Легкий стальной лафет с призматической раздвижной станиной давал орудию угол горизонтального наведения в двадцать пять градусов и пятьдесят градусов – вертикальной. Этот нюанс позволял осуществлять быстрый "маневр огнем", дающий значительное преимущество перед существующими системами. Короткий ствол, длиной всего пятнадцать калибров. Пружинно-гидравлическое противооткатное устройство. Стальные, штампованные из единого листа стали колеса с бескамерным резиновым ободом и общей стальной осью. Противопульный щит. Оптический прицел. Единый узел вертикального и горизонтального наведения. Это была не пушка, а квинтэссенция ноу-хау. Впрочем, еще не понятная широким массам артиллеристов. Фактически технологический прорыв, опережающий свое время на тридцать-сорок лет, а то и более. И за это шла немалая плата. Каждое такое орудие обходилось Александру как пятнадцать пушек Маиевского по деньгам и сорок три – по человеко-часам. Ее по факту изготавливали специалисты самой высокой квалификации практически вручную.
Дорого, долго, но, на взгляд Александра, оно того стоило. Поэтому уже 12 января 1866 года получилось отстрелять первую партию выстрелов из новой полковой пушки образца 1866 года "Ромашка". Никаких неприятных сюрпризов полигонные испытания не принесли, так как гаубичные компоненты отрабатывались уже давно, хотя и не работали устойчиво под высокими нагрузками в оригинальной гаубице, имеющей ощутимо большую отдачу. А тут, в этой "крошке", каждая деталь получилась со значительным запасом прочности. Единственным недостатком, с точки зрения современного читателя, в новом орудии было раздельнокартузное заряжание с холостыми патронами от револьвера в качестве запалов и, как следствие, поршневой затвор. Подобное решение ограничивало максимальную скорострельность на отметке шесть выстрелов в минуту. Однако для 60-х годов XIX века этот результат являлся откровением. В конце концов, шесть шестикилограммовых осколочно-фугасных снарядов, начиненных тротилом, отправляемых на дистанцию до пяти километров, никто больше не мог выдать. Имелись, конечно, новые полевые четырехфунтовые орудия Круппа, забрасывающие фугасы на четыре километра, но кроме дальности выстрела и массы гранаты, они во всем остальном уступали новым полковым орудиям Александра. Особенно по удобству эксплуатации и транспортировки.
Время поджимало, а потому после ста выстрелов, подтвердивших вполне терпимый уровень надежности, пушка была предписана к выпуску производственному предприятию "Незабудка". А на заводах "Калибр" и "Искра" заказали выстрелы со стальными осколочно-фугасными снарядами с взрывателем мгновенного действия.
Александр хотел расширить ассортимент еще и шрапнелью, но времени на наладку конструктивно сложных боеприпасов у него не было. Осколочно-фугасных бы снарядов успеть произвести в достатке, чтобы не оказаться в ситуации, аналогичной битве при Булл-Ране, когда к исходу первого дня боя оказалось, что пушкам стрелять практически нечем. Да и опыт Первой мировой войны прекрасно показал, что современники недооценивали расход боеприпасов у скорострельной артиллерии в реальном бою.
Глава 35
На третьей неделе декабря цесаревич подписал распоряжение о формировании еще шести строительных батальонов, инструкторами для обучения которых на время зимнего затишья поступали уже опытные военные строители, отработавшие ударно на Ярославской железной дороге. Тем более что Морган, по просьбе Александра, продолжал скупать в САСШ и КША всю паровую технику, которую можно было использовать впрок. То есть имелось и время на подготовку, и ресурсы, и снаряжение.
Правда, на завод "Гудок" падал просто титанический объем работы по ремонту уже имеющейся техники и приведения в порядок той, что будут ставить на баланс. По предварительным оценкам, к началу сезона 1866 года в распоряжении военно-строительной компании "Российские железные дороги" будет числиться около пятисот паровых тракторов и экскаваторов. Невероятная по тем временам концентрация механизированных средств и техники!
Но Александр ничего просто так не делал. И в этом деле планировалось, что уже в апреле, а то и в марте 1866 года вся эта механизированная армада рванет в едином порыве строить железнодорожную линию Москва-Тула-Орел-Курск-Сумы-Киев.
Ни цесаревич, ни его окружение не питали иллюзий относительно возможности в столь краткий срок развернуть железнодорожное полотно протяженностью практически в тысячу километров. Но отступать как-то…
Саша упустил этот важнейший вопрос при подготовке летом к войне с Австрией, а теперь, когда уже было не успеть, сильно переживал по этому поводу, так как снабжать корпус по разбитым грунтовкам на фургонах через полстраны – не самая трезвая мысль. Конечно, от Киева до Венгрии тоже не ближний свет, но все проще будет.
