Ну наконец-то дождался я главного! Ура! Теперь можно предлагать иной вариант. Мол, стоит ему, припав на колено, поднести королеве свою саблю, и этот его жест будет оценен даже не в пятьдесят, а в семьдесят тысяч злотых. Ровно столько, сколько должны внести они оба для своего освобождения.
Ходкевич помрачнел, но я успокоил его тем, что, если бы речь шла о правителе, мне и в голову бы не пришло заикаться о таком. Но, учитывая, что речь о женщине, сей жест можно рассматривать как рыцарскую галантность с его стороны, не более. Кроме того, ныне клинок его собственной сабли сломан, а потому он подаст ей чужую, что в корне меняет дело.
Гетман заколебался, в задумчивости приложившись к очередной фляге с медком. Я ждал. Он пристально посмотрел на меня, взболтал и опрокинул в себя остатки ее содержимого и, не произнеся ни слова, согласно кивнул головой.
Кто-то решит, что я чересчур расщедрился. Не стоит его поклон с саблей полутора тонн серебра. Но тут как посмотреть. Сотня польских знамен, под барабанную дробь брошенных перед королевой, смотреться будут, спору нет, весьма эффектно. Зато вид поверженного гетмана, смиренно преклонившего колено и покорно протягивающего свою саблю Марии Владимировне, окажется гораздо эффективнее. Не для всякого, нет, но именно для шведов, которых именно Ходкевич за последнюю пару лет несколько раз успел раздолбать в пух и прах. А уж чужая это сабля или своя - разницы нет, ведь главное, в чьих она руках! И если этот поклон убережет Эстляндию от вторжения войск короля Карла, все недополученное с гетмана и юного Корецкого серебро окупится с лихвой.
Кстати, Сапега дал "добро" на точно такое же чуть раньше самого Ходкевича. Правда, с ним я запустил в ход иное. Дескать, честно расскажу гетману о причине, по которой Ян-Петр написал свое обманное письмо, и попрошу не сердиться на своего соратника. Лишь после этого, да и то сделав оговорку - он положит саблю только вместе с гетманом, не иначе, - Сапега согласился.
Попутно я успел завербовать еще одного человека. Получилось само собой. Когда Ходкевич в очередной раз прикорнул, и, судя по всему, часа на два-три, не меньше, я сделал очередную остановку и пошел в лесок. Кости размять, прогуляться, природой полюбоваться, а она тут красивая. Корабельные сосны в три обхвата, стройные, так и рвутся в синь-небо, солнышко жарит вовсю, птицы поют, жизнь славят - лепота.
Поначалу появившийся передо мной Корела вызвал раздражение. Маленький, кривоногий, нос перебит, на щеке рубец уродливый. Понимаю, боевые шрамы украшают мужчину, да и человек он хороший - надежный, верный, хозяин своего слова. Просто не вписывался атаман в окружающую идиллию. Чужеродное пятно. Но настрой у Андрея Ивановича был под стать обстановке - на лице умиротворенность, чуть ли не блаженство. От меда? Непохоже. Если и выпил, то грамм двести, не больше, а они Кореле как слону дробина.
- А я ить и сам с ентих краев, - буркнул он, явно желая поговорить.
- Из Эстляндии?! - несказанно удивился я, с сомнением глядя на его черные волосы.
- Не-э, оттель, - кивнул он куда-то на северо-восток. - Меня потому так и прозвали, из-за родных мест.
- Из Карелии, значит, - кивнул я. - И что? На родину потянуло?
- Жжет, - поправил он, пояснив: - В груди жжет, потому как тянуться некуда. Свеи сожгли там все. И деревню, и дом мой, и… - Он не договорил, вяло отмахнувшись. - Не о том речь. Я тута помыслил… Не хочу на Дон. И в Москву сызнова возвертаться не желаю. Коль так все складывается, хотелось бы кой-кому должок отдать. Эх, здесь бы мне осесть. Тока… нельзя, - завершил он неожиданно.
- Нельзя почему? Жить не на что? - осведомился я. - Помогу. И с домом, и вообще.
