Неандертальский физик Понтер Боддет возвращается в наш мир для того, чтобы наладить официальные отношения между двумя мирами и начать научный и культурный обмен, а также воспользоваться шансом продолжить свои личные отношения с генетиком Мэри Воган.
Содержание:
Пролог 1
Глава первая 2
Глава вторая 3
Глава 3 5
Глава 4 7
Глава 5 9
Глава 6 10
Глава 7 11
Глава 8 13
Глава 9 14
Глава 10 16
Глава 11 17
Глава 12 19
Глава 13 20
Глава 14 22
Глава 15 23
Глава 16 25
Глава 17 26
Глава 18 27
Глава 19 29
Глава 20 30
Глава 21 31
Глава 22 32
Глава 23 34
Глава 24 35
Глава 25 38
Глава 26 40
Глава 27 42
Глава 28 43
Глава 29 44
Глава 30 47
Глава 31 49
Глава 32 51
Глава 33 52
Глава 34 54
Глава 35 55
Глава 36 57
Глава 37 58
Глава 39 60
Глава 39 61
Глава 40 63
Эпилог 65
Неандертальский мир 66
Генеалогическое древо Понтера Боддета 66
Благодарности 66
Примечания 66
Роберт Сойер
Люди
Если б это было так просто! - что где-то есть чёрные люди, злокозненно творящие чёрные дела, и надо только отличить их от остальных и уничтожить. Но линия, разделяющая добро и зло, пересекает сердце каждого человека. И кто уничтожит кусок своего сердца?…
Александр Солженицын
Посвящается
Марку Асквиту
Властелину множественных вселенных
Пролог
- Я совершил ужасную вещь, - сказал Понтер Боддет, сидя верхом на седлокресле в кабинете Журарда Селгана.
Селган принадлежал к поколению 144, на десять лет старше Понтера. Его волосы были умудрённо седы, а пробор раздался вширь и превратился в широкую реку лысины, впадающую в озеро покатого лба над надбровным валиком.
- Продолжайте.
- Мне казалось, что у меня нет выбора, - сказал Понтер, глядя в пол; его собственный надбровный валик отгораживал его от взгляда изумрудных глаз Селгана. - Мне казалось, что я должен был это сделать, но…
- Но сейчас вы сожалеете об этом?
Понтер молчал, упершись взглядом в устланный мхом пол кабинета.
- Вы сожалеете о содеянном?
- Я… я не уверен.
- Вы сделали бы это снова, доведись вам снова пережить тот момент?
Понтер коротко хохотнул.
- Что смешного? - спросил Селган; в его голосе было скорее любопытство, чем раздражение.
Понтер посмотрел на него.
- Я думал, только мы, физики, устраиваем мысленные эксперименты.
Селган усмехнулся.
- Мы с вами не так уж сильно различаемся. Мы оба пытаемся найти истину и разрешить загадку.
- Надо полагать, - согласился Понтер. Теперь он смотрел на гладкую, плавно закругляющуюся стену цилиндрического помещения.
- Вы не ответили на вопрос, - напомнил Селган. - Сделали бы вы это снова, будь такое возможно?
Понтер какое-то время молчал, и Селган его не торопил, давая обдумать ответ. Наконец, Понтер сказал:
- Я не знаю.
- Не знаете? Или просто не хотите сказать?
И снова Понтер молчал.
- Я хочу вам помочь, - сказал Селган, поёрзав на своём седлокресле. - Такова моя цель. Я не собираюсь вас судить.
Понтер снова засмеялся, но в этот раз его смех прозвучал удручённо.
- В этом-то всё и дело, так ведь? Никто нас не судит.
Селган нахмурился.
- Что вы хотите сказать?
- Я хочу сказать, что в другом мире - на той, другой Земле - люди верят, что существует… у нас нет для этой концепции слова, но они называют это Бог . Бесплотное высшее существо, которое создало вселенную.
Селган покачал головой.
- Как у вселенной может быть создатель? Чтобы что-то было создано, оно должно иметь начало. Но у вселенной нет начала. Она существовала всегда.
- Вы знаете это, - сказал Понтер. - Я знаю это. Но они этого не знают. Они считают, что их вселенной всего… они говорили про двенадцать миллиардов лет; полтораста миллиардов месяцев.
