- А если ты или кто другой нарушит мой приказ, того расстреляю на месте, без суда и следствия, - за нарушение революционной дисциплины.
В этот момент поезд тронулся, и ревмат, не удержав равновесия, ляпнулся на пол. Кое-кто заулыбался, но жизнерадостного, животного гоготанья не последовало - экипаж пребывал в растерянности. А помначотдела сунул маузер в кобуру, да и завалился на лежак - до Котласа путь долог…
В Северном трёхречье, там, где сливаются Малая Северная Двина, Вычегда и "большая" Северная Двина, люди селились издавна. Возле устья Вычегды стояло зырянское селение Пырас, где жил-поживал Дзюбас, дед Стефана Пермского. При Алексее Тишайшем то местечко стали прозывать Котласом. Жизнь тут текла вялая да неторопливая, как течение Вычегды. Стоило только протянуть железную дорогу от Перми, как всё изменилось на диво - поезда пригоняли в Котлас дешёвый сибирский хлеб, тут его перегружали на пароходы и отправляли в Архангельск и дальше - за кордон.
И церковь поставили добротную, из камня, хотя и виду ординарного, два банка заработали, телеграф застучал, начальные училища открылись. А осенью восемнадцатого очутились котлашане в тисках двух фронтов, сближавшихся неумолимо, грозивших смять Котласский боевой район и раскатать избы по брёвнышку…
…Одноэтажный кирпичный вокзал отстоял от пристани за версту, но "Красный моряк" вёз не обычных пассажиров, так что у перрона он не остановился, выехал к самой реке. Берег тут был очень высок, по нему выстраивался целый ряд складов, от которых к воде спускались деревянные скаты. Котлас отсюда, с берега, представлялся тем, чем был, - большой деревней, хотя деятели из Временного правительства и даровали ему статус города.
На противоположном берегу раскинулось село Вандокурское, ничем не примечательный разброс изб и амбаров, только что на причалах корячилась высокая триумфальная арка, воздвигнутая в честь посещения села великим князем Сергеем Александровичем - то-то было событие!
А между селом и "городом" текла широкая стальная река, гладь которой скрывалась под днищами девяноста пароходов и теплоходов, буксиров и барж. Они качались пришвартованные у причалов, стояли на якорях, медленно проплывали туда и сюда, коптя дымом из высоких труб.
- Приехали, - сказал Авинов.
Спрыгнув с подножки на гулкий помост, он увидал стремительно шагавшего навстречу Виноградова - в кожанке, в кепке, с наганом на боку, в галифе, заправленных в сапоги с "гармоникой" - голенища были вроде как присборены.
- Павлин Фёдорович? - уточнил Кирилл.
- Он самый! - энергично кивнул Виноградов. - А вы, товарищи, из Москвы?
- Комиссар Юрковский, - протянул ему руку Авинов. - Направлен к вам товарищем Лениным. Необходимо в кратчайшие сроки создать Красную Северо-Двинскую военную флотилию.
- Конечно! - с жаром одобрил ленинскую идею бывший зампредгубисполкома. - Мы уже объявили Котлас на осадном положении, по берегу Двины установили несколько линий минных заграждений, нынче бронируем пароходы.
- Эт-правильно, - вымолвил Кирилл, воодушевляя массы.
Павлин Фёдорович продолжил с энтузиазмом:
- А ещё мы объявили неделю обороны края! Приняли в ряды комсомола полсотни… да больше полста новых членов. Вручаем им сразу и билет, и винтовку! Хотите посмотреть? Это наверху, в доме "Общества народной трезвости". Комсомольцы и паёк получают - горячий чай с брусникой и по куску хлеба…
- Лучше займёмся вашими пароходами.
- Мы пока три судна подготовили - "Мурман", "Могучий" и "Любимец". Обшили их котельным железом, перебрали движки…
- С них и начнём.
- А ещё у нас буксир имеется! - помявшись, Виноградов заметил виновато: - Вы не смотрите, что их тут много плавает. Лоханки, право слово! Рухлядь.
- Попробуем сделать из дерьма конфетку, - улыбнулся Авинов и прокричал громким командирским голосом: - Ро-ота, стройсь!
Матросы лениво изобразили подобие рядов и шеренг.
- Комендоры, гальванеры, наводчики… Выйти из строя!
Человек десять сделали шаг вперёд. Среди них переглядывались два кондуктора, что ехали в одном вагоне с Кириллом, - братья Эктовы, Димитрий и Даниил. Именно так они представились Авинову. А если пробовал кто звать их хотя бы Дмитрием и Данилом, тем более Митрием и Данилой, братья не отзывались. Из принципа.
- Где служили? - поинтересовался Авинов.
- Крейсер "Богатырь", - ответил Даниил.
