– Да, Англо-Персидской компании – кивнул пенсионер. Никто не думал, что шах решится, хотя переговоры между Тегераном и англичанами четыре года шли. Но это, скорее, шантаж, персы хотят получить больше денег от концессии, компенсации за свою нефть, ведь добывать ее сами они все равно не смогут. Разве что, отдадут права подороже кому-то еще. Американской Standard Oil, нашим "Нефтепродуктам", или независимой компании – Shell к примеру.
– А могут?
– Вряд ли, шах старается не зарываться, он осторожен. Но в принципе могут, конечно. Хотя в таком случае, Лондон и на вторжение, пожалуй, пойдет, Англо-Персидская компания общество казенное, их нефть это флот, а для Англии флот это жизнь. Сейчас вопрос передан в Лигу Наций, Лига как обычно, ничего решить не может, предлагает им самим сговориться. Французы вот, за посредничество взялись, в Париже скоро переговоры будут.
– Я читал в "Русском Слове", туда сам шах едет?
– Сам. Да и как не сам, его величество деньги интересуют. Азия-с – развел руками Константин Николаевич. А политически Реза за Европой в этом деле бежит, тут же везде политика правительств против частных иностранных нефтяных компаний направлена, политическое давление на эти фирмы давно в ходу. Я уж про наши конфискации не говорю, но и квоты импорта навязывают, и цены устанавливают, и лимиты на обмен валюты вводят. Заменители нефти, опять же, заставляют вводить, вывоз капитала ограничивают, все есть. Депрессия, что вы хотите? Во всех странах общая тенденция, ускорять или поощрять национальные компании вместо иностранных филиалов. Обычная практика стала, иностранцев к участию в национальных картелях принуждать и рынок между ними и местными предпринимателями делить. Для европейских правительств, конечно. Но Пехлеви эту тенденцию чует. Тем более – нефть! Как знаете, говорят, нефтяные дела в Европе это десять процентов нефти, остальное политика.
– Похоже, что не только в Европе.
– Так и есть.
Полковник задумался. Трактовка событий Гулькевича вносила коррективы в его представление о задании. И скорее, усложняла выполнение. Разговор с попутчиком вскоре свернул к обсуждению Парижа, а потом и совсем заглох, как обычно бывает. ***
9.12.1932. Франция, Париж.
Выходил из поезда на Северном вокзале, Гумилев раздраженным – дополнительные обстоятельства, он знал по опыту, дела никогда не упрощали. А вот усложнить могли.
"Получается, у Shell и официального Лондона, позиции могут быть разными – прикидывал про себя полковник. Интересно, на кого в этом случае поставят немцы?"
Он вышел из вагона, углядел на перроне полковника Шмырко, посольского резидента Корпуса, знакомого по давней совместной операции в Сааре, где тот служил при союзнической миссии. Краем глаза отметил, что приданные филеры, ехавшие тем же поездом но, разумеется, III классом, сошли и мгновенно слились с вокзальной толпой, совершенно из нее не выделяясь, и улыбнулся встречающему:
– Рад встрече, Михаил Васильевич. Поработаем вместе?
Терять время Гумилев не хотел, потому в гостиницу заезжать не стали, с вокзала направились на бульвар Гренель, в посольство.
– Хочу тотчас предупредить, Николай Степанович – предупредил Шмырко, едва закрыв за собой дверь кабинета. По баронессе Сталь дело плохо.
– В смысле?
– Наши опубликовали сообщение в РоссТА, вот – он подал гостю листок.
"В связи с появившимися во французской печати утверждениями, будто группа лиц разной национальности, арестованная в Париже по обвинению в шпионаже, занималась им в пользу Российской империи, РоссТА уполномочено сообщить со всей категоричностью, что это утверждение является ничем не обоснованным клеветническим вымыслом" – прочитал контрразведчик. И удивился:
– Ну и что? Французы ведь взяли агентов, которых мы вербовали с ее подачи. Похоже, она пошла на сотрудничество?
