- Не "когда", а "если", - поправил полковника Перетрусов. - Уж поверьте мне - этим вашим "когда" еще и не пахнет совсем. Все еще тыщу раз поменяться может. Двадцать пять тыщ золотом!
- Наглый ты, душегуб. Молодой, красивый - и наглый. Подумай сам - разве в твоем положении можно условия ставить? Гляди - Белоножкин шашку даже не вытирает, потому что условия твои мы принимать не будем.
- Воля ваша, конечно. Но потом на себя пеняйте. Человечек мой не только за Чепаем в оба смотрит, но и за всей станицей. Увидит незнакомых людей, перепугается, шум поднимет...
Бородин долго сверлил недоверчивым взглядом красивые глаза Перетрусова, да так и не понял - блефует он или говорит правду.
- Добро, - сказал он, решив, что делать дальше. - Подхорунжий, снимите этого негодяя с крюка и залейте ему палец йодом. Под ваш личный контроль возьмете с собой в ударную группу, пусть указывает путь. Как только попытается обмануть или поставить новые условия - убить на месте.
Белоножкин аккуратно потянул за узел, и веревка будто сама собой распустилась, освободив пленника.
- Ох, спасибо, господа хорошие. Коли не обманете - не пожалеете, что со мной связались, а не с этим упырем, - Перетрусов беззлобно пнул тело. - Ну что, по коням?
Бородин покачал головой. Послал ведь Господь союзничка... или не Господь послал, а черт подсунул?
Думать на эту тему не хотелось. Допрос и очная ставка и так слишком затянулись, уже пятнадцать минут назад надо было начинать главную фазу операции.
Казаки были готовы. Накрапывал дождь, свистел ветер. Если мерить стратегическими и тактическими мерками, погода как нельзя лучше подходила для штурма. Караулить в такую промозглую ночь никому не хочется, все стараются спрятаться под крышу, желательно - с печкой. А диверсанту дождь не даст ни заснуть, ни расслабиться - в шуршании дождя легко можно пропустить посторонний звук. Так что сам Бог на стороне отряда.
Выехав перед строем, Бородин сказал:
- Знаю, что каждый из вас молится сейчас об успехе нашей миссии, о сохранении жизни соратникам, о лютой смерти врагу. Хочу просить вас о том, о чем не просил никогда и никогда больше не попрошу. Лбищенск - станица богатая, добра у красных предостаточно. Не трогайте ничего. Отвлечетесь - вас тут же застрелят, заколют, перережут горло. У нас одна цель - освободить станицу, трофеев быть не может, за мародерство расстреляю лично. Всем все ясно?
Молчание было ответом.
- Тогда - с Богом!
Отряд разделился на две лавы и начал движение.
Через час Лбищенск возьмут в клещи. Ударная группа подхорунжего Белоножкина снимет все посты и найдет дом Чепаева.
Как только Чепаев будет взят в плен или убит, а его талисман окажется в руках у Белоножкина, в небо пустят красную сигнальную ракету. Казаки войдут в станицу сразу с двух сторон, а четыре станковых пулемета и два орудия наглухо перекроют красным пути к отступлению.
Потом останется лишь отправить сообщение в Каленый и ждать подхода основных сил. Если, конечно, они у белого движения найдутся. У полковника Бородина на этот счет были самые мрачные предчувствия.
А вот у Богдана Перетрусова настроение стало - лучше некуда. Когда живодер-полковник откусил ему полпальца, головная боль разом куда-то делась, и теперь бандит ждал, когда сможет похвастаться перед новым приятелем своим подвигом.
5 СЕНТЯБРЯ 1919 ГОДА
Лёнька
Погода после полуночи внезапно испортилась. Мало того что холодный северный ветер пробирал насквозь, так он еще нагнал туч, которые скрыли луну, и в станице стало темно, хоть глаз выколи. Затем и дождь начал накрапывать.
Тупик за сортирами и впрямь оказался самым лучшим местом, где можно было спокойно ждать и не опасаться, что кто-нибудь нагрянет. Пахло здесь, конечно, не сиренью, но по сравнению с вонью, в которой Лёнька недавно пролежал полдня, было приятно и свежо.