Чувство досады и понимание, что он может серьезно промахнуться из-за одной непродуманной детали, привели к тому, что де-факто Александр уже на вторую неделю проработки вопроса стал относиться к строительству этой железной дороги как к очень важной войсковой операции (кодовое название "Каменный цветок").
Был учрежден единый координационный штаб. Началась разработка плана этой сложнейшей "наступательной операции" в весьма подробных деталях. И прочее, прочее, прочее. Например, металлургический и рельсопрокатный заводы выжимали из оборудования все, что только можно было выжать. На оперативно разворачиваемые склады поступали рельсы, шпалы, фрагменты металлических ферм, крепежи, шанцевый инструмент, высококачественный уголь для паровых машин, разнообразная амуниция личного состава и прочее. Прорабатывались схемы логистики и управления. В частности, перешивать участок Москва – Тула на новую колею поручалось всего лишь одному строительному батальону, в то время как остальные на имеющихся локомотивах перебрасывались на конечный участок путей и начинали активно строить. Причем не общей волной, как на сооружении полотна Ярославской железной дороги, а куда интересней. По заранее составленным картам военно-строительные части выдвигались на позиции для выполнения поставленных перед ними задач. Например, сооружения моста, осуществление выемки грунта или вырубка леса. Конечно, везти на себе никто стальные фермы не будет, однако соорудить каменные несущие опоры и подготовить прилегающий участок берега было вполне реально.
Особую роль в этой большой авантюре играли две вещи. Во-первых, наличие военных топографических карт западной части Российской империи от 1848 года, без которых было бы просто немыслимо подготавливать "план наступления". А во-вторых, летняя поставка ста пятидесяти тонн амазонского каучука, пришедшего цесаревичу в качестве подарка от Бразильской империи. Его наличие позволило часть легких паровых тракторов "переобуть" в более интересные колеса с широким ободом, покрытым бескамерной резиновой покрышкой. А также организовать для них тележки с подобными "обутыми" резиной колесами. Смысл этой доработки сводился к тому, чтобы значительно снизить удельное давление на грунт за счет ширины обода и мягкости резиновой покрышки. Что это давало? Да ничего особенного – просто паровые трактора, которые должны были действовать в авангарде этой операции, получали достаточно высокую проходимость, позволявшую уверенно двигаться, в том числе и по мягким почвам после дождя.
Глава 36
Воистину, нет ошибок и проблем только у того, кто забивается в угол и ничего не делает! Так и Александр – крутился как сумасшедший, разрываясь между обстоятельствами и необходимостями. Впрочем, на фоне огромного количества "телодвижений" стоит упомянуть одно, довольно важное.
В ходе активной работы контрразведки и полиции выяснились многочисленные нарушения практически во всех областях, касающихся административной деятельности. Самой большой печалью стало для целого спектра московских дворян и крупных землевладельцев то, что Саша занялся приведением в порядок вопросов, связанных с имуществом (в том числе закладными и долговыми делами). Поэтому всплыло большое количество фиктивных сделок, которые незамедлительно отправлялись на рассмотрение суда с неотложным исполнением его решений.
К чему это привело? Не сложно догадаться. Армия строителей дорог серьезно увеличилась в размерах за счет еще недавно респектабельных людей, а значительное количество дворянских усадеб и владений перешло в собственность Великого княжества Московского. Плюс казну обрадовало довольно солидное поступление штрафов, так как проще было сказать, кто не провинился через хищения и махинации, чем наоборот.
Самым материальным же итогом проверок стало то, что в распоряжении Александра образовалось семьдесят восемь довольно крупных земельных участков, владельцы которых отправились строить дороги. То есть у него появились свои крестьяне (арендующие землю) и свои сельскохозяйственные угодья (обрабатываемые крестьянами-арендаторами) общей площадью порядка пятисот квадратных километров, или полтора процента всей площади княжества. Так что цесаревичу пришлось уделить свое внимание сельскому хозяйству. Не пускать же столь ценное приобретение на самотек?
Надо сказать, что Саша всячески старался быть подальше от этой области экономической деятельности, так как она ему была невероятно чуждой. Да и работы там было непочатый край, по его представлениям. Не ясно даже – с какого конца начинать, так как деревня в России по уровню своей организации мало ушла от той, какой она была тысячу лет назад.
