В 1985 году трое богов решают создать Великую Империю - от Атлантического до Тихого океана. Они призывают Олега Вещего, который собирает силы для осуществления этого величайшего Проекта. Для объединения земель будущей Империи Олегу надо собрать воинов Руси и Скандинавии, добыть меч пророка Мухаммеда, заручиться поддержкой Великого Халифа и дождаться рождения будущего правителя Империи - князя Святослава…
Написанная живым, образным языком, наполненная богатым историческим материалом книга будет интересна читателям всех возрастов.
Содержание:
НАЧАЛО 1
ТРОЕ ШУТНИКОВ 1
КИЕВ 2
ВИКИНГИ 4
ЗЕМЛЯ-13. XXI ВЕК 9
XX ВЕК. ЗЕМЛЯ-13 10
1994 год. МОСКВА 12
ОПЯТЬ ВИКИНГИ 13
СКАЗАНИЯ О ЗМЕЕ 15
ЗЕМЛЯ ПЯТОГО ТЫСЯЧЕЛЕТИЯ 19
КИПР 21
ФЬОРДЫ 26
МОРЕ 32
ЕГИПЕТ 34
У ОТЦА БОГОВ 37
АНГЛИЯ 51
Примечания 56
Игорь Бусыгин
ИГРЫ БОГОВ
НАЧАЛО
Просторная Золотая палата (не такая уж она и просторная, тридцать-сорок шагов в длину и двадцать в ширину) украшена полевыми цветами, сосновыми и еловыми лапами, на полу мягким ковром рассыпаны камыш и солома. Сидят богатыри, ждут Великого князя - Олега Вещего, чары наполнены, у кого золотые, у кого серебряные, всем по чину.
Ждут, что он скажет. Олег вошел сумрачный, окинул тяжёлым взглядом Золотую палату, рявкнул:
- Где Богумир?
На дубовых столах - красные скатерти, чтобы не было видно пролитого вина. Печёные лебеди, кусками нарубленные жареные молодые бычки, огромные туры лежат рядом, ждут, когда их будут ломать руками или рубить мечами. И тяжёлый, одуряющий запах трав, вина и мяса…
- Где Богумир?
Скамья хрустнула, тяжёлый как скала поднялся Бронислав, поднял свои чёрно-серые как у замшелого, старого бобра веки.
- Коназ, князь, до нас дошли речи, что ты скоро уйдёшь к Роду… Навсегда…
Дружина замерла в ожидании ответа. Всё заснуло, казалось, что даже терпкое вино заледенело, не находя чарок, ртов. Молчание нависло как тяжёлые, свинцово-чёрные тучи Перуна, все ждут ответа. И тишина…
И заскрипели под мощным, медвежьим телом ступени, пахнуло ярким, солнечным жаром, запахло свежим, берёзовым соком и ещё чем-то звериным, то ли волком, то ли туром.
- Княже, я обращался к Дажьбогу, к Перуну, к Коляде… Все, - он ухмыльнулся во всю свою зубастую, наглую рожу, - пр-р-ророчут тебе смерть, - его голос раскатился по всему детинцу. - И исче, помрёшь от змеюки, что вылезет из коня твоего, а после твоей смерти появится у нас иудейский бог. Ты предал наших богов. Будь ты проклят, а своё проклятие я сделал мощным, ибо самое простое проклятие усиливается смертью… - Богумир всхрапнул, глаза его закатились, изо рта полилась пена, во весь свой огромный рост он рухнул на пол, заелозил бугристыми ногами, руки хватались то ли за воздух, то ли за что-то невидимое.
И жуткий могучий рёв:
- Сдохнешь, ты…
И умер, а ведь известно, что предсмертное проклятие волхва всегда сбывается.