- Сопьюсь, - мрачно сообщил он. - Без дела мне нельзя. Вот и хотел с тобой о том покалякать. Умен ты, князь. Иной и волосом сед, да в голове ума нет, а у тебя и волос льняной, да ум золотой. Можа, подскажешь, как дальше быть, где в ентой жизни смыслу сыскать, а то сам не пойму, чего жаждется. То на простор душа рвется, рука к сабельке тянется, а то об ином мыслится, вовсе напротив: чтоб тихо, уют, ну и баба где-то рядом была, да не такая, кои в кружалах шастают, а… - Он тяжело вздохнул.
У-у, созрел атаман, окончательно созрел. А я-то, дурак, думал, как к нему подойти, чем улестить, дабы тут оставить, на страже рубежей приморских, а он сам спекся. Пора из печи вынимать, не то пригорит. И ходить вокруг да около не стал, влепил напрямую.
Мол, и у меня проблемка. Не управиться одному Ратману Дурову, особенно если и впрямь на два фронта сразу война начнется. Не разорваться же ему. И получается у нас с тобой, что мы наши проблемки сможем запросто решить, пойдя навстречу друг другу. Ты - ко мне на службу, а я тебе - волю вольную, с прямым подчинением Москве.
А касаемо жажды тишины с уютом объяснимо: годы. Потому и тянет, поскакав да порезвившись, в тепло родного очага. Да и сам будешь знать, что не просто рубежи защищаешь, но и домик родной, где из печи хлебным духом несет, щами наваристыми, да чьи-то глаза на тебя с любовью и восторгом смотрят. И не как на защитника, но как на сокола ясного, краше коего во всем свете нет. А тут и детишки обступают, на колени залезть пытаются, про ратные подвиги просят рассказать. А глазенки такие пытливые, такие…
Корела поначалу мечтательно слушал, блаженно щурясь, как кот, обожравшийся сметаны, но чуть погодя встрепенулся, взвыл:
- Да кто меня таковского в мужья возьмет?! Кому я сдался?! Да и нет тут никого из нашенских.
- Из карелок?
- Из русских, - мрачно поправил он.
- Значит, на все остальное ты согласен? - уточнил я. - Ладно. Полдела сделано. Быть тебе командиром Первого казачьего особого полка. А что до жены - ты, главное, выбери подходящую, а за остальное не волнуйся. Сам свататься поеду, и пусть попробуют отказать. Я даже подскажу, где искать. И поверь, далеко ехать не придется, - заговорщически подмигнул я ему, вовремя припомнив, что совсем скоро на новые земли переселится волхв Световид, а у него девки как на подбор, и отказать мне он не должен. - Так как, договорились? - И протянул опешившему от моего напора атаману руку.
Корела немного помедлил, но решился и руку мою принял. Правда, уточнил:
- Точно ли сосватаешь? Не обманешь?
- Года не пройдет, как ты жену в дом введешь, - твердо пообещал я.
А вот в Колывань я успел еле-еле…
Глава 38
КОЛЫВАНЬ
Оказывается, Мария Владимировна, безвылазно сидевшая в замке Тоомпеа, который она сделала своей резиденцией, уже намеревалась уступить прибывшим к ней шведским послам половину своих владений, удовольствовавшись Ревелем, Нарвой и восточным побережьем Балтийского моря. Очень уж напористо действовали ребятки. Да и послание было состряпано грубое, чуть ли не хамское, вот она и растерялась, даже не думая, а есть ли у нее теперь право раздаривать земли.
Но отчитывать я ее не стал, пожалел, ибо вид у нее был… Глаза красные от недосыпания, веки припухшие, щеки одутловатые, кожа землистая. И постоянно эдак по-старушечьи куталась в шубу, жалуясь, что ей в каменных стенах холодно. Словом, гораздо больше походила на инокиню, чем на королеву, - хоть снова в монастырь отправляй, благо он рядом с ее замком. Правда, доминиканский.