- Что же существовало прежде этого момента?
Понтер нахмурился, припоминая свои разговоры с глексенской женщиной-физиком Лу Бенуа - как бы ему хотелось уметь правильно произносить их имена! - Они говорят, что до этого не было времени; что время началось лишь с появлением вселенной.
- Какая странная идея, - сказал Селган.
- Согласен, - сказал Понтер. - Однако если бы они признали, что Вселенная существовала всегда, то в ней не нашлось бы места для этого их Бога.
- Ваш партнёр тоже физик, не так ли? - спросил Селган.
- Да, - сказал Понтер. - Адекор Халд.
- Так вот, я уверен, что вы часто разговариваете с Адекором о физике. Меня же больше интересуют другие вещи. Вы упомянули этого… этого "Бога" в связи с концепцией правосудия. Расскажите мне об этом подробнее.
Понтер помолчал пару мгновений, пытаясь сообразить, как лучше описать эту концепцию.
- Похоже, что бо́льшая часть тех, других людей верит в так называемую "загробную жизнь" - в существование, которое следует за смертью.
- Но ведь это смешно, - сказал Селган. - Это терминологическое противоречие.
- О да, - согласился Понтер, улыбаясь. - Но это особенность их мышления - настолько распространённая, что они даже выдумали для неё специальное слово, словно, дав ему название, они разрешают парадокс. Я не могу произнести это в точности, как они, но звучит это похоже на "о-ксу-мор-он".
Селган улыбнулся.
- Хотел бы я, чтобы кто-нибудь из них попал ко мне - было бы интересно узнать, как функционирует такой разум. - Он помолчал. - Существование, которое следует за смертью: на что, по их мнению, оно похоже?
- Это самое интересное, - сказал Понтер. - Оно может принимать одну из двух форм, в зависимости от того, как вы вели себя, пока были живы. Если вы прожили хорошую, добродетельную жизнь, то будете вознаграждены чрезвычайно приятным посмертным существованием. Но если при жизни вы вели себя плохо или просто совершили при жизни какой-нибудь особенно злой поступок, то последующее существование будет состоять из сплошных мучений.
- И кто выносит решение? - спросил Селган. - О, погодите, кажется догадываюсь. Это решает Бог, так ведь?
- Именно. По крайней мере, они в это верят.
- Но почему? Почему они верят в нечто настолько нелепое?
Понтер слегка пожал плечами.
- На основании исторических свидетельств, оставленных людьми, якобы общавшихся с Богом.
- Исторических свидетельств? - удивился Селган. - А сейчас кто-нибудь общается с этим Богом?
- Некоторые утверждают, что общаются. Но я так понял, что это ничем не подтверждается.
- И этот Бог, он что, является арбитром для каждого человека?
- Предполагается, что да.
- Но в мире 185 миллионов человек; многие тысячи умирают ежедневно.
- Это у нас. В их мире живёт больше шести миллиардов человек.
- Шести миллиардов! - Селган покачал головой. - И каждый каким-то образом будет после смерти помещён в одно из двух мест, которые вы упомянули?
- Да. После суда.
Понтер увидел, как Селган скривил лицо. Детали глексенских верований явно заинтриговали скульптора личности, но его основным интересом были мысли самого Понтера. - "После суда", - повторил он, словно это слово было мясом, вкусом которого стоило как следует насладиться.
- Именно, суда, - сказал Понтер. - Вы не понимаете? - У них нет имплантов-компаньонов. У них нет архивов алиби. Они не ведут всю жизнь подробную запись всех своих действий. У них ничего этого нет, потому что они верят, что им ничего этого не нужно. Они считают, что Бог смотрит на них и видит всё - и даже присматривает за ними, оберегает. И они верят, что никакое злое деяние в конечном итоге не может сойти никому с рук.
- Но вы сказали, что совершили нечто ужасное.
Понтер смотрел в окно на свой мир.
- Да.
- Там? В том, другом мире?
- Да.
- Но вы не разделяете их веру в этого их Бога.
Понтер фыркнул.
- Конечно, нет.
- И вы считаете, что вас никогда не будут судить за плохой поступок, который вы совершили?
- Именно. Не сказать, чтобы это было идеальное преступление. Но в том мире ни у кого нет никаких оснований подозревать меня, а здесь ни у кого не может быть причин потребовать просмотра именно этой части моего архива алиби.
