Я после ухода наших офицеров пошел на половину ленинградцев и разыскал их командира. Это был молодой парень - младший лейтенант. Где он получил свою звезду на погон, я у него не поинтересовался. Но мы быстро договорились с ним, что еще пару дней дежурство по роте они возьмут на себя, а я обязуюсь уже послезавтра отправить в наряд дежурного по роте и дневальных и далее составим общее расписание.
Уже ближе к отбою, когда мы поужинали холодной гречневой кашей с мясом из консервных банок и запили все это водой с галетами, появились наши страдальцы с губы, вид у них был мрачный, и рассказывали они о своих злоключениях неохотно. Но, тем не менее, от сухого пайка они отказались, сказав, что на гаупвахте их накормили горячим ужином.
- Вот дела. - Завозмущались ребята. - Мы тут холодную кашу жрем, а этих нарушителей дисциплины горяченьким кормят.
В одиннадцать часов я провел построение, я думал, что для начала, к нам заявится кто-нибудь из офицеров или наши или дежурный по части, но никто так и не пришел. И проведя перекличку, я скомандовал отбой. Для первого дня я решил не трепать расшатанные нервы наших парней и не стал устраивать подъем отбой раз десять, но на будущее такие мысли у меня были.
Утро настало мгновенно. Вроде только лег и вот уже дикий крик дежурного:
- Р-р-о-о-ота, па-а-адъем!
Так, как наши орлы, за исключением служивших, на это особо не откликнулись, пришлось мне этот крик продублировать, после чего все быстро вскочили.
Сангиговцы уже выбегали на улицу с голым торсом на зарядку, но у меня на сегодняшнее утро были другие планы.
Скомандовав:
- Взвод выходи строится!
Я пошел вниз. На улице я быстро построил всех в одну шеренгу по отделениям и затем начались перестроение в колонну по четыре. Потренировшись минут пятнадцать ребята уже что-то усвоили, после чего мы в течение еще пятнадцати минут отрабатывали строевой шаг, конечно, это был не строевой шаг, но все-таки к столовой подойдет не просто толпа студентов а пусть, не очень стройная, но колонна военнослужащих. После тренировки, я скомандовал приступить к утренним процедурам и заправке кроватей. И скоро весь ряд наших кроватей был облеплен пыхтящими от усердия парнями, защипывающими края одеял и равняющими их полосочки и подушки по веревке.
И вот мои подопечные снова в одну шеренгу построены перед казармой, и я объясняю им порядок прохода в столовую и команды в ней. Потом я беседую с четырьмя нашими орлами, посещающими университетский хор, и прошу их быть запевалами. Парни сначала мнутся, но потом соглашаются, тем более, что песен военных они знают прилично.
Когда я заканчиваю, то замечаю, что недалеко стоит Максимов и озадаченно смотрит на меня.
- Знаешь Андреев, я, конечно, знал, что ты шустрый парень, но не настолько же. Я ведь специально пришел, чтобы все, что ты сейчас говорил, объяснить. А то ведь стыдоба вообще была бы. Ты когда успел все это узнать.
- Дмитрий Иванович, вы же все биографии наши знаете. Вы помните, кто у меня отец, да для меня армия-мать родная. Меня мама в коляске вокруг плаца возила, я иногда, заигравшись, под танком спал, и в окопах с солдатами чай пил. Все эти команды у меня в голове с тех пор сидят.
И вот наша колонна, не очень стройно, но движется в сторону столовой. А мой счет:
- Рраз, рраз, раз два три. - эхом разносится по асфальтовой дороге, обсаженной березами.
Не доходя до столовой метров сто, я командую:
- Запевай!
И наши запевалы своими мощными голосами дружно запели:
- Путь далек у нас тобою,
Веселей солдат гляди,
Вьется, вьется знамя полковое
Командиры впереди.
А затем весь наш взвод, уже совсем не дружно, но старательно подхватывает:
Солдаты в путь, в путь, в путь,
А для тебя родная
Есть почта полевая.
Прощай труба зовет,
Солдаты в поход.
Ровно напротив столовой я скомандовал:
- Взвод стой! Отставить песню.
После моей следующей команды взвод относительно дружно повернулся.
На высоком крыльце столовой стояли два офицера. Один высокий капитан с повязкой дежурный по части, а второй пожилой подполковник.
