Скрежетнул зубами в бессильной злобе – пустят их на утеху своим, как пить дать. Он и так ждал, что вот-вот, в любой момент раздадутся с палубы крики насилуемых девушек… Но прошёл день, наступила ночь, а всё было тихо. Впрочем, это ни о чём не говорило – могли и рот заткнуть, или, тем паче, языки вырезать… Но сверху доносились лишь редкие команды на слышанном когда то языке, да часовые постоянно оглядывали сбившихся в кучу пленников… Через неделю плавания характер хода громадного корабля изменился: он начал совершать непонятные манёвры, команды отдавались одна за другой. Жаль, ничего не видно…
- Кажется, прибываем…
- Верно говоришь, Хикки. Передай всем, пусть готовятся к самому худшему…
…Толчок, пронзительный взвизг трущегося корпуса… Люк наверху открылся, вниз спустили корабельную лестницу – две верёвки, между которыми крепились деревянные ступеньки. Часовой махнул рукой, мол, выбирайтесь. Да и колодки позволяют забраться по такой вот штуке… Вылезали по одному, и тут же каждого пленника пристёгивали к длинной общей цепи. Прочной и увесистой, окружённой плотным строем воинов с тем же непонятным оружием. Дождавшись, пока извлекут на свет последнего из пленных и пристегнут его к общей цепи, повели к сходне… Свен охнул – огромный, просто великанский город раскинулся в не менее громадной бухте, полной кораблей всех размеров и видов. Каменные причалы, уходящие едва ли не на милю в воду гавани, белые дома в несколько этажей, тоже то ли из камня, то ли из глины… И невообразимое множество людей в самых разных одеждах повсюду. Странное дело - их вели по причалу, а никто из встреченных не обращал на пленников ни малейшего внимания. А горожане были разные – попадались и люди с такой же кожей, как у самих викингов, только более загорелой. Были и с медной кожей, и с вообще непонятно какой… Свен, невзирая на своё печальное положение во все глаза таращился на невиданное место. Сзади мужчин, под столь же плотной охраной вели женщин. И насколько было понятно, их не тронули. Хотя все они тоже были прикованы к цепи, но более лёгкой, и лишь за одну правую руку наручниками. Сошли на берег, и тут викинг подивился ещё больше – каменные мостовые, множество торговцев невиданными товарами: плоды, ткани, инструменты, всякие мелочи… Неторопливо прогрохотала мимо запряжённая туром великанская повозка, доверху забитая квадратными тюками серой ткани. Промчался быстро всадник на горячем длинногривом коне, размахивая квадратной сумкой… Теперь на пленников пялились, громко обсуждали. Одеты все были в разные ткани и на разный манер. Хотя попадалась и абсолютно одинаковая одежда. А судя по тому, что было надето на их конвоиров – местный владыка предпочитал одевать своих воинов на один манер. Значит, это дружинники… Много женщин. Те – в длинных свободных белых одеждах с узорами. Тоже белокожие и смуглые. У некоторых на головах непонятные уборы, а на поясах висит связка непонятных предметов и небольшой ножичек. Часть дев простоволоса, зато через лоб узкая повязка в два пальца шириной, вышитая мелким бисером. Это смотрят на колонну викингов, смеются, явно перешучиваются между собой. И невыносимая жара. Уже пот ручьём льётся под кожаными штанами и меховой безрукавкой, а кое-кто из одетых в шерстяные платья женщин пошатывается… Сколько им ещё идти неведомо куда? А дорога поднимается в гору, всю застроенную теми же громадными домами… Что там за суета? Почему все остановились? Пришли? Нет… Маленькая Далла упала… Похоже, ей плохо стало… И что теперь? Свен напрягся, но вопреки ожиданию, ничего страшного не произошло. Просто воин, шагающий рядом с ней, наклонился, отстегнул девочку от общей цепи, и, не взирая на поднявшийся плач, подхватил лёгкое тельце на руки и аккуратно положил его на телегу, запряжённую небольшим животным, едущую позади конвоя. Тут же к ней наклонился и захлопотал средних лет человек, одетый в синие с белой полосой одежды. Смочил тряпицу водой из фляги, положил ребёнку на лоб, чуть раздёрнул завязки платья… Викинг напрягся, но синий прикрыл грудь девчушки лёгким покрывалом. Лекарь? Цепь рванула его дальше, но мужчина всё время оглядывался на лежащую на тележке Даллу… Колонна замерла перед высокими двустворчатыми воротами, которые медленно распахнулись, конвоиры потащили пленников внутрь… Это оказалась большая, посыпанная чистым песком арена. Викинг похолодел – он был в молодости в Константинополе, и там на подобной арене устраивали представления гладиаторов… Неужели они… Всех выстроили в центре поля, заставили встать на колени…
…Лёгкие, но уверенные шаги… Свен поднял голову и натолкнулся на спокойный взгляд глаз невиданного цвета, словно у рыси или пардуса… Рослый мужчина, едва ли не на голову выше норга, смотрел на него с лёгкой брезгливостью, но внимательно. Потом махнул рукой, подзывая к себе кого-то из свиты, что-то произнёс. И отрок в сером одеянии чуть запинаясь, спросил:
- Кто вы, и откуда?