- Линкор "Петропавловск", - проокал конопатый Зюзя.
- А мы вше с миноношок, - бойко прошамкал молодой парень с выбитыми передними зубами, прозванный Беззубым Талалой.
- Это кто ж тебя так? - спросил Кирилл.
- Не помню, - пожал плечами Талала, - пьян был. Ктой-то каштетом жахреначил…
- Товарищи революционные матросы! - повысил голос Авинов. - Ставлю вам боевую задачу: установить орудия на три парохода! Димитрий с Даниилом командуют, а мы все на подхвате. Чем скорее кончим, тем скорее пойдём в бой за власть Советов! Вопросы есть? Вопросов нет. Начали!
Для того чтобы колёсные пароходы превратить в канонерские лодки, выбрали подходящий затон, где и отшвартовали "Мурмана", "Могучего" да "Любимца".
Оглушительно трещали молотки клепальщиков, тюкали топоры плотников, перестилавших хлипкие палубы настилом из брусьев, подбивали подпорки-пиллерсы, сверху клали листовую сталь. А уже потом, с помощью такой-то матери, крепили пушки - тяжёлые стодвадцатипятимиллиметровки и зенитные "виккерсы" калибром сорок миллиметров.
Пушки ставили перед пароходной будкой и позади неё, из-за чего суда приобретали несерьёзный, доморощенный вид.
На палубах и в трюмах трёх боевых единиц Северодвинской флотилии трудолюбиво копошились матросы-артиллеристы и питерские рабочие, впрягались и военспецы - им было стыдно служить большевикам, но иначе пайка не давали. А вот больше сотни ревматов избегали возни и грязи - они шлялись по пристани, метя широченными клёшами, и, как их бескозырки "блинчиками" удерживались на бритых затылках, было непонятно.
- Фасон держат, - криво усмехнулся Димитрий Эктов, - ждут, чего ты, товарищ комиссар, делать станешь.
- Дождутся, - усмехнулся Авинов. - Уже дождались. Люди, обедать!
- Война войной, - хохотнул Даниил, - а обед - по расписанию!
Столовая располагалась на барже-ресторане. Теперь, правда, осетрового балыка или икры там не предлагали, в меню значилась перловка да вяленая рыба.
Когда "бригада тов. Юрковского" поднялась на баржу, Кузьмич на пару со здоровенным морячком по кличке Гиря поднял трап.
- Это чё за дела? - заорал с берега Стройка. - Ты чё, комиссар, сдурел? Голодом морить р-революционного матроса?!
Авинов облокотился на перила.
- А у нас тут социализм, - проговорил он. - "Неработающий, да не ест!"
Не слушая возмущённый рёв, Кирилл подмигнул повару (или его следовало называть коком?), и тот вынес скромный вклад комиссара Юрковского - ящик английской ветчины.
- О-о! - прокатился голодный стон.
- По банке на двоих, товарищи! - прикрикнул Авинов, и негромко спросил Алексея: - Чем там матросня занята?
- Митингуют!
- Чем бы дитя ни тешилось…
- Так мы что, - приглушил голос Лампочка, - так и будем в этом Котласе? А Петроград как же?
- Чует моя душа, - подмигнул ему Кирилл, - что здесь мы не задержимся! Как там Юрка?
- Обиделся на меня, что не взял, - улыбнулся Алекс. - Глупый…
- Ешь-ешь давай. Чем скорее кончим на Двине, тем быстрее на Неву умотаем!
После обеда работников прибавилось втрое - "ревматы" со скорбными лицами старых дев, коих склоняют к прелюбодеянию, взялись помогать на судоремонте. Форс форсом, а кушать-то хочется…
Павлин Виноградов тем временем обегал пароходы "Сухона", "Усть-Сысольск", "Компаньон", "Феникс" и притащил единственные средства связи - мегафоны, верно прозванные матюкальниками.
- А чего делать станешь? - извинялся он. - Ежели до нас телеграмма из самой Москвы на десятый день добирается! Порочная связь…
Едва Кирилл собрался пошутить, как из-за реки, из-за леса донёсся стрекочущий гул. Знакомый звук…
- Воздух! - заорал он. - Зюзя! Митька! На "виккерсы"!
Димитрий Эктов и слова не сказал - бегом бросился на площадку с зениткой.
Над пильчатой стеной леса показался аэроплан "Де Хевиленд", а за ним целое звено. Нагруженные бомбами, "хевиленды" летели низко, с рычаньем шинкуя воздух пропеллерами. На их фюзеляжах было жирными буквами выведено: "SBAC". Бомбы чёрными мячиками полетели к воде, по дуге накрывая плавсредства, теснившиеся у котласских причалов. Грохнули взрывы. Пароходу "Енисей" проломило борт, опрокидывая и переворачивая. Баржу-ресторан словно приподнял кто, да и опустил, уже распавшуюся на две половинки. "Ваге" повезло - бомба угодила рядом, вздыбливая белёсый столб воды.
