Встреча с Капитолиной Анатольевной плавно перетекла в её проводы в Рязань. Смысла задерживаться в Петербурге мать Василия не видела, раз уж сын с невесткой всё равно уезжают, так что в гостинице у Соймоновой молодожёны провели каких-то полчаса и, к ближе к вечеру, все трое уже тряслись в пролетке к Николаевскому вокзалу.
- Василий, ты уж не геройствуй там особенно, хватит уже, и так вся грудь в орденах. А ты у меня один остался, - мать всегда останется матерью, её не будут волновать судьбы мира и даже своей Родины больше, чем жизнь своего ребёнка. Тем более, если одного она уже потеряла...
- Мам, ну не уйдёшь от судьбы в морском бою. От снаряда не спрячешься. Только Господу ведомо кто погибнет, а кто жить останется. А нам следует выполнять свой долг и приказы. И надеяться на ваши с Оленькой молитвы.
- Каждый день молиться буду, Васенька, уж можешь быть уверен, - на глаза Капитолины Анатольевны навернулись слёзы.
- Ну, мам! Ну не надо. Жив я и здоров. Умирать не собираюсь, особенно теперь, - лейтенант нежно прижал к себе за плечо жену.
- Ой! Чуть не забыла! - всплеснула руками Соймонова-старшая и стала судорожно копаться в сумочке.
А женская сумочка уже тогда была "чёрной дырой", в которой пропадает всё. На поиски ушло минуты три, и, в конце концов, на свет был извлечён фиолетовый бархатный футляр.
- Держи, дочка! - свекровь протянула футляр Ольге. - Второй век как в нашей семье по женской линии передаются. Твой отец Васе шпагу подарил, а я тебе - их. Открывай, не бойся, не выпадут.
Щёлкнула крышка и как будто два сгустка крови полыхнули светом в глаза Ольги. Рубиновые серьги невероятной красоты покоились на чёрном атласе. Василий тоже заглянул через плечо супруги и узнал камни, которые мать носила только по большим праздникам.
- Капитолина Анатольевна! Спасибо огромное! - Ну, совершенно роскошный подарок. Прямо неудобно даже.
- Да чего неудобного. Традиция у нас в семье такая. Носи. И Васеньку моего...
- Мам! - не выдержал Соймонов, - Перестань в самом деле! Вот опять плачешь... Ну не на кладбище же меня провожаешь. Война и есть война. Но я тонуть не собираюсь, броня у нас хорошая и толстая, а японских кораблей осталось - кот наплакал. Разобьём их за пару месяцев, и все тревоги кончатся. Не плачь!
- Ладно, ладно, сынок, - женщина уже утирала слёзы, - не буду.
- Приехали, ваше благородие! - подал голос кучер, и двуколка остановилась.
До отправления поезда оставалось ещё около получаса, и это время провели сначала на перроне, в ожидании, а потом в купе первого класса, которое мать лейтенанта занимала одна. Слёзы, поцелуи... Поезд тронулся.
- Какая у тебя замечательная мама, Вась! - Ольга чмокнула мужа в щёку и лукаво улыбнулась, - Не удивительно, что я полюбила её сына.
А ещё через день, молодая чета, с того же вокзала, отправлялась во Владивосток. То есть не сразу во Владивосток, конечно - сначала в Москву, где, в ожидании очередного подходящего поезда нужно было провести более суток, но конечный пункт назначения был очевиден.
Весь предыдущий день Василий носился по служебным и личным делам, утрясал вопрос с багажом, дал телеграмму своему другу, ревизору "Пересвета" мичману Денисову, чтобы тот подыскал квартиру для Ольги к их приезду. Тактично убеждал тёщу, что такого количества меховой одежды её дочери не понадобится - зимы в Приморье достаточно мягкие, а место для багажа не безразмерное. В общем - сплошные хлопоты и, как говорится, "никакой личной жизни". Ну почти никакой. Но каждую свободную от служебных и бытовых проблем минуту молодожёны старались быть рядом, буквально не отходя друг от друга ни на шаг. Вот только на то, чтобы нормально выспаться времени уже не хватало, что, впрочем, и неудивительно - ведь иногда реальность бывает лучше самых волшебных снов.
Глава 3.
- Самый страшный вид дурака, это дурак в короне! - Сергей Юльевич Витте, конечно, не озвучил эту мысль, хотя именно она возникла в первую очередь, после прочтения телеграммы от Императора Всероссийского. - Ну, неужели так трудно понять, что мало победить - нужно ещё суметь воспользоваться результатами победы?