Этот подполковник сорвался с места и подбежал к нам:
- Во б…, ребята, ни х… вы даете. А запевалы то какие, зае…сь. Ну б…, где этот е…й Максимов, хер ему в сраку. Представляешь старшина, он мне вчера говорит, у нас студенты-медики, ни х… не могут, их еще надо учить, а тут вы так зах…ли, что просто зае…сь.
Тут он увидел идущего за нами Максимова и переключился на него:
- А б…ь ну, что хер с горы проснулся, ни х… про своих орлов не знаешь. А они у тебя песню запели, так ведь е… твою…, даже сердцу приятно стало.
И тут я уже точно понял вчерашнее выражение старшины Вадима про шебутного замполита.
Мы стояли оторопев. Даже я, прослуживший в армии полжизни, такого, еще не видел.
Подошедший Максимов что-то прошептал на ухо замполиту, но тот пренебрежительно махнул рукой и громко произнес:
- Что-то ты до х… в голову берешь. Я перед кем стою, перед военнослужащими, или в институте благородных девиц. Ну ладно, я специально для вас и для ленинградцев лекцию прочитаю о пользе и влиянии мата на боеспособность подразделений, вот только разберусь кое с чем и сообщу, когда нужно будет собраться.
И с этими словами он ушел.
Через пару дней все уже вошло в рутинную колею, учеба, строевая, изучение матчасти, уставов. И уже, без какого либо намека со стороны старослужащих после отбоя прозвучал голос одного из нас:
- Старики! День прошел!
- Ну и х… с ним дружно прозвучал в ответ хор голосов.
- До дембеля осталось двадцать пять дней!
- Уррра. - Дружно отвечали остальные.
Мы возвращались с поля, где с нашими преподавателями ставили медсанбатовскую палатку. Работа была достаточно тяжелая, тем более при жаре, не очень обычной для этих северных мест, и мы прилично устали. Когда прошли КПП, Максимов остановился и подозвал меня сказав:
- Пусть кто-нибудь из сержантов ведет взвод в казарму.
Мы с ним медленно шли вслед за взводом, обсуждая завтрашний день, и взвод уже прилично опередил нас, когда услышали команду сержанта:
- Запевай!
И наши запевалы запели, а запели они примерно следующее:
Приморили гады, приморили
Загубили молодость мою
Золотые кудри поседели,
Знать у края пропасти стою.
Максимов озабоченно проговорил:
- Что они там запели, охренели совсем от жары что-ли?
И в это время мы услышали дикий крик:
- Стоять, стой бл… я кому говорю, стоять!
И мы увидели, как вслед за нашим взводом бежит замполит.
Подбежав к взводу он скомандовал:
- Взвод стой! НаправО! Смирррна. Запевалы четыре шага вперед, шагом марш!
Вы что же б…., пидорасы, это вас, что, Родина приморила? Это б… у кого там кудри поседели? Ох. ли совсем! Это вы так суки Родине долг отдаете? А гады это мы что-ли?
А ты что лыбишься? - Обратился он к одному из запевал: - Тебе весело? Вот сейчас повеселишься. Ну-ка упал, отжался сто раз.
Презрительно глядя на нашего Андрюшу, который смог отжаться только четыре раза, и как червяк возился у его ног, он сказал:
- Да вас б… и не надо морить, вы уже заморенные, ряхи отрастили, ни х… не можете.
- А ты старшина?! - Обратился он ко мне. - Какого х… не прекратил этот балаган?
- Товарищ подполковник, я сопровождал товарища полковника по его приказу.
Замполит, кинув сердитый взгляд в сторону Максимова, продолжил:
- Ну что допрыгались козлы, радуйтесь, что присягу еще не приняли. С этой четверкой сегодня будем решать вопрос об отправке домой. А остальные…, старшина командуй, веди в роту и с песней, е… вашу мать, и не дай вам бог еще, что-нибудь такое сотворить.
Не знаю, какие уж аргументы привел Максимов в беседе с командованием полка. Но наших запевал оставили в части, правда, предупредили, что еще один прокол и парни могут забыть о высшем образовании.
Тут как раз и подоспела лекция нашего замполита о пользе мата в повышении боеспособности подразделений во время военных действий.
В зале клуба сидело примерно сто человек это были мы и ленинградцы, личный состав полка, по-видимому, уже не раз, выслушивавший эти наставления, отсутствовал.
