Избранные речи М. Туллия Цицерона в переводе В. О. Горенштейна.
Содержание:
1. Речь в защиту Секста Росция из Америй - [В суде, 80 г. до н. э.] 1
2. Речь против Гая Верреса - [В суде, первая сессия, 5 августа 70 г. до н. э.] 16
3. Речь против Гая Верреса - [Вторая сессия, книга IV, "О предметах искусства". 70 г. до н. э.] 23
4. Речь против Гая Верреса - [Вторая сессия, книга V, "О казнях". 70 г. до н. э.] 42
5. Речь о предоставлении империя Гнею Помпею (О Манилиевом законе) - [На форуме, 66 г. до н. э.] 64
6. Речь в защиту Авла Клуенция Габита - [В суде, 66 г. до н. э.] 73
7. Вторая речь о земельном законе народного трибуна Публия Сервилия Рулла - [К народу, 2 (?) января 63 г. до н. э.] 98
8. Речь в защиту Гая Рабирия, обвиненного в государственном преступлении - [Перед центуриатскими комициями, 1-я половина 63 г. до н. э.] 111
9. Первая речь против Луция Сергия Катилины - [В сенате, в храме Юпитера Статора, 8 ноября 63 г. до н. э.] 116
10. Вторая речь против Луция Сергия Катилины - [На форуме, 9 ноября 63 г. до н. э.] 121
11. Третья речь против Луция Сергия Катилины - [На форуме, вечером 3 декабря 63 г. до н. э.] 125
12. Четвертая речь против Луция Сергия Катилины - [В сенате, в храме Согласия, 5 декабря 63 г. до н. э.] 129
13. Речь в защиту Луция Лициния Мурены - [В суде, вторая половина ноября 63 г. до н. э.] 133
14. Речь в защиту Публия Корнелия Суллы - [В суде, середина 62 г. до н. э.] 148
15. Речь в защиту поэта Авла Лициния Архия - [В суде, 62 г. до н. э.] 160
16. Речь в сенате по возвращении из изгнания - [5 сентября 57 г. до н. э.] 165
17. Речь о своем доме - [В коллегии понтификов, 29 сентября 57 г. до н. э.] 172
18. Речь в защиту Публия Сестия - [В суде, 11 марта 56 г. до н. э.] 193
19. Речь в защиту Марка Целия Руфа - [В суде, 4 апреля 56 г. до н. э.] 216
20. Речь об ответах гаруспиков - [В сенате, май (?) 56 г. до н. э.] 227
21. Речь о консульских провинциях - [В сенате, вторая половина мая 56 г. до н. э.] 238
22. Речь в защиту Тита Анния Милона - [Апрель 52 г. до н. э.] 245
23. Речь по поводу возвращения Mарка Клавдия Марцелла - [В сенате, начало сентября 46 г. до н. э.] 262
24. Речь в защиту Квинта Лигария - [На форуме, начало сентября 46 г. до н. э.] 265
25. Первая филиппика против Марка Антония - [В сенате, 2 сентября 44 г. до н. э.] 269
26. Вторая филиппика против Марка Антония - [Опубликована 28 ноября 44 г. до н. э.] 275
27. Четырнадцатая филиппика против Марка Антония - [В сенате, 21 апреля 43 г. до н. э.] 289
Дополнения 294
ПРИЛОЖЕНИЯ 319
Примечания 326
РЕЧИ
1. Речь в защиту Секста Росция из Америй
[В суде, 80 г. до н. э.]
Осенью 81 г. богатый римский гражданин Секст Росций, живший в муниципии Америи, сторонник Суллы и нобилитета, связанный дружескими отношениями со знатью, был убит в Риме на улице. Его родственники, жившие в Америи, Тит Росций Капитон и Тит Росций Магн вступили в соглашение с любимцем Суллы, влиятельным вольноотпущенником Хрисогоном, и убитый был задним числом внесен в проскрипционные списки, хотя они были закрыты 1 июня 81 г. (см. прим. 28 ). Его имущество было конфисковано и продано с аукциона, причем Хрисогону достались десять его имений, а Капитону - три. На жизнь Секста Росция-сына были совершены покушения, но неудачно, и он укрылся в Риме, в доме у Цецилии, родственницы диктатора Суллы. Чтобы устранить сына убитого, его обвинили в отцеубийстве; обвинителем выступил некий Гай Эруций. Секст Росций предстал перед постоянным судом по делам об убийствах, председателем которого был претор Марк Фанний; в случае осуждения ему грозила так называемая "казнь в мешке" (см. прим. 36 ). Обвиняемый встретил сочувствие и поддержку у многих представителей нобилитета, но единственным человеком, согласившимся защищать его в суде, был Цицерон, которому тогда шел 27-й год. Суд оправдал Секста Росция. Это было первое выступление Цицерона в уголовном суде.
