– Ты особо не радуйся. Южный проход уже закрыт. Когда мы с тобой там проходили, его прикрывала часть, что-то вроде народного ополчения. А сейчас, по моим данным, туда перебросили пятьсот сорок восьмую гренадерскую дивизию генерал-майора Эриха Зюдау. А эти не те! Нужно искать другой путь.
– Владимир Иванович, вы меня пугаете! Признаться, я очень на вас рассчитывал. Но если даже вы опустите руки, то мне останется только застрелиться.
– Не блажи. Взгляни сюда. Кенигсберг оцеплен так называемым фортовым поясом. По границе города тянутся пятнадцать основных фортов, соединенных между собой подземными переходами и дорогами. Расстояния между ними кое-где довольно большие, и перекрыть наглухо все лазейки немцам сложно. Я для себя одну такую тропинку приметил, через Закхаймские ворота. Держал в памяти на всякий случай. Смотри, на северо-востоке от города находится форт "Гребен", а следующий, "Лаут", расположен аж вот где. Расстояние приличное, километра полтора будет. В этом промежутке находятся обвалившиеся катакомбы, разрушенные дома с глубокими подвалами и обширная система тоннелей городской канализации. В Кенигсберг пробраться возможно, а вот на остров… – Беляев с сомнением покачал головой. – Все равно что играть в русскую рулетку с ТТ.
– А если ночью, через реку? Или, может, там сети, или набережную освещают?
– Да ты что?! Кто же ночью будет себя подсвечивать? Да и про сети я не слышал.
– Ну вот! – Денис радостно хлопнул ладонью по карте и вскочил, словно уже собрался прорываться в Кнайпхоф. – Плавать я, уж поверьте, умею. Значит, через реку!
– Погоди. – Не разделяя оптимизма Дениса, Беляев долго смотрел на карту, затем пояснил: – Есть там какая-то загадка! Полгода назад я давал поручение своему агенту хоть что-то узнать о бункере коменданта города генерала Отто Ляша. Он тоже находится где-то там, глубоко под землей. Ничего особенного тот не узнал. Все-таки уровень не тот – рядовой солдат. Выслуживается за страх да за прощение. Но он обратил мое внимание на два любопытных факта. С бойни Розенау, находящейся поблизости, на остров регулярно возили закрытые контейнеры со льдом. Причем под эсэсовской охраной и под присмотром людей в белых халатах. А еще охрана с острова платила горожанам марками за приносимых голубей и крыс. Причем они обязательно должны были быть живыми. Рядом с мостом стояли клетки, куда отдельно совали птиц и грызунов. А потом, когда с продовольствием стало туго и голубей с крысами ели сами люди, на крыше одного из зданий острова появилась собственная голубятня.
– Может, комендант любит свежее жаркое из голубей?
– А крыс на гарнир? Нет. Уверен, что он даже сейчас неплохо питается.
– Тогда голубиная почта!
– А крысы – канализационная доставка телеграмм? Так, по-твоему? Не вяжется.
Денис глубокомысленно повертел на столе карту, запоминая подходы к острову, затем улыбнулся и спросил, сводя все к шутке:
– А мне-то они как помешают? Я могу поскользнуться на том, что нагадили эти голуби?
– Не знаю. Не люблю, когда чего-то не понимаю.
– О! Тогда у меня есть целый список того, чего не знаю я. К примеру, есть ли жизнь на Марсе? Владимир Иванович, о чем мы говорим? Я даже не видел, как этот остров выглядит, а вы мне про крыс и голубей. На месте во всем разберусь. От вас я только жду, что вы мне покажете, как пробраться в город, и дадите какое-никакое оружие. Да расскажете про остров. Впрочем, это вы уже сделали.
– Оружие нельзя! – категорично качнул головой Беляев.
– А как же я проникну на остров?
– С оружием ты до него даже не дойдешь. Не зная языка, путаясь в улицах, с выпирающим пистолетом в кармане, ты вызовешь подозрение у первого встречного, и он направит на тебя патруль.
– Как же быть?