Свен рванулся, забыв о том, что прикован:
- Пусть нас развяжут и дадут мне меч! Ты узнаешь, кто мы, грязный дикарь!
Юноша скривился в глумливой усмешке:
- Скорее, это вы дикари. И воняет от тебя, как от…
Произнёс непонятное слово… Гигант выслушал перевод слов Свена, тоже ухмыльнулся, потом отдал распоряжение. Викинг не поверил – его действительно отстегнули от общей цепи, сняли с ног и рук оковы, сунули в руки флягу с водой. Гигант снял с плеч свой алый лёгкий плащ, отстегнул с пояса ножны с длинным прямым мечом, бросил их в викинга, мол, бери. А сам остался безоружным… Свен ухмыльнулся. Значит, так? Сам напросился… Выдернул клинок из ножен и невольно залюбовался – меч был… Воистину, достоин восхищения… Вскинул оружие к солнцу, развёл руки, выкрикнул:
- Один! Да будет со мной твоя милость!..
И рванулся к врагу… Когда он пришёл в себя от льющейся на голову воды, та ужасно болела, а над ним возвышался, весело улыбаясь, гигант. Увидев, что Свен очнулся, что-то бросил переводчику, тот открыл рот:
- Драться не умеешь. Ничего. Научишься.
- Я не буду драться на арене на потеху твоим дикарям!
- На арене? Ха! У нас такое не принято. Жить захочешь – научишься. Князь нынче добр. Посылает вас на Полдень. Станете свой град там ладить. Заодно и щитом будете первым. От неведомых народов.
- Кто вы?
Кое-как прохрипел викинг, и отрок гордо ответил:
- Славы мы.
- Славы? Не слышал…
- Ты их вождь?
Гигант наклонился, заслонив собой бьющее в глаза солнце. Говорил он, в отличие от отрока, куда лучше.
- Вас мало. Всего три сотни. Да и то – молодёжь. Как мы знаем, вы сбежали из-под руки Проклятого Истинными Богами. Но осели в неудачном месте, викинг. Так вот – делить мне с вами нечего. Но и ссориться я не хочу. Что мы можем – ты сам видел. Так что решай – либо идёте на поселение туда, куда я вам велю, либо… Твоих мужчин – в рудники, навечно. А женщин… Найдём, к кому в постель пристроить. Так что выбирай, только недолго.
- А что взамен?
Воин пожал плечами:
- Помогу обустроиться. Выделю еду до первого урожая. Скотину, семена дам. Учителей, что обучат вас языку нашему, да обычаям. Устраивает?
Свен, наконец, смог приподняться на локте, прохрипел:
- Каким Богам молишься?