Зюзя, присев за "виккерсом", повёл стволом, ловя в прицел аэроплан, скользивший в вираже. Гулко, раздельно задолбила очередь, пропарывая крыло, обрывая растяжки. Аппарат вильнул, качнулся - и врезался в воду, запрыгал по мелкой волне, завертелся колесом, распадаясь на кусочки.
- Есть! - заорал Димитрий.
"Хевиленды" развернулись, словно на его зов. Зачастили вспышки пулемётов, секущие струи свинца заколотили по гудящей железной палубе "Мурмана". Десятки винтовок ответили нестройным залпом. Мимо. Защёлкали затворы. Залп!
- Есть!
Пропоротые пулями крылья "Де Хевиленда" всё ещё несли аппарат, но вот пилот безвольно - безжизненно! - перевесился за борт. На полной скорости аэроплан перелетел реку и вломился в сосняк. Полыхнуло. Рассыпалось. Загуляло эхом.
- Бомба! Ложись!
Вращаясь, бомба влетела по касательной в пакгауз, вроставший в землю рядом с затоном. Взрыв поднял, запрокинул брёвна, завертел их лопастями пропеллера. Один из брусьев ударил, как битой, по перепуганной козе, пасшейся неподалёку. Рогатая и мекнуть не успела - улетела в реку, волчья сыть.
Порожние аэропланы удалялись, набирая высоту. Димитрий развернул свой "виккерс", посылая очередь вдогонку, а Зюзя уже не смог - меткий пилот разворотил матросу грудь, перелопатив рёбра с тельняшкой.
Оглушённый, Авинов опустил винтовку - он тоже стрелял, поддавшись общему порыву. Вроде бы и гнусно это - стрелять по своим, а рядом с ним кто? Не такие же русские? Хорошо, когда точно знаешь - вот красные, вот белые. А если всё в розовом цвете? Как его разделишь? Где тут наши, где не наши? Гамлетовский раздрай…
- Виноградов! - окликнул Кирилл зампредгубисполкома. - Живой?
- Кажись, да… - послышался страдающий голос. - Ох ты…
- Глянь, как там.
- Щас…
Даниил Эктов прибежал, убедился, что брат жив, и доложил, что ревматов здорово побило, а "Стройка" пропал.
- То ли утоп, то ли удрал, - вывел он.
- Какая жалость, - серьёзно сказал Авинов, стряхивая землю и стружки с волос. - Всё, перерыв закончен!
В конце октября здорово похолодало. Не настолько, чтобы река подёрнулась хрупкими заберегами из молодого льда, но по ночам бывало студёно. Ели стояли, нахохлившись, будто прижатые низким пасмурным небом.
В эти самые дни три канлодки вышли в плавание. Паровые машины судов топились дровами, оттого дым валил густо, тучей, едва вмещаясь в трубах, а вот гребные колёса еле вертелись, тяжко шлёпая плицами по воде. Дозорный буксир "Лизогуб" отставал, а два сторожевых катера - "Ковалёв" и "Чударев" - шли немного впереди. Вот и вся "эскадра".
- У англичан пять мониторов, - вздыхал Павлин Фёдорович, - те даже против течения прут под двенадцать узлов, и пушки у них поболе наших - сто девяносто миллиметров… А броня в три дюйма - чего б не жить?..
Авинов промолчал, любуясь видами. Краснокорые сосны поднимались над песчаным берегом, зеленью оттеняя желтизну пляжа. Ветер, едва затрагивавший кроны деревьев, в вышине прогонял тучи, очищая небо - глубокое, чистое, пронзительно-синее.
Канлодки шли на Кургомень - старинную волость, когда-то входившую во владения Марфы Борецкой. В том месте сёл было как грибов - Погост, Гора, Нижний Конец, Большая Деревня, Починок Второй… Выше всех по Двине стояла деревня Топса, а ниже - Рочегда. Оттуда до Архангельска было каких-то триста километров с хвостиком, вниз по реке.
Кургоменьский Погост располагался на возвышенном правом берегу, напротив смородинового острова Лозы, а напротив, за рекой, лежала деревня Тулгас, удерживаемая частями Красной 6-й армии, спешно набранной из китайцев, корейцев, венгров, поляков, финнов. Хотя русские тоже были - и не самого лучшего разлива.