Повисла жгучая, тянущая за душу тишина. Князь поднялся, тряхнул своей огненно-рыжей гривой:
- Убрать это! Пьём… - он замолчал, потом ухмыльнулся, немного подумал и добавил: - Глуп ты был, волхв, но всё равно, я помню, как Богумир возносился к Вышнему на три года, ему справлял службы в небесах, и за это Бог Вышний даровал ему "Ясну-книгу". Я помню, как Богумир стоял коленопреклонённым пред Мировым Древом с Птицею Сва (Посланцем Вышня), а за ним стоял Олень, священное животное Дажьбога и Страж Ирийских Врат. И горел тогда перед нами огонь… И мы, волхвы, поняли, что будет он погашен неумолимым временем, и будет храм разрушен, но останется высеченный в скалах лик патриарха Богумира. И будет он по-прежнему стоять на коленах пред Богом и Птицей-Матерью Сва, и будет молить Вышнего о потомках своих, которые отвернулись от пращуров. И придет другая вера, вера в бога-человека, но пройдут сотни лет, а может и тысячи, и наша вера возродится.
И начался пир. Всё, что лежало и стояло на столах, было съедено вмиг, как будто воеводы и дружина не ели месяцами.
Слуги, как тараканы, весело засуетились. На тяжёлые дубовые столы начали подавать блюда с печёными лебедями, жареной олениной, в огромных чашах - дурманящую запахом рыбу, покрытую золотистой корочкой, а к ней - огромные миски со сметаной, тонкогорлые кувшины с вином, бочонки с брагой и бочки с пивом. Самым прославленным витязям наливали густое, терпкое фалернское, во дворе стояли огромные котлы, где варилась похлебка, гречневая каша; горели, пожирая воздух, пляшущие костры, на них целиком жарили туров, а отдельно к пиву поварята вылавливали здоровенными сачками красных, ароматно пахнущих от разных трав, огромных, с полруки раков.
Олег поднял руку, шум в палате мгновенно стих:
- Подать всем золотые кубки!
Слуги мгновенно заменили все скатерти на чистые, пахнущие свежестью и ещё чем-то весенним, перед каждым витязем поставили огромные, в четверть ведра, массивные золотые кубки.
- Налить всем вина, что пьют Лев, Александр и Константин - великие цари греческие, чтобы они никогда не забыли, кто им прибил щит!
- Гей-но, Великий князь!! - проревели по-медвежьи вой.
- Завтра поедем посмотрим на коня моего, - Олег хитро прищурился и опрокинул кубок в раскрытую глотку.
На Киев опустилась чёрная, наполненная страхом и ожиданием ночь.
Олег одел белую рубаху, как перед смертью, и пошёл прощаться со своим городом, который он возлюбил в себя; он знал, что когда умрёт, все будут его вспоминать, и был счастлив.
ТРОЕ ШУТНИКОВ
Колесо Большой Игры замерло, и её стрелки указали на троих.
Тьма.
Прыжки протуберанцев.
Космический холод.
Земная твердь.
Где мы?
От Рождества Христова в 1985 году, на Земле-13, СССР.
Жарким летом 1985 года три человека сидели в гостинице "Националь", в самом центре Москвы.
- Ну и что вы на это скажите, господа? - Илья запустил пятерню в свою седую бороду, другой рукой стал расчёсывать свою мощную, покрытую чёрной шерстью грудь.
- Как всегда, самый плохой вариант, Хозяин, - у Саваофа-Бена внезапно исчезла чалма, появилась борода и пейсы.
Третий как всегда молча улыбался.
- Сейчас попробуйте водочки за 10 рубликов, а потом подумаем, обсудим. Что ты заухмылялся, египтянин? Вопросы весьма и весьма серьёзные, - Илья сурово нахмурился.
- Илья, я у тебя то египтянин, то правоверный, то сын Израиля. Мы знаем, или вернее догадываемся, зачем ты нас собрал в этой помойке. Может быть, хлебанем моё любимое, из запасов фараона?
- А может, нашего, высокогорного? Вспомни, ведь тебя когда-то называли Индрой-Парьяна? Не забыл? - пропел-сказал Раджа.
Илья смущёно улыбнулся:
- Угомонитесь, ребята, мы в России, а значит - водка.
На изящном, из карельской берёзы столике, появился графинчик с запотевшей водкой, три огромные деревянные чаши с чёрной, красной и баклажанной икрой, с ложками; вкусно запахло ржаным свежеиспечённым хлебом; малосольные огурчики, ма-а-ленькие помидорчики, серебряные блюда с осетриной, стерлядью, белорыбицей. Воздух пропитался дразнящими запахами.
