- Ты откуда здесь? Неужто, отец Михаил уже приехал?
- Нет. Меня воевода Корней Агеевич послал предупредить, что они все через час будут. И чтоб встречали. Ну и еще троих музыкантов прислать нужно.
- Что, разве воевода с отцом Михаилом едет?
- Ну да. И еще староста Аристарх, и несколько десятников, и Лавр Корнеич. Все верхами и при оружии.
- Ох, твою ж… Ладно, беги скорей, бери кого нужно, а я пойду к старшему наставнику Алексею. С ним вместе будем ребят для встречи строить. А ты скажи музыкантам, чтобы протрубили, как подъезжать будете.
Алексей, узнав, что времени осталось намного меньше, чем они предполагали, ничуть не растерялся. Привычными движениями он натянул поддоспешник и кольчугу, накинул и застегнул на правом плече корзно.
- Ну, а ты чего ждешь, одевайся скорей, - с этими словами старший наставник взял в руки шлем, покачал головой и поставил его обратно. Вместо шлема достал и одел волчью прилбицу и вышел.
- Дударик, труби сбор, - раздался с улицы его зычный голос, заглушенный звонким пением трубы.
Мишка торопливо стал переодеваться, стараясь не задеть больную руку и чертыхаясь от задержек.
Через каких-нибудь полчаса Младшая Стража выстроилась перед въездом в Академию. И вовремя - вдали уже показались спускающиеся к берегу реки всадники. Пока еще оставалось немного времени, урядники спешили внести последние улучшения в облик своих подчиненных - никому в торжественный момент не хотелось ударить в грязь лицом. Вот паром перевез первую группу всадников, спустя несколько минут - вторую. Вся кавалькада, которую возглавляли Корней с Аристархом, сжалась и подобралась, пропустив во второй ряд пароконную запряжку, на которой восседал отец Михаил. А затем неспешно набирая ход, двинулась в сторону блестящего, окольчуженного строя отроков. Заинтересованные зрители, среди которых выделялся яркими пятнами разноцветных платьев "девичий взвод", уже давно заняли места неподалеку.
Урядники, скомандовав десяткам "Смирно!", заняли свои места на шаг впереди.
Всадники были уже совсем рядом, когда раздались громкие звуки горна:
Путь далек у нас с тобою,
Веселей, боец, гляди!
Вьется знамя с Лисом золотое,
Наш боярич впереди!
Мы все с ним, в путь, в путь!
От такого непривычного зрелища - опричники, едущие под марш из "Максима Перепелицы" у Мишки глаза полезли на лоб. Захотелось ущипнуть себя и проснуться. И только потом до него дошло, что эту мелодию он в числе многих других напел ребятам в Турове. А все остальное было делом рук Артемия, который ехал чуть в стороне, и движениями руки руководил действиями горнистов.
Зрителям же, отнюдь не избалованным зрелищами, происходившее пришлось весьма по вкусу. Особенно девчонкам, явно принимавшим на свой счет слова припева, который опричники исполняли с особым задором, не забывая, разумеется, поглядывать, какое впечатление на прекрасный пол производят их слова.
А для тебя, родная,
Любовь моя большая!
Прощай, труба зовет!
Уходим - в поход!
Впечатление от слов, само собой, было самое благоприятное. Раскрасневшиеся щеки и блестящие глаза говорили об этом лучше всяких слов. Да и взмахи платочками, появившимися откуда ни возьмись - тоже указывали на нетерпеливое ожидание встречи.
Пусть враги запомнят это -
Не грозим, а говорим:
Нужно коль - пройдем за ним полсвета!
А коль надо - повторим!
И снова - в путь, в путь, в путь!Каждый воин - ратник бравый
Смотрит соколом в строю,
Породни-роднились мы со славой,
Честь мы добыли в бою!
И снова в путь, в путь, в путь!
Оглянувшись на замерший строй, Мишка с удивлением заметил, как при этих словах, расправляются плечи у наставников. Казалось, они сбрасывают с плеч груз прожитых лет и тяжелых ранений. Чтобы снова ощутить себя молодыми соколами, ищущими себе чести, а князю славы.
