Комнаты были обставлены дорогой мебелью, но без вычурности. Никакого лишнего блеска и выставляемой напоказ роскоши. Конечно, не без изысков, но все пристойно, удобно и практично. Впрочем, можно ли ожидать иного от людей с таким складом характера, как у Демидовых. С другой стороны, дети самого Акинфия уже иные. Нет в них той ухватистости, предприимчивости и целеустремленности, это, пожалуй, умрет вслед за самим Акинфием и его братом Никитой.
Расположившись у камина, хозяин дома принял от прислуги чашку ароматного кофе и с наслаждением отпил. Данный напиток он распробовал далеко не сразу. Поначалу приходилось давиться все больше от нежелания навлечь немилость государя, ревностно насаждавшего среди своего окружения европейские повадки. Вот только в присутствии императора и пили этот горький напиток. Но потом ничего, распробовал.
Больше всего ему нравилось то, что крепкий кофе придавал бодрости, отгоняя сонливость. Совсем не лишнее для кипучей энергии заводчика, которому не хватало светлого дня, чтобы управиться со своими делами. Он бы и сейчас работал не покладая рук, забот на Урале хватало с избытком. Однако, получив приглашение ко двору его императорского величества, проигнорировать его никак не мог.
Кофе еще не допит, а в гостиную входит прислуга, неся на серебряном подносе запечатанное сургучом письмо. Короткий взгляд на оттиск, и тут же благостно-расслабленное настроение сменилось настороженностью. Отставив чашку с кофе, Акинфий Никитич вскрыл печать.
Первые же слова взволновали его. Впрочем, строк было только две. Короткое и лаконичное приглашение немедленно прибыть в Летний дворец императора. Ну и подпись Петра. Демидову уж не раз доводилось держать бумаги с монаршей подписью, но те послания всегда были адресованы его отцу, а вот это ему самому. Знать, как и в прежние времена, счастливая звезда не обходит их род. Опять Демидовы желанные гости при дворе, а это дорогого стоит.
Если все разыграть должным образом, то, глядишь, получится заполучить такую свободу, что только держись. Тогда уж никакие Татищевы не смогут вставлять ему палки в колеса. Быть может, вот это приглашение предвестник того, что его планы начинают осуществляться. А отчего бы, собственно говоря, нет? Коли государь стремится к тому, чтобы промышленность росла и крепла, чтобы товар российских предпринимателей уходил за границу, принося прибыль казне, то и подобное назначение очень даже возможно.
Нечто подобное Акинфий Никитич предполагал, когда государь, отринув прежний образ жизни, занялся делами. Поэтому к возможному приглашению он успел подготовиться. И хорошо, что успел…
Высокий, крепкого сложения мужчина. Движется уверенно, с достоинством, вот только, несмотря на платье иноземного кроя, так и хочется назвать его мужиком. Одеяние-то богатое, по последней моде, да нет присущего потомственным дворянам лоска и изящества.
Лицо с крупными, будто рублеными чертами. Бороды нет, но наличествуют ухоженные усы, придающие облику жесткость. Взгляд прямой, твердый. Знает себе цену Акинфий Никитич. Но по-другому и быть не может. Иному бы не удержать крепкое наследство отца, да при этом еще и приумножив вдвое. Места на Урале дикие, слабости не приемлющие.
– Здравия вам и долгих лет, ваше императорское величество.
– И тебе поздорову, Акинфий Никитич, – продолжая изучать стоящего перед ним пятидесятилетнего мужчину, ответил Петр.
Видел он его до этого лишь однажды. Но во время вручения ему грамоты на сходе промышленников особо рассмотреть Демидова не получилось. Теперь-то никто не помешает, и регламента нет никакого.
Внимательный взгляд императора гость выдержал спокойно, пусть его изучает, от него не убудет. Он и сам поступал подобным образом при первой встрече. Не сказать, что Демидову не понравилось, как его встретил государь. Наоборот, подобный интерес еще больше обнадежил заводчика. Так изучают человека, только когда имеют на него серьезные виды. Во всяком случае, он поступал именно так.