- Вы, господин иудей, от молодого, нашпигованного рисом и яблоками кабанчика, не откажитесь? - ехидно ухмыльнулся Илья.
Тут же, как по заказу, исчезли борода и пейсы, на Илью смотрели круглые как у кошки глаза благородного эллина.
Раджа как всегда тонко улыбнулся и разлил по высоченным бокалам водку.
- После первой до второй - промежуток небольшой, - рявкнул Илья.
- До чего же вы, благородный громометатель, быстро набрались местного колорита.
- Ты не умничай, у нас не просто пьянка, мы по делу собрались, закусывай и пей, пей да закусывай.
Раджа встал, распахнул окна, сразу горячей, душной волной в комнату плеснулись запахи раскалённой Москвы. Прошелестел:
- Кофе по-венски, мой господин.
- Это у вас, у капиталистов, господа, а у нас сейчас - сплошные товарищи, - хмыкнул Илья.
- Ну что ж, господа-товарищи, приступим к делу. Кто какие подобрал критические точки? Напомню, верхний предел - приглашение на царство Романовых.
- Рюрика зарезать на пути в Новгород, - вяло предложил Савоооф.
- Вместо христианства - буддизм, самая старая и терпимая вера, - вмешался Раджа.
- Отравить Невского в Орде, не будет ледового побоища.
- Тута недалеко было Булгарское царство, а у них - магометанство, может подсунуть?
Внезапно блекло-синее небо, струящееся от жары, заволокло тучами, вдали громыхнуло.
- Я вам не только Илья, я ещё и Перун, - шёпот был таким страшным, что на Манежной площади затанцевали плазменные шары.
Все замолчали, Илья сидел мрачный, горло раздувалось от злости, по бороде бегали сине-белые сполохи.
Раджа взял под руку Бена и вывел его в другую комнату.
Илья опять сотворил графин с водкой и выпил его одним глотком, достал из воздуха "Беломорканал" и жадно затянулся.
- Вернулись, а ты опять при пейсах…
Над столом повисла тяжёлая тишина, Илья шевельнул бровями и перед глазами закрутились картинки из того будущего, которое он предлагал создать: пылают города, плачут женщины, создается новая, великая Империя.
Мудрый еврей тяжко вздохнул:
- Я тебе лучше напомню слова одного из наших…
Ибо всякой вещи есть свой срок и приговор,
Ибо зло на совершившего тяжко ляжет;
Ибо никто не знает, что ещё будет,
Ибо о том, что будет, кто ему объявит?
Нет человека, властного над ветром,
И над смертным часом нет власти,
И отпуска нет на войне.
Все из праха, и всё возвратится в прах…
- Ну, и что ты этим хочешь сказать? - Илья приподнялся, ноздри бешено раздулись.
- Вот таким ты мне нравишься больше - живой и настоящий Перун, а не какой-то христианский Илья, да я не за себя, я за всех нас волнуюсь. Что скажет Он, после наших экспериментов? - отец семитов поднял свои хитрые глаза к потолку.
- Он сам великий экспериментатор, мы сами - Его эксперименты.
- Давайте сделаем так: вспомним времена Святослава, и пусть Олег останется живым, подготовит создание Империи, а потом пойдёт в советники к Святославу, - скромненько предложил Илья.
- И чего мы этим добьёмся? - Савооф задумчиво ухватился за пейсы.
Владыка Гималаев скривил свои толстые губы и только смог выдохнуть:
- Ух ты…
Двое встали, налили по полному стакану водки и молча выпили.
- Попробуем.
- О, как после засухи пыльная ветка пальмы радуется, когда на неё капнет слеза лучистого дождя, так же я радуюсь твоему пьяному взгляду, - египтянин ухмыльнулся.
КИЕВ
Олег проснулся мрачный и недовольный собой, сумрачно, двумя руками схватил кувшин медовухи, жадными сумасшедшими глотками залил в свой звенящий от пустоты желудок, руки не слушались, трясущимися губами ухватил стерлядушку и задумался. Княжить уже надоело, волхвовать ещё больше; и завыл, да так, что кони во всем Киеве встали на дыбы, волки, бродившие вокруг Киева в поисках добычи, зажали в зубы свои хвосты и помчались прочь, подальше; они внезапно поняли, что под Киевом появился какой-то новый, страшный и могучий зверь.