– Будешь выдавать себя за немого полоумного бродягу. В городе этим сейчас никого не удивишь. Много контуженых, одичавших. Люди не выдерживают обстрела и голода. Ты должен смешаться с ним подобными. Это, – Беляев ткнул на камуфляж, – нужно снять!
– Честно говоря, не хотелось бы. Мне в нем привычней – мобилизует.
– Хорошо, оставь, – легко согласился Владимир Иванович. – Но надень сверху мой плащ. Он тебе длинноват, но так даже лучше. Ни к кому не подходи. Делай безумный взгляд. Если к тебе кто-то обратится, не обращай внимания, иди дальше. Мычи себе под нос что-нибудь несуразное. Те, кто еще там остался в своем уме, таких побаиваются. Немцев в форме обходи стороной, но так, чтобы в глаза не бросалось. Пробираться на остров нужно ночью. Вечером осмотрись, наметь подходы. Понятное дело, что придется вплавь. Течение у реки сильное. Войдешь выше по течению, и оно принесет тебя точно к острову. Не думаю, что набережная заминирована, но будь осторожен.
– Владимир Иванович, вы меня инструктируете как школьника перед экзаменом.
– Потому что не нравится мне твое игривое настроение.
– Не переживайте, прорвемся! Знать бы еще, как этот генератор выглядит.
– На этот счет у меня нет ни малейшего представления. Даже наши ученые мужи не дают никаких подсказок. Они вообще сомневаются в его существовании. Но мне кажется, что это что-то громоздкое и очень сложное.
– Мне тоже так кажется. – Денис долго смотрел на карту, стараясь запомнить все улицы и ориентиры. Затем перешел к аэрофотосъемке. – Что это?
Он обратил внимание на продолговатое здание с тонким высоким шпилем, выделяющееся среди прочих построек, размещенных на острове.
– Кафедральный собор.
– Хороший ориентир.
– Да, его видно из многих районов города.
– Владимир Иванович, у меня мало времени. Когда я уже смогу идти в город?
– Вот так вот, сразу? – Беляев неожиданно осекся. – Не люблю я так – с бухты-барахты. Надо хорошо подготовиться. Заказать авиации свежую аэрофотосъемку острова. Последить за действиями немцев в этом районе. Составить четкий план, предусмотреть пути отхода. Обеспечить прикрытие! А у тебя как-то так получается – встал и пошел. Без подготовки нельзя. Нелогично как-то.
– А как мне готовиться? Репетировать поведение недобитого полудурка? Так это я и без репетиции смогу. А что до логики, то я ей вопреки здесь оказался. И вопреки ей буду выбираться. Расскажите мне, как пробраться в город через эти Закхаймские ворота, и я пойду.
– Лучше бы, конечно, ночью, но я понимаю. Откровенно говоря, Денис, мне с тобой очень о многом поговорить хочется. Ну сам понимаешь… Я тебе об острове рассказываю, а у самого в голове тьма вопросов. Ты ведь столько знаешь. Может, перенесем этот остров на завтра? Давай сегодня посидим, коньячку попьем, а ты мне расскажешь, как там, в будущем? Наверное, уже готовитесь в космос полететь?
– Ха! В космос! Да слетали уже давно. Да и вам-то осталось ждать меньше двадцати лет.
– Да ты что?! – Беляев смотрел на Дениса широко раскрытыми глазами восхищенного ребенка. – Всего-то двадцать лет? Так это еще я доживу, наверное. А товарищ Сталин сам полетел или кого назначил?
– Хм-м!.. Владимир Иванович, честное слово, нет у меня времени. Посидеть за коньяком, конечно, можно, но боюсь, что вам не понравится, когда я у вас исчезну прямо из-за стола. Хотя и любопытство ваше мне понятно. Поймите, я здесь как Золушка на балу – часы пробили, не успел, и начинай потом все сначала. Это сейчас мне повезло, к своим выбросило, вас встретил. В следующий раз везение может закончиться. Окажусь в руках у немцев, и тогда точно будет на гиперболе времени болтаться мое тело.
– Да-да… – Беляев неожиданно сник.
Денису было видно, что ему хочется еще так много о чем расспросить.
Капитан виновато улыбнулся за свою несдержанность, затем махнул рукой и решительно произнес:
– А я с тобой пойду! По дороге мне все и расскажешь.
