Но никто из состава двух флотов не знал, что есть еще один, третий игрок в этой странной игре. Совсем близки от двух эскадр на глубине сто метров неподвижно висела российская атомная подводная лодка серии 971М "Щука-Б" с собственным именем "Дзержинск". Особенностью этого вида субмарин была удивительная бесшумность подводного охотника. Командир подлодки, капитан второго ранга Андрей Соловушкин негромко приказал:
- Тишина в отсеках. Замерли и не дышать. Камбуза это тоже касается. Лагойда, ты слышишь?
На камбузе главный повар, или по-морскому - кок, прапорщик Лагойда, недовольно скривился. Полчаса назад, после такой же команды один из подчиненных кока умудрился уронить на плиту большую кастрюлю. Поток мата со стороны рубки был коротким, но емким.
- Малый вперед, носовые на товсь, - приказал командир. В рубке было жарко, но полноватый, кудрявый Соловушкин потел больше не от жары, а от напряжение. Ему было всего тридцать два года, и он второй месяц командовал этой лодкой. То, что он собирался делать, выходило за нормы международного права, и в случае раскрытия грозило его лодке и команде в лучшем случае громадным скандалом, а в худшем - смертью. Но приказ командующего флота был неумолим как расстрельный приговор судьи и важен для страны как большая победа в небольшой войне.
Через пару минут Соловушкин скомандовал:
- Стоп машина! Акустики, доложить ситуацию.
- Мы находимся точно под фрегатом.
Шум винтов надводного корабля был слышан всему экипажу и без акустических приборов.
- Чей он? - Спросил командир.
- Да бог его знает.
- Ну, хотя нам это и не надо. Малый вперед. Акустик, определи самую большую цель по курсу.
- Левей десять градусов.
- Левей десять градусов. Стоп машина. Штурман курс на атаку.
- Есть курс на атаку. А под перископ подвсплывать разве не будем?
- Нет. Слишком опасно.
- Но Лунин…
- Я знаю, что Лунин при атаке на "Тирпиц" восемь раз всплывал под перископ. Но я не Лунин. Будем стрелять по македонски, от бедра. И, заодно, проверим эту программу.
Соловушкин кивнул на экран компьютера, где схема расположения кораблей подсказывала ему, как командовать лодкой.
- Деферент на корму десять градусов. Штурман, курс на атаку.
- Левей два градуса, деферент еще пять градусов, расчетное время десять секунд. Это не выстрел. Это удар кинжала.
- Вот и хорошо. Носовое - пли.
Лодка вздрогнула, штурман включил секундомер, а Соловушкин уже командовал: - Дифферент ноль, полный вперед.
- Нырять не будем?
- Нет. Сначала нужно вырваться из этого круга.
Все дальнейшее начало складываться подобно ускорителю в громадном синхофазатроне - все быстрей и быстрей. В это время к месту событий приближалась китайская эскадрилья штурмовиков СУ-15. Их было всего пятнадцать самолетов, но в компьютере радара снова начались помехи и для Накамото мнимые наводки целей они показались чудовищным по количеству.
- Массированная атака с воздуха! - Закричал он. - Сотни самолетов летят в нашу сторону!
В это же самое время в воздухе к точке конфликта приближались более десятка самолетов F-16 сил японской самообороны. После сообщения Накамото раздался первый крик впередсмотрящего:
- Торпеда с левого борта!
- Торпеда! Торпеда! - Заголосили по все кораблю.
- Весь огонь по торпеде! - Крикнул адмирал.
- Огонь!
- Стреляйте, стреляйте!
По торпеде стреляли из всех пулеметов и малокалиберных орудий левого борта, но времени было слишком мало - считанные секунды.
Командующий эскадры Икито Агути мгновенно понял: "Раз они пустили торпеду, и самолеты идут в таком количестве, значит - хотят бомбить и уничтожить наши корабли".
Адмирал приказал:
- Передать командиру эскадрильи - атаковать противника! Остановить его любой ценой.
В эту секунду торпеда достигла своей цели и ударила в бок. На японском эсминце раздался взрыв, в рубке почти все попадали, но адмирал устоял на ногах и крикнул:
- Огонь по противнику!
Командир японской эскадрильи не подозревал о причинах подобного приказа, его радары показывали истинную численность самолетов противника, и это было нормально. Но приказ есть приказ, и он, поймав в прицел своего шлема одну из целей, нажал на кнопку пуска ракеты. Обломки сбитого китайского самолета еще не успел рухнуть в море, как последовал адекватный ответ.
- Они нас атакуют! Ли сбит! - Кричал командир китайской эскадры, тщетно пытаясь скольжением влево и вниз увернуться от приближающейся к его самолету ракеты.
- Они открыли ответный огонь! Шестой сбит!
- Уничтожить их! - Крикнул в микрофон командующий китайской эскадрой.
Взрыв встряхнул не только японский флагман, но и проходящую как раз под ними подводную лодку. Рулевой сумел удержать ее на заданной глубине, а спустя несколько секунд Соловушкин приказал:
- Ну а вот теперь - ныряем. Глубина триста, полный вперед!
Картина взрывающихся и падающих с небесной синевы самолетов дополнилась залпами орудий всех калибров. Расстояние было столь мало, что в бой сразу же вступили мелкокалиберные скорострельные пушки и крупнокалиберные пулеметы. Интенсивная получасовая перестрелка десятки кораблей закончилась печально. На плаву остались только два притопленных фрегата китайцев и дымящийся, но держащийся на плаву фрегат сил самообороны Японии. Море вокруг них кишело от живых и мертвых тел, обломков судов, спасательных плотов и шлюпок.
Конфликт был чудовищный! К месту боя сошлись едва ли не все морские силы обоих стран. Произошло еще одно боестолкновение, лишившее обеих стран еще двух десятков боевых кораблей. Кое-как с помощью дипломатов удалось прекратить огонь, но еще три недели два флота кружили друг вокруг друга, и только с помощью посреднических усилий Южной Кореи удалось достигнуть перемирия. Китай пошел на уступки только потому, что уже запустил маховик "Северного пути". Северный флот командованию нужен был около Владивостока, но теперь он никак не успевал к началу боевых действий.
Операция по перепрограммированию сообщений японских СМИ было большой победой команды Семушкина. Все сработало удачно, и удар торпедой, и неопытный оператор за пультом радара, так что и нанесло наибольший ущерб. Акито Накамото так и не смог поднять свою квалификацию. Он ушел на дно вместе с кораблем и адмиралом Икито Агути.
Эпизод 19
В Воздвиженке войну ждали, готовились, женщин заранее, за три дня до ее начала отправили вглубь страны. Прощание вышло как в Великую Отечественную, с плачем и причитания.
- Господи, чего ж вы так орете, быбы? - Недоумевал староста. - Их же не на фронт отправляют, еще два дня и они вас догонят.
- Ничего, бабоньки, последний форт доделаем и рванем к вам, - крикнул Мироныч. Дольше всех прощался Мишка Корнеев. Он нестерпимо долго, взасос целовался с женой. Та была уже достаточно пузатой, все-таки шесть месяцев сроку.
- Мишка, ты до завтра, что ли, будешь лизаться? Эк, присосался! - Поддел кто-то из мужиков.
- Дай попрощаться, - одернула одна из бабонек, - вишь, какая у них любовь. Сладкая.
Сама она вздохнула с привычной тоской - уже три года как была вдовой.
Наконец автобусы тронулись, как раз в это время подъехал Уазик Шубина. Тот, как обычно, за рулем сидел сам.
- Что, женщин отправили? Всех? - Спросил он председателя.
- Да, теперь даже кашу варить некому.
- Ничего, сами сварим. Не баре.
Шубин отошел под навес, закурил, к нему подошел Мишка Корнеев, стрельнул сигарету.
- Полковник, дай легким погреться.
- У тебя Танька на каком месяце? - Спросил Шубин, доставая пачку сигарет.
- На седьмом уже, а что?
- А у меня на пятом.
Мишка восхитился:
- Да ты что!? Получилось? Поздравляю!
- Вот так.
- Это когда ты ей соорудил, когда она приезжала сюда?