- Ну чем, чем мне заняться? Чем-м-м?
Новолуние.
Большая часть звёздного неба была закрыта тёмными тучами, далеко-далеко к северу виднелись грозовые сполохи. Лес опустел, на деревьях не осталось ни одного листочка. Развесистые кроны выглядели мрачно и угрюмо.
Осень, наступившая раньше обычного, превратила некогда живой лес в место, пугающее тоскливым воем ветра. Пожелтевшая листва засыпала землю, и на упавших листьях образовалась тонкая ледяная корочка. По ночам тоненькие, молодые веточки тряслись от холода, но днём солнце все ещё старалось подарить земле остатки умирающего тепла. Трясясь серебряными колокольчиками, словно уставшая сонная змея, в эти места вползала зима.
Олег еле-еле тащился во главе своей дружины. Вроде бы совсем недавно выехали из Киева. Сначала навстречу неторопливо двигался низкорослый кустарник с чахлыми деревьями, а затем деревья сдвинулись, стало темнее, над головой желто-красный полог из веток, которые шепчут, воркуют. Стволы пошли всё массивнее, огромнее, кора отваливалась мёртвыми кусками, древняя, уставшая, скрипучая, и, наконец, дружина вступила в настоящий лес, где влажно и сумрачно, сильно пахнет мочой туров, протухшим болотом. Под ногами вместо травы и листьев прогибается серый мох, впитывающий влагу. Толстые корни вспучивают его, взламывают промерзшую землю, а из-под мха подымается какой-то серо-коричневый туман. Еле слышный новый звук прорвался сквозь завывание ветра. Казалось, ещё немного, и могучие всадники разрушат сонную, осенне-зимнюю тишину, нарастающий топот разобьёт однотонный и тоскливый гул, лес пробудится и грянет могучим хором. Стук копыт становился всё громче и громче; среди деревьев показалась хмурая, молчаливая дружина. Всадники были настолько опасны, что даже леший, восхотевший развлечься и чуть-чуть попугать, драпанул подальше. Не нужны ему неприятности.
Кони ступают беззвучно, копыта проваливаются в мох, чавкают, и стоит омерзительная, до тошноты вонь. Дорожка превратилась в тропку, пугливо запетляла между полуживыми деревьями. Каждый ствол в три-четыре обхвата, каждый раздут, в наплывах, иные как будто свернуты исполинскими руками на сто восемьдесят градусов, кора растет по спирали, многие усыпаны ступеньками страшноватых грибов красно-бурого цвета, каждое третье дерево смотрит нам мир чёрным дуплом, как будто не дупло, а пустые глазницы великана.
Сквозь мёртвую листву виднелись скелеты, вперемешку: человеческие, лошадиные, верблюжие и даже несколько огромных то ли динозавровых, то ли мамонтовых.
- Здесь, - произнес волхв внезапно. - Мы приехали.
Впереди небольшая поляна, даже не поляна - такое чудовищное квакающее, булькающее, выпрыгивающее над всем лесом, всегда отвоевывающие себе пространство, всасывающее в себя всё, что перед ним, и со всех сторон мёртвая зона, даже мха нет. Чуть подальше, эдак с полверсты, всё усыпано сухими листьями и мелкими веточками, тоже сухими настолько, что, когда Олег спрыгнул с коня, под ногами не только сухо захрустело, но и рассыпалось в древесную пыль.
А наверху, на бугристом холме стоял огромный Дуб.
Стоял полуголый, раскидав на десятки метров вокруг себя одежду - кору, а сама плоть раздулась мощными мышцами - наростами, серо-жёлтая, матово блестит, как отполированная поверхность горного хрусталя, прочная, проморенная дождями и иссушенная солнцем. Казалось, что это не дерево, а былинный великан, охраняющий рубежи своей отчизны.
И под этим деревом-богатырём лежал огромный скелет коня. Олег поднял руку, дружина остановилась, старый волхв лязгнул челюстью.
В глазах Олега читалась бешенство, губы кривила жёсткая улыбка.