Не было ровным счетом ничего. Ни технологий, ни селекционных баз, ни относительно современной сельскохозяйственной техники, даже прицепной для лошадей. Тишь да "благодать" вековая, поросшая паутиной. И голод. Вечный голод, который делал людей невероятно консервативными, суеверными и зашуганными.
Казалось бы, что может быть лучше русской деревни? Но если не трогать оценки наших романтиков-идеалистов, которые смотрели на нее с крыльца барского дома или вообще из проезжающей кареты, то лучше может быть все, что угодно. А главное – люди, практически "неолитяне", не умеющие ни читать, ни писать, ни считать, и живущие, нет, выживающие "по старинке", потому как больше они ничего не знают. А если добавить сюда столетия близкородственных браков, заключаемых преимущественно внутри общин, рождение детей неокрепшими женщинами подросткового возраста, сопровождаемое плохим питанием и полным отсутствием медицины, то ожидать от этих людей какого-либо "русского чуда" не приходилось.
Конечно, все это очень красиво – обожествлять русского крестьянина. Патриотично и романтично. Деревня, мухи, варенье, красивая девушка поет песню, вороша сено, крепкий мужик, засучив рукава, колет дрова с довольным видом. Идиллия просто. На практике же все было совсем по-другому. В первую очередь из-за плохого питания крестьяне славились избыточной худобой и физической слабостью. Да и профессорами с "голодухи" не становились никогда. Доходило до того, что, набрав рекрутов из деревень, в полках приходилось их тупо откармливать. Голодная жизнь, тяжелый, беспросветный труд и вечно депрессивное состояние не дают никаких иных результатов. Именно поэтому в свое время большевики сделали ставку на рабочих, куда более деятельный пласт общества в силу значительно лучшего питания и образования.
Русский крестьянин середины XIX века был, наверное, самым плохим базисом для сельского хозяйства в Европе. И дело было не в том, что он ленился или пил. Нет. Все это глупости либеральной пропаганды. Никто не ленился и никто не пил – не до того было. Как говорится, "не до жиру, быть бы живу". Да и с каких доходов крестьянам пить?
Дело заключалось в другом. Наш крестьянин той поры был невероятно религиозен и суеверен, а также совершенно необразован. Настолько, что просто не имел возможности воспринимать какие-то новые решения иначе как "на примере соседа". То есть ему надобно было своими глазами увидеть это новшество в действии "у соседа", чтобы начать его копировать. Да и то не сразу и не всей деревней. Иной раз мог и не один год пройти, прежде чем, удостоверившись в верности решения, на него переходили односельчане. Да и то, каждый такой переход напоминал лотерею с совершенно необъяснимой мистической и суеверной подоплекой причинно-следственных связей. Помимо этого, настоящей трагедией являлось то, что ценность умственного труда и образования в глазах русского крестьянина середины XIX века была ничтожна. Для селян человек, не работающий руками, казался трутнем и бездельником, слова которого не стоят и выеденного яйца.
Александр тихо обалдевал от подобной обстановки и просто не хотел в нее влезать, оставляя на откуп обстоятельствам. С кем ему там работать? Степень абсурдности в сельском хозяйстве Российской империи в сознании цесаревича перекликалась с древними маразмами. Например, общественное порицание использования тачек или повозок при транспортировке строительного материала при постройке церквей в Европе в IV–VIII веках. Считалось вообще, что любое новшество, облегчающее труд, богопротивное дело.
Саша не был русофобом и любил свою страну, но то, что творилось в ее сельском хозяйстве с благопристойным попустительством, а то и поощрением помещиков и государственной администрации, вызывало ненависть, граничащую с яростью. Не только к помещикам и служащим, но и к самим крестьянам, которые не хотели ничего другого. Они, конечно, не знали, что можно иначе, но это, в глазах Александра, их не оправдывало. Он просто не мог спокойно со всем этим работать. Все вызывало у него раздражение на грани маниакально-депрессивного психоза с острым желанием убивать.
Но нужно было что-то делать. Поэтому Саша поручил в декабре 1865 года произвести тщательную перепись населения, их имущества и земель. Что и было проведено в кратчайшие сроки.
На пятидесяти двух тысячах гектаров, которые достались в управление цесаревичу, проживало около двадцати тысяч крестьян. Из них от силы треть была дееспособна в силу возраста и здоровья. Конечно, на миллионном фоне крестьянства Великого княжества Московского эти крохи совершенно терялись, но Александру их хватало за глаза.