Мирные переговоры в нейтральной Италии шли уже вторую неделю, и Витте изнемогал не столько от непреклонности японской делегации, удивлённой (это ещё мягко сказано) требованиями русской стороны, сколько от совершенно неоправданных амбиций своего монарха. Николай Александрович, которому победа при Цусиме и последующие крейсерские операции Тихоокеанского Флота, вскружили голову сверх всякой меры, просто внаглую выставлял такие требования к Японии, что любой народ, любая страна, имевшие хоть частицу самоуважения признали бы их неприемлемыми. А уж про то, что на это согласятся гордые японцы, рассчитывать было просто глупо.
Да, победа русской эскадры в Цусимском проливе переломила ход войны, можно было заключать мир на достаточно выгодных условиях, пойдя на ряд взаимных уступок и обменяв, например, разрешение на японский протекторат в Корее на права японцев на Сахалине и еще недавно переданные Россией Японии восемнадцати островов Курильской гряды. Но нет!
Эйфория и мнение придворной камарильи, заставили царя занять совершенно непреклонную позицию: "Всё, что было нашим - остаётся нашим", да ещё и контрибуция, требования отказаться от экономического присутствия на Сахалине и в Корее, отдать все Курильские острова, безусловное признание прав России в Корее и северном Китае, Шпицбергене и Иране, разрешение российским компаниям беспошлинной торговли в самой Японии и, наконец, жесткие ограничения на состав японского флота...
Да, заставить пойти на такие условия можно даже сильную страну. Примерно так и поступили с Россией полвека назад, в тысяча восемьсот пятьдесят четвёртом, англичане с французами, воспользовавшись предательством союзников-австрийцев, хотя русская армия была все еще очень сильна и проиграла только, в общем-то, одно-единственное локальное сражение под Севастополем. И ещё через двадцать с лишним лет, "честный маклер" Бисмарк, лишил Россию всех плодов её победы над Турцией. Однако сейчас, изнемогающие от войны японцы, все еще чувствовали почти открытую поддержку со стороны Великобритании и Североамериканских Соединенных Штатов и еще надеялись, несмотря на начавшиеся уже голодные бунты, имея преимущество в занятых территориях на суше и в скоростных кораблях на море, добиться куда лучших для себя условий мирного соглашения.
Николай Второй этого понимать не хотел, да и "кузен Вилли" из Берлина подзуживал русского царя не уступать. И тот не уступал. Несмотря на пренастырные просьбы министра иностранных дел, графа Ламсдорфа, несмотря на доклады министра дел внутренних о разгоравшейся в Империи революции, ничего не могло сдвинуть Самодержца Всероссийского с его "единственно правильной" точки зрения. Точки зрения "хозяина скотского хутора". "Скот мог мычать сколько угодно", но принимать решения мог только "хозяин".
Японцы, естественно, не преминули оповестить прессу о требованиях "русского медведя" и газеты всего мира отзывались о русских претензиях, мягко говоря, нелицеприятно. Даже журналисты сверхдоброжелательной к России Франции выражали недоумение в своих статьях.
Россия упорно не хотела мира. И, наконец, после очередной телеграммы из Токио, японская делегация прервала переговоры и отбыла на родину. Перемирие завершилось.
И снова загрохотали цепи боевых кораблей обоих флотов, выбирая якоря - война продолжалась.
Глава 4.
Чай в стоящем на столе стакане, слегка колебался из-за покачивания вагона, и был чуть теплым - другой пока не разрешали врачи. За окном уже начались бесконечные сибирские леса, но контр-адмирал Вирен снова и снова возвращался мыслями "под шпиц" - в здание адмиралтейства, от командовавших в котором людей судьба российского флота зависела куда сильнее, чем даже от прошедшего морского сражения.
... - Роберт Николаевич, мы изучили и подробно обсудили ваш с адмиралом Рожественским доклад. - Председательствующий на совместном заседании Главного морского штаба и Адмиралтейств-совета генерал-адмирал великий князь Алексей Александрович не часто баловал вверенное ему ведомство своим пристальным вниманием, но, безусловно, умел придать солидность любому мероприятию со своим участием. - Вы проделали огромную работу. Познакомившийся с докладом Государь даже лично уполномочил меня передать Вам и Зиновию Петровичу свое высочайшее удовольствие. Однако, в целом соглашаясь с вашими выводами, в отдельных вопросах мы всё же имеем несколько другое мнение. Прошу вас, Федор Карлович, вам слово.