- Два Бога у нас, викинг. Перун-Громовержец, да сын его, Маниту-Сеятель. Не бойся. Распятому не поклоняемся. И принуждать тебя сменить своих Богов на наших, тоже не потребуем. Принесёшь клятву верности, станешь служить Державе честно, соблюдать обычаи наши, будучи в гостях – не будет тебе ни обид, ни препятствий ни в чём. Слово даю. Князя славов, Ратибора. Сейчас об ответе не тороплю. Подумай. Время есть. До утра завтрашнего. Но сразу тебе скажу – на новых местах легко не будет. Мы там только воевать закончили. И всякой нечисти вокруг много ещё водится. Так что думай, викинг – поставишь заставу, или в рудники кайлом махать пойдёшь. Утром спрошу. А сейчас – не обессудь уж. Выпустить тебя не могу. Не ровен час либо сам заразу принесёшь, либо у нас лихоманку подцепишь. Так что побудь здесь со своими людьми. Накормят вас тут прямо. А вечером и баньку устроят. Договорились?
Выпрямился, махнул рукой своим воинам, те сразу стали снимать оковы с пленников.
- Насчёт девочки своей не волнуйся. Как в себя придёт – так ко всем и доставят. А сейчас ставьте шатры для ночёвки, да прочее имущество получайте…
…Прочего было много. Лёгкие одежды, мужские и женские из невиданной ткани. Обувь. Тоже лёгкая, куда как больше подходящая здешнему климату, чем тёплые сапоги норгов. Принесли и гребешки-чесалки, и прочую ерунду. Женщинам иголки да нитки дали, чтобы подогнали по себе всё. Те сидели кружками, шили. Мужчины ставили большие, на полсотни человек сразу, квадратные шатры. Славы ушли на трибуны, окружавшие арену. В суету не вмешивались, и северяне, косясь на тех, вполголоса переговаривались, решая, что им делать. Впрочем, особого выбора не было. Либо рабство до конца дней, либо свобода, но зато под постоянной угрозой нападения… Как говорится, хрен редьки не слаще… Свен всю ночь просидел в раздумьях, но так ничего и не смог выбрать… Хотя баню славы действительно устроили. Не такую как у них, на Родине, но тоже жаркую и хорошую. А когда викинг смог снять пропотевшую одежду, да улечься на мягкой раме с верёвочной сеткой, прикрытой толстым одеялом, вообще блаженство было. Да только ни сытная еда, ни новая одежда тревоги унять за будущее северян так и не смогли. Поутру вновь явился князь, только был он против вчерашнего куда более хмур. Поздоровался на свой манер, приложив ладонь к сердцу. Предложил присесть на принесённый воинами табурет. Сам напротив устроился. Свен было рот открыл, да тот его жестом остановил:
- Плохо дело, викинг. С девочкой твоей, Даллой. Да и с вами со всеми…
Вздохнул, потом пояснил напрягшемуся норгу:
- Лекари мои говорят – не сможете вы там, куда я хотел вас послать, жить. Слишком жарко для вас там. Климат не подходящий. Посему – снимаю я своё предложение. А жаль…
- Значит, рудники?
Упавшим голосом спросил Свен, но Ратибор улыбнулся:
- Зачем так сразу? Есть другое предложение. Раз вы люди к холоду привычные – отправим вас туда, где попрохладнее. Старое место, где вы хотели град ставить, устраивает?
Норвежец сразу повеселел:
- Конечно!
- Тогда договорились. Места там рыбные, а вы, вроде бы, рыболовы знатные. Станете в Державу рыбу морскую поставлять, взамен всё, что потребуется, получите. Лодьи ваши я вам верну, разумеется. И с обустройством помогу. Только давай договоримся сразу – не обижай народ, что вокруг живёт. Все, кто края эти населяет – под рукой Державы нашей ходят. А Закон у нас строгий. И один для всех. Торговать можете здесь, в Торжке-граде. Здесь же и покупать станете то, что вам потребно. Насчёт прочего – слова своего нарушать не стану. Помогу. Только вот сажать там ничего вы путного не сможете. Да здесь зерно и мука куда как дешевле. Сдавать улов же свой сможете в казну. Она и рассчитываться с вами станет, пока не освоитесь. По справедливости. А как язык выучите наш, да обычаи освоите – сможете спокойно и путешествовать по государству нашему, и иные места посмотреть. Земля наша велика и обильна, и порядок на ней един. Люди живут разных родов, разных цветов кожи, разных народов по происхождению. Но все они – Славы. Единое племя. Единая кровь. Помни это, и будешь жить спокойно и сытно. Так как?