– Акинфий Никитич, мне ведомо, что ты и твой покойный батюшка по праву были в чести у моего деда. То право ты не растерял, трудами своими на благо отечества известен, а потому дозволяю обращаться к себе по-простому.
– Благодарю, государь.
О как! И этот легко перешел на "ты", словно это само собой разумеющееся. Н-да-а, все же это отличительная черта всех приближенных деда. С другой стороны, все они имеют немалые заслуги перед отечеством. Взять тех же Долгоруковых. Будь они бездарями, так дед не поднял бы их. Мало ли князей, что по вотчинам сидят в забвении. Иное дело то, что они учудили после.
– Как дела в твоих заводах, Акинфий Никитич?
– Слава богу, Петр Алексеевич. Куем потихоньку славу российскую. Ранее в Европе был ведом "Старый соболь", теперь же понесем герб императорский, всем на обозрение и зависть. Дозволь, государь, преподнести тебе дар от оружейников уральских, дабы удостоверился ты в том, что похвалы в наш адрес не пустые слова.
Демидов поднял перед собой футляр красного дерева, покрытый лаком, и откинул крышку. Молодой император с любопытством заглянул вовнутрь.
Ох, красота-то какая! Золота и серебра совсем немного, но орнамент великолепен. При всем великолепии отделки в первую очередь в глаза бросались хищные обводы. Едва взглянешь и сразу понимаешь: не для бравады и любования изготовлены, а для боя.
В футляре, отделанном изнутри черным бархатом, лежали два необычных двуствольных пистоля, с вертикально расположенными стволами и сравнительно небольших размеров. Вот только непонятно, как из них стрелять? При первом рассмотрении не видно ни курка, ни кресала, ни затравочной полки, как и самого кремня.
Петр взял пистоль в руки. Ничего так, лежит очень удобно. Одно из двух – либо под женскую руку делался, либо как раз под императора-подростка. Довольно легок, и в то же время, вскинув оружие, Петр почувствовал, что прицел держится уверенно, рука не дрожит. Отлично сбалансирован. А вот и целик с мушкой в наличии, что в значительной степени упрощает прицеливание.
Детально осмотрев оружие, Петр понял, что пистоль оснащен колесцовым замком. Причем взвод пружины производится не через торчащий наружу конец оси колеса, а через квадратное отверстие, куда вставлялся ключ. Кремень прятался внутри механизма, прижимаемый пружиной к колесу. Полка также спрятана, под откидной крышкой. Воспламенение заряда происходит не сбоку, а с казенной части. Подобным же образом устроено и со вторым стволом, разве только смещено ниже, а подсыпка пороха на полку производится через боковую дверцу.
Ничто не торчит и не выпирает. Такое оружие удобно носить даже под одеждой, а потом без помех извлечь, ни за что не цепляясь. Стволы тоже удивили. С одной стороны, очень маленький калибр, даже чуть меньше, чем на его пистолях. С другой – видны нарезы внутри. Получается, что, несмотря на свои малые размеры, оружие не уступит другим образцам ни по дальности, ни по точности. А может, даже и превзойдет их.
Правда, имеются у него и недостатки. Весьма серьезные, надо сказать, недостатки. Очень медленное заряжание, а как следствие – низкая скорострельность, раза в три, а то и в четыре, в сравнении с образцами, принятыми ныне. Сложный и капризный механизм, требующий определенных навыков и бережного обращения.
Расстроился ли Петр, осознав это? А вот ничуть! Ему это оружие не для баталий, а скорее для души. Ну, может, еще когда пригодится, припомнив того медведя, поправил сам себя юноша. Но, с другой стороны, если потребность возникнет, то для недруга скрытно носимое оружие будет самой настоящей неожиданностью.
Ушаков докладывал, что если в России против императора пока никто не умышлял, того же сказать об иных державах никак нельзя. Помнится, на деда было совершено около трех десятков покушений. Конечно, глупо сравнивать себя с ним, но всем мил не будешь, а потому могут решить разрубить узелок вот таким нехитрым образом.