- Да. Три дня из кровати не вылазили, и вот… Врачи сказали - дочка.
- А у меня парень. К врачам не возил, но точно знаю что парень.
- Здорово!
Шубин обернулся к своим работникам.
- Ну, поехали, мужики! Последний аккорд, финальный штурм перед дембилем.
Они еще два дня штурмовали последний форт - "Шилку", и закончили с ним уже ночью. Все было установлено - пушки, пулеметы, и даже пристреляно. Шубин любил этот форт, он его сам спроектировал, сам и построил. Подполковник обходил все свое детище и поражался, как быстро они создали это грандиозное сооружение. За эти два с половиной года они практически срыли сопку, а потом, построив казематы, насыпали ее снова.
Снаружи казалось, что это обычная система ДОТов, и только для оказавшего внутри становилось ясно, что все они связаны между собой системой ходов, так, что в течение пяти минут можно было оказаться в другом конце сопки. Самым верхним сооружением форты был командно-наблюдательный пункт, а вот сразу под ним - система залпового огня, впервые установленная в подземном сооружении. Работала она своеобразно - поднималась объемная заслонка, появлялись двадцать стволов стандартной системы "Град" установленной под отрицательным углом, так, что эта система могла работать как вблизи, так и по всей долине. Для отвода пороховых газов с другой стороны сопки поднималась вторая заслонка. И только уже ниже шла система ДОТов.
Шубин застал в "Градирне", так в шутку назвали солдаты каземат с системой "Град" Мироныча и двух сержантов сверхсрочников, что должны были управлять и заряжать систему залпового огня.
- И часто вы из нее стреляли? - Интересовался Мироныч, ласково поглаживая круглые направляющие пусковых установок.
- Ну, раза три, - не очень с большим энтузиастом признался тот, что помоложе.
- Сколько?! Три?!
- Ну да. А что?
- Ха! Мы в советские времена только на учениях "Щит" раз двадцать стреляли. Мой экипаж на них пять раз признавался лучшим, а я два раза ездил в отпуск, так как признавался лучшим наводчиком в СГВГ.
- Где-где? - Не понял сержант. - СГ…
- В Северной группе войск в Германии, тундра!
Шубин улыбнулся и двинулся дальше, вверх. Для того, чтобы попасть в командный пункт из "Градирни" ему пришлось открыть два люка и подняться вверх по вертикальной лестнице. Система перископов позволяла командиру видеть все окрестности, а трижды дублированная система связи - дважды телефонная и радио, позволяли руководить всеми огневыми точками. Под "Градирней" следующий ярус занимали семь ДОТов. В каждом из них была установлена 125-мм противотанковая пушка 2А45М "Спрут-Б" и крупнокалиберный пулемет системы "Утес". Кроме того по округе были вкопаны десять танков Т-55 с тройным боекомплектом. Еще ниже располагались двадцатью пулеметных точек. Половина из них была вооружена "Утесами", а половина старенькими, но безотказными ДШК. Между ними располагались шесть огнеметных точек, управляемых автоматически либо с командного пункта, либо с ближайшего ДОТа.
К вечеру все работы были закончены. Капитан Завидов, командир форта, был доволен. Он выстроил своих солдат, объявил им благодарность и отправил отсыпаться на территорию части.
- Ужинать и сразу всем спать! Утром, после завтрака, все перемещаемся в форт.
Затем Завидов подошел к строителям:
- Молодцы, мужики. Завтра с утра расставляю своих парней, и пусть только китаеза попробует сунуться.
- Хорошо! Выпить бы еще сейчас, - заявил Мишка.
- Может тебе еще бабу подать? - Засмеялся один из строителей. - Потеплее какую.
- Теплей его Таньки нет. Только с ней сейчас неинтересно, с икрой она.
- Ну, бабу не обещаю, а вот выпить… - Шубин достал из сумки трехлитровую баклажку припасенного спирта.
- О, живем, парни!
- Иван Михайлович, ты человек!
- А ты сомневался? Еще какой человек! Человечище!!!