- Согласен, конунг!
- Отлично. А сейчас – слушай внимательно. Придёт скоро парень давешний, что со мной был. Пойдёшь с ним на рынок. Присмотришь, что тебе понадобится на новом месте. И особенно, для того, чтобы рыбные промыслы организовать. Это для тебя главное. В нашей державе нахлебников не держат. Так что, учитывай. Вижу, что не больно то тебе по нутру такое занятие…
- Воины мы, конунг…
- Да никудышные из вас вояки, вождь, если честно. Не сочти за оскорбление, но коли ты от одного удара едва в Вальхаллу вашу не ушёл – то какие из вас воины? Учиться вам и учиться ещё! И очень долго. Посему…
Сделал короткую паузу, продолжил:
- Юношей и девушек до шестнадцати лет на зиму забирать станем. Закон у нас – всяк должен быть грамоте обучен. Зиму пусть учатся. Не обидят их. Слово даю. А весной – назад, к вам. Детей же с шести лет забираем на учёбу. Ну, да думаю, к тому времени, когда такие у вас появятся, мы уже и школу у вас построим, если, конечно, дров не наломаете. И учти – мы здесь на своей земле. Знаем её. Так что лучше помни всегда одно – мир, оно лучше, чем война. Так что лови рыбу, викинг. И пусть твой народ множится. Пока не могу я вас к мечу приставить, не обессудь. А вот молодёжь будущая…
Чуть помолчал, поднимаясь со своего кресла, добавил:
- Хотел бы я, чтобы ей зелья огненного нюхать не пришлось. Да только вряд ли…
Глава 7.
- Княже, Брендан прибыл. Срочно тебя просится увидеть.
Ратибор недовольно оторвался от чтения груды свитков, лежащих на столе – дела Державы требовали постоянного внимания. Вздохнул:
- Ладно. Зови, раз такое дело…
В конце концов, и передохнуть надо. От чтения документов уже голова кругом идёт. А Малх наверняка чего то интересное приволок. За дверями послышался шум голосов, потом ввалился сам махинник:
- Дозволь челом бить, княже!
Князь помрачнел – уж больно не похож был на себя изобретатель. Весь какой то…
- Что опять натворил, выкладывай.
Тот шагнул к столу:
- Жениться хочу, княже…
- Так в чём проблема? Женись. Зачем тебе моё благословение?
Малх стал бледный, словно рубашка, в которую был одет, и вдруг рухнул на колени:
- Прости, княже. Вина моя безмерна, но не смог я тогда…
- Да не тяни ты ежа за хвост, рассказывай, что вновь учудил?!