Крест святой - он нам защита,
И в труде и на войне.
Этим сотня наша знаменита,
А с нами в будущем - вдвойне!!!
И снова в путь, в путь, в путь!
Отец Михаил, оглянувшись на Роську, громче и самозабвеннее всех поющего эти слова, улыбнулся и осенил крестом свою почетную охрану, а затем и всех встречающих.
Это подтолкнуло Мишкину мысль, повернувшись к строю, он во всю мочь выкрикнул:
- СЛАВА ПРАВОСЛАВНОМУ ВОИНСТВУ!
И чуть не оглох, когда в ответ раздался рев из сотни глоток:
- СЛАВА! СЛАВА! СЛАВА!!!
- Возлюблю тебя, Господи, крепость моя!
Никогда еще в Академии не было такого количества народа. Разумеется, маленькая часовня не могла вместить даже десятой части всех присутствующих. Поэтому отец Михаил решил устроить благодарственный молебен перед входом в нее. Сделанный заранее переносной аналой плотники Сучка установили на нужное место. Сделано это было, пока священник переодевался внутри часовни. Мишка отрядил ему в помощь брата Семена и Дударика, и теперь оба принаряженные, донельзя сосредоточенные от осознания важности своей миссии, стояли по обе стороны от аналоя, время от времени исполняя команды, отдаваемые приглушенным шепотом.
Роська же вместе с двумя отроками из "музыкальной команды" старался за весь церковный хор, которого в Академии пока еще не было. Они самозабвенно выводили вслед за отцом Михаилом слова псалмов, изредка сбиваясь от излишнего усердия.
- С Тобою я поражаю войско, с Богом моим восхожу на стену. Бог! - Непорочен путь Его, чисто слово Господа; щит Он для всех, уповающих на Него. Ибо кто Бог, кроме Господа, и кто защита, кроме Бога нашего?
Эти слова прозвучали особенно громко и весомо. Неудивительно, что им вторили сейчас многие из тех, кто стоял перед часовней. Ведь, казалось, именно к ним, совершившим недавно удачный поход и со славой возвратившимся, были обращены строки псалма.
- Я преследую врагов моих и настигаю их, и не возвращаюсь, доколе не истреблю их; поражаю их, и они не могут встать, падают под ноги мои, ибо Ты препоясал меня силою для войны и низложил под ноги мои восставших на меня. Ты обратил ко мне тыл врагов моих, и я истребляю ненавидящих меня: они вопиют, но нет спасающего; ко Господу, - но Он не внемлет им. Я рассеваю их, как прах пред лицем ветра, как уличную грязь попираю их.
За то буду славить Тебя, Господи.
Искренность молитвы сотен людей самым животворным образом отзывалась на отце Михаиле. Он ведь не забывал, что среди собравшихся немало вчерашних язычников. Но тем паче расцветал он, видя, как старательно отроки повторяют слова молитвы, завершая ее единым всеобщим выдохом:
- Аминь!
События второй половины дня почти не отложились в Мишкиной памяти. С одной стороны из-за накопившейся усталости, а с другой - "в борьбе с зеленым змеем побеждает змей".
Сразу же после молебна все двинулись к установленным на открытом воздухе столам. От незнания Михайла не придал значения порядку размещения за столами, и как оказалось совершенно напрасно, ибо и здесь существовала своя строгая система, о чем ему негромко поведал чуть позднее староста Аристарх. К счастью, руководивший всеми действиями Алексей прекрасно был осведомлен обо всех тонкостях устройства пиршества. Главный пирник отлично знал, кто где должен быть.
Разумеется, вся верхушка Погорынского воеводства, включая боярича, вкупе с отцом Михаилом расположилась за "передним" столом. За этот же стол по указанию Корнея усадили и двух плотницких старшин: Сучка и вновь прибывшего главу нинеиных работников, назвавшегося смешным прозвищем Жагра. Впрочем, это прозвище вполне подходило к его облику - его борода, подсвеченная солнцем, и впрямь напоминала "жагру" - фитиль, горящий желтовато-рыжим пламенем.
