– Да, я вижу, тебе все известно, – сказал, помолчав, Томодзо. – Ну ладно, я виноват, прости… Я все думал, как бы рассказать тебе, но неловко было… Сама посуди, ну как бы я с серьезным видом мог объявить, что так, мол, и так, обзавелся я полюбовницей… Но ты не беспокойся, я на своем веку погулял немало, видел всякое, из меня много денег не вытянешь, так что все будет в порядке, вот увидишь!
– Еще бы! – сказала О-Минэ насмешливо. – Сначала ты дал ей три медяка, потом два золотых, потом три золотых, пять золотых, а потом отвалил сразу двадцать…
– И все-то ты знаешь… Верно, заходил Кюдзо, а?
– Никто не заходил!.. Тебе вот что надо сделать. Баба эта, раз уж она от живого мужа с тобой сошлась, в тебя влюбилась. Но если муж узнает, тебе конец. Лучше всего для тебя откупить ее и взять в наложницы, а меня отпустить. Я стану жить и вести дело отдельно от тебя, выделюсь из лавки "Сэкигутия" и открою свою лавку. А вы с этой О-Куни сами по себе трудитесь…
– Ну что ты болтаешь? – вскричал Томодзо. – Для чего это нам с тобой расходиться? Ведь бабенка эта, она же любовница самурая, у нее свой хозяин есть, не станет она со мной все время путаться… Я же просто так, невзначай, спьяна подзакусил ею! Ну я виноват, ну прошу прощения… Ну хочешь, никогда больше не пойду туда? Хочешь?
– Нет уж, ты иди. Раз она от живого мужа до этого дошла, значит, любит тебя. Так что ты уходи к ней…
– Ну что мне с тобой делать… Глупости ведь городишь!
– Нет уж, ты меня отпусти.
Томодзо разозлился.
– Заткнись! – заорал он. – Ты с кем разговариваешь? Кто здесь хозяин? Кто всему делу голова? Что хочу, то и делаю! Сколько полюбовниц мне нужно, столько и буду держать, тебя не спрошу! Не молодая, нечего со своей ревностью соваться!
– Ах, ах, простите, не то сказала, извините великодушно… Хозяин! – презрительно произнесла О-Минэ. – Всему делу голова! Подумаешь, заважничал! А кем ты был в прошлом году, у господина Хагивары на побегушках служил? В каморке ютился? Радовался, когда господин Хагивара медяками тебя оделял да старым тряпьем? Забыл об этом?
– Не кричи так, приказчики услышат…
– Пусть слышат! Хозяин, голова, наложницу завел, а кто ты такой – забыл?
– Тише, ты! Ладно, можешь убираться на все четыре стороны…
– И уберусь! Только сначала ты дашь мне сто золотых. Работали вместе, вместе и наживали…
– Еще чего! Раскричалась тут, как разносчик на празднике бога богатства… Придержи язык!
– Нет уж, я все скажу! Работали мы вместе, я сил для дела не жалела, босиком ходила… А когда у господина Хагивары жили? Я ему готовила, прибирала у него, ты же при нем на побегушках состоял, все жаловался, что на водочку тебе не хватает… Я по ночам работала, только чтобы на водку тебе заработать! Забыл это? Загордился? Восемь лет я на тебя спину гнула! Хозяин, голова… Смотрите-ка на него! А я вот, чтобы прошлого не забывать, и сейчас в простой одежде хожу, по ночам работаю… Помнишь, как в позапрошлом году весной ты размечтался выпить под жареную кету?..
– Тише, ты, тише!.. Приказчики же услышат!
– А мне все равно… Нищими ведь жили, я три ночи из последних сил работала, глаз не смыкала, купила тебе водки и жареной кеты… Помнишь, как ты тогда обрадовался? Помнишь, что сказал? Забыл? Ты тогда сказал, что главное в жизни – это жена…
– Перестань орать, – прошипел Томодзо. – Я же сказал уже тебе, что больше к ней не пойду…
– А вот буду орать!.. И можешь ходить к своей О-Куни сколько хочешь, мне все равно… Слишком много понимать стал о себе!..
– Молчи, сука! – сказал Томодзо и ударил ее кулаком по голове.