Махинник поднялся и, понурив голову, начал свой рассказ… Оно конечно, приказ был людоедов истреблять. Да только вот… Когда махинник в войсках был, проверял, как его огнебои большие работают, после взятия одного из градов майя, Таленке, он, прихватив новую ручницу бродил по развалинам, осматривая разрушения. И нарвался на свою беду… В бедном квартале заметил под мусором руку торчащую. Детскую. И не смог мимо пройти… Откинул бревно, другое, разгрёб прелые листья, и вытащил на свет… Девочку двенадцати лет от роду… Только вот странной она была. На людоедов не похожа. Кожа светлая, зубы не дырявые, и волосы прямые. Да и в ушах ничего похожего на серьги уродливые тоже не было. Словно дева из чистых славов тот ребёнок был… Да следов побоев на ней видимо-невидимо. Еле вздымалась плоская пока грудь у подростка, но ещё дышала она. Навёл было Малх на неё ручницу, да Боги миловали – открыла она глаза свои, и обомлел махинник, были они у неё цвета синего, как озёра Великие… А девочка вдруг заулыбалась при виде изобретателя, руку попыталась поднять, что-то сказать… Да вновь сознание потеряла. Дрогнуло сердце мужское. Стукнуло чаще… Таясь ото всех, принёс её в лагерь, накрыв пончо, положил в повозку свою, благо ехал с учеником одним, к которому благоволил, наследником в ремесле своим считая. Тот никому ничего не сказал, и знанием тайны в корыстных целях не воспользовался… Еле выходил махинник девочку неизвестного племени. Но на ноги поставил. Когда вернулся – сказал её всем сиротой, мол, удочерить пожелал. Да в доме своём и оставил… Время шло, росла девица. Война к концу шла. Незаметно пять лет пролетело. Выучилась она славянской молве на диво, да сама красавицей, каких мало было, выросла. Кто не знал – считал её от роду своей. А кто знал – и разницы не видел. Так вот дни летели… Уже девица первую кровь уронила, взрослой стала… А там и… Словом, на сносях она. Шесть месяцев уже, как ходит, дитя Бренданово вынашивая. И решился Малх испросить позволения князя помиловать девицу, и себе и ей благословение…
- Да ты с ума сошёл?! Не думаешь, что творишь? Да я тебя…
Ратибор бушевал, метая громы и молнии, но махинник стоял на своём – мне без неё жизнь не мила, да и не из людоедов она! А совсем другого роду племени, что много южнее живёт! Украли её совсем ребёнком, и так вот выменивали и выменивали, пока она в Таленке не оказалась… Устав ругаться, князь совсем другим тоном произнёс:
- Покажи хоть, какая она?
- Сейчас, княже! Ждёт Иара за дверями!
Просиял махинник и выскочил наружу… Ратибор ожидал всякого, но не такого… Стройная, словно лань, длинноногая, с действительно голубыми глазами, с ровным прямым носиком, и красивого рисунка пухлыми губами… Но самое поразительное – она была практически белокожей… И если бы не чёрные, словно смола волосы, от славянки её было бы не отличить… Девушка смущённо улыбнулась, попыталась поклониться было, но князь успел махнуть рукой, останавливая беременную:
- Не надо!
Та замерла на месте, заливаясь румянцем, а сидящий за столом Ратибор с удивлением рассматривал красавицу… Наконец махнул рукой:
- Идите… Оба… Даю вам разрешение своё. Можете жениться, если уж у вас горит…
Те взялись за руки, шагнули к двери, и тут Ратибор окликнул:
- А откуда же ты родом, девица красная?
Та обернулась, заливаясь вновь краской, и певучим голосом произнесла:
- Не всё помню… Много времени прошло… Город наш в горах находится… На берегу большого озера… А зовётся наш народ – пукина… На город, где мы жили, напали люди копья, и жители бежали… Спасаясь… Так меня взяли в плен…
- Родную речь помнишь, девушка?
Та слабо кивнула:
- Помню, но плохо.
- Ничего страшного. Малх, пусть она всё, что ещё не забыла, на пергамент напишет, да жрецам отдаст…
Тот кивнул, тут же забыв о просьбе друга – он уже праздновал свадьбу…
…Проводив Малха и его нареченную, Ратибор долго смотрел в окно на двор – там отроки весело перешучивались с девицами-портомойками, потом вновь уставился на свиток, вздохнул – уж тридцать пять ему годков минуло. А всё один… Вроде и девиц вокруг много, и глазки строят, да всё некогда. Эх, предки-предки! Какие жёны вам доставались! Сказки про них в народе до сих пор ходят… А я всё бобылём, да бобылём. Никак руки не доходят семьёй обзавестись. Товарищи всю плешь проели – женись, да женись. У всех уже семеро по лавкам. Вот и махинник наш хитромудрый от своих механизмов хитрых оторвался, да нашёл своё счастье. А я… А что – я? Да ничего. Но Малх мне идею подал. Раз где-то там на юге белые люди живут, значит, искать их надобно. Да и Новый океан неисследованный стоит. Посему – быть следующему! Подвинул к себе чистый лист пергамента, обмакнул в чернила из большой морской страхолюдины стальное перо, чётким почерком вывел: