* * *
Возле театра я уже бывала. Не так давно, когда сто лет спустя мы гуляли с Мишкой по Невскому проспекту. Мы тогда свернули к памятнику Екатерине II, а потом дошли до театра. Мишка мне тогда все уши прожужжал и про Росси, и про то, что, хотя официальное название театра "Российский государственный театр драмы имени Пушкина" – о, боже, я это запомнила! - название "Александринка" приклеилось к нему ещё с тех незапамятных времён, в которых мы теперь и пребываем. А вот внутри здания я оказалась впервые. Это что-то! Наш Новосибирский театр оперы и балета выглядит на фоне этого великолепия бедным родственником. А на меня обращают внимание и это приятно. Билеты Мишка купил в ложу второго яруса. По его словам, отсюда и видно хорошо и к себе особого внимания мы привлекать не будем. Корзину с цветами, которую Мишка приволок с собой, он сдал в гардероб вместе с верхней одеждой и там же разжился театральным биноклем. Теперь высматривает кого-то в зале. Видимо, нашёл, тянет мне бинокль и тихонько говорит, сопровождая слова стрельбой глазами:
- Посмотри, в директорской ложе Гиппиус, Мережковский, Керенский, остальных я не знаю.
Про Керенского я помню только то, что он убегал от большевиков в женской одежде. Фамилия Мережковский тоже о чём-то говорит, а вот про Гиппиус я узнала недавно от Мишки. Дни перед спектаклем были перенасыщены новой информацией. Мало того, что мы на пару изучали светский этикет, так Мишка ещё раздобыл книжки Мережковского и Гиппиус и заставил меня их прочитать. Теперь я понимаю, почему мы их не проходили в школе – такого издевательства над детьми даже наша педагогическая наука допустить не могла. Хотя тут я немножко кривлю душой. Кое-что вполне даже читаемо. Рассматриваю директорскую ложу в бинокль. Керенский мужчинка вполне даже себе ничего, как и бородач Мережковский. А эта худосочная блондинка, значит, и есть Гиппиус? Мишка говорит, что она тут слывёт за красавицу. Ну не знаю, к тому же она, кажется, больна. Опускаю бинокль и слушаю бормотание Мишки, который изучает программку: "И почему я был так уверен, что в этой пьесе играет Саввина?".
Начался спектакль. И чем дольше я смотрю на сцену, тем больше начинают одолевать меня смутные сомнения: чой-то развратом попахивает! Выходит, мы там ничего нового не придумали?
В антракте Мишка помчался вручать цветы. Поскольку мороженого у него нет, как и детей в директорской ложе, можно смело ему довериться и понаблюдать в бинокль, как он там управится.
МИХАИЛ
Вблизи от входа в директорскую ложу ошивались два каких-то бугаеподобных типа: то ли шпики, то ли боевики – по рожам, скорее, последнее. Косятся, но не препятствуют. Оставляю корзину возле двери, заговорщески подмигиваю ближнему бугаю и вваливаюсь в ложу. Начинаю молотить языком прямо с порога, пока недоумение присутствующих не переросло в неприятие.
- Господа, прошу прощения за то, что пришёл, не зван, но не смог отказать себе в удовольствии выразить почтение столь приятному обществу. Позвольте представиться: Жехорский Михаил Макарович!
Быстро окидываю взглядом ложу. Две женщины. Вторая, видимо, жена Керенского. Трое мужчин. Керенский и Мережковский на виду, а третий в тени, лица не разглядеть. Если те двое за дверью кого и охраняют, то только его. Похоже, я удачно зашёл. Трость в моих руках он разглядел отлично!
Мережковский, подождав, не добавлю ли я ещё чего, вежливо произносит:
- Сударь, от имени присутствующих я благодарю вас за визит и если у вас всё…
- Ещё одну минуточку, уважаемый Дмитрий Сергеевич, - припускаю в голос просительные нотки. - Позвольте обратиться к вашей очаровательной супруге?