- Вы назвали это преступлением. Было это деяние преступным по меркам того, другого мира, в котором вы находились?
- О, да.
- А мы посчитали бы это преступлением, соверши вы его здесь?
Понтер кивнул.
- Что вы сделали?
- Я… мне стыдно об этом рассказывать.
- Я ведь сказал, я не собираюсь вас судить.
Понтер неожиданно для себя вскочил на ноги.
- В этом-то всё и дело! - крикнул он. - Никто не будет меня судить - ни здесь, ни там. Я совершил преступление. Я получил удовольствие, совершая его. И да - завершим ваш мысленный эксперимент - да, я сделал бы это ещё раз, доведись мне пережить тот момент снова.
Какое-то время Селган молчал, по-видимому, ожидая, пока Понтер успокоится.
- Понтер, я могу помочь вам, если вы мне это позволите, - сказал он. - Но вы должны говорить со мной. Вы должны рассказать мне, что произошло. Почему вы совершили это преступление? Что к нему привело?
Понтер снова сел, перебросив ноги через седлокресло.
- Я начну с моего первого посещения другой Земли, - сказал он. - Тогда я познакомился с женщиной по имени Мэре Воган…
Глава первая
Это был последний вечер Мэри в Садбери, и она по этому поводу испытывала неоднозначные чувства.
Она не сомневалась, что отъезд из Торонто пошёл ей на пользу. После того, что там произошло - Боже мой, подумала она, неужели всего две недели назад? - покинуть город, вырваться из окружения, которое постоянно напоминало ей о том ужасном вечере, было, несомненно, правильным решением. И хотя завершилось всё на немного грустной ноте, она бы ни на что не променяла те дни, что провела с Понтером Боддетом.
Её воспоминания о тех днях были словно подёрнуты флером: уж слишком фантастичными они казались. Однако бесчисленные фотографии, телерепортажи и даже рентгеновские снимки убеждали - всё это случилось на самом деле. Современный неандерталец с параллельной версии Земли каким-то образом проскользнул в нашу вселенную. Теперь, когда он отправился обратно, Мэри уже и сама с трудом в это верила.
Но это было. Понтер на самом деле был здесь, и она действительно в него…
Не преувеличивает ли она? Не делает ли из мухи слона?
Нет. Нет, именно это и произошло.
Она влюбилась в Понтера, и, возможно, он тоже полюбил её.
Если б только она была цельной, полноценной, не надломленной психологической травмой личностью, всё могло бы пойти по-другому. О, она бы всё равно не устояла перед добродушным великаном - но тем вечером, когда они смотрели на звёзды, когда он потянулся и взял её за руку, она бы не замерла от его прикосновения.
Это было слишком рано, сказала она ему на следующий день. Слишком мало времени прошло после…
Она ненавидела это слово; ненавидела произносить его, даже в мыслях.
Слишком мало времени прошло после изнасилования.
А ещё через день она возвращалась домой, туда, где произошло изнасилование - в кампус Йоркского университета в Торонто, к её прежней жизни преподавателя генетики.
К её прежней одинокой жизни.
Она будет скучать по многому, что осталось в Садбери. Например, по отсутствию пробок. Она будет скучать по друзьям, с которыми познакомилась здесь - Рубену Монтего и Луизе Бенуа. Будет скучать по расслабленной атмосфере Лаврентийского университета, где она провела исследование митохондриальной ДНК, доказавшее, что Понтер Боддет на самом деле неандерталец.
Но больше всего, осознала она, стоя на обочине сельской дороги и глядя в безоблачное ночное небо, ей будет не хватать вот этого. Вида бескрайних звёздных россыпей. Вида Туманности Андромеды, которую показал ей Понтер. Вида изгибающегося над головой Млечного пути.
А ещё…
Да!
Да!
Особенно она будет скучать вот по этому - по виду северного сияния, мерцающего и волнующегося по всему небу: бледно-зелёные полотнища, призрачные занавеси.
Мэри и правда надеялась в тот вечер снова увидеть северное сияние. Она возвращалась из дома Рубена в городке Лайвли (ха-ха!), с прощального барбекью с Рубеном и Луизой; и она съехала на обочину специально, чтобы ещё раз полюбоваться ночным небом.
