Двое московских учёных прорубают проход в космос, а потом и в альтернативную реальность, где реализованы самые невероятные мечты и кошмары. И не знают, что там их уже ждут.
Содержание:
Книга первая - СОКРОВИЩЕ ДЗУ 1
Книга вторая - ПЯТАЯ ЦИТАДЕЛЬ 35
Часть первая - Палачи из телевизора 35
Часть вторая - Подруга Кинк-Конга 40
Часть третья - Ночные кошмары 49
Часть четвёртая - Тёмные миры 57
Часть пятая - Музыкант играет как умеет 65
Илья Стальнов
Нереальная реальность
Книга первая
СОКРОВИЩЕ ДЗУ
Солнце лениво валилось за серые глыбы многоэтажных домов. Лаврушин полюбовался на электрические часы, которые показывали ровное время: 21.00. Он испытывал иррациональную слабость к круглым цифрам. Они будто подталкивали его на какие-то действия с целью изменить, поломать это равновесие.
- В Москву, в Москву, в Москву, - процитировал он "Три сестры".
Он собирался домой. Оглядел критически творческий бардак, царящий в лаборатории, выпотрошенный компьютер, разобранные осциллографы, россыпь деталей на столе, сваленные в углу картонные коробки. Вздохнул, малодушно решив отложить наведение порядка ещё на денёк - этот извиняющийся вздох стал каким-то ритуалом. Каждый вечер Лаврушин обещал навести порядок… Завтра. И уходил, обесточив помещение.
Рука легла на рубильник. Всё - обесточено. Конец рабочего дня. Лаврушин забросил потёртую кожаную сумку на плечо и вышел из лаборатории, захлопнул дверь и нажал на кнопку замка. Всё, теперь замок - последнее из его изобретений, откроется только на его свист, а, как известно, свист у человека так же индивидуален, как отпечатки пальцев.
- Шатаются всякие. Тоже мне, кандидаты в доктора, - сам того не зная процитировал Высоцкого стороживший выход пожилой, с вислыми усами вохровец, который уже хотел отойти ко сну, застыв изваянием на спинке стула. Припозднившихся сотрудников он воспринимал как нарушение правильного порядка вещей. В отношении самого молодого, двадцати семи годков от роду, завлабораторией, кандидата наук Лаврушина он был прав на все сто процентов. Тот действительно по природе своей являлся воплощённым нарушением правильного порядка.
- До свиданья, - махнул рукой Лаврушин и толкнул крутящуюся стеклянную дверь.
- И вам того же в двойном размере, - развязно прокаркал охранник и потянулся к кнопке электрического замка.
Сразу за стеклянными дверьми в лицо Лаврушина дохнуло весной.
- Ляпота, - прошептал он и вздохнул полной грудью ароматный майский воздух.
Постояв немного, он направился по бетонной дорожке через зелёный и ухоженный институтский парк.
Институтские старожилы склонялись к точке зрения, что на Московскую окраину это странное научное учреждение загнали специально - чтобы не мозолило никому глаза и не смущало упорядоченные научные умы. Тогда, в начале шестидесятых, тут даже окраины не было, а был сплошной лес. Москва расширялась, жадно отвоёвывая всё новые площади и закатывая леса и лужайки асфальтом, прорастая рядами уродливых металлических и кирпичных гаражей. Что-то беспощадное было в этой бетонно-стеклянной поступи цивилизации. Вот и рядом с трёхэтажным старым институтским зданием несколько лет назад вознёсся новый десятиэтажный бетонный корпус с окнами от пола до потолка - какой идиот придумал в русском холодном климате делать такие окна?
Ветку метро, давно и напористо обещаемую отцами города, так до окрестностей института и не дотянули. А горбатый "Запорожец" - ветеран ещё вчера, простудно чихнув, замолк, похоже, давая понять, что уходит на законный больничный. Значит, надо ждать автобуса.
Лаврушин присел на скамейку у остановки. Когда подойдёт автобус? Ребята-математики как-то с помощью большого институтского компьютера пытались найти закономерность в интервалах его движения. Но эта задача современной науке оказалась не по зубам.
Сегодня автобус подошёл как по заказу - Лаврушин не успел даже настроится на ожидание. Через четверть часа кандидат наук был в метро, ещё через полчаса выходил на станции "Проспект Мира". А там до панельного дома на Большой Переяславской рукой подать.
Перед дверьми квартиры Лаврушин начал обшаривать карманы брюк и рубашки в поисках ключа - без видимого успеха. Тогда он покопался в многочисленных отделениях сумки и выудил бумажник. В нём лежал второй ключ - его приходилось постоянно носить с собой, поскольку первый всегда забывался в самых неподходящих местах.