Недоумевает, сомневается, но – вот что значит истинный интеллигент! - соглашается.
- Отчего ж? Извольте!
Быстро выволакиваю из-за двери корзину с цветами и преподношу Гиппиус со словами:
- Позвольте, несравненная Зинаида Николаевна, преподнести сей скромный дар в знак глубочайшего восхищения вашим литературным талантом!
Будь ты хоть декаденткой, хоть символисткой, а против лести-то как устоять? Вот и "белая дьяволица" слегка порозовела щеками, принимая корзину, и хорошо поставленным голосом произнесла:
- Благодарю вас, сударь, вы очень любезны!
Произношу с пылом:
- Ну что вы, Зинаида Николаевна, это все мы должны благодарить Отца, что живёте вы среди нас и озаряете нам путь вашим богоподобным талантом!
Совсем растрогалась "девушка" и в забытьи произнесла фразу, о которой, верно, тут же и пожалела:
- Сударь, нынче вечером мы будем отмечать премьеру в "Привале комедиантов", что на Марсовом поле, приходите и вы.
О таком я не мог и мечтать! Ай да Жехорский! Чтобы не дать успеть Гиппиус отреагировать на уже потянувшиеся к ней недоумённые взгляды, я скороговоркой выпалил:
- Почту за честь! - и выкатился вон.
* * *
- В ресторан…
- Арт-кафе, - поправил я Ольгу.
- …Та же хрень, только в полосочку, - ты пойдёшь один. Я там, конечно, тоже буду, но пойду одна и раньше.
Когда Ведьма выходит на тропу войны, спорить с ней нечего: небезопасно, да и виднее ей.
Так что в "Привал комедиантов" я спустился, будучи полностью уверен в своей безопасности. Пустить меня пустили, но встретили не очень дружелюбно. Несколько вынужденных рукопожатий, столько же натянутых улыбок, мол, мог бы догадаться и не прийти. Я сделал вид, что ничего этого не замечаю, и мне всё нравится. Тогда на меня просто перестали обращать внимание. Это было мне на руку. Теперь тот, кто захочет ко мне подойти, сможет это сделать безо всяких помех. Ждать пришлось недолго. Когда мне на плечо легла чья-то ладонь, я повернулся нарочито неспешно. Передо мной стоял один из тех бугаёв, что пасли ложу в театре.
- С вами хотят поговорить, - произнёс он тоном, дающим собеседнику понять, что это не просьба, а приказ.
Я проследовал за провожатым в служебные помещения, где возле одной из дверей уже тёрся второй бугай. Впрочем, в комнату я вошёл один. За столом сидел господин, которого я, определённо, видел в первый раз, но который мне кого-то напоминал. Пока я напрягал память, господин указал мне на стул:
- Присаживайтесь.
Я уселся, положил ногу на ногу и принялся демонстративно поигрывать тростью. Незнакомец свёл тонкие бледные губы в насмешливой улыбке, столь же демонстративно выложил на стол извлечённый из кармана браунинг и произнёс:
- Как сложится наш разговор, зависит от вашего ответа на мой первый вопрос: откуда у вас эта трость?
Вот так я тебе сразу и ответил!
- С кем имею честь? - холодно осведомился я.
В глазах моего визави заиграли злые огоньки, но он сдержался и так же холодно ответил:
- Константин Чернецкий. А теперь, отвечайте!
- А вы, разве, не хотите узнать моё имя? - удивился я, полностью проигнорировав его последние слова. - Ах, да, ведь оно вам известно. Вы же были в ложе Мережковских, когда я туда заходил с цветами?
Незнакомец дёрнул щекой и потянулся к пистолету. Я тут же обхватил ладонью рукоять трости. Несколько секунд мы буравили друг друга глазами, после чего я сделал вид, что уступаю.
Ну хорошо, извольте. Эта трость досталась мне в память о неком господине Войновском.
- Это всё? - спросил мужчина, не дождавшись продолжения.