- Главный морской штаб и Адмиралтейств-совет согласны, что ремонтных мощностей владивостокского порта совершенно недостаточно для ремонта эскадры в разумные сроки, и мы будем всячески содействовать вам в наращивании этих мощностей. - Начал свою речь фактический здешний начальник управляющий Морским министерством адмирал Авелан. - В частности, в течение месяца во Владивосток будет отправлено несколько сот квалифицированных рабочих, десятки единиц пневмоинструмента, новая электростанция и около десяти тысяч пудов сортового металла. Однако мы совершенно не согласны с предложением использовать механизмы и вооружение броненосца "Слава" для скорейшего ввода в строй однотипных броненосцев во Владивостоке. Броненосец еще не полностью готов по вспомогательным системам, но он уже начал проходить испытания и через пару месяцев уже сможет прибыть во Владивосток. Если же мы начнем его сейчас разукомплектовывать, то он сможет выйти на Дальний Восток не раньше середины осени. Находящиеся же во Владивостоке броненосцы типа "Бородино" сильно повреждены и, за исключением "Орла", как вы, верно, заметили в своем докладе, в любом случае начнут вступать в строй не ранее конца августа. В этом плане изменить ситуацию к лучшему способно именно скорейшее прибытие на Дальний Восток Третьей эскадры - балтийские судоремонтные заводы куда мощнее владивостокских мастерских и вполне смогут подготовить в сжатые сроки достаточно сильный отряд. Далее, по артиллерии - заводы, изготавливающие стволы и снаряды, уже месяц как переведены на двухсменный режим и работают, таким образом, круглосуточно, хотя это обошлось не без сложностей. Также часть снарядов и орудий системы Канэ заказаны у частных компаний во Франции. Однако не стоит ждать в ближайшее время радикального решения проблем с нехваткой пушек и, особенно, снарядов. Поэтому вооружать корабли вам предлагается по мере вступления в строй. Ориентировочно недостающие орудия мы сможем поставить к августу, а заменить расстрелянные - к октябрю. Что же касается снабжения углём...
"И как в таких условиях воевать?" - Вирен незаметно для себя перескочил с воспоминаний на собственные мысли - "Вроде уже и не в осажденной крепости сидим, а все равно ничего не хватает! Как там он сказал: "сможем заменить расстрелянные пушки к октябрю"? Так на артурских кораблях пушки теперь чаще всего расстреляны так, что нарезы только угадываются и пользоваться ими практически бесполезно. Когда еще с Балтики придет та Третья эскадра? А ее еще и встречать придется! Ладно, наше дело - выполнять приказы, даже если они как в этот раз, прямо на свадебном пиру приходят. Но как именно выполнять, надо бы хорошо подумать...
Глава 5.
Даже самый экзотический пейзаж за окном поезда начнёт надоедать очень быстро, будь то горы, будь то джунгли, будь то море, горы и джунгли, сменяющие друг друга. А уж если это поля и леса, через которые в основном пролегала Транссибирская магистраль, а, после Волги степи, тайга и болота, то, к началу второй недели пути, смотреть в окно совершенно не приходило в голову. "Развлечением" могли быть только мосты через реки и тоннели. Василий с женой вполне конкретно маялись от скуки. Уже и наболтались друг с другом и о серьёзном и просто так, читать под стук колёс даже очень интересные книги так же изрядно поднадоело, "променад" по коридору вагона тоже развлекал не очень. В общем - тоска зелёная.
Даже радости всесокрушающей и торжествующей юности в отдельном купе, потихоньку становились не столь эмоциональными. Хотя, конечно, взрывы эмоций периодически случались:
- Оленька, какая ты у меня всё-таки трогательная женщина!
- И чего это во мне трогательного? Я похожа на кисейную барышню?
- Да Боже упаси! Ты натуральная амазонка. Вот только тебя всё время хочется ТРОГАТЬ. За все места! Чем я и собираюсь заняться.
- Руки прочь! Ай! Лейтенант, я пожалуюсь вашему начальнику...!
Дальнейший сюжет фантазия читателя дорисует сама...
Но вряд ли кто попробует утверждать, что только таким образом можно коротать время на протяжении трёх недель.
Редким развлечением были сколь-нибудь длительные остановки, когда можно было выйти из вагона и прогуляться по перрону или даже в окрестностях вокзала.
Нет, самих остановок после Урала было предостаточно, даже значительно больше, чем хотелось бы: чуть ли не каждые пятьдесят вёрст поезд останавливался на час-другой на какой-нибудь заштатной станции или разъезде. Но, согласитесь, что это не те места, где можно развлечься в долгом пути. Отдыхом можно было назвать только стоянку в сколько-нибудь крупном населённом пункте, где на вокзале имелся хотя бы буфет, а перрон не представлял из себя просто участка утоптанной земли.
Кстати именно в такой ситуации, в Иркутске, у Василия появился повод задуматься, над проблемами, которые его ожидали на службе:
- Ну конечно, господам офицерам за эту войну крестов понавешают. И георгиевских, и всяких. А нам и деревянных может не достаться. Похоронят в одной общей яме после боя какого-нибудь... - лейтенант совершенно случайно услышал разговор двух мобилизованных солдат, отправлявшихся, вероятно, в Манчжурию и не заметивших находившегося рядом офицера.
- Ну да. Им то зачем о мире договариваться - их, господ, война кормит, а меня от семьи, от хозяйства оторвали, чтобы в китайской земле, непонятно за что зарыть...