Лёнька, забившись в лопухи и крапиву, даже умудрился заснуть. Правда, не сразу. Петух, которого сдал на хранение Перетрусов, неприятно зудел в кулаке. Так бывает, когда поймаешь по весне хруща, спрячешь в потной ладошке, а он там скребет своими жесткими крючковатыми лапками. Становится и щекотно, и слегка противно, а все равно жука не отпускаешь.
Только петух был еще и холодный. Рука начала мерзнуть едва ли не сразу, как Перетрусов ускакал в степь.
Как ни странно, насчет свойств талисмана он не обманул. Путь от тифозной ямы до сортирного тупика Лёнька преодолел быстро и без приключений, вовремя скрываясь в кустах или изображая мочащегося у забора красноармейца. Он не вызвал подозрений ни у одного патруля, ни у одного станичника.
В голове будто кто-то проснулся, кто-то знакомый и привычный, вроде внутреннего голоса, который и раньше подсказывал, что делать, но только Лёнька не особенно к нему прислушивался, потому что голос был робкий и неуверенный.
С петухом голос не только осмелел, но даже обнаглел и прямо-таки приказывал, что надо делать. Ослушаться его не хотелось. Кто его знает, ослушаешься - и сам от себя в ухо получишь. Вон как крепко кулак сжался, того и гляди - врежет.
Чувство это Лёньке не понравилось, поэтому, когда он спрятался в лопухах и внутренний голос сказал, что все отлично, Лёнька торопливо переложил петуха в карман гимнастерки.
В ожидании Перетрусова Лёнька пригрелся и заснул. Разбудил его внезапно начавшийся дождь.
Он открыл глаза, кругом было темно, холодно и сыро, капли дождя барабанили по крышам сараев и нужников, стекали за воротник и шуршали по листьям. В темноте постоянно чудились чьи-то шаги.
Лёнька даже не мог понять, который час, потому что луны на небе не было. В панике он потянулся к перетрусовскому талисману, отвернул клапан кармана и вытянул петуха за шнурок.
Холод в ладони окончательно разбудили Лёньку. Робкий внутренний голос, испугавшийся дождя, темноты и потери во времени, под действием талисмана вновь осмелел и нашел ответы на все вопросы. Судя по тому, как намокла земля, как шумит ветер в трубах и дрожат листья, сейчас не больше часа ночи. Скоро появится Перетрусов.
Лёнька нахохлился и принялся ждать. Но чем больше ждал, тем тревожнее становился внутренний голос. Перетрусов - бандит, он мог что-нибудь не то натворить без своего петуха и тогда... тогда дело плохо.
На всякий случай Лёнька выждал еще полчаса, но условного свиста в ночи не прозвучало. Стало понятно: Перетрусов либо сбежал, либо погиб. Это значило, что теперь все зависело только от Лёньки.
Петух подсказывал лишь одно - спускаться к реке, хватать первую попавшуюся лодку и плыть отсюда, покуда весла не сотрутся.
- Железяка хренова, - плюнул Лёнька и положил петуха обратно в карман.
Надо поднимать тревогу. Нужно идти в казарму к курсантам - они в первую очередь пострадают от нападения.
Еще днем Лёнька приметил висящую на цепи рельсу, бой в которую, скорее всего, означал пожар.
Сейчас он дойдет до рельсы и начнет в нее дубасить. Поднимется такая тревога, что любо-дорого. Все проснутся.
Аккуратно, чтобы не поскользнуться, Лёнька начал выбираться из своего убежища.
На улице не было слышно ни чавканья шагов по грязи, ни конского храпа или фырканья, собаки не лаяли. Ночь была совсем глуха и слепа, и Лёнька, стоящий на краю площади, никому не был нужен. Даже свет в штабе не горел. Похоже, несмотря на приказ Чепаева, все расслабились, почувствовав вольницу.
Хлюпая по лужам, Лёнька пошел туда, где, по его мнению, находилась казарма, но шагов через сто уперся в забор. Лёнька принял влево и тоже уткнулся в мокрые доски. Лёнька запаниковал и побрел в обратную сторону, но опять поперек пути встал забор.
Черт, только заблудиться не хватало в такое время.
- Эй, люди, есть кто-нибудь? - позвал Лёнька тихо.
Молчание.
- Эй, живая душа, отзовись! - сказал он чуть громче.