– Взяли только одного – ответил Шмырко. Возможно, за остальными пустили слежку, но по моим данным, Сталь пока молчит. Ее вообще-то держат в полной изоляции, узнать что-либо крайне сложно, но на набережной des Orfevres, в полиции, слух такой. Если ей покажут заявление РоссТА и убедят, что от нее отказались, может заговорить. Тогда нынешний скандал покажется легким фельетоном в провинциальном журнальчике.
– Кое-что на этот счет я предприму – сообщил Гумилев. Как выйдет, не знаю, но вы правы, в Петербурге поторопились. Посольство что-нибудь делает?
– От французского МИД пока ноты не поступало. Но вы же работали в Париже, знаете – у нас соглашение. Французы не против, чтобы резидентура Корпуса работала по эмигрантам, но мы должны избегать публичных скандалов или нарушений прав граждан Франции. А тут… С газетчиками работаем, у нас есть друзья в местной прессе, вы должны помнить. Но журналистов явно науськивает кто-то еще, сложно проталкивать наши статьи.
– Кто, не ясно?
– Не правительство, похоже, вообще иностранцы. Но и без того разоблачение нашей сети сенсация, шум поднялся, а идти против течения ни один газетер не хочет. Девятую смету на год вперед уже извели – пожаловался резидент.
– Я буду сегодня-завтра в Пен-клубе – кивнул приезжий. Поговорю со знакомыми. Есть еще что-то новое?
– По бомбистам – пока ничего. Григулявичус по известным нам адресам не появлялся. В "Бинт и Самбэн" вас ждут – доложил Шмырко. Monsieur Манго – он кстати, предпочитает, чтобы его называли комиссаром, извещен, что дело важное и секретное.
– Насколько мы ему доверяем? – поинтересовался Николай Степанович. Как он к нам на службу попал?
– Уволили его – сожалеюще вздохнул разведчик. Политическое дело, смерть магната Крюгера, слышали?
– "Спичечный король"? Самоубийство?
– Да, самоубийство. Но комиссар начал слишком усердно копать предысторию. Может статься – Михаил Васильевич чуть заметно улыбнулся уголком губ – не без просьб со стороны, внезапная смерть Крюгера заинтересовала многих. Ну вот и… Не дорожат профессионалами эти французы, знаете ли. Лично ему я доверяю полностью. Насколько это в нашем деле вообще возможно, конечно.
– С ним можно говорить откровенно? Я имею в виду, необходимость брать Григулявичуса самим, наплевав на французские законы. Ведь найти – это полдела, агенты которые прибыли со мной, смогут его взять, но прикрытие со стороны местных не помешало бы.
– Насчет законов, это точно – кивнул Шмырко. Что мы осведомляться об революционной эмиграции право имеем, с этим тут даже в парламенте не спорят. Но похищение посреди Парижа это дело совсем другое.
Он чуть задумался, потом закончил уверенно:
– С самим комиссаром можно говорить прямо, он обижен на правительство, а Юзик в его представлении, попросту убийца. Даже хуже обычного уголовника – корысть, ревность или там, месть, это для Манго понятно. Но к политическим убийствам он плохо относится, они не укладываются в его представление о нормальных преступниках. Но это Манго, остальные работники агентства дело совсем другое. Они хорошие сыщики, но это частные детективы, всего лишь наемники. Им доверия в секретных делах нет, перекупить их не трудно.
– Ясно. Что с Гавром?
– В Гавре ждет пароход "Калуга", ее сменит "Владимир" – сообщил резидент. Рейсы регулярные, в любом случае, какое-то судно всегда в порту. Привезти задержанного в Гавр несложно, мы подобрали дорогое авто с просторным багажником, на дорогах их никогда не проверяют. Вот как его на судно протаскивать – он развел руками. Тут, простите, ничего покамест не подскажу. Думаем. Можно и с Манго посоветоваться.
– Понял. Моих филеров устроили?
– Да. Они не будут появляться в посольстве, им сняли квартиру на Марше де Блан Манто, в подходящем доме. Телефон и адрес вот – полковник подал гостю небольшую карточку. На связи с ними будет мой заместитель, штабс-ротмистр Беклемишев.