– Дерешься? – со слезами взвизгнула О-Минэ. – Давай мне сто золотых, я уйду! Я здесь ни за что не останусь! Сам из Курихаси, кругом полно родственников, затащил меня сюда… А я родом из Эдо, у меня здесь никого нет, заступиться некому! Стара я для тебя? С бабами принялся беситься? Деваться мне, мол, некуда, без тебя я с голода помру… А ты мне дай денег, и я уйду!
– Уходишь, так уходи. А денег тебе никаких не будет.
– Ах, вот как? Не будет? А кто придумал выпросить у привидений сто золотых?
– Тише, говорят тебе…
– Ничего, ничего, рот ты мне не заткнешь… Все, что теперь нажито, началось с тех денег! Да что говорить! А кто убил Хагивару, кто украл талисман "кайоннёрай" и закопал в клумбе у источника?..
– Тише, сумасшедшая! Услышат ведь!
– Пусть слышат! Пусть меня хватают и рубят мне голову! Тебе все равно тоже несдобровать.. Давай мне сто золотых, и я уйду от тебя!
– Ну что мне с тобой делать, – сокрушенно сказал Томодзо. – Ну виноват я перед тобой, прошу прощения, что еще? Жили мы с тобой до этого хорошо, жаль, конечно, что ты меня разлюбила, ну раз так, бери тогда лавку и дом целиком себе. Ты, верно, думала, что я с этой бабой собираюсь бежать куда-либо? Не так это. Я наводил кое-какие справки и узнал, что за нею водятся некрасивые дела, так что я и сам хотел уже порвать с нею… А хочешь, давай продадим лавку за двести или за триста золотых и уедем отсюда куда-нибудь в Этиго, хотя бы в Ниигату, пусть там опять распустится цветок нашего успеха… Как ты, согласна еще раз все начать босиком?
– Думаешь, мне так уж хочется уходить от тебя? – сказала О-Минэ, всхлипывая. – Просто ты теперь не любишь меня, вот я и говорила все это… Как-никак восемь лет вместе прожили, и раз ты не собираешься бросить меня, уедем отсюда куда-нибудь вместе…
– Ну вот и хорошо, и не будем злиться друг на друга. Давай в знак дружбы опрокинем по чарке и завалимся в постель.
С этими словами Томодзо взял О-Минэ за руку и притянул к себе. "Ну тебя, – сказала О-Минэ, – ну что ты, право…" Как говорится в одном стихе:
Славным мужским оружьем
Супруге ревнивой своей
Он рога обломал.
На следующее утро Томодзо объявил, что хочет купить О-Минэ материи на кимоно, которую та давно облюбовала. Они отправились в Саттэ, купили в галантерейной лавке отрез, выпили в харчевне и пошли обратно домой. На дамбе Томодзо вдруг остановился и, оглядевшись, стал спускаться вниз.
– Ты это куда, хозяин? – удивилась О-Минэ.
– Когда я ездил в прошлый раз в Эдо за товаром, – ответил Томодзо, – мне удалось прихватить оттуда тот самый талисман "кайоннёрай". Я его здесь закопал, а сейчас думаю откопать и взять с собой.
– Ну вот, и мне даже не сказал ничего… Выкапывай тогда скорее, пока никто не видит!
– Возьмем его и завтра продадим господину Кога… Что это, никак, дождь пошел? Спускайся сюда, будешь сторожить… Гляди, вон там у переправы двое, они не сюда идут?
– Никто не идет, где ты видишь?
– Да вон же, смотри внимательно!
Там, вдали, от тракта отделялись две дороги, вились вдоль рек Синтонэ и Отонэ и исчезали в тумане под хмурым дождевым небом. Едва видные огоньки в деревенской хижине трепетали, готовые погаснуть. Кругом не было ни души, и что-то зловещее нависло над миром. О-Минэ все всматривалась, ни о чем не подозревая, когда Томодзо выхватил нож из медных ножен у пояса и молча изо всех сил ударил ее в спину. Он метил ей между лопаток, и она с визгом упала на землю, цепляясь за его рукав.
– Ты убиваешь меня, ты хочешь жениться на О-Куни! – вскричала она.
– А ты как думала? – прохрипел Томодзо. – Возьму бабу, какую полюбил… Ну, молись!