Но это в первые минуты встречи. Узнав об одержанных победах, она стала приходить в чувство и на следующий день выглядела вполне нормально, чему поспособствовало питье Резваны, которым она угостилась на ночь. А когда утром следующего дня она приняла парад победы и, приняв у Ходкевича и Сапеги поднесенные сабли, милостиво допустила их к целованию руки, и вовсе раскраснелась, хоть прикуривай. Да и во всем остальном полная противоположность себе вчерашней. В лице - надменность, в жестах - величавость, в глазах - злость за пережитое унижение.
Спустившись со своего пьедестала-трона, на котором восседала во время парада, Мария Владимировна неторопливо направилась к послам, специально приглашенным на это мероприятие и стоящим подле боковой стены замкового двора, шагах в десяти от нее. С наслаждением наступая на польские знамена, валявшиеся под ее ногами, словно давя их, как гадюк, она не шла к шведам - шествовала, горделиво вскинув голову. Остановившись напротив и дождавшись, пока те разогнут спины после поклона, королева, выдержав паузу, властно произнесла:
- Ныне сами зрите, сколь у меня силушки. Ежели Карла жаждет того же, - и она указала на лежащие знамена, - что ж, я готова и его тряпками здешние улицы застелить.
Я негромко кашлянул, намекая, чтоб не зарывалась. Они, конечно, свиньи, кто спорит, сам убедился, прочитав их послание, но уподобляться им в хамстве ни к чему. Мария Владимировна чуть виновато покосилась на меня, грустно вздохнула (остановил не вовремя, не дал душеньку отвести) и нехотя поправилась. Мол, готова жить со всеми в миру и ладу, коль они сами того хотят. Но не удержалась, прибавив:
- А кто не желает, того ждет божья кара на небе и моя на земле.
Ух какие мы отчаянные! Аж дрожь берет!
Окончательную аудиенцию Мария Владимировна, предложив им поразмыслить надо всем увиденным и сказанным, назначила на следующий день, предварительно обговорив со мной возможные варианты. Разговор состоялся у нас поздно вечером, и, судя по ее бурно вздымающейся пышной груди и взглядам, то и дело бросаемым на меня, я уже понимал, чем он закончится. Отделаться всяческими отговорками нечего было и думать. Да и жалко мне ее стало, честно говоря. Вспомнился вчерашний день, ее тоскливый, затравленный взгляд, и не слова - крик надрывный: "Одна я тут князь, совсем одна!"
И ведь предусмотрительная какая - изначально все спланировала, назначив послам встречу после полудня. Ну да, надо же успеть выспаться, ибо ушла она из моей опочивальни засветло, и уснул я уже под пение птиц.
Шведам хватило времени для окончательного обдумывания, и они изрядно снизили свои требования и тон. Теперь они "просили" вернуть остров Даго и города Лоде, Хапсалис и Пернов, по привычке назвав их Леаль, Гапсаль и Пярну. Получалось все равно много, по сути все юго-западное побережье ее владений, но они пояснили, что это будет выгодно в первую очередь самой Марии Владимировне. Дескать, обосновавшись там, они ринутся на ляхов, кои теперь их общие враги.
Однако королева, помня мое короткое наставление: "Ни пяди", отказала. Мол, без согласия государя Руси она, как его верноподданная, и клочка земли не уступит, ибо не вправе. Но тут же поправилась, теша свое самолюбие, что и будь на то ее воля, все равно бы свеи ничего от нее не получили.
Как вести себя с теми бедными польскими шляхтичами, кого мы собирались отпустить без выкупа, дабы они известили семьи остальных, мне ее инструктировать не понадобилось. Она держалась с ними куда мягче, держа в памяти собственное посольство, по-прежнему находившееся в Варшаве и удерживаемое Сигизмундом. Отпустили из него одного князя Хворостинина-Старковского, дабы тот известил, что никакой порухи им нет. Просто до окончания сейма ответа на послание королевы Сигизмунд дать не может. Опасаясь за их судьбу (да и ляхи куда ближе, граница-то по сухопутью, рядышком, не ровен час, сызнова припрутся, с них станется), она велела передать королю, что не сердится за своеволие на его подданных, благо все они получили по заслугам, и готова забыть и простить.