- Умен Корней, - обращаясь к Мишке, вполголоса проговорил сидящий рядом Аристарх. - Нинеины люди сразу на братчину к нам приглашены. Так что теперь они как бы своими становятся. Пусть не по крови. А вроде как совместно преломившие с нами хлеб.
Справа и слева от "переднего" стола располагались два "средних". За одним разместились наставники Академии, а за другим - недавно принятые в Перуново братство опричники. Ну, а все остальные заседали чуть в отдалении за "окольными" столами. Разумеется, "девичий" стол располагался чуть-чуть в стороне от мужских.
Едва успел отец Михаил благословить трапезу, как вставший воевода Погорынский провозгласил здравицу за участников успешного похода. Затем взял наполненную кальвадосом братину, крупно отхлебнул и пустил ее по кругу. За остальными столами сделали то же самое, только за средними пили сидр, а за окольными - налегали на пиво. Столы были заставлены печеной и жареной дичью - это расстарался Стерв с помощниками, целую неделю не вылезавший из леса. Конечно же, не обошлось без плавиных пирогов. Постепенно собравшиеся въедались, чувствовали себя все свободнее, кое-где слышались возбужденные голоса о чем-то увлеченно спорящих мужиков.
Спустя какое-то время встал Аристарх, провозгласивший славу Академии, ее наставникам и воспитанникам, с честью проявивших себя в бою. И снова повторилась картина обхода полуведерной серебряной братины с вином вокруг стола.
Помня напутствие Алексея, что первые три здравицы нельзя пропускать ни в коем случае, Михайла как все крупно отпивал из непривычного сосуда. Поэтому в голове у него уже слегка гудело, когда дед кивнул ему через стол, велев провозглашать "третий тост". От неожиданности Мишка даже слегка замешкался. На его заминку, правда, никто не обратил внимания, наблюдая за тем, как Бурей наливает вино из бочонка.
Утвердившись на напряженных ногах и держа двумя руками тяжелую посудину, Мишка неожиданно для себя проговорил:
- А третью чару я хочу поднять за нашу святую матерь - православную церковь и ее верного представителя у нас в Ратном - отца Михаила, по чьим молитвам и был нам дарован Христом-Богом успех в нашем воинском начинании. Спасибо тебе за все, отче.
Собравшиеся, слегка примолкшие в начале этой неожиданной речи, в конце разразились одобрительным гулом. За передним столом все встали и каждый, получая в свою очередь братину, считал своим долгом отнестись с приветствием к отцу Михаилу. Тот, покрасневший от неожиданности, стукался своим кубком, в котором плескалось специально привезенное монастырское вино, и благодарил пирующих.
Чуть позже затуманенное сознание Мишки с удивлением сосредоточилось на словах звучавшей в отдалении песни:
А я ржи напашу да в скирду сложу,
Во скирду складу, домой выволочу,
Домой выволочу, да дома вымолочу,
Драни надеру, да и пива наварю,
Пива наварю, да и мужиков напою…
Это было последнее, что он запомнил из всего пира. Пришел в себя он только едучи в телеге на полпути из Академии в Ратное. Как выяснилось дед забрал его с собой, чтобы дома наедине обсудить непростые взаимоотношения с Нинеей и пришлыми работниками. Конечно, об этом можно было поговорить и в Академии, но, видно, дед решил не дожидаться, когда Мишка придет в себя, а протрезвить его в пути. И действительно, свежий ветер в лицо и быстрый бег коня сделали свое дело - в Ратное боярич въезжал свеженький, как огурчик.
Правда, поговорить вечером с дедом ему не пришлось. Пробормотав:
- Утро вечера мудренее. Спать, всем спать. - Корней отправился в свою опочивальню.
А Михайла, не меньше уставший от двухдневных похождений, тоже едва добрел до постели и мгновенно провалился в глубокий крепкий сон.