С этими словами он перехватил нож лезвием вниз и старательно погрузил его в тело О-Минэ, в ямку над ключицей. О-Минэ, корчась от мучительной боли, вцепилась Томодзо в подол. Она никак не хотела умирать, и тогда Томодзо уселся на нее верхом и перерезал ей горло. О-Минэ испустила дух, но руки ее не отпускали подол мужа, и чтобы освободиться, ему пришлось один за другим обрезать ей пальцы. Только тогда он встал, обтер и вложил в ножны клинок и, не оглядываясь, поднялся на дорогу. Затем он со всех ног пустился домой, добежал до своей лавки и заколотил в дверь кулаками.
– Открывай, Бунскэ! Скорее! – закричал он.
– Кто это там? – отозвался слуга. – А, хозяин… Сейчас, сейчас.
Не успел он отодвинуть засов, как Томодзо вскочил внутрь.
– Беда, Бунскэ! – сказал он. – На дороге на нас напали пятеро бандитов, меня схватили, но я вырвался и убежал… А вот О-Минэ скатилась по дамбе вниз, и я не знаю, что с ней… Не ранили бы ее… Собирай всех, пошли туда!
Перепуганные слуги, вооруженные палками и дубинками, отправились с Томодзо на дорогу и обнаружили над дамбой мертвую, страшно изувеченную О-Минэ. Отчаянию Томодзо не было предела. Обливаясь притворными слезами, он кричал:
– Жалость-то какая!.. Что бы нам хоть чуть-чуть раньше прибежать, не умерла бы она такой ужасной смертью!..
Кто-то побежал сообщить властям. Власти осмотрели труп, велели забрать его домой. Вскоре тело предали земле, тут же, неподалеку от деревни. О том, что Томодзо – убийца, никто не догадывался. День шел за днем, и вот на седьмой день, едва Томодзо вернулся из храма, приказчик сообщил ему, что внезапно заболела одна из служанок, тридцатилетняя О-Масу. Она ни с того ни с сего затряслась, вскрикнула и упала, а сейчас лежит без памяти и говорит в бреду какие-то несуразности. Томодзо отправился проведать ее.
– Что с тобой стряслось? – спросил он, присев у постели.
– Томодзо, – проговорила О-Масу, – если бы ты знал, как больно мне было, когда ты повернул нож в моем теле…
– Странные вещи она говорит, хозяин, – испуганно сказал Бунскэ.
– Очнись, О-Масу, – сказал Томодзо. – Простудилась она, наверное, вот и жар у нее… Укройте ее одеялами!
Принесли тяжелые одеяла и навалили на больную, но она вдруг одним движением отбросила их, села и уставилась в лицо Томодзо.
– Что это она? – сказал Бунскэ.
– Уж не лиса ли в тебя вселилась, О-Масу? – встревоженно спросил Томодзо.
– Знаешь, Томодзо, – произнесла О-Масу, – никогда еще мне не было так больно… Особенно когда ты ударил меня в ямку над ключицей. Лезвие пронзило тело и вошло в грудь, и это была такая мука, что рассказать нельзя…
Томодзо стало не по себе.
– Что она болтает, – сказал он, – с ума, что ли, сошла?
– Восемь лет мы прожили с тобой в нищете, – продолжала О-Масу. – И вот теперь, когда все стало так хорошо, ты жестоко убил меня, чтобы жениться на О-Куни…
– Видно, ей очень плохо, – сказал Томодзо.
Он был поражен и решил, что О-Масу необходимо вылечить как можно скорее. Как раз незадолго до этого кто-то говорил ему, будто в деревню из столицы приехал хороший лекарь, и Томодзо сейчас же послал за ним.
Глава 18
Итак, на седьмой день после похорон О-Минэ внезапно заболела служанка О-Масу и принялась говорить в бреду странные слова. То она говорила о богатстве, нажитом на деньги, которые получены от привидений, то об убийстве какого-то господина Хагивары Синдзабуро, то о краже талисмана "кайоннёрай", зарытого где-то в клумбе у источника. Слуги слушали и ничего не понимали, считая все это горячечным бредом, но Томодзо-то так не считал. Он догадался, что убиенная О-Минэ, не сумев овладеть им, вселилась в О-Масу и намеревается отомстить ему, разболтав о всех его злодействах, чтобы слухи об этом дошли до властей и его схватили бы и казнили. "Не отослать ли О-Масу к ее родным, чтобы и духу ее здесь не было? – подумал Томодзо. – Да нет, если она станет болтать такое и у себя дома, я все равно пропал". Действовать нужно было осмотрительно. Пока Томодзо размышлял, вернулся Накаскэ, посланный в Саттэ за лекарем.