См. Цицерон, "Брут", § 312; "Оратор" § 107; "Об обязанностях", II, § 51; Авл Геллий, "Аттические ночи", XV, XXVIII, 3: Плутарх, "Цицерон", 3, 2.
(I, 1) Вы, конечно, удивляетесь, судьи, почему в то время, когда столько выдающихся ораторов и знатнейших людей сидит спокойно, поднялся именно я, хотя ни по летам своим, ни по дарованию, ни по влиянию я не могу выдержать сравнения с этими вот, сидящими здесь людьми. Все те, кто, как видите, находится здесь , полагают, что в этом судебном деле надо дать отпор несправедливости, порожденной неслыханным злодейством, но сами они дать отпор, ввиду неблагоприятных обстоятельств нашего времени , не решаются. Вот почему они, повинуясь чувству долга , здесь присутствуют, а, избегая опасности, молчат. (2) Что же следует из этого? Что я - всех смелее? Ничуть. Или что я в такой степени превосхожу других своим сознанием долга? Даже эта слава не настолько прельщает меня, чтобы я хотел отнять ее у других. Какая же причина побудила меня более, чем кого-либо другого, взять на себя защиту Секста Росция? Дело в том, что если бы кто-нибудь из присутствующих здесь людей, влиятельных и занимающих высокое положение, высказался и произнес, хотя бы одно слово о положении государства (а это в настоящем деле неизбежно), то было бы сочтено, что он высказал даже гораздо больше, чем действительно сказал. (3) Если же я выскажу без стеснения все, что следует сказать, то все же речь моя никак не сможет выйти отсюда и широко распространиться среди черни. Далее, слова этих людей, вследствие их знатности и известности, не могут пройти незамеченными, а любое неосторожное выражение им не простят ввиду их возраста и рассудительности; между тем, если слишком свободно выскажусь я, то это либо останется неизвестным, так как я еще не приступал к государственной деятельности , либо мне это простят по моей молодости; впрочем, в нашем государстве уже разучились не только прощать проступки, но и расследовать преступления .
(4) К этому присоединяется еще вот какое обстоятельство: может быть, с просьбой защищать Секста Росция к другим людям обращались в такой форме, что они имели возможность согласиться или отказаться, не нарушая своего долга; ко мне же с настоятельной просьбой обратились такие лица, чья дружба, милости и высокое положение для меня слишком много значат, и я не имел права ни забывать об их расположении ко мне, ни презреть их авторитет, ни отнестись к их желанию небрежно. (II, 5) По этим причинам я и оказался защитником, ведущим это дело, - не первым, избранным предпочтительно перед другими за свое особое дарование, а, напротив, последним из всех, так как могу говорить с наименьшей опасностью для себя, - и не для того, чтобы Секст Росций нашел во мне достаточно надежного защитника, а дабы он не остался вовсе беззащитным.
Быть может, вы спросите, какая же страшная, какая чудовищная опасность препятствует столь многим и столь достойным мужам выступить с речью в защиту гражданских прав и состояния другого человека, как они это обычно делали. Неудивительно, если вы до сего времени не знаете этого, так как обвинители преднамеренно не упомянули о том, из-за чего возникло это судебное дело. (6) В чем же оно заключается? Имущество отца присутствующего здесь Секста Росция, оценивающееся в 6.000.000 сестерциев, купил у знаменитейшего и храбрейшего мужа Луция Суллы, - чье имя я произношу с уважением, - человек молодой, но в настоящее время, пожалуй, самый могущественный в нашем государстве, - Луций Корнелий Хрисогон, заплатив за него, как он сам говорит, 2000 сестерциев. И вот он требует от вас, судьи, чтобы вы - так как он совершенно беззаконно завладел огромным и великолепным чужим имуществом и так как, по его мнению, само существование Секста Росция мешает и препятствует ему пользоваться этим имуществом - рассеяли все его опасения и избавили от страха. Хрисогон думает, что пока Секст Росций жив и невредим, ему не удастся навсегда присвоить себе обширное и богатое отцовское наследие ни в чем не повинного человека, но если Секст Росций будет осужден и изгнан, то он сможет прокутить и промотать все, что приобрел путем злодеяния. Вот он и требует от вас, чтобы вы вырвали из его сердца это опасение, грызущее его душу день и ночь, и сами открыто признали себя его пособниками в этом преступном грабеже. (7) Если его требование вам, судьи, кажется справедливым и честным, то и я, в ответ на него, выдвигаю требование простое и, по моему убеждению, несколько более справедливое.