Дальнейший осмотр содержимого футляра выявил наличие шомпола, ключа для взведения замка, отвертки, пулелейки, пороховницы, трех коробочек – с запасными кремнями, пружинами и с парой десятков отлитых пуль. Словом, там находилось все потребное для содержания оружия в исправном состоянии.
Петр тут же направился на стрельбище, потянув за собой и гостя. При этом он выказал такой задор и энтузиазм, что Демидов мысленно даже улыбнулся. Весь в деда. Тот тоже, как только какая новая стреляющая игрушка попадала в руки, стремился тут же опробовать ее.
Не будь шомпол столь удобным, с деревянной рукоятью, заряжание пистолей превратилось бы в настоящее мучение. Впрочем, Михаилу и без того пришлось потрудиться, прогоняя пулю по нарезам. Петру отчего-то подумалось, что ему с этим нипочем не справиться. Будь пуля круглая – еще туда-сюда. Но эти были необычной цилиндрической формы, раза в два превышающими калибр. Большая же площадь соприкосновения свинца с нарезами соответственно увеличивала и силу трения.
Однако, как и ожидалось, насколько неудобными пистоли были в обслуживании и заряжании, настолько же оказались отличными в стрельбе. Нет никакой встряски при спуске колеса, что неизменно наблюдалось при ударе курка по кресалу, поэтому нет необходимости подправлять линию прицеливания. Спуск мягкий и плавный. Точность… Просто сказка. На сорока шагах пуля ложилась точно в цель. К слову сказать, Петр уже поднаторел в стрельбе, а потому мог оценить качество по достоинству. Ну и наконец, четыре выстрела против двух, пусть и с сомнительным результатом перезарядки, чего-то да стоят.
– Отличная работа, Акинфий Никитич! – наблюдая, как под присмотром заводчика Михаил снаряжает уже разряженные пистоли, возбужденно произнес Петр.
– Рад, государь, что смог угодить.
Ишь какой уверенный. Ну а что, имеет право. Угодил. Петр на мгновение почувствовал себя неловко. Ведь не для светской беседы позвал к себе одного из богатейших людей империи. Угодил Демидов со своим подарком, ничего не скажешь. Более того, может с гордостью говорить, что государь пользуется его пистолями. Потому что это чистая правда. Теперь юноша с ними и не подумает расставаться. Оно бы и раньше, да все как-то неловко. Уж больно выпирает оружие под одеждой, а носить открыто как-то… неправильно. То ли дело эти образцы!
Однако пора уж и делами государственными озаботиться. А вот это Акинфию Никитичу может ой как не понравиться. Да что там, точно не понравится. Ну да на то он и подданный своего государя. А верноподданному так вести себя не пристало и уж тем более посягать… Ладно. Не нужно себя накручивать сверх меры. Этот муж многие годы проявлял себя на ниве служения Родине и еще проявит. А потому – вдохнуть и выдохнуть. Во-от так. Молодец. Возьми с полки пирожок.
– Акинфий Никитич, слухи ходят, будто ты в Уральских горах злато-серебро добываешь, а оттого сундуки твои от богатства ломятся.
Акинфий Никитич, конечно, тут же перестал возиться с пистолями, да только вызвано это было лишь тем обстоятельством, что негоже ему заниматься железками, когда к нему обращается император. Спокойно и даже с каким-то легким налетом веселья посмотрев на Петра, он мягко улыбнулся и, покачав головой, заговорил:
– Врут, государь. Как есть врут. Доброхотов у меня всегда хватало. Вот как только батюшка пообещал деду твоему поставлять ружья по одному рублю восьмидесяти копеек в ущерб себе, так с нас взгляда и не сводят. А то как же, ружьями торгуют себе в убыток, а наживаются. Что завод Невьянский в поте лица и сдирая руки до кровавых мозолей строили, то никто не видел. Того, что кроме тех ружей мы и иную справу делали, да по совести и доброго качества, тоже не замечали. Того, что с работными людьми под открытым небом жили, вкладывая в дело каждую заработанную копейку, тоже оставили без внимания. Видели только то, что в чести у Петра Алексеевича да чуть не каждый год по заводу ставим. Сами же, пока мы пупки надрывали, лишний раз пальцем пошевелить ленились. А теперь конечно. Откуда богатство, коли мы не прижили, а он прижил. Ясное дело, нашел злато-серебро, вот и богатство.