– Ну что ж – улыбнулся Гумилев – тогда последняя просьба, отправьте мой багаж в гостиницу. И едем к комиссару.
В детективном агентстве их действительно ждали. Манго, высокий, сухопарый, пожилой уже детектив с редкими прокуренными зубами и стрижкой бобриком, впечатление на гостя из Петербурга произвел неплохое.
Он предложил кофе, выслушал вежливый отказ, вытащил из бювара листок мелованной бумаги, слушая поручение, исписал его мелким почерком с обеих сторон. Потом внимательно изучил фотокарточку Григулявичуса, сунул ее в папку лежащую на обшарпанном столе, и сообщил:
– Данных для поиска маловато. Давайте уточним, monsieur Гумилев. Ваш парень живет под своим именем?
– Вряд ли.
Сыщик вытащил еще один лист бумаги, и сделал на нем пометку, пояснив:
– Начнем с самого простого, проверим, въезжал ли во Францию человек с такими данными. Следующее, у вас есть какие-нибудь сведения о его связях здесь?
– "Объединенка" – развел руками полковник. Возможно, эмигранты из наших прибалтийских губерний. А толком, можно сказать, ничего.
– Жаль, жаль – покивал француз. А он точно относится к Объединенной РСДП? Не к другой партии, у нас ведь из российских красных есть еще несколько, правда мелких?
– Точно. Во всяком случае, в России был в их подполье, да и писали о его акции их газеты. Кроме того, я же сказал – он вошел в савинковскую боевку.
– Ну, это логично – согласился бывший комиссар. Куда же ему, если не к Савинкову? Последний был в Париже две недели назад, но под наблюдение он не попадал, сейчас уехал обратно в Германию. Инженер тоже известен, человек очень опасный, и очень осторожный. Но мы попробуем его поискать, вдруг выведет на этого Юзика.
– Инженера в любом случае неплохо сыскать – вмешался Шмырко. Юзик – Юзиком, а боевики такого ранга в Париж просто так не наезжают.
– Думаете, что-то затевает? – понял директор агентства. Тогда у меня есть предложение. Господа, вы не хотите сообщить об этих милых людях в Сюрте Женераль? Если мы сообщим о наших розысках под пристойным предлогом – все же, заведомые убийцы, как ни крути, возможно, на набережной des Orfevres согласятся помочь.
– Тут, комиссар – чуть подумав, начал Николай Степанович, – есть одна закавыка. Понимаете, Григулявичуса нужно не просто найти. Нужно, чтобы его нашли именно мы. Если его найдут ваши люди, они должны передать объект приехавшим со мной агентам. Тут полковник прервался и взглянул на Шмырко.
– Мы хотим доставить господина Григулявичуса в Россию – уловив вопросительный взгляд, ступил в разговор тот. Это очень важно, комиссар.
– Ну, взять вы его, допустим, сможете – пожал плечами детектив. Но как вы его повезете?
– А если на пароходе? Скажем, в Гавр регулярно ходят российские суда, с капитаном я договорюсь.
– Это возможно – согласился после небольшой паузы Манго. Но полиция тут действительно лишняя.
– Ну, не совсем – возразил Гумилев. Насчет Инженера можно и сообщить, арестовывать его не станут, не за что, а найти, вы говорите, могут?
– Могут. Но – отставной комиссар взглянул на Шмырко, дождался разрешающего кивка и объяснил: Чтобы они искали его активнее, и сообщали нам о результатах, следовало бы выплатить небольшое вознаграждение, и пообещать премию. Мы всегда так делаем в подобных случаях.
– Михаил Васильевич? – повернулся гость из Петербурга к резиденту.
– Все верно – откликнулся тот. В незаурядных случаях мы прибегаем к содействию полицейской префектуры, в агентстве ведь сыщиков не так много. А комиссар по старой памяти всегда знает, к кому конкретно надлежит адресоваться на набережной des Orfevres.