Это была очень необычная мужская пьянка. Пошел дождь, так что они забрались в один из ДОТов, развел спирт родниковой водой, сварили лапшу с тушенкой и до утра сидели, разговаривая не о житейских глупостях, а о политике, о том, будет война или нет, о том, какой чудо фортификации они построили.
- Все хорошо, вот только кончиться война, и что будем дальше делать? - Сказал Михеев, тракторист, в прошлом орденоносец, едва не спившийся за последние годы.
- Быстро ты ее уже выиграл, - хохотнул Мироныч, наворачивая кашу с тушенкой. - Она еще и не начиналась.
- Да выиграем мы ее, мы всегда выигрываем справедливые войны. Это если Порт-Артур или Афган, тогда проигрываем. А когда на нас нападают, завсегда бошку врагу свернем.
- И что будет тогда? Чего ты сейчас-то гоношишься? - Не понимал Мироныч.
- Да я про то, что строили мы вот этот форт, цель была. А потом что? Опять безработица, опять водку паленую жрать? - Настаивал Михеев.
- Ну, ты заелся. Цель ему нужна…
- Да нет, он прав, - сказал Мишка Корнеев. - Иногда вот так живешь, и каждый день одно и тоже, одно и тоже. Встал, умылся, поел, на работу, с работу, стакан пропустил, пришел, поел, женку потискал и снова спать. Дни как… автоматная очередь. Пули одни и те же, календарь нее успеваешь менять.
Мироныч возмутился:
- Да ты заелся! Ты еще вспомни про идею, как там?…
- Общая идея российского народа, - подсказал Митька Сафронов, бывший учитель истории, выгнанный из всех школ области за хроническое пьянство и докатившийся до деревенских пастухов.
- Вот-вот! Есть что жрать - и то уже хорошо. Есть где спать - уже здорово!
- Ну, ты сказал… - начал Мишка, но его остановил самый старый из этой компании, старик Самсонов.
- Постой, Мишка. Я вот, сколько прожил, восьмой десяток живу, одно могу сказать. Идеи, идеи. Фигня все это. Жить надо и все. Я ведь еще отечественную войну хватанул, совсем мальцом был. Мы тогда об одном думали - как выжить, а это в тылу врага было, в Белоруссии. Эх, и голодали мы тогда! И лепешки из семян лебеды ели, и кору осиновую грызли. Глину ели, была такая у нас в овраге, цветом и вкусом на шоколад похожая. Да только одной глиной не наешься. Нас у матери семь человек было, да дедов трое. Они первые умерли. Мать устроилась в хлебопекарню к немцам, натолкает под лифтик кусков хлеба, придет и нас этим хлебом кормит. Идет мимо проходной, а сама аж обмирает - так страшно было. Нашли бы немцы этот хлеб - повесили бы ее. За ними не заржавело. Было такое. Потом наши пришли, она так и работала в той же хлебопекарне, уже для наших хлеб пекла. И тоже хлеб продолжала воровать, хотя за такое могли и расстрелять уже наши. Посадили бы точно, не смотрели бы, что детей по лавкам как вшей на голове тифозной. А только все равно из семи детей трое только выжили, я сам младший.
Он замолк.
- Так что ты хотел сказать, Иван Михалыч? - Спросил Мироныч.
- Да что сказать? Жить надо. Детей плодить.
- Он прав, - подал голос бывший учитель. - Вот сейчас говорят, что раньше идея была - за веру, царя и отечество. Только русские за себя бились и когда ни веры, ни царя еще не было. Кто-то подсчитал, не помню уж, Соловьев или Карамзин, что у нас в истории за триста лет только два года было, когда никто на нас не нападал, когда Россия ни с кем не воевала. И главное было для России - выжить. После половцев, печенегов, татар. Отобьются, и снова строят города и деревни, хлеб пашут. Вот она и есть эта идея. Выжить, чтобы Мишкины дети, когда выросли, понимали китайский, английский, а вот думали, говорили на русском языке, да и жили на русской земле.
На этом дискуссию закрыли, в деревню решили не ехать, все рухнули спать прямо в казематах форта. На карауле осталось только шесть человек солдат.