С тем шляхтичи и укатили обратно, а я подзадержался. Дело в том, что Михаил Борисович Шеин хоть и получил от королевы баронский титул, однако уверенности у него от того не прибавилось. Как добросовестный служака, он был готов до конца исполнить свой воинский долг и, не уронив родовой чести, до последней капли крови сражаться с ляхами или шведами, но в победу над ними не верил. Требовался сеанс психотерапии, притом не один. Начал я его с рассказа о недавних баталиях. Узнав, сколько у меня было народу, три с лишним тысячи против почти восьми Ходкевича и Сапеги, он встрепенулся, пораженно протянув:
- А я-то мыслил, ты большую часть своих полков из-под Юрьева обратно отпустил. Да неужто у тебя под рукой всего три тысячи имелось?! Не обманываешь ли?
- Три, - подтвердил я. - Да и те участвовали не все, особенно в первой битве под Оденпе.
- Никак сызнова плант твой сработал?
- Не без того.
- Поведаешь ли? - жадно уставился он на меня.
- А как же.
Я действительно детально разобрал с ним ход обеих операций - какие хитрости применялись, сколь большую роль сыграла неожиданность и прочее, после чего он совсем воспрянул духом. Получалось, и меньшими силами можно запросто лупить большие. Правда, поначалу частенько доводилось слышать от окольничего одну и ту же фразу: "Но так не воюют". Изрядно подустав доказывать ему очевидное, я отрезал:
- Ты иное в уме держи: зато так побеждают. А это для тебя главнее.
Но учеником он оказался способным, да и задачу я ему ставил простую - продержаться, не дав захватить ни один из городов до прибытия основных сил с Руси. Тоже не пустяковина, но побеждать не требовалось - и то дело. Заодно напомнил, что помимо городских стен у него имеется еще кое-что для затруднения высадки. Спасибо государям русским, потрудились в свое время на славу, понастроили небольших крепостиц, затрудняющих подступы с моря. Ныне, правда, там сплошные руины, но места - залюбуешься. И если ими с умом воспользоваться, предварительно восстановив, то к тому же Ругодиву, то бишь бывшей Нарве, шведам и подойти будет ой как тяжко. Видел я, когда мы брали город, останки развалин, да в таких местах, что дураку понятно - предназначены не для жилья, не для складов купеческих, но исключительно для обороны. Одна развалюха вообще на мысу между Финским заливом, рекой Наровой и рекой Россонью. Если восстановить да поставить там пушки - много она свеям кровушки попортит. А на другом берегу Россони другие развалины. И рядом, но уже на усть-наровском берегу, третьи.
Кстати, оборонительный "плант" он с моей помощью составил. Небольшой такой, но нужный. Вначале перечень общего количества стрельцов и сколько где размещено. Конницу - полки Ратмана Дурова и Корелы - в список мы не включали. У них задачи особые. Далее же несколько наиболее вероятных ситуаций. Допустим, шведы высаживаются под Перновом и ниже расклад: сколько стрельцов и из каких городов можно туда бросить в качестве подкрепления.
Заодно обучил и как включить "конвейерную систему", с учетом расстояний между городами. К примеру, Лоде с Феллином расположены ближе всего к Пернову, потому оттуда надо отправить на помощь почти всех, чтоб побыстрее добрались до осажденных. Да, риск есть, но небольшой, зато выгода… Ведь тогда подкреплению из дальних городов ни к чему идти до Пернова - оно сядет в Лоде и Феллине. И каждому стрельцу придется пройти куда меньше, и прибудет он на место гораздо раньше. В итоге большущая экономия времени, а оно на войне не на вес золота - дороже.
Ниже, следом, еще один вариант - высадившийся десант шведского войска под Колыванью. И снова расклад: откуда, сколько, куда. Всего таковых мы накидали шесть или семь, точно не помню. А в заключение я посоветовал ему заранее заготовить грамотки в каждый из городов, исходя из предварительного расклада. Это чтоб с гонцами не мешкать. Поступило сообщение о нападении ляхов на Феллин, а в руках уже приготовленная загодя пачка грамоток - знай вручай и рассылай.