- Разумеется нет, - заверил я его, - но продолжение вы услышите только после того как скажете, кто вы есть на самом деле, вашей вымышленной фамилии мне уже недостаточно.
Мой собеседник задумался, потом, видимо приняв решение, откинулся на стуле.
- Своё настоящее имя я называть не стану, скажу одно: я член ЦК партии эсеров. Теперь ваш черёд.
- А вы знаете, я, пожалуй, поверю вам на слово, - сказал я. - Я, как и Войновский, входил в состав боевой группы Седого.
Лицо моего собеседника стало задумчивым.
- Но ведь группа была полностью ликвидирована жандармами, - произнёс он, не спуская с меня глаз.
- Руки у жандармов коротки! - усмехнулся я и тут же моё лицо посуровело. - Седой действительно погиб в перестрелке, двум другим, включая меня, удалось вырваться из кольца живыми, правда, не скажу, что невредимыми.
- Вы сказали "двум", но ведь группа состояла из четырёх человек?
- Четвёртый был провокатором.
Лицо мужчины сделалось жёстким.
- Назовите имя! - потребовал он.
- Войновский, - ответил я.
Мужчина на секунду прикрыл глаза, потом посмотрел на меня всё тем же пронзительным взглядом.
- А знаете, я почему-то склонен вам верить! Тем более что Войновский был у нас на подозрении. Но он пропал одновременно с известием о ликвидации группы. Видимо, вы знаете, что с ним стало?
- Знаю. Я его выследил и ликвидировал.
- Ну хорошо, - сказал после некоторого раздумья мужчина, - будем считать, что на первый вопрос вы ответили. Теперь я хотел бы знать…
- А с чего вы решили, что я буду отвечать на остальные ваши вопросы? - перебил я его. - Я не успел оформить членство в партии, формально как бы в ней не состою и потому не подотчётен её ЦК. Считайте мой ответ на ваш предыдущий вопрос обычной любезностью.
- Благодарю, - насмешливо поклонился мужчина. - Однако если всё сказанное вами найдёт себе подтверждение, то упомянутая вами формальность будет легко преодолена.
- И как только это случится, я охотно отвечу на все ваши вопросы.
- Боюсь, вы не в том положении, чтобы диктовать условия. Стилет внутри трости, возможно, и уравнивает шансы между нами, но за дверью мои люди, а это, согласитесь, даёт мне ощутимый перевес.
- Действительно? - переспросил я его. - Давайте проверим. Дорогая! - крикнул я в сторону двери.
Дверь тут же открылась, и в образовавшуюся щель просунулось улыбающееся лицо Ольги.
- Мальчики, у вас всё в порядке? - сладким голосом поинтересовалась она.
Эффект был ещё тот. Мой собеседник впал на несколько секунд в ступор, потом вскочил и, схватив пистолет, правда, держал он его при этом в опущенной руке, устремился к двери. Ольга любезно посторонилась, давая возможность оценить нанесённый ею ущерб. Пока мужчина, застыв, разглядывал что-то за дверью, - я примерно представлял, что он там видит – Ольга ловко его обезоружила и перекинула браунинг мне. Однако выдержки ему было не занимать. Мужчина быстро пришёл в себя, твёрдой походкой вернулся к столу, сел и спокойно посмотрел мне в глаза.
- А вот теперь, - дружески улыбнулся я, - когда на меня никто не давит, я, так и быть, раскрою перед вами некоторые карты. Довольно давно я, поляк по происхождению, волею судьбы оказался вдали от моей горячо любимой Родины. И с тех пор постоянно воюю, в надежде на то, что мой боевой опыт когда-нибудь пригодится и моей многострадальной Польше. Несколько лет я провёл в составе французского Иностранного легиона. Потом мне это наскучило, и когда срок очередного контракта истёк, я покинул Легион, Францию и старушку Европу, отправившись путешествовать по Америке. Однако наслаждаться прелестями мирной жизни мне довелось недолго. В Мексике произошла революция, и я опять ввязался в драку, на стороне, как мне тогда казалось, правого дела. Хотя, по крайней мере, с моей стороны, оно таковым и было. На той войне мне повстречалось немало русских добровольцев. Среди них была одна супружеская пара, покинувшая Россию после событий 1905 года. Они оба были великолепными бойцами, особенно женщина, недаром её прозвали Ведьма.