Вновь никакого ответа.
Скоро он орал так, будто его резали.
- Люди! Я здесь! Эге-гей! Помогите! Товарищи!
Хоть бы кто отозвался. Только дождь, как назло,
усилился.
- Ay! Мать вашу, да помогите же мне, куда вы все пропали?!
- Чего орешь, египетский хлопок?
Этот спокойный оклик в ватной тишине напугал Лёньку сильнее, чем мог бы напугать взрыв или выстрел.
В лицо ударил сноп света от электрического фонарика, и тот же спокойный голос спросил:
- Кто такой? Почему не в казарме, египетский хлопок? Чего вынюхиваешь?
- Товарищи, слава богу, вы пришли, - Лёнька пошел было навстречу свету, но щелкнул затвор трехлинейки.
- Стой, где стоишь. Кто такой, спрашиваю? - повторил Египетский Хлопок, как окрестил его Лёнька.
А вдруг это уже белые, похолодел Лёнька. Как назло, понять этого он не мог - петух лежал в кармане гимнастерки, сосланный за панические настроения.
- Я-то... Лёнька.
- Какой еще Лёнька? Пантелеев, из третьей роты? - переспросил другой голос. - Ну-ка, документы засвети свои!
Слава богу, красные, обрадовался Лёнька и полез за пазуху, но тут же снова задрал руки вверх.
- Ты чего, египетский хлопок?
- А вдруг у меня револьвер за пазухой и я вас тут всех положу? - спросил Лёнька.
С той стороны света пошептались.
- Резонно, - похвалил Египетский Хлопок. - Давай очень медленно, двумя пальцами, чтобы я хорошо видел.
Лёнька медленно расстегнул шинель, распахнул полы и аккуратно полез левой рукой в правый карман гимнастерки, где лежала книжка красноармейца.
- Прими-ка у него документ, брат Елдырин.
Брат Елдырин, лица которого Лёнька не видел,
подошел и взял книжку.
- Сэ-е, се, мэ-е, ме, нэ... Семен, - прочитал вслух брат Елдырин.
Лёнька похолодел. Он и забыл, что документы у него на имя Семена Бумбараша.
- Не похоже на Лёньку, египетский хлопок. Ну-ка, чего там дальше.
- Бэ-у, бу, мэ, бум, бэ-а, ба, рэ-а, ра...
- Бумбараш? - обалдел Египетский Хлопок. - Ты где нашел документы Бумбараша, египетский хлопок?! Елдырин, ну-ка, дай ему промеж рог!
Началась потасовка. Брат Елдырин, по всей видимости, здоровенный детина, заслонил Лёньку от Египетского Хлопка. Лёнька оказался в тени и получил небольшую фору в маневре и защите. Он скинул с себя шинель, набросил на голову брату Елдырину. Елдырин запаниковал, начал махать руками куда ни попадя.
Египетский Хлопок орал, чтобы Елдырин ушел в сторону. Лёнька, слегка пригнувшись, приблизился к противнику и пару раз болезненно ударил детину под ребра. Тут бы Лёньке отступить и подождать, пока противник окончательно запутается в шинели, но он захотел добить этот ходячий шкаф и оказался неправ, потому что шкаф решил, что если не может попасть кулаком, то проще будет упасть на обидчика, и накрыл Лёньку своей огромной тушей.
Митяй
Лёньку, побитого и вымокшего, доставили в караулку, расположившуюся в хлеву. Несмотря на большой размер помещения и гуляющий по нему ветер, здесь было гораздо теплее, чем на улице. Из освещения в караулке имелся только масленый светильник, сделанный из гильзы снаряда с расплющенной горловиной.
- Кого привел, Очумелов? - спросил красноармеец, гревший руки о коптящее пламя.
- Да вот, египетский хлопок, шастал тут. Никогда такого не встречал. И знаешь, Митяй, чьи у него документы? Семки Бумбараша, египетский хлопок! Помнишь, который пропал месяц назад? Я думал, может, сбежал, он шибко по дому тосковал. А вот, оказывается,не сбежалвовсе, а эта тварь, египетский хлопок, наверное, убила Семку и форму себе забрала! Даже документы не выбросила!
- Кто такой? - спросил Митяй, видимо, главный в карауле.