Выслушав этот монолог, Петр принял снаряженные пистоли и поочередно выстрелил в мишень. Опять знатно получилось. Добрый мастер Демидов. Или то его оружейники постарались. Скорее всего, сам же говорил, не один старался.
– В пистолях этих твоя работа есть? – передавая оружие сержанту Мальцову, поинтересовался Петр.
– Стволы мои, Петр Алексеевич. Сам выделывал. Калибр ноготок к ноготку. Остальное мои оружейники.
– Немудрено, хозяйство большое, дел непочатый край, – согласился Петр. Но все же вновь вернулся к прежней теме: – В том, что твои слова правдивы, у меня сомнений нет. Более того скажу. Знаю я о том, что кабаков на твоих заводах отродясь не было, чтобы народ не спивался, и государству от того убытку нет, так как ты винный откуп из своего кармана в казну восполняешь. Знаю, что народ бежит на твои заводы даже с казенных, так как у тебя обращение с людьми лучше и живется им сытнее. Хотя и крут ты, и до работы требователен, но справедлив, и люди то ценят высоко. Знаю, что на плату мастерам не скупишься, приглашаешь даже иноземцев и те с тобой своими знаниями делятся. Знаю, что школу завел, где мастерству народ обучаешь, а оттого знатные работники у тебя не переводятся и работа доброй выходит. Даром, что ли, поставщиком двора пожаловали.
Петр принял уже заряженный пистоль, прицелился и дважды выстрелил. Опять хорошо вышло. Из прежних так точно не получалось. А здесь все в черный кружок ложатся. Надо бы на какой животине испытать. Вес-то пули изрядный, но как оно будет в деле, ведь диаметр мал дальше некуда.
– Ладная работа, – вновь не удержался от похвалы Петр. Но тут же опять к прежнему: – С этим понятно, Акинфий Никитич. Доброхотов у вас и впрямь всегда хватало. Но ты мне ответь на другой вопрос. В начале лета я в Берг-коллегии в росписях копался и нашел несколько бумаг, в которых интересные дела прописаны. И тут уж ты не кивай на кого иного, потому как твоей же рукой и прописано. Так вот, представил ты несколько образцов медных руд, найденных на Алтае, да испросил разрешения там завод ставить, чтобы ту медь добывать и плавить. Руда добрая, в среднем более чем на треть из меди состоит, да еще и с малой примесью серебра. Но бог с ним, главное, что руда, богатая медью. Но отчего-то, поставив завод на реке Локтевой, ты бросил то дело. А через год поставил другой на реке Белой, немного в сторонке.
– Так медь на Локтевском руднике тугоплавкая, государь. Работы много, угля прорва уходит, а на это окрест леса пережигать приходится. Места же те лесом не особо богатые.
– Ладно звучит. Но чего ты тогда медь не очищаешь на месте, а, сплавив черную медь, отправляешь ее на окончательную переработку в Невьянск? Две тысячи верст, шутка ли.
– Так из-за бедности края лесом, государь. Чтобы леса не опустошать дополнительной переработкой…
– Ты, Акинфий Никитич, раньше думай, чем говорить. А то ведь слово-то, оно не воробей, – вдруг став серьезным и даже приняв грозный вид, оборвал его Петр.
Демидов мог поклясться, что в этот момент помстился ему молодой Петр не таким уж и молодым. Да что там, зрелый и умудренный годами муж вдруг промелькнул в его образе. Вот вроде юноша берет пистоль, чтобы в очередной раз поразить мишень, и стоит в паре шагов от Демидова, а того не отпускает ощущение, что кто-то его крепко за горло взял. Мало чего боявшийся и много чего повидавший в своей жизни, битый ею и тертый мужик вдруг ощутил страх. Именно страх, а не что-то иное. А ведь, казалось, уж отбоялся свое.