– Привел я его, хозяин, – объявил Накаскэ. – Вот это он и есть, знаменитый лекарь из Эдо. Насилу я его упросил пойти к нам…
– Благодарствуйте, благодарствуйте, – произнес Томодзо, кланяясь лекарю. – Мы здесь в лавке торговлей занимаемся, так что сами видите, какой у нас беспорядок, а вот не угодно ли вам будет пройти в комнаты?
Он провел лекаря в гостиную, усадил на почетное место и склонился перед ним, уперев руки в пол.
– Очень рад познакомиться с вами, – сказал он. – Зовут меня Сэкигутия Томодзо, и разрешите от души поблагодарить вас за то, что вы согласились взять на себя труд посетить меня…
– Да-да, и я рад познакомиться, – сказал лекарь. – У вас, говорят, кто-то внезапно заболел… э-э… жар, говорят, странный бред… – Он вдруг пристально поглядел на Томодзо и воскликнул: – Э-э-э, а давненько мы с тобой не виделись, парень! Надо же, а! Как ты поживаешь, Томодзо? Как всегда, здоровый и бодрый, это хорошо… Смотри, как неожиданно встретились! Вот никогда не думал… Это твой новый дом? Превосходно… Впрочем, так оно и должно было быть. Еще когда ты с женой жил у господина Хагивары Синдзабуро, я считал вас парой дельной, всегда думал, что вы далеко пойдете… На это я всеми десятью пальцами указывал и не ошибся… И лавку ты хорошую держишь, отличное дело…
Томодзо, недоуменно таращивший на него глаза, наконец узнал.
– Никак, это господин Ямамото Сидзё! Ну, совсем не ожидал с вами встретиться здесь…
– Говоря между нами, – сказал Сидзё, – в Эдо я окончательно проелся, даже лекарствовать не мог. Домик у меня с кошкин лоб, так я его продал и поехал в Никки к знакомым. Остановился переночевать на постоялом дворе в Саттэ, там меня попросили осмотреть одного постояльца, больного лихорадкой… Ну, пользовал я его, пользовал, он на мое счастье и выздоровел. Сам выздоровел, я тут ни при чем. Но сразу разнесся слух, будто я великий лекарь, и теперь у меня от больных отбоя нет. Лечу их через пень колоду, однако деньги платят хорошие, вот я и решил остановиться в здешних местах… Честно говоря, лекарь я никудышный, хотя томик-другой "Сёканрона" [] прочесть мне в свое время пришлось. Но ведь я терпеть не могу больных, мне к их вонючим постелям подходить противно… А чуть денежки заведутся, тут уж я и вовсе бросаю все и принимаюсь пить… Так я и проелся в Эдо… А что твоя жена? О-Минэ, кажется… Давно ее не видел… Здорова она?
– Она… – Томодзо запнулся. – Ее восемь дней назад зарубили на дамбе бандиты… Собрал я кое-как ее тело по кускам и схоронил.
– Какое несчастье! – воскликнул Сидзё. – Как же это так вдруг? Представляю, какое это горе для тебя… Мне тем более жаль, что мы с тобой в свое время были в добрых отношениях… Хорошая была женщина, преданная… Видно, есть все-таки судьба, о которой толкуют монахи. Да, жаль, жаль… Значит, больная у тебя – это не жена?
– Нет, это просто служанка. У нее жар, и в бреду она такие вещи бормочет, что слушать страшно…
– Ну что ж, пойдем посмотрим ее, а потом недурно было бы выпить и поболтать за чаркой о прошедших временах… Приятно все-таки встретить старого дружка в незнакомом месте… А если у больной жар, то мы с ним справимся в два счета…
– Бунскэ! – крикнул Томодзо. – Принеси сюда чай и сладости! Хотя господин лекарь сладостей не любит… Сюда пожалуйте, здесь женская половина.
– Ага, – сказал Сидзё. – Ну и духота же здесь. Сниму-ка я хаори.
– О-Масу, – позвал Томодзо. – Слышишь, О-Масу! К тебе господин лекарь пожаловал, он тебя сейчас осмотрит… – Так что крепись, постарайся не бредить…
– Как ты себя чувствуешь, что болит? – бодро осведомился Сидзё, присаживаясь возле постели больной.
Вдруг О-Масу, сбросив с себя тяжелые одеяла, села и уставилась на него.