Глава 3. Начало августа 1125 года. Крепость-на-Горке
Вечер красил водную гладь красноватыми бликами. Закатное солнце потихоньку скрывалось за ближним лесом. "Хорошая осень будет, сухая, - подумал Снорри, - и тёплая…" Тени деревьев, удлиняясь, тянулись через поле к Старой слободе. Было то самое время, когда день уже почти кончился, а сумерки ещё не пришли. Ранний вечер. "Время, когда лошадь можно принять за сказочного уникорна, а придурка Эрика - за тролля, - скальд потёр подбородок. - Впрочем, троллей у нас теперь не водится". Придя к такому выводу, он потянулся и устроился на травке поудобнее.
Холмик, на котором сидел Снорри Хельгерсен, протянулся длинным покатым валом от крепости почти до самой реки, и с него открывался отличный вид и на поля, и на реку. При том ещё и в обе стороны. Идеальное седалищное место для философских размышлений, да и поэтических упражнений тоже. Благо постоянный ветерок разгонял комарье. Снорри ценил удобства. Всегда. К возрасту это отношение не имело.
За левым плечом Снорри послышались шаги.
- Кого ещё нелёгкая несёт, - еле слышно пробурчал Снорри себе под нос, - места в округе мало что ли…
Шаги приближались. Объект скальдовой досады шёл со стороны крепости и явно по его, Снорри, душу. Когда до сидящего оставалось пара шагов, неизвестный остановился.
- Эй, старый, чего расселся? Заняться нечем?!
Снорри опёрся руками о поясницу, разогнулся и с кряхтением встал. Не спеша обернулся через левое плечо, окинул подошедшего непродолжительным рассеянным взглядом и отвернулся. Смотреть действительно было не на что. Один из новых дружинников, набранных недавно из уцелевших стражников. "Полтора десятка этих недоносков теперь щеголяют в доспехах и строят из себя воинов, - мрачно подумал Снорри. - Дожили. Того и гляди, дряхлым старикам придётся кольчугу надевать".
- Эй!! Оглох что ли?! - "недоносок" явно добивался внимания Хельгерсена.
Снорри не спеша нагнулся и поднял с травы пояс с мечом. Так же неторопливо развернулся лицом к крикуну и опоясался. Нагловатая физиономия дружинника изобразила сложную работу мысли. Снорри сделал шаг к наглецу и коротко ткнул пальцами левой руки в кадык горлопана. Парень брызнул слюной и, схватившись за горло, отшатнулся. Его меч невестимо как оказался в руках у противника и теперь был направлен в самое сердце своего хозяина.
- Кому-то я, может быть, и старик. Но тебе, придурок, Мастер Хельгерсен. Ясно? - скрипуче процедил нурманн, правой рукой поигрывая мечом потерпевшего. Орудовал он им без каких-либо усилий, и было видно, что ни секунды не поколеблется пустить оружие в ход.
Парень закивал и булькнул нечто утвердительное.
- Чего надо? - Снорри положил меч на плечо и склонил голову на бок.
Вся фигура бывшего стражника изобразила растерянность и недоумение.
- Припёрся тогда зачем? - последовал новый вопрос.
- Я, это…нечаянно…мастер Хельгерсен! Обознался я… - новичок быстро приходил в себя, как видно испытывая большое облегчение от того, что все обошлось одним тычком, - прости, мастер Хельгерсен, я смотрю…, а приказ был, ну подгонять, значит, ну что б работали! Извини, мастер Хельгерсен, не признал!..
- Ясно… - протяжно выцедил Снорри, - проваливай…
Он небрежно уронил меч наземь и перевёл взгляд на крепость.