- Лёнька, - сказал Лёнька. - Времени сколько сейчас?
- Что, торопишься куда-то? - Митяй взял светильник и поднес его к самому лицу задержанного. - Да, на Бумбараша не похож.
- Я не Бумбараш, я Лёнька, Пантелкин.
- Не Пантелкин, а Пантелеев, - вмешался брат Елдырин.
- Почему Пантелеев? - удивился Митяй. - Ты его знаешь, что ли?
- Знаю. Он в третьей роте служит, - ответил Елдырин.
Очумелов раздраженно перебил его:
- Да не слушай ты его, Митяй, голова меньше болеть будет. У Елдырина земляк в третьей роте, Лёнька Пантелеев, а этот - другой, не Пантелеев.
- Да как не Пантелеев? - опять возмутился Елдырин, и Митяй со вздохом приказал ему заткнуться.
Лёньку от тепла разморило. Глаза стали открываться и закрываться с большим интервалом, коптящий светильник навевал какие-то совершенно невоенные мысли.
- Так, Очумелов, у вас еще два часа патрулирования, - сказал Митяй. - Живо пошли и поймали мне еще кого-нибудь. Я пока с этим разберусь.
Пререкаясь из-за Лёньки - то ли Пантелеева, то ли Пантелкина, - Очумелов с Елдыриным ушли в ночь.
- Так откуда ты здесь взялся, Пантелкин? - спросил Митяй. - Да не клюй носом, а то отрежу!
Грубый окрик вернул засыпающего Лёньку к реальности.
- Из Тихвина.
- Это где такое?
- Под Новгородом.
- Здесь как оказался?
Цепь событий, в результате которых Лёнька оказался в Лбищенске, виделась ему сейчас такой запутанной и надуманной, что он решил не мутить воду и ответил коротко:
- Я шпион белоказаков.
- О как! - Митяй крякнул от неожиданности. - Прямо самый настоящий шпион?
- Ага. Сколько сейчас времени?
- Да что тебе сдалось это время? - рассердился Митяй. - Надо будет - еще до рассвета расстреляем. У нас со шпионами строго. И чего шпионишь?
- Про это я только Чепаеву расскажу.
Митяй рассмеялся:
- А ты забавный, шпион Пантелкин. Не слыхал я еще, чтобы белоказаки себя белоказаками называли.
- Товарищ Митяй, не томи, скажи, который час, не то поздно будет!
- Что поздно будет?
- Чепая погубить хотят, тревогу поднимать надо.
- Что ты несешь, шпион? - обалдел Митяй.
- Чепая предали, и скоро сюда придут казаки и всех вас вырежут к чертовой матери! - заорал Лёнька. - Не веришь - не верь, но сведи меня к Чепаю, пускай он сам решит, вру я или нет!
Митяй испугался, занервничал. Арестованный имел при себе документы пропавшего без вести красноармейца, и доверия к нему не было никакого. Но страсть и убежденность, с которой он говорил о заговоре, не могли оставить равнодушным. Митяй решил рискнуть.
- Но смотри у меня, шпион Пантелкин, быстрее меня никто из револьвера не стреляет. Попробуешь убежать или финт выкинуть - мозги провентилирую, даже "мама" сказать не успеешь.
Митяй накрыл коптилку консервной банкой:
- На выход.
- А где выход? Не видно ж ни рожна.
- Два шага вперед, поворот налево - дальше прямо.
Послышался звук взводимого курка. Лёнька зажмурился и сделал так, как велел Митяй.
Чепаевец безошибочно ориентировался в темноте. Он вел Лёньку сквозь ночь и дождь, постоянно предупреждая, где прыгнуть, где обойти, где пригнуться, и они довольно быстро дошли до большой избы, окна в которой светились бледным оранжевым светом.
- Вот, - сказал Митяй, - здесь Чепай живет.
- Не спит, что ли?
- У него всегда свет теплится. Это вроде как знак у него такой - заходи, когда захочешь, всегда жду.
- Так что, стучим?
- Какое - стучим! Сразу пойдем.
Они вытерли ноги о положенную на ступеньки мешковину и вошли в избу.
- Василий Иванович, извини, что поздно, - громко сказал Митяй. - Я тут к тебе шпиона белоказаков привел.