– Тогда действуйте – согласился Гумилев. Комиссар, отчет представляйте ежедневно в посольство, в срочных случаях немедля телефонируйте. Мои люди получат извещение в течение двух часов, исходите из этого срока. Тут есть черный ход?
– Даже два. Уйдете чисто, это самое простое, что я могу для вас сделать.
Выйдя из кабинета, контрразведчик повернулся к Шмырко:
– Михаил Васильевич, вроде для начала все. Филеры из Петербурга будут звонить в посольство каждые два часа, если только не на квартире. Как только у Манго что новое появится – передавайте им. А я, пожалуй, начну с прогулки по Парижу.
Гулять Николай Степанович начал не спеша. Пройдя несколько кварталов, зашел в небольшое кафе, сделал пару звонков по телефону и выпил кофе. Потом прогулялся, с удовольствием поглядывая на струящийся с подернутых дымкой тумана крыш и решеток балконов дождь, мчащиеся по улицам мокрые автомобили и суетливую толпу, вдохнул подзабытую сырость осенних бульваров, и решил для себя, что Париж за прошедшие пару лет нисколько не изменился. Через час после выхода из посольства он оказался на бульваре Сент-Мишель. Повернувшись спиной к Сене, Гумилев дошел до ближайшего перекрестка, свернул на кривую улочку Ла Юшет. Филеры уже ждали, место оговорили еще в Петербурге. Передав полученную в посольстве информацию, полковник поинтересовался:
– Что планируете делать?
– Фотография объекта у нас есть, будем искать – спокойно ответил старший, невысокий, поджарый малоросс со щегольскими усиками. Пройдем по известным адресам эмигрантов, в первую очередь из литовских, латышских и польских красных, к бюро Объединенки наведаемся. В красных газетах были статьи о нем, в Париже два партийных листка – попробуем заглянуть.
– Тут еще что плохо? – подал голос второй агент, рослый, широкоплечий парень, со смышленым взглядом, лет двадцати с виду. За границей революционеры в партии только кличками именуются, а проживают обыкновенно под чужим именем. Имя нынешнее, нашего-то, неизвестно, а там где живет – так там клички его никак не знают.
– Так что – закончил первый филер – результат от "Бинт и Самбэн" или Разведчасти получить бы, может какая наводка на след и образуется.
Он пожал плечами и пояснил:
– Мы ведь наружное наблюдение, нам бы зацепку хоть. Вот когда найдем, взять сумеем, это ваше высокоблагородие, не беспокойтесь.
В последнем Николай Степанович и не сомневался. Он знал, что кандидатов в филеры после проверки на благонадежность и твердость убеждений готовили не меньше двух месяцев. После подготовки, агент знал приемы джиу-джитсу, уверенно владел оружием, стрелял на ходу, на бегу, с велосипеда, поражая несколько целей, расположенных по ходу движения. Отдельно учили правилам хорошего тона и разумеется, в первую очередь методам слежки.
– Оружие у вас при себе? – уточнил он.
– Точно так, "Веблей" и нож. Но приказано без стрельбы.
– Все верно.
Расставшись с агентами, Гумилев перестал бродить пешком, изучая идущих следом в отражениях витрин, поскольку возможность слежки его теперь не смущала. Он остановил таксомотор, и поехал на вторую встречу.
9.12.1932. Франция, Париж.
С подполковником Второго бюро Генштаба Франции, службы занимавшейся разведкой и контрразведкой, Лепарком, Николай Степанович познакомился больше десяти лет назад, в бытность свою военным агентом во Франции. Андре Лепарк тогда только перешел после ранения в разведку, столкнулись они в салоне Луизы Вейс. Политика Франции делалась в салонах, пройти мимо начинающий столичную карьеру Лепарк не мог. Завсегдатаем салона, собиравшего влиятельных людей политики, был и русский военный агент. Кроме политиков, хозяйки салонов всегда привечали богему, литераторы и художники были желанными гостями на вечерах, Париж ценил изящные искусства. Гумилев вошел в салонную круговерть легко, знакомств среди завсегдатаев лома на улице де Винь благодаря его поэтической деятельности хватало. Лепарку пришлось труднее, помощь русского поручика пришлась тогда кстати.