"Суетятся, бегают. Раньше надо было суетиться!" - впрочем, тут Снорри лукавил. Спроси его кто ещё с месяц назад о возможности подобного разгрома боярской дружины, и старый скальд посоветовал бы вопрошавшему проблеваться и не пить пива пару дней. Однако развитая Хорем суматошная деятельность вызывала у Снорри раздражение. Как впрочем, и сам Хорь. Хитрожопый, памятливый и… не трусоватый, нет. В бою он не трусил, а вот была в нем какая-то ущербность. Скальду опять вспомнились слова, сказанные два с лишним года назад сотником Ратобором: "Коли такая гнусь наверх полезла - добра не жди."
- Уже не жду… - ответил Снорри своим мыслям.
И пошёл к крепости, следом за бдительным дружинником.
В крепости царила Суматоха. Именно так, с Большой Буквы. А как ещё назвать состояние действа, когда одновременно спешно ремонтируют всё, о чём только вспомнили и при этом складируют припасы везде, где только возможно? Причём, периодически извлекая убранное и перекладывая в "более подходящее место". Вот и сейчас Хорь лично руководил процессом перегрузки каких-то коробов и мешков.
"Что, страшно? - со скрытым злорадством подумал Снорри, глядя на действия Хоря - Правильно, страшно, вернется боярин - может и прибить, под горячую-то руку. Суетись-суетись, так оно легче, поди…", и собирался уже пройти к дружинному дому, но тут Хорь заметил старого скальда и возжелал общения.
- Слышь, Снорри, почто без дела топчешься? - боярский ближник утомился, вспотел и был растрёпан. На левой руке повисла плеть, правая тыльной стороной ладони утирает пот со лба. Каштановый волос всклокочен, глаза воспалены. Ходячее воплощение усердия и деятельности.
- Сходи на Площадку, пособи Ратобору! - сотник поймал рукоять плети и хлопнул ей себя по ляжке. - Сходи, сходи. Там от тебя хоть какой прок будет! - Хорь на миг ехидно осклабился, но тут же опять принял на рожу деятельно-озабоченное выражение. - Неча попусту разгуливать, не то время. Иди - иди, не прохлаждайся тут!
Снорри изобразил лицом некое мимическое движение, смысл коего можно было истолковать и как согласие, вышел из крепости и направился к Площадке, где сотник Ратобор занимался обучением недавно набранных дружинников мечному бою.
К приходу скальда Ратобор, привалившись плечом к соломенному чучелу, наблюдал за процессом выполнения группового упражнения. Пара десятков учеников, прикрывшись высокими нурманскими щитами, плечом к плечу перетаптывалась по утоптанному пятачку. Судя по всему, данное действие имело своей целью отработку слаженности строя. На взгляд Снорри, подобные занятия пристало проводить с ополченцами из числа землепашцев, а не с дружинниками. Но начальство, очевидно, имело свои взгляды на то, что должно и как… Что по этому поводу думал Ратобор - понять было сложно, так как его тонкокостное, четко очерченное лицо выражало задумчивую отстраненность, трактовать которую можно было по всякому.
- О-о-о! Кого я вижу! Сладкоголосый сын Хельгера хлебнул меда Браги и решил почтить воинское занятие своим присутствием! - Ратобор соизволил заметить подходящего Снорри. - Порадуешь нас новой висой, а может быть и сагой?
- Я бы поведал о подвигах славных конунга Олафа из Бьёрнфьиорда… - начал было распев Снорри, но оборвал сам себя. - Но послан я сюда с другим заданием. Сотник Хорь обеспокоен, сможешь ли ты, Сотник - слово "сотник" Снорри подчеркнул голосом, - Ратобор справиться с возложенным на тебя поручением?
- Это с каким? - Ратобор "отлип" от чучела и внимательно посмотрел на Снорри.
- С обучением этих воинов, - Снорри приостановился, выделив особым тоном последнее слово, презрительно сплюнул и продолжил, - воинскому делу. Прости, сотник, моё косноязычие, это от избытка чувств… Здрав будь, Ратобор!
- Здрав будь, Снорри. Можешь передать пославшему тебя, - "пославшему тебя" Ратобор произнёс тем-же тоном, что и Снорри "сотник", - сотнику Хорю, что я со своим делом справляюсь. Ступай.