(III) Во-первых, я прошу Хрисогона удовлетвориться нашим богатством и имуществом, а нашей крови и жизни не требовать; во-вторых, я прошу вас, судьи, дать отпор злодеянию наглецов, облегчить бедственное положение ни в чем не повинных людей и разбором дела Секста Росция устранить опасность, угрожающую всем гражданам. (8) Но если возникнет либо основание для обвинения, либо подозрение в том, что преступление действительно совершено, или же если станет известно какое-нибудь обстоятельство, хотя бы самое ничтожное, которое позволит думать, что у наших противников все же были какие-то основания подать жалобу, наконец, если вы найдете любой другой повод к судебному делу, помимо той добычи, о которой я говорил, то мы идем на то, чтобы жизнь Секста Росция была предана в их руки. Если же все дело только в том, чтобы удовлетворить этих ненасытных людей, если ныне они бьются только из-за того, чтобы осуждением Секста Росция как бы завершить захват богатой, великолепной добычи, то, не правда ли, после многих возмутительных фактов самым возмутительным является то, что вас сочли подходящими людьми для того, чтобы ваш вынесенный после присяги приговор закрепил за ними то, чего они обычно достигали преступлениями и оружием; то, что тайные убийцы и гладиаторы требуют, чтобы люди, за свои заслуги избранные из числа граждан в сенаторы, а за свою строгость - из числа сенаторов в этот совет, не только освободили их от наказания, которого они за свои злодеяния должны со страхом и трепетом ожидать от вас, но еще и выпустили их отсюда обогащенными и как бы награжденными славной боевой добычей.
(IV, 9) Не чувствую в себе сил ни достаточно изящно говорить об этих столь тяжких и столь ужасных преступлениях, ни достаточно убедительно жаловаться, ни достаточно свободно выражать свое переживание. Ибо для изящества речи мне не хватает дарования, убедительности мешает моя молодость, ее свободе - нынешнее положение дел. Кроме того, меня охватывает необычайный страх, что объясняется и моей природной застенчивостью, и вашим высоким положением, и силой моих противников, и опасностью, угрожающей Сексту Росцию. Поэтому я прошу и заклинаю вас, судьи, отнестись к моим словам с вниманием и благожелательной снисходительностью. (10) В надежде на вашу честность и мудрость я взял на себя бремя более тяжкое, чем то, какое я, по моему мнению, могу снести. Если вы, судьи, хоть сколько-нибудь облегчите мне его, я буду нести его по мере своих сил, с усердием и настойчиво; но если вы, против моего ожидания, оставите меня без поддержки, я все-таки не паду духом и, пока смогу, буду нести то, что на себя взял. И если я не смогу донести его до конца, то скорее паду под бременем долга, чем предательски брошу или малодушно откажусь от доверенного мне.
(11) Также и тебя - Марк Фанний, я настоятельно прошу - каким ты уже давно проявил себя по отношению к римскому народу, когда председательствовал именно в этом постоянном суде, таким покажи себя нам и государству в настоящее время. (V) Какое великое множество людей собралось, чтобы присутствовать при этом суде, ты видишь; чего ожидают все эти люди, как они желают справедливых и строгих приговоров, ты понимаешь. После долгого перерыва сегодня впервые происходит суд по делу об убийстве, а между тем за это время были совершены гнуснейшие и чудовищные убийства. Все надеются, что этот постоянный суд, где претором являешься ты, будет по заслугам карать за злодеяния, происходящие у всех на глазах, и за ежедневное пролитие крови.