Василий не стал ни одёргивать "политиканствующих" солдат, ни дослушивать их разговора. По пути к вагону он вдруг подумал о том, что должны чувствовать его матросы, которые прошли через войну, через ад Цусимского пролива, ждущие мира и, зачастую, предвкушающие своё возвращение в родную деревеньку... А тут снова воевать. Потому что "господа не договорились". Ведь даже он, офицер, был уверен, что мирные переговоры закончатся именно миром. Ан нет! И теперь большинство матросов, если не все они, будут чувствовать себя обманутыми. Будут! А ведь их нужно как-то заставить воевать, воевать не хуже чем раньше.
Вернувшись в купе, лейтенант поделился тревогами с женой, и реакция Ольги была совершенно неожиданной для молодого офицера:
- А чего ты ожидал, Вася? Ты совершенно напрасно ждёшь от меня осуждения этих солдат или твоих матросов - я их прекрасно понимаю и разделяю недовольство тех, кто должен рисковать своей жизнью в этой войне. Не обижайся мой родной, но я женщина. И для меня твоя жизнь значительно дороже, чем Корея и Китай вместе взятые.
- Но подожди! Ведь честь России...
- Нет, это ты подожди. Не перебивай меня. Я всё понимаю - ты офицер. Герой. Мне очень приятно идти рядом с тобой и видеть, как люди с восхищением смотрят на твои ордена. Ты служишь благородному делу - защищаешь Родину. Я горжусь тобой, Васенька, но ты бы знал как мне страшно, когда вдруг приходит мысль, что ты можешь не вернуться с моря в этой войне. А я ведь дочь офицера. И жена офицера. И совсем неглупая девочка. Я понимаю, что ваша профессия - воевать за Россию, когда это потребуется. А матери и жёны солдат и матросов - они что думают об этой войне, по-твоему? Ведь не Наполеон же топчет русскую землю, правильно? Где-то на краю света "господа" что-то не поделили. И из-за этого русские женщины будут терять навсегда своих самых близких мужчин? Мужей, отцов и сыновей?
- Эх, Олечка, - Василий приобнял явно разволновавшуюся от своей речи девушку, - я, бывало, тоже так раньше думал. Но, мы, мужчины на то и мужчины, чтобы встречать врага еще там, где он не может до вас, женщин и детей, дотянуться. Вот не добили Наполеона в италиях и австриях, так пришлось его в Москве встречать. Мы же не где-нибудь в Южной Африке или Америке сражаемся. И если японцы, как они утверждают, собрались строить Великую Азиатскую Империю вплоть до Уральских гор, то лучше уж встретить их где-нибудь в Китае, чем во Владивостоке, Иркутске а то и, не дай Бог, Москве...
Но, кажется, жену Василий не убедил. Снова потащились нудные дни пути. Поезд по-прежнему шёл "спотыкающимся аллюром": час ехал - два стоял. Но всё когда-нибудь заканчивается, сначала замелькали горы, потом открылся Байкал и, так как Кругобайкалская железнодорожная ветка уже была закончена, пересекать озеро на одноимённом с ним пароме не пришлось. Проведя в пути почти месяц, Василий с Ольгой, наконец, ступили на перрон Владивостокского вокзала.
Встречавший друга мичман Денисов обменялся энергичным рукопожатием с Соймоновым, после чего, представившись, преподнёс Ольге букет цветов и церемонно приложился к её ручке.
- Насчёт квартиры не беспокойтесь - всё сделал в лучшем виде: и от порта недалеко, и район приличный, и цена не особо высокая, - поспешил ответить на ещё не заданный вопрос ревизор "Пересвета", прекрасно понимая, что в первую очередь волнует его друга.
- Спасибо тебе огромное, Володя, я твой должник!
- Ладно тебе, ты бы для меня сделал то же самое, ведь так?
- Разумеется, но всё же...
- Да перестань! - Денисов вдруг лукаво посмотрел на лейтенанта. - А ты больше ничего интересного вокруг не заметил?
- Рад приветствовать тебя, Василий Михайлович! - подошёл к молодым людям улыбающийся капитан второго ранга с чёрной повязкой на левом глазу.
- Александр Васильевич! - задохнулся от неожиданности Соймонов. - Вы живы!
Василий со всей юношеской непосредственностью обнял любимого командира, раскрывшего объятья.
- Ай! - скривился Колчак, - Василий! Тебя не устраивает, что я жив? Хочешь доделать то, что не смогли японцы?
- О Господи! - испугался лейтенант. - Извините ради Бога! Совсем забыл... Вернее не подумал... Вернее...
- Да хватит уже, - усмехнулся кавторанг, потирая левое плечо, - понятно, что не хотел. И, честно говоря, несмотря на боль даже приятно, что не забыл меня и не загордился.