И вот за трибуну, стоявшую на сцене, зашел замполит:
- Товарищи студенты, будущие офицеры Советской армии, сегодня я расскажу вам то, что никогда и ни при каких обстоятельствах не расскажет никто другой. А почему? Да потому, что мне все они по х… Я их всех в рот…
Вот вы, что думаете, мы во время войны, когда воевали и в атаку шли, мы кричали за Родину за Сталина, да ни х… я, мы, когда атаку шли, то мать родную вспоминали, мы матом всех крыли. А немцы, что, да у них кроме доннер веттер ни х… и не было. А вы что думаете, когда Суворовские орлы Измаил брали, они что славословие Екатерине или Павлу говорили, хуйня, это все. Наши предки не хуже нас, всех матом поливали. Вот помню, идем мы пешим маршем по Польше и на дороге указатель висит до Берлина, х… его знает, то ли тысяча, то ли тысяча двести километров. А сверху углем написано, настоящим русским солдатом: "Ни хуя, дойдем!".
Вот это я понимаю политработа!
Рядом со мной сидел очень интеллигентный парень из потомственной семьи врачей. Он недоумевающим взглядом следил за замполитом.
- Сергей, как ты думаешь, все, что он говорит - это правда? Неужели так все завязано на мате?. - Спросил он меня с недоумением.
- Слушай Миша, я уже и не знаю, но наверно что-то в этом есть, - ответил я.
Вскоре после освоения материальной части и зубрежки уставов, мы приняли присягу, так что я уже дважды клялся на верность Советскому Союзу. Учеба, между тем, продолжалась и пиком наших мучений стали небольшие учения, во время которых, мы должны были развернуть медико-санитарный батальон. После этого интенсивность занятий пошла на убыль, и мы большей частью времени готовились к сдаче экзамена по военно-медицинской подготовке.
По взводу гулял, слух, что уже запланированы крайние, которые не смогут сдать этот экзамен, и назывались даже конкретные фамилии. Но все закончилось благополучно. И теперь все мы могли рассчитывать на звание лейтенантов медицинской службы, которым когда-то я уже был.
Контроль за нами настолько ослаб, что я даже смог, наконец, сходить на речку и половить хариусов, из которых мы потом со старшиной Вадимом сварили уху и после отбоя запили ее медицинским спиртом, который мне так и не пригодился.
И вот настал знаменательный день отъезда. Помня о предыдущем рейсе, я собрал в своем купе немногих непьющих парней и сообщил, что нам придется внимательно смотреть за нашими особо буйными товарищами, которые уже предвкушали ночную пьянку.
Наше путешествие протекало достаточно спокойно, в моем купе было тихо, я лежал на койке и наблюдал за игрой в карты моих попутчиков. Неожиданно к нам зашел один из студентов, вид он имел бледный и взволнованный:
- Слушай Андреев тут такое дело. За нами в паре вагонов едут морпехи на дембель, у них там дым коромыслом. Ну и тут один из них залетел к нам в купе и стал вы…ся. Я его хорошо так отоварил. Он убежал, но сказал, что сейчас они все придут и нас уделают. Что будем делать, нас в три раза меньше, да и сам знаешь у нас помахаться ты, да я да мы с тобою.
- Валера, а кто тебя просил с ним драться, ну повыступал бы он и ушел. Вот теперь собирайся, и пойдем разговаривать с морпехами. - Говорил я этому придурку, переодеваясь в форму старшины. По дороге в соседний вагон, я реквизировал у провинившегося купе, все водочные запасы.
Когда мы зашли в соседний вагон - это было что-то, затянутые сизым табачным дымом купе, шум и гам, слышались крики:
- Пойдем, надо этих гражданских по полной отоварить, чтобы знали, как на дедов прыгать.
Я прошел несколько купе и все - таки обнаружил место, где сидели трое старших сержантов, у них в купе было поспокойней, и пили они из маленьких граненых стаканчиков, видимо, кто-то постарался к дембелю. Но вот с водкой у них не очень на столе сиротливо стояла одна, немного недопитая бутылка.
Я подошел к столу и со словами:
От нашего вагона, вашему. - Поставил на стол три бутылки.
Сержанты пьяными глазами посмотрели на меня:
- А че ты старшина такой добрый? Мы про таких добряков у сапогов раньше не слышали?