- А как прозвали вас? - неожиданно спросил внимательно слушающий меня мужчина.
- Более скромно, - ответил я. - Всего лишь Странник. Мы были рядом чуть больше года, а потом наши военные дороги разошлись. В следующий раз я встретил Ведьму на пароходе, который вёз нас из Северной Америки в Европу. Встретил одну, поскольку её муж, преследуемый агентами БР, был вынужден пробираться в Россию более длинным путём. От него и по сей день нет никаких известий. Мы же с Ведьмой благополучно прибыли в Европу. И уже через несколько дней, в одном из лондонских пабов, уберегли от удара ножом невоздержанного на слова мужчину, который оказался нашим соотечественником. Так мы познакомились с Седым. Почему мы оказались в его боевой группе рассказывать надо?
- Не утруждайтесь, - покачал головой мужчина, - Седой был отличным организатором.
В комнату вошла Ольга.
- Прошу прощения, - спокойным голосом сказала она, - но дело в том, что в эту минуту здание окружают жандармы.
Мы с мужчиной переглянулись.
- Придётся нам прервать разговор, Борис Викторович, - сказал я, подвигая в его сторону браунинг, - и как можно быстрее покинуть это заведение.
- Как, вы меня узнали? - изумился мой собеседник.
- И, кажется, не один я, - ответил я Савинкову. - Что там парни? - этот вопрос я адресовал уже Ольге.
- Оклемались и готовы к действию.
- Отлично, тогда вперёд!
ОЛЬГА
Лишний раз убеждаюсь: мужик – большой ребёнок. Вот и этот, носится по комнате, разве что не подпрыгивает, ручками машет и меня нахваливает – если не это, убила бы!
- Ну ты показала мастер-класс. Савинков от тебя остался в полном восторге. Он так и сказал при прощании: "Только после того, как увидел Ведьму в деле, окончательно поверил, в то, что вы смогли выжить в той перестрелке".
Ёшкин каравай! Какой к свиньям мастер-класс? Обычная рутинная работа. Пришла загодя, осмотрела подвал, где расположена кафешка, наметила пути отхода. Их, кстати, оказалось целых два, правда, один пришлось немного расчистить. Во время отхода аккуратненько, без смертоубийства, отключила двух жандармов и одного настырного дворника – вот, собственно, и всё! А то, что Савинков пришёл в восторг, говорит только о том… Стоп! Как Савинков?
- Погоди, - прервала я Мишку, - ты сказал Савинков?
- Ага! Это имя тебе, похоже, знакомо? Да, это был тот самый легендарный боевик Савинков. Хотя, если верить историческим документам, его здесь быть не могло. Он должен вернуться в Россию несколько позднее. Значит, он сумел оставить этот визит в тайне. Вот ведь авантюрист! Ради того, чтобы побывать на премьере пьесы, с автором которой дружен, подставил голову. Ушёл, правда, по-английски, но, думаю, Зинаида Николаевна ему простит. Он ведь даже усами пожертвовал ради этого приезда! Ну а ты, так просто молодец, - вновь перешёл он на прежнюю мелодию. - Действовала исключительно высокопрофессионально, - ввернул-таки штабное словечко! - Хочешь, я тебе весь наш разговор перескажу?
- Давай, - без особого энтузиазма – всё равно ведь не отстанет – согласилась я.
Глава одиннадцатая
ОЛЬГА
За Савинкова я теперь была спокойна. В обозримом будущем голодная смерть ему никак не грозила. Той лапши, что Мишка навесил ему на уши в "Привале комедиантов", хватит надолго. Смущало иное: половина этой лапши приходилась на мой счёт.