Однокомнатная квартира была уменьшенной копией лаборатории. Тот же бардак, те же разбросанные запчасти неизвестно от чего, в углу - раскладушка и продавленный плюшевый диванчик. Вдоль стены шли стройными рядами стопки книг - на прошлой неделе полка под тяжестью фолиантов обрушилась, и всё недосуг было вбить новые гвозди.
- Ну что, явился? - простуженный сварливый голос исходил от стоявшего на тумбочке большого металлического ящика, который переливался разноцветными лампами и был утыкан как ёжик какими-то деталями.
- Угу, - буркнул Лаврушин.
- А ты задумался - нужен ли ты здесь, а? Может, без тебя спокойнее, а?
- Тебя что ли спрашивать? - Лаврушин бросил на диван сумку и начал стаскивать туфли.
- А хотя бы и меня.
- Совсем обнаглел, - незлобливо произнёс Лаврушин, обуваясь в пушистые тапочки.
- А ты… - голос запнулся. - Ты поглупел. Постарел. Отупел. И вообще, что ты ко мне пристал?!
Бесполезное изобретение, подумал Лаврушин. Кроме ругани ждать нечего. Да и вообще - что представляет из себя Мозг? Загадка, притом порой начинало казаться, что загадка эта из жутковатых.
Началось всё с простой идеи: создать мыслящую машину можно, привив ей эмоции и критическое отношение к окружающему миру. Так и появился Мозг, на создание которого Лаврушин убил несколько месяцев, соорудив голографический процессор, который так и не удалось повторить. Что-то не сконтачило - вместо мощного искусственного интеллекта получился неисправимый брюзга, поражающий своей чудовищной бестактностью и беспредельным нахальством. Он не мог решить простейшей задачки, считал с ошибками, но гонором тянул минимум на лауреата Нобелевской премии. Когда Лаврушин понял, что из Мозга ничего путного не выйдет, он вместо последовательного обучения просто заложил в него кучу книг и газет. После этого Мозг набрался категоричности суждений и стал учить хозяина жизни. И при этом его страшно бесило, когда с ним не соглашались.
В последнее время Мозг совершенно распоясался, стал ругаться и пугать гостей. Светка, девушка Лаврушина, однажды пообещала "врезать кувалдой по чугунной башке", и Мозг её зауважал.
Лаврушин схватил английский научный журнал по физике и упал на диван. Но Мозг упорно нарывался на дискуссию.
- Серый ты, Лаврушин, человек. Газет не читаешь. Телевизор не смотришь.
- Отстань.
- И грубый, - призматические линзы сфокусировались на хозяине квартиры.
- Отвали.
- И с таким я вынужден делить кров.
- Вот разберу на микросхемы…
Мозг возмущённо замигал лампами и умолк.
В принципе, Лаврушин понимал, что в мире нет ничего подобного, что возможности этого набора деталей, утащенных с работы или найденных на свалке - это нечто уникальное и неповторимое, ни в какое сравнение не идущее ни с одним образцом компьютерной техники. И это пугало. Лаврушин сам не понимал, что создал. Он вообще редко отдавал ясный отчёт тому, что же у него получалось. Увлекаясь новым проектом, он впадал в какое-то "иновиденье", выходил за пределы нашего измерения. Как он сам говорил интуичил, творил наугад вещи, которые никто не повторит никогда, в том числе и он сам. Порой ему казалось, что Мозг вовсе и не машина. Что в него вселилась чья-то неприкаянная душа. Но в подобные мысли ему углубляться не хотелось - становилось как то не по себе.
- А это ещё кто? - прервал обидчивое молчание Мозг. Его линзы сфокусировались на чём-то за спиной хозяина квартиры.
- Ну, Лаврушин, ты даёшь. Всегда гостей полон дом. Корми, пои их. А стабилизатор мне сменить не можешь. Денег нет!
Лаврушин повернул голову и замер.
* * *
Лаврушин имел ещё один талант - на грани гениальности. Он был историком. Но не в общепринятом, а в булгаковском понимании этого слова (см. роман Булгакова "Мастер и Маргарита"). Он постоянно вляпывался в невероятные, порой неприятные, изредка опасные истории. И сейчас, обернувшись, он понял, что опять вляпался во что-то.
В дверях комнаты стоял незнакомец. Рост - средний. Лицо - худое, усталое, печальное. Возраст - лет тридцать пять-сорок. Одет - в серый, из дорогих, костюм, синий, из версачевских, галстук, крокодиловые, из супердорогих, туфли. Запонки - с бриллиантами, ей Богу. В бриллиантах Лаврушин разбирался, приходилось иметь с ними дело при работе над одной темой, так что влёт отличал их от любого камня.