– Владимир Иванович – нет! Во-первых, это моя проблема и вы совершенно не обязаны собой рисковать. А во-вторых, я люблю всякими рискованными делами заниматься сам. Не то что я вам не доверяю, а просто так обучен.
– Не спорь! – Беляев и не думал сдаваться. Неожиданно пришедшая в голову мысль подбросила его со стула, и он полез за стеллаж с книгами в поисках подходящей одежды. – Я тебя проведу через рубеж в город, а дальше, раз уж так хочется, иди сам. – Он вытащил из шкафа старый мятый костюм, черную строгую шляпу и трость, затем достал из ящика стола лист плотной бумаги, сложенный вдвое. – Аусвайс только на меня. Но ничего, будем изображать: я – делового бюргера, а ты – моего немого помощника. Если остановят, молчи и улыбайся. Остальное сделаю я. Есть у меня небольшой тайник, как в город войдем, объясню, где найти. Так… кое-какая мелочь, документы, немецкие марки и пистолет. Пистолет можешь взять. Но только уже когда пойдешь на остров, не раньше. Зря не рискуй. Воевать с ним безнадежно – маленький шестимиллиметровый "браунинг". Игрушка, а не оружие. Зато легко спрятать. Не знаю, чем он может тебе помочь, скорее для самоуспокоения…. Ну, кажется, все. Присядем на дорожку.
Денис молча наблюдал, как Владимир Иванович собирался в путь, и недовольно хмурил брови. Свой блиц-поход в город он представлял несколько иначе. Да и крутилась в голове одна мысль, о которой знать Беляеву было совсем не обязательно.
– Ну так чего ты застыл? – Владимир Иванович хмыкнул. – В город пробраться хочешь? – Он дождался от Дениса утвердительного кивка и подвел итог: – Тогда не стой дурнем! Без меня тебе это не по силам. Я все норы через рубеж знаю. Так что не тяни время. Сам сказал, что, как Золушка, каждую минуту считаешь!
– Но только до рубежа! Дальше я сам.
– Только до него. Мне и самому нужно к ночи вернуться. Здесь тоже дел невпроворот. Я в своих решениях самостоятелен, никому о тебе не докладывал. Сейчас тоже пойду на свой страх и риск, но надолго пропадать не могу.
Беляев осмотрел Дениса со всех сторон, поправил перед зеркалом шляпу и, не оглядываясь, толкнул дверь библиотеки.
Перед ними лежали руины пригорода. Пустые глазницы окон и обваленные углы домов навевали воспоминания о фильмах-катастрофах. Все говорило о том, что этот район подвергался уничтожению не один день и даже не неделю.
– Немецкие казармы были, – пояснил Беляев. – Наши били прямой наводкой. Сейчас здесь никого нет до самых Закхаймских ворот. Может патруль зайти, но это маловероятно – побаиваются. Район пристрелян.
– Снайперы?
– Там, где снайперы рыщут, мы уже с тобой прошли. Тут мертвая зона, до наших далеко, и немцы не заходят. Так что снайперам здесь охотиться не на кого. Давай ползи к тому дому. Дальше вход в городскую канализацию. Сложная система подземных ходов, но я ее знаю. Выйдем к реке, уже за фортом.
Они нырнули в развалины дома, снесенного до фундамента, и спустились по лестнице в тоннель, уходящий вглубь. С низкого потолка срывались капли, под ногами хлюпали лужи. Беляев включил фонарь и осмотрелся:
– Так, все ясно. Я боялся, что этот путь завален, но нам повезло. Иди за мной да под ноги смотри.
– Зря вы так собой рискуете. Я, наверное, и без вас справился бы.
– Риск есть, но не так велик, как ты думаешь. Немцам сложнее. Попробуй перекрыть все лазейки, когда город изрыт такими вот лисьими норами. Да и границы города немалые. Потому и хожу пока всегда удачно. Как-то даже троих нужных нам немцев вывел.
Владимир Иванович пригнулся и уверенно шагнул в темноту. Фонарь выхватывал то кирпичи, покрытые грибком, то мутную воду, застывшую под ногами. То здесь, то там над головой свисали корни деревьев, прорвавшиеся сквозь стены.
– Я вот все думал и поймал тебя, Денис, на неувязочке.
Весь путь к городу Владимир Иванович пытал Дениса о жизни в будущем, недовольно морщился, с сомнением качал головой, но не перебивал и молча слушал. Теперь он решился поспорить:
– Я допускаю, что через восемь лет, как ты говоришь, вождя может не стать. В конце концов, все мы люди. Но почему Хрущев? Ну и что, что член Военного совета? Их много. Есть куда более достойные люди. Тот же заместитель вождя товарищ Молотов, например. Или товарищ Калинин. Да, в конце концов, маршал Жуков или нарком Берия.
– Берию расстреляют.
– Расстреляют?! – Беляев остановился и направил луч фонаря на Дениса. – Враги?
– Жуков.
– Жуков? Да как ты!.. Да ты что?! А я-то тебе и вправду поверил. Как же ты так можешь со мной? – Беляев разочарованно сплюнул. – Эх, Денис… Да ты знаешь, что такое Центральный Комитет партии с товарищем Сталиным во главе? Да это скала! Монолит! – В подтверждение Беляев показал Денису сжатый кулак.
– Пауки в банке ваш Центральный комитет. Идемте, Владимир Иванович, я уже свет в конце вижу.
Беляев растерянно проводил Дениса взглядом и двинулся следом.
– Не верю.
– А если бы сейчас был не сорок пятый год, а, к примеру, девятьсот пятый и я сказал бы вам, что через двенадцать лет исчезнет царская династия, которая правила триста лет? Вы бы мне поверили?
Беляев задумчиво почесал фонарем лоб и неуверенно ответил:
– Наверное, нет.
– То-то. Идемте, Владимир Иванович, а то, если я вам сейчас начну пересказывать краткий курс новейшей истории, вы на меня с кулаками броситесь.
Дальше тоннель уперся в обвалившуюся гору кирпичей. Через узкую щель пробивался тусклый свет. Здесь вода собралась в небольшое озеро и доходила до колен. В нос ударило запахом гари и едкого дыма.
– Свежий разлом, – пояснил Беляев. – Взрывом вывернуло. – Он выглянул в щель и поманил Дениса. – Проход образовался в каком-то поместье. Кажется, нет никого. Лезь за мной.
Они выбрались на поверхность внутри двора, рядом с разрушенным небольшим частным домом, Владимир Иванович перебежал выложенный булыжником тротуар и выглянул в чудом сохранившиеся ворота.
– Узнаю. Это рабочий район Ратсхоф. Здесь рядом знаменитый вагоностроительный завод был, но наши его в первые же дни осады уничтожили. Не там выбрались, где я рассчитывал, но так даже лучше. Дальше улица Арндтштрассе, а это уже за фортовым поясом.
Денис выглянул из-за спины Беляева на открывающуюся узкую улицу. Здесь уже были какие-то признаки жизни. Из окна дома напротив торчала дымящаяся труба буржуйки. На веревке под карнизом сушилась чья-то одежда, развевавшаяся на ветру. Рядом с закрывавшим их забором прошла женщина, толкавшая впереди детскую коляску, нагруженную доверху собранным хворостом.
– Как пройдет, выходим, – шепнул Владимир Иванович. – По сторонам не озирайся и помни, что я тебе говорил. Ты немой.
Беляев поправил шляпу, окинул Дениса придирчивым взглядом, одернул на нем плащ и уверенно шагнул за ворота. Они пересекли улицу по диагонали и вышли на небольшую площадь. Здесь было что-то вроде блошиного рынка. Люди, постоянно поглядывавшие на небо, предлагали друг другу на обмен разные предметы домашней утвари. Из корзины, которую несла какая-то женщина, свисал хвост дохлой кошки. Денис заметил это и почувствовал, как к горлу подкатил ком. Горожане, занятые своими делами, не обращали на них никакого внимания. Беляев уверенно шел через площадь, отмахиваясь от блестящих украшений, бронзовых статуэток и разноцветной одежды, предлагаемых в обмен на продукты. Среди толпы Денис заметил двух солдат с красными повязками на руках и дернулся было назад, но Владимир Иванович злобно зашипел на него по-немецки и пошел прямо на патруль.