И небеса пошли навстречу. Зрелище захватывало дух.
Теперь северное сияние будет всегда ассоциироваться у неё с Понтером. Она была с ним, когда увидела это впервые. Она почувствовала странное ощущение в груди, будто распирающий её священный трепет, вызванный разворачивающимся на небе действом, начал ослаблять сдавливающую её печаль.
Северное сияние было прекрасно.
А его не было.
Небесные огни мерцали и переливались, их холодный зелёный свет заливал окрестности, очерчивая силуэты берёз и осин, ветви которых слегка колыхались под мягким августовским бризом.
Понтер говорил, что он часто видит северное сияние. Отчасти из-за того, что приспособленные к холоду неандертальцы предпочитают селиться в более высоких широтах, чем люди этой Земли.
Отчасти - из-за того, что благодаря феноменально острому нюху неандертальцев и вечно бдящим имплантам-компаньонам в его мире безопасно даже ночью; в родном городе Понтера Салдаке, расположенном на том же месте, где на этой Земле был Садбери, не было уличного освещения.
А третья причина была в том, что неандертальцы большую часть своих энергетических потребностей удовлетворяют чистой солнечной энергией, благодаря чему небеса в их мире гораздо прозрачнее.
Мэри дожила до тридцати восьми лет, ни разу в жизни не видев северного сияния. Она вряд ли вернется в Северное Онтарио в обозримом будущем, так что она знала, что сегодня, возможно, она видит волнующееся море небесных огней в последний раз.
И она упивалась этим зрелищем.
Понтер говорил, что некоторые вещи одинаковы на обеих версиях Земли: крупные детали географии, большинство видов растений и животных (хотя в мире неандертальцев, никогда не убивавших больше, чем требуется для пропитания, до сих пор жили мамонты и моа), общее устройство климата. Но Мэри - учёный: она разбиралась в теории хаоса, знала, как взмах бабочкиных крыльев может изменить погоду на другом конце света. Разумеется, из того, что небо чисто и безоблачно на этой Земле, никак не следовало, что то же самое верно для мира Понтера.
Однако если погодные условия всё-таки совпали, то, возможно, Понтер сегодня тоже смотрит на ночное небо.
И, возможно, думает о Мэри.
Понтер, разумеется, увидит те же самые созвездия, пусть и называет он их по-другому; ничто, происходящее на Земле, не в силах изменить пути далёких звёзд. Но будет ли северное сияние таким же? Имеют бабочки или люди какое-либо влияние на хореографию небесных огней? Возможно, они с Понтером смотрят на одну и ту же картину - развевающиеся световые полотнища и протянувшиеся поперёк них семь звёзд Большого Ковша (или, как он их называет, Головы Мамонта).
Да, он запросто может сейчас смотреть на те же переливы света, что и она, на вот эту волну, что пошла налево, на тот же…
О Господи!
Мэри ощутила, как у неё падает челюсть.
Световой занавес расходился посередине, словно лист аквамариновой папиросной бумаги, который разрывают гигантские руки. Разрыв удлинялся и расширялся, начавшись в зените и уходя к горизонту. Мэри не видела ничего подобного в тот, первый раз, когда смотрела на северное сияние.
В конце концов полотнище разделилось надвое, словно Красное море перед Моисеем. Какие-то искры - хотя вряд ли это могли быть искры - заполняли пространство между половинками. А потом правая половина словно бы завернулась вверх, как штора на окне поезда, по мере подъёма меняя цвет - зелёный, синий, фиолетовый, оранжевый, бирюзовый…
А потом небо вспыхнуло всеми цветами радуги, и вся правая сторона северного сияния пропала.
Оставшаяся половина теперь бурлила и закручивалась, словно всасываемая в отверстие в небосводе. Кружение ускорялось, от него разлетались брызги холодного зелёного пламени.
Мэри заворожено смотрела. Пусть она всего во второй раз видела северное сияние, но фотографии в книгах и журналах попадались ей на глаза довольно часто. Она знала, что фотографии не дают полного представления; знала, что северное сияние волнуется и дрожит.
Но такого она никак не ожидала.
Светящийся вихрь продолжал сжиматься, по мере сжатия становясь всё ярче, и, наконец, с лёгким хлопком - или, может, он ей просто почудился - исчез.