Кургомень являлся форпостом Антанты - англичан, французов, американцев, канадцев, австралийцев, итальянцев, датчан, шведов… Вся их "интервенция" заключалась в охране неисчислимого количества военных грузов, поставленных России союзниками. На складах Мурманска и Архангельска лежало всё - от ажурных чулок до танков, и нельзя было допустить, чтобы всё это богатство - на полтора миллиарда долларов! - досталось большевикам. Вот и гоняли "интервенты" любителей отнять и поделить. Гоняли, но в наступление не переходили - это была не их война. Конечно, будь у генерала Фредерика Пула, командующего иностранными войсками в Северной области России, силёнок побольше, он размахнулся бы и поширше. А так… За что Джону или Жану умирать в русской тундре? Оттого и линия Северного фронта не меняла своей кривизны, а Кургомень был самым южным участком Северного фронта, хотя само понятие "фронт" в данных условиях выглядело сомнительным - глухие дебри, болота, буреломы лишали всякого манёвра. Войска перемещались лишь в двух направлениях - по Северной Двине да по железной дороге Архангельск - Вологда.
- Вы так не стойте, ваш-сок-родь, - неожиданно услыхал Авинов негромкий голос Кузьмича.
- Тише! - недовольно сказал Кирилл.
- Да не слыхать… - отмахнулся Исаев.
- А как мне стоять?
- Мужичьё здешнее злое, а стреляют они метко, дробиной белке в глаз целятся…
- Моя шкурка не ценная, - усмехнулся Авинов, - мех только под мышками!
- Ну ещё кой-где имеется…
Оба расхохотались, молодой и старый.
На другой день часам к трём флотилия прибыла в деревню Пучега, где располагался штаб фронта. Подозрительный Ленин, не доверявший военспецам, назначил командующим Северным фронтом большевика Кедрова, совсем недавно возглавлявшего Северо-Восточный участок отрядов завесы - вооружённый сброд, который был наскоро укреплён матросами-анархистами и объявлен 6-й армией.
Ни опыта, ни умений у "Михал Сергеича" не было, но если партия сказала "Надо!", то куда деваться? В наступление Кедров не переходил, поставив задачу "держать и не пущать".
Невысокий, в чистенькой красноармейской форме, с аккуратными усами скобкой и бородкой на узком лице, Михаил Сергеевич больше походил на какого-нибудь приват-доцента, чем на командующего фронтом.
- Хорошо, что вы поспели, - сказал он утомлённо, пожав руки Авинову с Виноградовым. - Генерал Марков шлёт три монитора, перебрасывает большой авиаотряд… Они уже разбомбили наши аэропланы, сожгли вместе с походными ангарами. А что вы хотите? С севера давит громадная сила - шестьдесят тысяч человек!
- Не читайте на ночь "Правды", комфронта, - сухо сказал Авинов, - а то не заснёте. Откуда там столько народу? - брюзгливо продолжил он. - Интервентов едва ли девять тыщ наберётся - это вы называете громадной силой?
- А кулацкие отряды? - возмутился Кедров. - А эсеро-кадетские? А марковцы?
- Марковцы - это да, - согласился Кирилл.
- А… - открыл рот комфронта, но Авинов утишил его поднятием руки.
- Короче, - сказал он. - Скажите мне вот что: вы уверены в своих частях?
Глаза Кедрова забегали.
- Не бойтесь, - буркнул помначотдела, - в Кремль о ваших пораженческих настроениях докладывать не стану. Ну?
- Слабина большая, - признался Михаил Сергеевич осторожно.
- Конкретней можно?
- Бегут! - выдохнул комфронта. - Буквально вчера поднял в атаку роту матросов - не хотели, суки, в бой идти. Пригрозил пулемётом - двинулись. Отошли подальше - и сдались белякам всем скопом…
- Ясно, - кивнул Авинов. - Короче. Завтра с утра мы попробуем расковырять позиции противника у Кургоменьского Погоста, а вы ударьте с суши. Стратегия незамысловатая, но тут уж…
Штабс-капитан развёл руками.
- Поддержим, товарищ комиссар! - пообещал Кедров.
Покинув штаб, Виноградов проговорил с сомнением:
- Может, лучше будет проявить бдительность?
- …И доложить в Москву о малодушном командующем? - подхватил Кирилл. - Мол, сражается вяло, личный состав распустил, в наступление идти не хочет - страшно… Так?
- Так!
- Отлично! Тогда назови мне, Павлин Фёдорович, другую кандидатуру на место Кедрова. Есть такие?
Виноградов честно признался, что нет, таковые ему неведомы.
- То-то и оно, - притворно вздохнул Авинов. - Ладно, комфлота, пошли к боям готовиться!
С самого утра канлодки Красной Северо-Двинской флотилии вышли на линию устья Топсы. На высоком берегу виднелись позиции белых. Крайние избы села Кургоменьский Погост превратились в пулемётные блокгаузы, путь к которым преграждал сплошной ряд проволочных заграждений. Ещё дальше стояла тяжёлая батарея из двух морских шестидюймовых орудий.