Подмерзшие листья хрустели под копытами и отлетали вперемешку с комьями земли. Смущение медленно терзало всадника, в отзвуках топота своей дружины ему слышалась песня-гимн, что поют воины во время тризны.
Богатыри остановились, закованные в чёрно-серебряную броню. Молчаливые и верные, они ждали.
- Княже, ведь предсказано было…
- Знаю, знаю, пусть все отъедут, я хочу остаться один. Хотя нет, подожди немного, что ты рассказывал о душе?
Волхв тяжело вздохнул:
- Ты же сам волхв, сам всё хорошо знаешь.
Олег горько улыбнулся:
- Знать-то я знаю, но как приятно услышать что-то умное от другого.
- Хорошо, слушай: мы на Земле как искры, то есть человек, прежде всего, - душа, душа суть Искра Божия, душа суть искра, исходящая от истока, от костра, коим является Всевышний…
Олег с натугой, растягивая слова, шёпотом:
- А я кто? Праведник, волхв, воин? Ведь у каждого из них свой путь. У волхва - либо в Ирий, либо, сострадая людям, опять вернуться на Землю. У воина - в воинство Перуна, чтобы опять вернуться на Землю воином. Так кто же я?
Волхв насупился:
- Ты слишком велик, мне это неизвестно, я думаю, ты сам должен решить, кто ты.
- Пойду я потихоньку к своему коню, надоело всё твоё полумёртвое умничество, а мне напоследок хочется чего-нибудь человеческого.
Олег с раздражением пнул череп коня, из котомки достал запечатанный воском кувшин с вином, приложился.
- Мой конь или не мой, изуверы-извращенцы? Ну и где же я им змею найду, да чтобы ещё мой сапог прокусила, ведь он-то двойной, даже стрела не прошибет… Придётся идти на болото, ловить гадюку, или где они ещё водятся, а гады эти наверняка уже спят. Потом как-то засунуть её в череп, снять сапог, сунуть ей в зубы ногу, проковырять сапог, как будто бы прокусила, засунуть ногу в сапог, вызвать дружину, чтобы засвидетельствовали, а потом сделать вид, что помер. Что-то мне вспоминается о будущем: то ли Александр II, то ли Александр III притворился, что умер, а сам ещё какое-то время бродил по миру. Так же и мне поступить что ли?
- Что, на двоих? - у Ильи, как у чеширского кота сначала появилась улыбка.
Олег оторвал оловянный, ничего не выражающий взгляд от кувшина.
- Ты хто?
Перун слегка улыбнулся, всё вокруг заполонило запахами черёмухи, роз и благородными оливками, в отдельно взятом месте стало светло так, как будто бы засветило солнышко ясным морозным январским утром.
- Вещий, мы с тобой знакомы уже сотни лет, пошевели пропитыми мозгами.
- С трудом, но вспоминаю, бог ты там какой-то, не помню какой, - Олег икнул, невпопад прогнусавил: - Это я так, не икаю, у меня душа с богом разговаривает.
И тут вождь дружин и повелитель битв развлекнулся, выдернул из бороды длинный, чёрно-седой волос, плюнул-дунул и вокруг Олега затанцевали ослепительные, тонко-талеевые гурии, бёдра у них были тяжёлые, груди пахли мёдом, соски напоминали нераспустившийся бутон розы, а всё ниже талии - не описать.
По телу Олега пошли тяжёлые, сладострастные волны, его тонкие, вредные губы внезапно стали толстыми и мясистыми, слюнявыми и похотливыми, глаза протрезвели, появился разум, а с разумом проснулась тоска. Тоска…
- Что ты от меня хочешь, сын Отца богов?
- Создай легенду, а потом я тебе предложу такое, отчего ты не сможешь отказаться. Ведь тебе уже всё надоело?
- Да я уже прям щас её создаю! Что может быть глупее, чем создание собственной легенды? Сколько я их уже создал… Да и вообще, я сейчас как раз этим и занимаюсь.
Слегка задумался.
- Вот и создаю, вообще уже всего насоздавал. Ну и для чего ты явился ко мне в столь неурочный час? Когда я в задумчивости, как помереть от ползучей живности…
Кадык задёргался, проталкивая целительную влагу.