- Слушай моряки, мы со сборов едем, тут ваш один паренек с нашим один на один перемахнулись, так вот мы за своего прощения просим, и вот он тоже пришел со мной извиниться хочет.
- И что этот хмырь нашему морпеху морду начистил? - с удивлением завопили сержанты.
- Да вот как то так получилось.
Один из сержантов выскочил в коридор и я услышал его мощный голос:
- Эй, деды кому там из наших, морду начистили?
Спустя, несколько минут, в проеме купе появился морячок не очень высокого роста, когда он увидел Валеру, его лицо, украшенное фингалом, радостно осветилось:
- Ага, сам явился, ну сейчас мы тебя отрихтуем!
- Погоди, погоди Гена. - Веско произнес сержант. - Расскажи лучше, как это гражданский уделал морского пехотинца?
Лицо морячка сразу сделалось пунцовым, и он замямлил:
- Да вот ребята, он как-то неожиданно дал мне в глаз, я даже среагировать не успел.
Настроение у моряков резко сменилось. Видимо драться в поезде особого желания ни кого не было. Но мое желание приехать домой трезвым, так и не сбылось, потому, что пришлось до Энска пить водку в компании трех морпехов.
Прибрел я домой ночью в полпятого утра, Аня, знавшая, что я приеду ночью мурманским поездом, похоже, не ложилась и сразу открыла дверь. Я зашел в коридор и рухнул на пол.
Проснулся я, когда солнце уже ярко освещало комнату, я лежал раздетый на кровати, моя жена сидела рядом и разглядывала мое лицо.
- Аня, что с тобой? Что ты во мне ищешь?
- Да я вот разглядываю, какие следы оставляет за собой длительное употребление спиртного. - Улыбнулась она.
- А кто меня уложил в кровать?
- Сережа, здесь кроме меня никого не было, а ты забываешь, кто у меня папа. Я с ним такую практику прошла. Но мне бы не хотелось, чтобы ты шел по его стопам.
Долго мы не пикировались, я схватил свою жену и привлек к себе, под одеяло.
Весь шестой курс я старался не отходить от операционного стола, искал любой повод, чтобы быть в оперирующей бригаде. Даже ночами в больнице, когда я дежурил в своем подвале, то под любым удобным предлогом вставал за операционный стол. Это, в общем было не так просто, потому, что хирургов было много, а операций не очень и конечно в дневное время все это было расписано, а "держать крючки" ни хотелось никому. Кроме того, я в добровольном порядке штудировал кардиологию, а уже в тайном гипноз и внушение.
К моему стыду, свои способности я уже использовал на всех своих родных и знакомых, и всегда с полным успехом. Теперь меня не удивляли, как раньше статьи в газетах, где незадачливые обворованные люди, которые сами отдали в руки похитителей свои кровные деньги, говорили, что не знают, почему они это сделали. А ведь это делали люди, которые имели только начальные очень неграмотные представления о внушении.
К концу второго семестра я, с помощью Аркадия Борисовича, позвонил Чазову, и тот заверил, что своих решений он не меняет, и что меня в Москве ждет место в общежитии и работа интерна в его клинике.
- Сейчас под эгидой 4 управления МинЗдрава сформирована центральная научно исследовательская лаборатория, вот там ты и сможешь проявить свои таланты. - Сказал он.
Когда я рассказал о разговоре Ане, та опять захлюпала носом, что вообще-то уже стало немного раздражать меня, ну нельзя же быть настолько плаксой, чтобы все проблемы жизни встречать именно этим. Время шло быстро и вот уже у меня были сданы все госэкзамены, и я с красным дипломом, званием лейтенанта медслужбы запаса был готов к дальнейшей взрослой жизни и возможному выполнению моих замыслов.
Но у нас с Аней был еще месяц ничего не делания перед моей работой, а у нее перед последним пятым курсом. И мы решили с ней поехать на море, чего я не делал в этом мире ни разу. Три недели мы жили в Геленджике дикарями, ходили на галечный пляж, пили там кислое местное вино, и теплыми вечерами гуляли по улицам. Но все хорошее очень быстро кончается. И вот вся моя семья в сборе провожает меня на вокзале. Я последний раз обнимаю всех, целую Аню и сажусь в вагон поезда Мурманск-Москва.
Начался новый этап моей второй жизни. Каким он будет, я пока даже не представлял.
Конец первой книги