В углу избы с койки вскочил взъерошенный человек с наганом в руке. Тут же прочь метнулся здоровенный котяра с голубым и зеленым глазами. Человек обматерил животное и непонимающим взглядом уставился на гостей:
- Чего? Где? Петька?
- Василий Иваныч, это я!
- Митяй? Ты охренел, любись оно конем, посмотри - половина третьего ночи!
- Так я ж шпиона привел!
- Шпиона?!
Глаза Чепаева, только что спросонья узкие, распахнулись.
- Где ты его взял, такого молоденького?
- Очумелов с Елдыриным привели.
Чепаев потянулся, положил наган на подушку и начал натягивать галифе.
- Ну, рассказывай, шпион, зачем пожаловал. И лучше тебе по делу говорить, потому что я,если раньше просыпаюсь, шибко злой.
Лёнька стоял перед начдивом и не знал, с чего начать. То есть сказать-то было что, но вот так оказаться лицом к лицу с легендой...
- Товарищ Чепаев.
- Если ты шпион, никаких "товарищей", только "гражданин", - оборвал Лёньку Чепай.
- Я не шпион.
- Как не шпион? Митяй говорит - шпион, а он врать не будет.
- Да дайте вы мне уже сказать! - заорал Лёнька. - Сейчас здесь будут белые, и они вас убьют!
- Белые? Сколько?
- Чуть больше тысячи, отрядом руководит полковник Бородин, ударной группой - подхорунжий Белоножкин. В отряде девять... нет, уже восемь пулеметов и два противопехотных орудия, штурм начнется в пять часов.
Обилие подробной информации впечатлило начдива. Он намотал портянки, натянул сапоги, накинул френч и начал застегиваться.
- Откуда ж ты все это знаешь, шпион? - спросил Чепаев. - Что еще расскажешь?
- У вас предатель в отряде был, товарищ Чепаев, Ночков. Он и красноармейца того убил...
- Чего?! - не поверил Митяй. - Ночков? Да не может того быть!
Но Чепаев как будто не удивился.
- Так, Митяй, сейчас берешь ноги в руки и вместе со своими оболтусами по казармам, всех в ружье, но тихо, без суеты. Хотя... это им Петька сообщит. Погоди...
Чепаев застегнулся на всепуговицы, нацепил портупею, пристегнул шашку, прошел к койке, снял с подушки револьвер и засунул в кобуру. Попытался подкрутить усы, но усов не было. С досады начдив сплюнул и нахлобучил папаху.
- Ну что, окропим красненьким? - подмигнул он Митяю.
- Окро...
Дверь распахнулась и снова захлопнулась. В избу ворвался мокрый босой парень в исподнем. Вид у него был испуганный, в правой руке он сжимал узду - с такой силой,что костяшки на пальцах превратились в белые пятна:
- Чепай, беда!
- Что такое?
Петька бросил уздечку и метнулся к керосиновой лампе. Сразу стало темно.
- Нас предали!
Бойня
Своим последним дежурством караул Фимы Бронштейна был недоволен. Красноармейцы Теплов и Сухов ругались, не переставая, и изрядно допекли старшего.
- Ты нас спросил? - говорил Сухов Бронштейну. - Если нужны были добровольцы, то это всяко не я. Крайнего нашли, что ли?
- Выходит, что нашли, - раздраженно ответил Фима. - Сам же видел - никто в караул не хочет, все будто к походу готовятся.
- А нам не надо, что ли, готовиться? - возмутился Теплов. - Я, между прочим, нынче даже не поспал.
- Я тоже! - голос Фимы стал холодным. - Я сегодня друга хоронил второй раз!
- Так какого, спрашивается, ты нас подписал на второе дежурство подряд?
- А кого еще? У меня остались только...
Два раза что-то просвистело, и Сухов с Тепловым, пытаясь достать из своих шей метательные ножи, завалились набок.
- .. .только вы, - охнул Фима.
В отличие от товарищей, Фиме достался не нож, а камень из пращи казака Усатова. Фима не мучился.
В это время Очумелов с Елдыриным шли под дождем и ожесточенно спорили.
- Дурак стоеросовый, - ругался Очумелов. - Никто не говорит, что твой Пантелеев - шпион.