- Не привык к этой одежде, - виновато произнёс незнакомец, поправляя галстук и слегка ослабляя его.
- А что, дверь не закрыта? - спросил Лаврушин, у которого сердце от неожиданности сжалось в холодный комок, а потом бешено забарабанило.
- Закрыта. Но это разве проблема?
"Ясно, - с неожиданно свалившимся спокойствием подумал Лаврушин. - Грабить будет. А чего тут взять-то, кроме Мозга?"
Мысль о том, зачем человеку в бриллиантовых запонках и крокодильих ботинках грабить такие квартиры задержалась где-то у входа в сознание завлаба.
- Разрешите присесть? - спросил незванный гость.
"Мягко начинает. Рэкетир, что ли?"
- Вы скорее всего думаете, что я человек, нарушающий установленные нормы поведения и уголовное законодательство? - осведомился незнакомец. Фраза была длинная и вычурная. Он будто говорил на чужом языке, хотя и без малейшего акцента.
- Мошенник, как пить дать, - донёсся из угла хриплый голос Мозга. - Гони ты его, Лаврушин. Не то без штанов останешься.
- Это кто? - искренне удивился гость.
Все эмоции были написаны на его выразительном лице. Он был находкой для физиономиста.
- Так, груда запчастей, - небрежно кинул Лаврушин..
- Сам полудурок, - огрызнулся Мозг.
"Полудурок" было его любимейшим словом, которым он одаривал весьма щедро. Даже Светку обозвал "полудурой" - ещё до того, как она намекнула насчёт кувалды.
- А, подселенец, - кивнул гость, внимательно посмотрев на Мозг.
- Простите, что? - спросил Лаврушин.
- Симбиоз устойчивой энергоинформационной астральной сущности с механизмом, - махнул рукой гость. - Иногда это случается.
- Во загнул, - с уважением произнёс Мозг.
Гость уселся на стул и спросил печально:
- Как вы думаете, кто я такой?
Лаврушин смутился. Подобно Мозгу резать правду-матку в глаза он не мог. Не позволяла врождённая интеллигентность. Поэтому он только протянул:
- Ну-у… Не знаю.
- Я - инопланетянин.
- Ку-ку, я уехала, ваша крыша, - выдал Мозг услышанную им недавно по телевизору реплику.
"Псих, - подумал Лаврушин, теперь всё становилось на места - и манера гостя выражаться, и написанные на лице эмоции, и привычка шататься по чужим домам. - Лучше бы грабитель. Главное, не противоречить ему. Глядишь, всё и обойдётся".
- Вижу, вы в сомнениях, - огорчённо покачал головой гость.
- Ну что вы, - замахал руками Лаврушин. - Я вам верю. А вы из какого… - он запнулся, - …созвездия?
- А, - незнакомец небрежно махнул тонкой изящной рукой с длинными ухоженными пальцами. - Вот из того.
Что-то вспыхнуло, Лаврушин невольно зажмурился. А когда открыл, то увидел нечто поразительное.
Многоэтажные унылые дома Большой Переяславки за окном исчезли. Да и само окно куда-то делось. На его месте чернел бездонный провал, усеянный разноцветными немигающими звёздами. И как лёгкий шлейф по нему тянулся Млечный Путь.
- Двести двадцать пять световых лет, - гость указал в сторону запульсировавшей оранжевой звезды.
- Значит, инопланетянин, - кивнул Лаврушин. Сопоставив факты, он решил, что это действительно наилучшее объяснение. Ну и что особенного, инопланетянин? Чем удивительнее "Мозга-подселенца"? Или того НЛО, которое они с другом Степаном видели три месяца назад?
- Отпад, - проскрипел Мозг. - А по виду так и не скажешь.
- Простите, - произнёс Лаврушин. - А вы действительно принадлежите к гуманоидной расе, или просто кажетесь таким? А на самом деле, к примеру, у вас восемь ног и на затылке четвёртый глаз.
- А почему четвёртый? - искренне заинтересовался инопланетянин.
- Третий на лбу.
- Должен вас огорчить - это мой естественный облик. В нашей Галактике - за другие не ручаюсь - гуманоидных рас большинство.
- Умопомрачительно. - Лаврушин жадно вглядывался в звёздную пыль за окном московской квартиры. Космическая бездна магнитом притягивала взор, чернота её всасывала, как "Чёрный Квадрат" Малевича. - И чем обязан столь неожиданному визиту?
Лицо гостя стало ещё печальнее. Похоже, у него были какие-то неприятности.
- Мы… - начал он, но его опередил Мозг.
- Надуть они тебя хотят, Лаврушин.
- Выключу, - пригрозил кандидат наук.