Что делать с ними, цесаревичу подсказало письмо от князя Голицына, который сетовал на недостаток рабочих рук, даже самых что ни на есть бездарных. Точнее нужно сказать так – Михаил Михайлович не просил у него крестьян на Дальний Восток, а оправдывался за скромные успехи. Впрочем, его жалоба оказалась очень своевременной. В сущности, она спасла этих бедных и несчастных людей от очень серьезной ломки сознания, которую первоначально планировал им устроить Саша. А тут получалось дать им шанс выплыть самим, без его пристального и предельно раздраженного участия.
Поэтому, в январе-феврале 1866 года произошла серия собраний с крестьянами, на которых цесаревич присутствовал лично. На них будущим переселенцам показывали фотографии замечательных видов Дальнего Востока, которые были сделаны либо людьми Голицына, либо еще в ходе кругосветного турне, так как Кеппен до тех мест пока не добрался. Заодно селянам много рассказывали о том, какие это прекрасные места.
Как не сложно догадаться, выбор о переезде, конечно, Александр им предоставил, но несколько специфический. Он заключался не в принципиальном вопросе, типа ехать им или нет, а только лишь в выборе места, куда им предстоит переселиться: Аляска, материковая часть Дальнего Востока и остров Цусима.
Естественно, помимо подъемных средств, каждой крестьянской семье выдавался сельскохозяйственный и строительно-бытовой инвентарь в достаточном количестве. То есть топоры, косы, пилы, серпы, вилы, струги и прочее. За все бралась расписка с обязательством в течение десяти лет выплатить цену выданного им имущества – в рассрочку и без процентов. Невелика прибыль с забитых и зашуганных людей, но Александр имел в этом вопросе принципиальную позицию – ничего бесплатно давать нельзя. Поэтому действовал по правилу: "Если ты желаешь помочь голодающему, то дай ему работу, пусть заработает свой обед". Если же ты просто так его накормишь, то он в конечном счете станет думать, что люди обязаны кормить его просто так. Что, как вы, уважаемый читатель, понимаете, не способствует желанию трудиться и выкарабкиваться из той финансовой ямы, в которую человек упал. Даже более того – он в конечном счете начнет предъявлять претензии к кормящему его добродетельному и милостивому человеку, дескать, тот мало ему дает. А оно надо нам, такое счастье?
Ситуация с переселением сложилась достаточно неоднозначная – крестьяне не знали, радоваться или горевать. Так как, с одной стороны, в сознании большинства переселение в Сибирь и далее означало ссылку и прочие формы наказания. А с другой стороны, гарантом выступал наследник империи, да не просто выступал, а давал денег и имущество, что можно было рассматривать как награждение или поощрение. Это не считая земель. Московским крестьянским общинам такие наделы и не снились.
Для валовой переброски населения за один заход Александр уже в феврале 1866 года зафрахтовал значительное количество судов торгового флота Конфедерации. Смешно сказать, но из-за острого недостатка заказов частники этой североамериканской страны откровенно боролись за право выполнить размещенный Сашей заказ. Тем более что в их глазах он был человеком надежным и всегда исправно оплачивающим свои заказы, без хитрости и лукавства. Поэтому условия, на которых морем должны были переправиться двадцать тысяч крестьян с частью движимого имущества и частью живности, были очень мягкими. Хотя, конечно, цесаревичу это переселение "влетело в копеечку". Он только подъемных должен был заплатить без малого двести тысяч рублей. А общая "цена вопроса" составила три с половиной миллиона серебром.
Впрочем, никаких особенных неожиданностей для цесаревича цена не представляла, так как он понимал, что переброска такого количества людей с имуществом практически на другой конец планеты в такие сроки дешево стоить и не может. А вот император, после того как Саша рассказал ему о своей затее, пришел в ярость и назвал цесаревича сумасшедшим. В августейшей голове просто не укладывалась мысль о том, чтобы потратить на столь незначительную группу крестьян такие огромные деньги! Да и ради чего? Он подобного не понимал, не одобрял и не желал с этим связываться.
Итогом непростых споров стало то, что Александру пришлось выставить свою затею как прихоть и чуть ли не "слезно просить Его Императорское Величество дать благословление на столь глупую мальчишескую шалость своего сына". После чего император, конечно, уступил. Тем более что все расходы брал на себя Саша. И даже более того – обязался оплатить все налоги, от которых цесаревич освобождал своей волей переселяемых крестьян. То есть казна не только не теряла ни копейки, но и даже приобретала.