Они вышли на соседнюю улицу, Беляев огляделся и жестко произнес:
– Ты чего дергаешься? Захотел в гестапо? Пойми, каждый твой неуверенный взгляд, каждый твой нерешительный шаг выдает в тебе чужого. Ты должен слиться с этими людьми, стать одним из них. Тогда можешь ходить по всему городу, и никто тебя ни о чем не спросит. Да! Я говорил тебе, что надо избегать встреч с военными и полицией, но выглядеть это должно естественно. Если ты перешел на другую сторону улицы, то у солдат и мысли не должно возникнуть о том, что это сделано из-за них.
– Я понял, Владимир Иванович, – оправдываясь, шепнул Денис. – Не сдержался.
– Не сдержался!.. Как мне тебя теперь одного оставить, если ты шарахаешься от первой попавшейся кокарды? А я к ночи должен назад вернуться.
– Больше не повторится.
– Сейчас выйдем на соседнюю улицу. Если идти по ней не сворачивая, то дальше будет выход к острову. С нее и шпиль кафедрального собора виден. Не заблудишься. И помни, что я тебе говорил. Если ты и вправду из будущего, то не хотелось бы, чтобы для тебя день вчерашний стал твоим днем последним. А то абсурд получается – погибнуть, еще не родившись.
– Владимир Иванович! – взмолился Денис. – Случайно вышло. Хотите, если сейчас немцев увидим, я сам возле них несколько раз пройду?
Беляев тяжело вздохнул и покачал головой:
– У вас там все такие?
– Какие?
– Легкомысленные. Не нужно мне ничего доказывать. Смотри, как себя ведут остальные, и сам делай так же. Ты немец, полностью потерявший слух и наполовину – разум. У тебя на лице страх перед надвигающейся грозой и боль от судорог голодного желудка. Вот в кого ты должен превратиться. Чем быстрее ты это поймешь, тем быстрее доберешься до генератора. Теперь послушай, где найти мой тайник, и выходим на улицу. Я посмотрю со стороны, как ты уяснил мой урок. Если посчитаю, что тебя можно оставить, то исчезну.
Теперь один. Денис искоса оглянулся вокруг, но Беляева не увидел. Значит, он все-таки хорошо усвоил урок и сумел изобразить жителя Кенигсберга, измученного страхом и голодом. Ссутулившись, пряча волнение за поднятым воротником плаща, Денис пошел вдоль домов. Он старался не бросать по сторонам нервные взгляды, но получалось это с трудом. Улица вышла на набережную, и теперь шпиль кафедрального собора был виден как на ладони. Он уже постепенно начинал привыкать к тому, что навстречу попадались горожане, и не обращал внимания на их изможденный серый вид. А когда рядом на велосипеде проехал солдат, Денис даже выдавил улыбку.
Набережная неожиданно отвернула в сторону, и показался узкий мост, созданный скорее для конных экипажей, чем для машин. Поперек, от перил до перил, он был перегорожен полосатым шлагбаумом. Рядом с дорогой возвышалось выложенное из мешков с песком укрытие с торчавшим из щели пулеметным стволом. Пятеро солдат в черной форме, с автоматами стояли за шлагбаумом и пристально смотрели на каждого, кто осмеливался хотя бы неосторожно пройти по другой стороне улицы. Позади эсэсовцев за периметром наблюдал не менее бдительный офицер. С другой стороны, на острове, замер гусеничный транспортер с пулеметом на крыше.
"Да… – Денис растерянно почесал затылок и, спрятавшись в доме напротив, смотрел из окна на открывшуюся панораму. – Это вам не кино про немецкого часового, играющего на посту на губной гармошке и упорно не замечающего, как сзади, грохоча сапогами, подбирается взвод диверсантов с ножами в зубах. Прав был Беляев. Если на остров попасть и возможно, то только через реку". Оставшиеся два моста, он теперь был уверен, охраняются не хуже этого. Но солнце стояло еще высоко, и несколько часов на осмотр подходов к острову у него было.
Обдумывая план действий, Денис не удержался от улыбки, вспомнив курсантские годы.