- Вона, значитца, какие у тебя планты, - уважительно протянул Шеин. - Ишь ты. Вроде и ничего мудреного, но, коль призадуматься, великое от них благо… - И он встрепенулся, хитро улыбнувшись. - Одного ты туда не включил, князь. Как людишкам, кои в граде осажденном сидят, енти пару дней продержаться до подмоги? Может, и тут какой-никакой плант подкинешь?
- Этими плантами я с другими людьми займусь, - пояснил я, кивнув на Дурова и Корелу, сидящих рядом. - Один ляхов пиками щекотать станет, чтоб не торопились излиха, а второй свеями займется, едва они высадятся. - И сразу отдал распоряжение: - Ратман Ахметович, коль тебе теперь о побережье заботиться нужды нет, выделишь из своего полка в распоряжение Андрея Ивановича триста конных. А то командир Первого казачьего полка у нас имеется, а самого полка и в помине нет. И не мешкай. Через неделю они должны перед ним предстать.
Учебой с ними обоими я занялся особо. Так и предупредил Дурова: несмотря на то что станем объезжать хозяйство Корелы, ты все равно мотай суть на ус для создания у себя на южных границах того же самого. И вперед, в объезд укромных бухточек, заливов и прочих удобных местечек для причаливания шведских кораблей и высадки войск. Там вышку сторожевую поставим, там обычный пост. Да не стесняться рыбаков почаще спрашивать. Место, может, и выглядит удобно, а для высадки не пойдет - мелководье, значит, ни к чему за ним особый пригляд устраивать.
Теперь за неприятеля покумекаем: где лучше всего лагерь разбить да какими дорогами к Колывани идти. Прикинули? Отлично. А с учетом этого можно и об ответных действиях подумать. Какие деревни в первую очередь оповещать надо, чтоб в лесах успели скрыться да скотину с собой увести, без припасов ворога оставив; откуда проще налеты устраивать, куда укрываться, где устроить пару складов с запасами пороха, свинца и продовольствия, разместить основной стан для отдыха. В качестве последнего я порекомендовал Кореле руины монастыря Святой Бригитты в шести верстах от Колывани. Их ныне восстанавливать есть кому - рабочая сила, то бишь казаки, на подходе.
- И помни, - предупредил я Дурова перед его отъездом на южные рубежи и вручив привезенное серебро для его людей. - Ты должен так потрепать ляхов, чтобы осаждать первый из городов Марии Владимировны прибыло не больше двух третей войска Сигизмунда. Не давать им покоя ни на одну ночь. - И уже к обоим: - А друг с другом жить заповедаю дружно, помогать всячески. Чтоб недомолвок не было, сразу оговорюсь: коль свеев не видать, тихо на море, а ляхи приближаются, тебе, Андрей Иванович, по прибытии гонца от Дурова не мешкая половину своих людей перекинуть ему в помощь. Больше дашь - похвалю, а меньше ни-ни. То же самое и тебя, Ратман Ахметович, касается. К тому ж тебе проще - если ляхи соберутся воевать, загодя прибудут надежные людишки из Речи Посполитой, оповестят о том.
Проводив Ратмана, я вскорости распрощался и с Корелой. Далее, на остальном побережье, он и сам управится, не маленький. Схема-то остается прежней: наметить места для возможных высадок, а уже исходя из них места для своих баз, складов, откуда атаковать, куда скрываться и прочее.
Вручив ему кучу грамоток, я извинился. Мол, с людьми пока не ахти. Кроме одной сотни гвардейцев, да еще одной - кандидатов в них, правда, все из числа добровольцев, я тебе ничего не дам, извини, Андрей Иванович. Итого, если приплюсовать людей Дурова, пятьсот человек.
- Маловато, - посетовал он. - Эх, надо было дозволить мне в Юрьеве людишек из пленных казаков набрать.