Сейчас обстановка изменилась, встретил полковника уже Жандармского корпуса Андре насторожено, скандал с арестом русских агентов разгорался. Тем не менее, услышав о готовящемся покушении на Барту, Лепарк стал внимателен. Обещать ничего не стал, честно пояснил, что в сложившихся условиях вынужден доложить наверх. Впрочем, на предложение встретиться со Сталь обещал подумать. О Григулявичусе жандарм упоминать не стал, незачем привлекать внимание. Но о Мельникове рассказал все.
– У нас нет веских доказательств – сказал Николай Степанович на прощанье. Но есть донесения агентуры. И мы обеспокоены, Лепарк. И в том числе тем, что кто-то пытается поссорить Францию и Россию именно сейчас.
9.12.1932. Франция, Париж. улицаСен-Доминик 14, Штаб-квартира Второго бюро. Два часа спустя.
На прием к генералу Лепарк отправился сразу после встречи, разговор с русским жандармом его встревожил.
– Вы уверены, что покушение – не выдумка русских? – спросил, выслушав Андре, начальник бюро. После ареста Сталь и их агента в отделе шифров, Мартена, наши отношения меняются.
– Будучи военным агентом, Гумилев зарекомендовал себя другом Франции – осторожно ответил подполковник. Участвовал в совместных операциях с Бюро после войны. У него безупречная репутация, вряд ли через него Петербург станет вбрасывать дезу. Думаю, его послали именно как незапятнанную фигуру, приемлемую для нас. Возможно, они преувеличивают опасность, но, мой генерал, что если нет?
– Если нет, то дело плохо – согласился Де ля Рок. Мы собираемся вместе с русскими ввести войска в Германию. Сделать это может только Барту, остальные наши политики… – он презрительно скривил губы.
– Гумилев упомянул и об этом – мгновенно отреагировал подчиненный. Русские считают, что Сталь нам подставили немцы, которые участвуют в организации покушения. По их версии разоблачения баронессы Сталь и Мартена – провокация с целью поссорить Россию и Францию именно в момент, когда речь зашла об оккупации. Заодно, якобы, пытаются нашими руками устранить утечку сведений о заговоре, он намекнул, что Сталь собирала сведения о террористах из их эмиграции.
– Звучит красиво – признал генерал. Если Барту уберут, с учетом антирусской шумихи, новое правительство вопрос об оккупации как минимум, отложит. В итоге думаю, выйдет, что навсегда. Берлин получит огромный эффект от одного выстрела, несомненно.
– От семи.
– Да, помню.
Приписываемая Шлейхеру фраза: "С помощью семи выстрелов, Германия могла бы избежать расходов на войну и добиться в Европе всего, чего пожелает" гуляла по дипломатическим и журналистским кругам, периодически выплескиваясь на столы офицеров разведки в виде сообщений агентов. Произносил ли немецкий канцлер эти слова, установить не удалось, но выглядели они правдоподобно. Барту, премьер-министр Румынии Дука, австрийский канцлер Дольфус, югославский и бельгийский короли, президент Чехословакии Массарик и Великая княгиня Ольга Николаевна, вдохновитель "жесткой линии" в политике Российской империи. Смерть этой семерки принесла бы Берлину колоссальную пользу, в этом не сомневался никто.
– Но это только слухи! – продолжил директор Бюро. У нас есть подтверждения слов Гумилева?
– Нет. Я справился в Сюрте, они ничего не знают.
– М-да… – шеф разведки задумался. Такого рода сведения, я обязан сообщить председателю совета министров. Знаете, что он мне скажет? Что встреча крайне важна, отказываться от нее он не станет ни в каком случае, а ловить бандитов наша забота. Эти русские, что эмигранты, что жандармы, вечно тащат к нам свои проблемы!
– Их беспокоит предстоящее решение по Германии, и они тоже считают Барту ключевой фигурой. Гумилев предлагает совместную беседу со Сталь, и любую помощь в расследовании. Кстати, в России это дело ведет их политическая полиция, а не разведка.