– Я вижу, у тебя жар, – продолжал Сидзё. – Ты, верно, простудилась, правда? Тебя не знобит?
– Здравствуйте, господин Ямамото Сидзё, – произнесла О-Масу. – Давно мы с вами не виделись.
– Что за чудеса! – поразился Сидзё. – Имя мое назвала…
– Я же говорю вам, бредит она, – поспешно сказал Томодзо.
– Все же странно, откуда она знает мое имя? Ладно, посмотрим, что это с нею.
– Когда Томодзо ударил меня ножом вот сюда, – сказала О-Масу, – и повернул нож в ране, я…
– Ну что она несет такое! – проговорил Томодзо.
– Ничего, ничего. Погоди, – остановил его Сидзё. – Ну а потом что было?
– Вы знаете, – сказала О-Масу, – как мы бедно жили у господина Хагивары Синдзабуро. Он обращался с нами, как с прислугой, мы для него босиком бегали. А потом к господину Хагиваре привязались привидения. Он обратился к настоятелю храма Симбандзуй-ин и получил ярлыки-заклятия, отгоняющие демонов и чудовищ. Один ярлык он наклеил на окно, которое выходит на задний двор. Тогда Томодзо получил от привидений сто золотых и отклеил этот ярлык…
– Что ты врешь! – закричал Томодзо.
– Нет-нет, погоди, – сказал Сидзё. – Мне, например, очень интересно. Продолжай!
– С этих денег и пошло наше богатство. Но это не все. Кроме того, Томодзо украл с шеи господина Хагивары золотой талисман "кайоннёрай" и закопал в Нэдзу возле источника. И вдобавок он запинал господина Хагивару насмерть, чтобы замести следы…
– Не смей! – крикнул Томодзо. – Что за несуразицу ты несешь?
– Погоди, не мешай, она же мне рассказывает, а не тебе… Прямо чудеса, да и только. Ну, и что было дальше?
О-Масу повернулась к Томодзо.
– А дальше ты пустил эти шальные деньги в оборот, разбогател и принялся ухлестывать за чужими бабами. И, как зверь, убил меня, чтобы я тебе не мешала!
– Ну что мне с ней делать, – пробормотал Томодзо. – Вот так все говорит и говорит…
– Да, случай удивительный, – деловито сказал Сидзё. – Но беспокоиться тебе нечего. Уволь ее и поскорее отправь домой к родным… Ты, может быть, опасаешься, что она будет болтать то же самое и там? Ничего подобного. Там это у нее как рукой снимет. Она и бредит только потому, что находится в этом доме… В молодости, помнится, пришлось мне вместо своего учителя пользовать двух таких вот больных, так с ними тоже так было. Вернулись домой, и все кончилось. Не сомневайся и увольняй…
Томодзо был испуган, однако тут же последовал совету лекаря и вызвал родных О-Масу, чтобы забрали больную. Едва О-Масу очутилась за воротами, как перестала бредить и пришла в себя. Тогда застонал и свалился без памяти приказчик Бунскэ. Его уложили в постель и накрыли одеялами, но он вдруг вскочил и принялся рассказывать о том, что все богатство здесь нажито-де на деньги, которые получены от привидений, а когда отправили со двора и его, сейчас же заболел и начал бредить мальчишка-посыльный. Кончилось дело тем, что Томодзо отправил по домам всех слуг и приказчиков и остался в доме вдвоем с Ямамото Сидзё.
– Ну вот, – сказал Сидзё. – Теперь моя очередь бредить. Удивительное дело! Послушай, Томодзо, рассказал бы ты мне все откровенно, а? Я слыхал, что Хагивару преследовали привидения и что умер он в обнимку со скелетом. Говорили также, что ему подменили какой-то важный талисман, который он носил на шее, и куда этот талисман девался, никто не знает. Говорили еще как будто, что старый гадальщик по имени Хакуодо заподозрил неладное и рассказал настоятелю храма Симбандзуй-ин и что настоятель якобы все уже знал и открыл, будто украденный талисман зарыт в землю… Нынче из бреда больных я понял, что все это твоих рук дело. Нечего больше таиться от меня, рассказывай, как было дело, и подумаем вместе, как поступить. Откройся, обсудим все по порядку… И жену, конечно, убили не бандиты, а ты сам, потому что она мешала тебе, ведь верно?
Томодзо понял, что запираться больше не имеет смысла.