- Давай-давай, - взвыл Мозг патетически. - А лучше сразу молотком! Чтоб лампы и транзисторы во все стороны! Давай! Тогда вообще растяпой помрёшь! Некому тебя будет уму-разуму учить!
Лаврушин, не обращая больше внимания на развоевавшийся механизм, повернулся к инопланетянину.
- Не буду вдаваться в подробности, хотя рассказ потребует некоторого времени, - начал тот. - Коротко - Галактика состоит из двух сотен миллиардов звёзд. Многие - с планетными системами. На некоторых появился разум. Жизнь в Галактике кипит. Идёт титаническая созидательная деятельность. Возникают и крепнут связи между цивилизациями.
- Как по писанному глаголет, - восхитился Мозг.
- И вместе с тем в ней множество неразрешённых проблем, - закончил инопланетянин тираду и замолчал. Его взор затуманился. Потом гость встряхнул головой и продолжил. - Семьдесят тысяч лет Галактика не знала войн. Но последняя война была ужасна. Представьте миллионы Хиросим.
От этих слов Лаврушин поёжился. Он будто заглянул в непостижимо глубокий колодец времени, на дне которого пылали в ядерном огне люди, города, целые планеты.
- Цивилизации Галактики достигли разных ступеней развития. Разные общественные устройства. Разные технологии. Есть миры несоответствия - там явные противоречия между общественным развитием и технологией. Особой опасности они не представляют - почти нигде разрыв не достигал катастрофического уровня. В Галактике, естественно, существуют противоречия. Для их преодоления и решения глобальных проблем существует система галактической безопасности. Звёздное Содружество.
- Что-то вроде нашей Организации Объединённый Наций? - спросил Лаврушин.
- Аналогия корректна. Хотя принципы построения и существования ЗС неизмеримо сложнее вашего международного права. Цивилизация, вошедшая в систему Галактической связи…
- Радиоконтакты? - перебил его Лаврушин.
- Ну что вы? Радиоволны - это всё равно что для вас заменить телефоны на сигналы кострами.
- Или на перестукивание, - хихикнул Мозг, увлёкшийся в последнее время бульварными детективами.
- Так вот, цивилизация, достигшая технического уровня вхождения в СЕТКУ - систему Галактической Связи, автоматически становится стороной в галактическом праве, а позже и членом Звёздного Содружества.
- Лапшу тебе вешают на уши, а ты и раскис, - продолжал хулиганить Мозг.
- А где у нас выключатель! - раздражённо кинул ему Лаврушин, которого увлёк в неизведанные дали рассказ инопланетянина.
- Последнюю войну, - не обращая внимания на выходки механического чуда продолжал инопланетянин, - развязал Великий Тёмный Союз Грандаггора. Это была единственная в известной нам истории Галактики цивилизация первого технологического класса - то есть осваивающая Галактику - попавшая в глухой круг.
- Глухой круг?
- Этот неофициальный термин означает, что цивилизация прочно движется по одному кругу, она замкнулась на отрицательных тенденциях, неспособна к позитивному общественному развитию. В таком состоянии она может находится долго, но рано или поздно настанет конец. Точка распада… Элита Грандаггора могла похвастаться презрением всех запретов, принятых в Галактике. Она установила тотальный контроль над своим населением и над населением многочисленных колоний. Она использовала все запрещённые технологии, включая тонкоэнергетические, духовные, которых касаться просто нельзя. Технологических высот Грандаггор достиг значительных. Некоторые вещи мы не можем повторить и сегодня. Гарандаггоры сокрушающим цунами катились по Галактике. А потом была война. И Великий Тёмный Союз проиграл.
Гость перевёл дыхание. А потом произнёс:
- Итак, мы подошли к главному. Одна из уцелевших переферийных планет Союза Грандаггора - Химендза. После многотысячелетнего периода крутых подъёмов и не менее крутых - до варварства и пещер, спадов она достигла достаточно высокого уровня технологического развития - вас обгоняет где-то на полсотни лет. У власти там стоит классический деструктивный диктатор.
- Деструктивный?
- Диктатура бывает деструктивная, нейтральная и созидательная. На Химендзе деструктивная и достаточно кровавая. Массовые уничтожения, пытки, тотальный страх - вещи там привычные. Естественно, всё это не может не вызывать у нас чувство протеста и возмущения, которое, впрочем, не даёт нам права на вмешательство.
- Почему?
- Звёздное Содружество может вмешиваться лишь в случае, когда над населением устанавливается технический психоконтроль и начинают использоваться запреттехнологии. И когда возникает угроза самоуничтожения их мира. Ничего подобного на Химендзе не наблюдается. В общем, это заштатный мир, который не стоит нашего внимания. Но…