Не спали еще Шубин и Завидов. Они отправились в штаб укрепрайона, доложили руководству, и, поспав буквально пару часов в Уазике Шубина, отправились обратно в свой форт. Уже светало, когда они подъехали к территории гарнизона.
Временный, сборный щитовой барак располагался в трех километрах от форта. Шубин, несмотря на тряску, задремал, и проснулся от того, что машина дернулась и резко остановилась. Завидов выругался, выпрыгнул из машины.
- Стой, стой Колодин! Ты куда?
Шубин так же выбрался из кабины. Завидов же трепал за грудки щуплого солдатика с двумя лычками младшего сержанта.
- Ты куда идешь? Ты куда собрался, за водкой? Колодин, ты чего молчишь? Ты же сегодня дежурный по роте, ты куда пошел?
Но сержант молчал, только отталкивал капитана от себя, и все порывался идти дальше. Шубина поразило лицо, и главное - глаза сержанта. Они были совершенно безумными, затем изо рта солдата пошла пена, Колодин упал на землю и начал биться в конвульсиях.
- У него что - падучая? - Отступая назад, спросил Завидов, с отвращением на лице рассматривая своего сержанта.
- Похоже на эпилепсию, - подтвердил Шубин. - Надо бы ему разжать зубы.
- Я… я не могу. Я брезгую этим вот…
Приступ у сержанта, слава богу, кончился сам. Шубин скомандовал:
- Грузи его на заднее сиденье, повезли в роту.
Они с трудом запихали обмякшее после припадка тело сержанта на заднее сиденье, поехали дальше. К удивлению офицеров их никто не встретил на КПП, так что они беспрепятственно проехали к крыльцу казармы.
Завидов уже заранее психовал:
- Они что там, охренели все?! Полчаса уже как подъем должен быть! Капитан шел первый, он и увидел солдата, сидящего на табуретке, и мирно спавшего, положив голову на тумбочку. Он не поднял голову и никак не отреагировал на шаги капитана.
- Что вы тут все, перепились, что ли? - Рявкнул Завидов. - Казарин!
Солдат не реагировал, капитан толкнул спящего в плечо, и тело его бесформенным мешком сползло на пол. Только тут и Шубин и Завидов увидели потек крови на ухе солдата.
- Что? Что это такое? Что!!! - Закричал Завидов, и кинулся в казарму. Электрический свет заливал обширное помещение казармы, все они были здесь - сто пять солдат его роты. Их собирали со всей страны по своим, солдатским специальностям - артиллеристы, пулеметчики, связисты. Они лежали на своих кроватях, кто на левом боку кто на правом, кто на спине, кто на животе - кто как привык и любил спать. Все было как всегда, но только не было слышно ни храпа, ни стона, ни дыхания. Только небольшие потеки крови от уха на подушку, да, кое-где - лужицы бурого цвета на полу.
- Я, я… спал в канцелярии, - раздался сзади голос. Офицеры невольно вздрогнули, но это был сержант Колодин. Взгляд его сейчас хоть и блуждал по сторонам, словно он боялся смотреть вперед, но говорил он вполне разумно:
- Я заперся, чтобы не тревожили… будильник на шесть поставил… выхожу, Казарин вроде спит, я ему щелбан дал, пошел дальше роту поднимать… свет включил… а они лежат…все… мертвые…
- Шомполом, в ухо. Я слышал только про такое, бывало еще во времена острова Даманского, - пробормотал Шубин.
- Выходит, что нет у меня части? Некого ставить к пушкам? - Завидов неверными движениями руки начал выдирать из кобуры пистолет, но Шубин врезал ему по лицу кулаком, и взгляд капитана стал осмысленным.
- Брось! Если ты еще застрелишься, кто будет воевать?! Поехали в деревню, надо мужиков сюда. Похоронить, и вообще…
Они успели как раз вовремя. Три крытых Урала уже были готовы отправиться в путь, мужики шутили и смеялись над запасливым Миронычем, прихватившим с собой половину нажитого за жизнь имущества. Он притащил с собой небольшой телевизор, магнитофон еще советской сборки, два чемодана, какие-то мешки.