж чаще! - в смятенье
Кличет. Когда ж порвала у верхнего края одежду,
Все, что сбирала, цветы из распущенной туники пали.
400 Столько еще простоты в ее летах младенческих было,
Что и утрата цветов увеличила девичье горе!
А похититель меж тем, по имени их называя,
Гонит храпящих коней, торопясь, по шеям, по гривам
Сыплет удары вожжей, покрытых ржавчиной темной,
405 Мимо священных озер и Паликовых, пахнущих серой,
Вод, что бурлят, прорываясь из недр; через местность несется,
Где бакхиады - народ из Коринфа двуморского - древле
Стены воздвигли меж двух корабельных стоянок неравных.
Меж Кианеей лежит и пизейским ключом Аретузой,
410 Там, где отроги сошлись, пространство зажатое моря.
Там-то жила - от нее происходит и местности имя -
Нимфа, в Сицилии всех знаменитее нимф, Кианея.
Вот, до полживота над поверхностью водной поднявшись,
Деву узнала она. "Не проедете дальше! - сказала, -
415 Зятем Цереры тебе не бывать против воли богини;
Просьбой, не силою взять ты должен был деву. Коль можно
С малым большое равнять, - полюбил и меня мой Анапис,
Все ж он меня испросил, я в брак не со страха вступила".
Молвила нимфа и их, в обе стороны руки раздвинув,
420 Не пропустила. Сдержать тут гнева не мог уж Сатурний.
Страшных своих разогнал он коней и в бездну пучины
Царский скиптр, на лету закрутившийся, мощной рукою
Кинул, - и, поражена, земля путь в Тартар открыла
И колесницу богов приняла в середину провала.
425 А Кианея, скорбя, что похищена дева, что этим
Попрано право ее, с тех пор безутешную рану
Носит в безмолвной душе и вся истекает слезами.
В воды, которых была божеством лишь недавно великим,
Вся переходит сама, утончаясь; смягчаются члены,
430 Кости - можно согнуть, и ногти утратили твердость,
Что было тоньше всего становится первое жидким, -
Пряди лазурных волос, персты ее, икры и стопы.
После, как члены она потеряла, в холодные струи
Краток уж был переход. Бока, спина ее, плечи
435 И ослабевшая грудь - все тонкими стало ручьями.
Вот наконец, вместо крови живой, в изменившихся жилах
Льется вода, и уж нет ничего, что можно схватить бы.
В ужасе мать между тем пропавшую дочь понапрасну
Ищет везде на земле, во всех ее ищет глубинах.
440 Отдых вкушавшей ее не видала Аврора с власами
Влажными, Геспер не зрел. В обеих руках запалила
Ветви горючей сосны, на Этне возросший, богиня
И леденящею тьмой проносила, не зная покоя.
Снова, лишь радостный день погашал созвездия ночи,
445 Дочь искала она, где Солнце заходит и всходит.
Раз, утомившись, она стала мучиться жаждой, но нечем
Было ей уст освежить; соломой крытую видит
Хижину, в низкую дверь постучала; выходит старуха,
Видит богиню она и тотчас выносит просящей
450 Сладкого чашу питья из поджаренных зерен ячменных.
Пьет Церера. Меж тем злоречивый и дерзкий мальчишка
Перед богинею стал и, смеясь, обозвал ее "жадной".
И оскорбилась она и, еще не допивши напитка,
Мальчика вдруг облила ячменем, в воде разведенным.
455 Пятна впитались в лицо; где были у дерзкого руки, -
Выросли ноги, и хвост к измененным прибавился членам.
И в невеликий размер, - чтобы силы вредить не имел он, -
Сжался: в ящерку он превращен был, малого меньше.
От изумленной, в слезах, попытавшейся чуда коснуться
460 Бабки бежал он и в норку ушел. Так и носит названье
В изобличенье стыда, и в крапинках все его тело.
Сколько богиня еще по землям блуждала и водам,