Молодой император выстрелил. Передал оружие сержанту. Движения хищника, изготовившегося к прыжку. Иначе и не скажешь. Вновь пристальный взгляд в глаза Демидову.
– На переработку черной меди леса потребно в десять раз больше, чем на оставшуюся обработку. И как следует из доклада Геннина, деревьев окрест вполне достаточно. Пойдем дальше. В другом прошении, все в том же месяце, ты просишь у Берг-коллегии разрешения кабака на новом заводе не ставить и обязуешься за это восполнять винный откуп. И как бы промежду прочим испрашиваешь разрешение на то, чтобы добывать серебро, если таковое сыщется. Ответ ты получил… Никакой ответ. Непонятный. То ли ты будешь добывать то серебро, то ли обязан будешь передать казне. А еще тобою был передан образец руды, в котором было обнаружено изрядное содержание серебра и немного золота. Вот только позабыл указать, где именно та руда была обнаружена. Интересная забывчивость. – Петр невесело ухмыльнулся, внимательно глядя на хранящего каменное спокойствие Демидова.
Завидная выдержка, ничего не скажешь. Но лучше бы Демидову начать говорить правду. Прямо сейчас. Если промолчит… А не будет у Петра иного выхода, кроме как дать делу ход. И заниматься следствием будет не Геннин, у коего есть доля в кое-каких заводах Демидова, и даже не Татищев, хорошо знакомый с тамошними краями и долгое время ведавший казенными заводами. Ушаков займется. А это уже серьезно. То, что Демидов обнаружил серебро и скрыл этот факт, ясно как белый день. Остается только выяснить, он собирался тем серебром торговать, отправляя за границу, или все же чеканить свою монету? Впрочем, и то и другое плахой пахнет.
– Государь, причина, по которой мною был заброшен Локтевский рудник, истинная. Невыгодно добывать медь в трудах великих, коли есть иная руда, плавящаяся легче. Оттого и завод перенес. В Алтайские земли я подался, так как те земли пока пребывают в пустоте и сулят большие выгоды. Мне же от Берг-коллегии выдана привилегия на строительство заводов на очень большой территории. Твоя правда, есть медь и поближе, на Урале, и обходится ее добыча с доставкой куда дешевле. Но Алтай – то задел на будущее, а мы с батюшкой всегда на годы вдаль смотрели. Касаемо же Колывановского рудника, тамошняя руда и впрямь богата серебром. Потому черная медь и направляется в Невьянск. Но правда в том, что извлечь то серебро у меня никак не получалось, потому как не было знающего мастера. Не с чем мне было идти к тебе, государь. Не извлек я еще то серебро, а пустобрехами Демидовы никогда не были. О руде же в Берг-коллегию я докладывал, и образцы те они осмотрели и оценили.
– А как сейчас дело обстоит?
– Прости, государь, не ведаю. Не успел я ничего. Мастера иноземного зазвать-то я зазвал, да только призвал ты меня в Санкт-Петербург, а потому, как там дела в Невьянске, мне неведомо.
Вот молодец! Вывернулся-таки. Нет, если взяться крепко, да еще руками Ушакова, при его-то сноровке, припрут к стенке, и все наружу всплывет. На скорую руку все объяснения сверстаны, хотя и гладко смотрится. Но все одно, если вдумчиво во всем разобраться, то многое будет не совпадать. Однако Петр не собирался усугублять и терять такого человека. Помнится, про его батюшку Петр Великий сказывал, что если бы у него было хотя бы пять таких, как Никита Демидович, то он был бы счастливейшим из государей. Акинфий Никитич отцу ни в чем не уступит, а где-то даже и превзойдет, а потому такими людьми разбрасываться грех.
Ну слукавил малость, чуть не до плахи, не без того. Зато сколько пользы принес и еще принесет. Опять же глухие уголки империи осваивает, поселения и заводы ставит, и все на свои средства. Хм. А вот с этим еще нужно разобраться. На свои ли?