- Ты зачем ему про Мексику наплёл? - спросила я у Мишки, развалившегося теперь в кресле с самым благодушным видом. - Ничего проще придумать не мог?
- Мог, конечно, - пожал плечами Мишка. - Вот только не я про Мексику придумал.
- А кто? - удивилась я. - Львов?
- И не Львов…
В глазах Мишки появился азартный блеск, видимо в предвкушении продолжительной игры в загадки. Да вот только я была не в том настроении, чтобы потакать его извращённому вкусу. Видимо мне удалось это выразить во взгляде, потому что Мишка сразу пошёл на попятную.
- Я всё расскажу, - заявил мой друг, - только не смотри на меня с таким укором.
Он набрал в грудь воздуха, потом выдохнул и сказал:
- Постарайся не воспринимать эту информацию как абсолютную истину. Всё ещё может оказаться не так.
Предчувствие того, что он что-то разузнал о Глебе, накатило на меня с такой силой, что я только процедила сквозь зубы:
- Да начинай уже!
Мишка сразу посерьёзнел и заговорил своим обычным голосом:
- Вчера приходил Львов и принёс любопытную информацию.
- Минуточку! - прервала я его. - После спектакля мы, не заходя домой, отправились в кафе. Я – на час раньше. Он к тебе в это время подходил?
Мишка отвёл глаза в сторону.
- Нет. Он приходил домой, до театра, когда ты в уборы наряжалась.
Ну всё понятно. Мишка просто утаил от меня приход Львова. И, как это ни горько признавать, поступил правильно. Времени на обстоятельную беседу у нас тогда не было. Поэтому я просто вздохнула и разрешила:
- Продолжай.
МИХАИЛ
Разговор со Львовым я лучше перескажу от первого лица. Уже по внешнему виду полковника можно было догадаться, что есть важная информация. Когда время, отпущенное на светскую беседу, или, проще говоря, разговор ни о чём, прошло, я обратился к полковнику:
- Теперь выкладывайте, Пётр Евгеньевич, с чем пожаловали?
- Буквально два часа назад, начал Львов, - зашёл ко мне в кабинет знакомый ротмистр из другого подразделения. Поскольку мы с ним старые приятели, то разговор проходил в свойской манере. "Увидел твой запрос по Каинску и сразу поспешил зайти", - заявил после обмена приветствиями мой приятель. "Есть что-то интересное?" – сразу встрепенулся я. "Да как сказать, - замялся ротмистр. - Ты Кольцова помнишь?" – "Это которого? Того, из вашего подразделения? Ну как же, помню. Тоже, кажется, в ротмистрах ходил?" – "Ротмистром его сделали в последний момент, чтобы с повышением отправить, куда подальше от столицы", - несколько раздражённо пояснил мой приятель. А был тот Кольцов, признаюсь вам дражайший Михаил Макарович, личностью весьма примечательной. Такого лентяя и выдумщика было ещё поискать. До работы вовсе не охоч, зато реляции писал отменные. Начальство его поначалу хвалило, а потом, когда поняло, что реляции те из одной только фантазии и состоят, приложило максимум усилий, чтобы от нас его спровадить. Были у того Кольцова какие-то связи в министерстве, потому и услать его удалось только с чином и званием. Однако вернёмся к моему приятелю. "И что тот Кольцов?" – спрашиваю. "А то, - говорит, - что отправили его как раз в Каинск. Теперь вот он оттуда очередную реляцию прислал. Мой полковник, как прочёл, так сразу весь побагровел, и хотел эту бумагу, было, скомкать, насилу адъютант отстоял. В общем, я её тебе оставлю, поскольку она как раз по твоему запросу, а потом заберу".
Покажите бумагу, - попросил я полковника.
- У меня её нет, - холодно ответил Львов. - Она уже давно в другом управлении. Вам же придётся довольствоваться моим пересказом.
- Тоже вариант, - кивнул я. - Так я вас слушаю, Пётр Евгеньевич.